Как оказалось, нас ждали лишь сухие, официальные строки. Пришлось пробираться сквозь ворох холодных канцеляризмов, чтобы наконец наткнуться на пугающую новость: ведьмы по имени Радана Фенврал больше нет. Нам не стоит ждать её возвращения. Не будет больше тёплых слов, мудрых советов, внимательных взглядов, полных понимания, — не останется и ощущения, что рядом есть тот, кто умеет читать души.
Вместо внятных объяснений — только холодные формулировки: «обнаружено тело», «обстоятельства будут выясняться». И всё. Человека больше нет. Я ведь едва успела познакомиться с ней, но даже этого было достаточно, чтобы понять: Радана была настоящим человеком, добрым и удивительно живым. От осознания потери стало ещё больнее. Похоже, слишком хорошим людям не дано задерживаться рядом надолго.
В голове вспыхнули вопросы: почему? за что? как такое возможно? Я ведь почти ничего не знала о магии и жизни ведьм, но почему-то была уверена — такую женщину не так-то просто одолеть.
Следующая строчка в письме оказалась ответом — но облегчения не принесла:
«Пока предположительной причиной смерти женщины является нападение дикого животного».
Сначала возникло недоумение — что-то не сходилось, казалось невозможным. А затем накатила волна пустоты и тревоги.
Я посмотрела на Кияру. В отличие от меня, она знала ведьму с детства — именно Радана вырастила её, стала ей матерью. Теперь по щекам девушки беззвучно катились слёзы, оставляя мокрые дорожки на лице.
— Это возможно? — прошептала я, еле слышно.
— Я не верю, — дрожащим голосом ответила Кияра. — Не могло такого быть… Не могло…
В её словах звучала такая отчаянная уверенность, будто она пыталась убедить не только меня, но и саму себя, и весь мир: этого просто не могло произойти. Я её понимала. Будто опора, которая ещё вчера казалась нерушимой, вдруг исчезла. Хотелось разрыдаться, смять это холодное письмо, разорвать его на кусочки — будто так можно что-то изменить.
Но оставалась ещё непрочитанная часть письма. Я боялась — вдруг там ещё одна потеря, ещё одна боль? Я и с этой новостью не знала, что делать. Что будет с приютом? С детьми? Кто позаботится о них? Казалось, никому, кроме нас, нет до этого дела.
А, может быть, этим займётся сын ведьмы? Я даже не знала, есть ли у него желание, силы, право.
Оказалось, Радана оставила завещание. Оно было написано буквально накануне. Всё своё имущество она передавала женщине по имени Джорджиана Рауз.
Только спустя несколько секунд до меня дошло: это ведь я. В голове не укладывалось — какая-то нелепость, бессмыслица.
Я почувствовала, как взгляд Кияры буквально сверлит меня. Алия тоже не сводила с меня глаз: в её взгляде смешались злость и боль. Мне даже показалось — или это только моё воображение? — что и Кияра смотрит на меня с недобрым подозрением. Я бы тоже удивилась, если бы чужой человек, едва появившийся в доме, вдруг стал наследницей всего. Тем более — тем, кого видели всего два раза в жизни.
— Почему ты? — не выдержала Алия. В её голосе звенела обида. — Почему не Кияра?
— Я не знаю, — выдохнула я, ощущая, как пересохло во рту.
Я понимала: Алия могла бы спросить и о себе. Она старше, она знает о приюте гораздо больше меня.
— Может, это связано с магией, — неуверенно предположила я, надеясь, что хоть это объяснит ситуацию.
Алия только резко фыркнула.
— А ты много знаешь о магии? — спросила Кияра.
В её голосе звучала надежда — будто если я вдруг окажусь настоящей ведьмой, всё встанет на свои места.
— Тогда всё логично, — чуть тише добавила она. — Радана завещала дом тебе. Значит, ты сможешь продолжить её дело?
Она умолкла, давая мне возможность ответить.
— Я мало знаю о магии, — честно призналась я. — Но кое-какой дар у меня есть, и кое-что я умею.
Мой голос, наверное, звучал увереннее, чем я себя чувствовала. Я заметила разочарование на лицах обеих женщин — и понимала их, ведь то же разочарование сейчас жгло и меня изнутри.
— А ещё ты вполне можешь продать этот дом и уехать куда угодно, — холодно бросила Алия. — В конце концов, кто тебе эти дети? Кому они вообще нужны?
Я увидела, как Кияра вздрогнула. Неужели она и вправду думает, что я могу бросить их?
— Одного из этих детей я сама сюда привела, и нас обеих Радана приняла, — твёрдо сказала я. — Я никого не собираюсь бросать.
Я не была уверена, что Алия мне поверила. Но, по крайней мере, она больше не спорила.
— Я тоже в шоке, как и вы, — продолжила я, стараясь говорить чётко. — Но сейчас нам нужно собраться, подумать, как рассказать детям, и сделать всё, чтобы приют продолжал жить. А потом — разобраться, что же на самом деле случилось с Раданой.
Кияра, всё ещё сжимая письмо, вдруг заговорила глухим голосом:
— В завещании Радана написала, что тебе надо передать кое-какие слова…
— Какие? — спросила я, чувствуя, как сердце сжимается в тревожном ожидании.
Кто знает, какими могут быть эти слова. Лично мне ужасно хотелось получить хоть какие-то ответы — понять, что происходит, что делать дальше. Может быть, мне бы пригодился совет: как вести себя или просто поддержка, взгляд со стороны. А лучше всего — конкретная, подробная инструкция, где расписано по шагам: «Сделай раз, два, три — и всё наладится».
— Она просила беречь детей. Приложить все силы, чтобы их защитить, — коротко ответила Кияра, но в её голосе, обычно спокойном и невозмутимом, я уловила слабую дрожь.
Я задумчиво провела пальцами по столу, размышляя: неужели кому-то действительно могло прийти в голову причинить вред этим детям? Или, может быть, кто-то уже пытался это сделать? В памяти всплывали тревожные истории, слышанные ещё в детстве, о похищениях и нападениях.
— Кто-нибудь пытался похищать детей? Или нападал на них? — спросила я, осторожно выбирая слова, чтобы не напугать собеседниц ещё сильнее.
Кияра медленно покачала головой. Алия тихо вздохнула и опустила взгляд, будто вспоминая что-то тяжёлое.
— Нет, никогда ничего подобного не было, — наконец ответила Алия, её голос звучал почти шёпотом. — На самом деле, они никому не нужны, кроме нас...
В этих словах были и усталость, и горечь.
— Только однажды кто-то спросил про Тишу, — добавила она после короткой паузы.
Имя не отозвалось в моей памяти. Я ещё слишком мало знала обитателей приюта, не успела толком познакомиться с каждым.
— Она у нас настоящая красавица, — грустно улыбнулась Алия, и в этой улыбке сквозили и гордость, и тревога. — Но хозяйке дома удовольствий хватило узнать, откуда она, чтобы тут же потерять всякий интерес. Слава всем богам — иначе всё могло бы закончиться гораздо хуже.
— Действительно, к лучшему, — тихо согласилась я, чувствуя лёгкое облегчение, но и тревогу: а что, если в следующий раз повезёт меньше?
Я мысленно поклялась себе, что сделаю всё возможное, чтобы дети, доверенные мне, были в безопасности, чтобы никто не смог причинить им вред. Я не только обязана была защитить их — я хотела, чтобы у каждого из них был шанс на счастливую жизнь, неважно, как долго мне придётся к этому идти. Пусть я пока не знала, с чего начать — главное, не сдаваться, а действовать шаг за шагом.
— Я слышала, что дети шепчутся между собой... Будто бы кто-то из них мог бы пригодиться на ингредиенты для зелий, — осторожно озвучила я самую мерзкую мысль, которая мучила меня со дня приезда.
Говорить это было отвратительно. Даже думать об этом — словно прикасаться к чему-то липкому и тёмному.
— Раньше считали, что части тела оборотня, особенно сердце, могут быть ценным ингредиентом, — уверенно сказала Кияра, её глаза на мгновение вспыхнули яростью. — Но потом было доказано, что это всего лишь предрассудки. Хотя, если честно, я не уверена, что все в это до сих пор верят.
Я глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки, когда вдруг услышала знакомый звон — шкатулка на столе вновь завибрировала. В этот раз никто не спешил к ней, поэтому я сама встала и подошла к шкатулке. Держа в руках тяжёлую крышку, я почувствовала, как в груди сжалось — словно сейчас, открыв её, я получу весть, которая изменит всё.
— В ближайшие дни меня ждут в мэрии для оформления документов, — сказала я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — А ещё... нужно будет заняться организацией похорон.
Кияра и Алия переглянулись, и вдруг обе всхлипнули — тихо, почти незаметно, но я услышала, как в комнате стало ещё тише, будто даже стены сопереживали нашему горю.
— Надо будет сказать детям, — выдохнула Кияра, теребя край рукава. — Только не представляю, как они это переживут. Думаю, они уже что-то чувствуют, но боятся спросить.
— Думаю, лучше чуть позже им сообщить, — осторожно предложила я. — Сейчас я бы предпочла занять их чем-нибудь, чтобы и им, и нам было проще подумать, собраться.
Я кивнула — действительно, мне тоже нужно было время, чтобы всё обдумать, придумать, как завоевать доверие этих детей. Когда-то я мечтала о большой семье, о доме, полном смеха и радости, а теперь у меня — почти два десятка детей, каждый из которых ждал от меня поддержки и защиты.
Я не могла позволить, чтобы в доме началась паника.
— Чем их занять? — спросила Алия, вытирая глаза.
— Уборкой в комнатах, — слабо улыбнулась я. — Кто лучше всех справится — получит награду. Это и отвлечёт, и подбодрит их.
— А что за награда? — с любопытством спросила Кияра.
— Расскажу позже, — улыбнулась я, решив пока сохранить интригу.
Только мы собрались выйти из кабинета, как в дверях появилась Брунгильда. Она выглядела разъярённой: щёки пылали, ноздри раздувались, руки были сцеплены на груди, а взгляд тяжёлым, испытующим.
Как бы я к ней ни относилась, она была частью этого приюта, и теперь — моим подчинённым. Я не имела права скрывать правду.
Я собралась с мыслями, глубоко вдохнула и объявила:
— С прискорбием сообщаю, что Раданы больше нет...
Брунгильда открыла рот, но, кажется, слова застряли у неё в горле. Я продолжила, стараясь, чтобы голос не дрожал:
— Но она назначила наследницу.
— И кто же это? — голос Брунгильды дрогнул. — Надеюсь, кто-нибудь сильный и опытный? Может, та ведьма, что живёт на западных землях?
— Нет, наследница — прямо перед тобой. Это я, госпожа Рауз. Новая хозяйка приюта.
Брунгильда сначала замерла, будто не веря своим ушам, а затем вдруг расхохоталась. Смех её прозвучал резко, в нём чувствовалась начинающаяся истерика.
— Ты? Малявка? — с насмешкой бросила она, едва отдышавшись. Её глаза сузились, а губы искривились в презрительной усмешке. — Что ж, тогда я умываю руки. Для сильной ведьмы я бы готовила с радостью, а здесь мне больше нечего делать.
Я почувствовала, как внутри поднимается холодная волна — не страха, а решимости. Я не собиралась позволять ей унижать меня или детей.
— Что ж, я не буду вас задерживать. У меня нет желания с вами работать, — твёрдо произнесла я, стараясь, чтобы в голосе не дрогнула ни одна нотка неуверенности.
Да, нам был нужен повар, особенно сейчас, когда забот и так невпроворот, но просить Брунгильду остаться я не собиралась. С её отношением к детям нам действительно не по пути.
— Даже умолять не будешь? Уговаривать? — с деланным удивлением спросила она, хотя в голосе её уже не было ни капли надежды, только злорадство. Теперь она была не поварихой, а чужаком.
— Не буду, — спокойно ответила я, глядя ей прямо в глаза. — Я не собираюсь никого держать насильно.
Лучше уж самой встать к плите, чем терпеть рядом человека, который презирает окружающих.
— Не волнуйся, никого и не придётся. Я такую славу пущу, что сюда никто и не придёт, — с угрозой усмехнулась Брунгильда, скрестив руки на груди.
— И получите за это наказание за клевету, — холодно бросила я, не опуская взгляда.
— Но так нельзя... — попыталась было возразить Алия, пристально глядя на кухарку, словно надеясь её образумить. Но Брунгильда только раздражённо отмахнулась:
— Вы тоже скоро сбежите. Точнее, ты сбежишь, — обратилась она к ней. — Кияру с её странностями вряд ли куда возьмут, а ты, Алия, рано или поздно найдёшь себе нормальную работу. Кстати, могу кое-кого порекомендовать, если надумаешь.
— Нет, спасибо, — твёрдо ответила Алия. Она выпрямилась, и в её голосе прозвучало достоинство.
— Ну и дура, — буркнула Брунгильда и, не оглядываясь, вышла, громко хлопнув дверью.
Вот и всё. Первый человек, который решил уйти от меня. В груди неприятно кольнуло — не потому, что я её теряла, а потому, что впереди маячила новая, очень реальная проблема: нам остро не хватало рук, а тем более — повара. В доме было слишком много людей, чтобы справляться без помощи на кухне.
— Найдём кого-нибудь другого, — вздохнула я, пытаясь приободриться. — Кто из вас умеет готовить?
— Я, — отозвалась Алия, собравшись с духом. — Скажу детям заняться уборкой, а пока приготовлю что-нибудь на обед.
— Проверь, пожалуйста, и наши запасы, — попросила я. — Нам нужно составить список необходимых покупок.
— Конечно, — кивнула Алия, быстро вытирая слёзы.
— Кияра, присмотри, пожалуйста, за детьми, — попросила я свою вторую помощницу. Та выглядела встревоженной, но согласно кивнула.
Женщины разошлись, и в кабинете повисла тяжёлая, вязкая тишина. Она давила на плечи. Захотелось закричать, хлопнуть дверью, разорвать эту паузу, но я сдержалась. Сделала глубокий вдох, выпрямила спину и попыталась сосредоточиться на делах.
В этот момент на столе снова зазвенела шкатулка — не один, а целых два раза подряд. Я вздрогнула, вынырнув из своих мыслей, и поспешила открыть её. Внутри лежали два письма: одно адресовано Алии, другое — Радане. Сердце неприятно сжалось, будто предчувствуя беду. Я вскрыла письмо для Раданы — и узнала, что у одной из родственниц Алии серьёзно ухудшилось здоровье, и её срочно просят приехать, чтобы помочь.
«Час от часу не легче», — с горечью подумала я, ощущая, как груз ответственности становится всё тяжелее. Нас и так мало, а теперь, возможно, придётся отпустить ещё и Алию. Всё происходящее казалось испытанием — и я не знала, выдержу ли я его.
Но выбора не оставалось. Я аккуратно сложила письмо, провела рукой по лбу, чтобы прогнать тяжёлые мысли, и решила поговорить с Алией: может, она сможет задержаться хотя бы на несколько дней — пока я не найду ей замену.
В этот момент из-за двери донёсся неожиданный звон — резкий, тонкий, металлический. Я вздрогнула, не сразу осознав, что звук доносился с улицы, от калитки. Значит, к нам кто-то пришёл. Сердце забилось чаще: неожиданные гости в такой день не сулили ничего хорошего. Но надо было выяснить, кто стоит на пороге.
Я вышла из кабинета и медленно, стараясь сохранять спокойствие, пошла по коридору. Дети не попадались мне на глаза: кто-то шептался в спальне, кто-то стирал бельё в прачечной, кто-то тихо играл в углу общей комнаты. В доме царило напряжение, будто все затаились, ожидая перемен.
Я вышла во двор. Небо над головой затянули тёмные облака, и всё вокруг казалось ещё более унылым и неуютным. Скрипнула калитка, и передо мной предстал незнакомец. Он был высоким, почти на голову выше меня, с густыми светлыми волосами, падающими на плечи. Его бордовая мантия, отороченная золотом, смотрелась вызывающе роскошно на фоне нашего скромного приюта.
Но больше всего меня поразили его глаза. Они были изумрудно-зелёными, яркими, словно весенние листья на солнце, и в них плясали искорки озорства, лёгкой насмешки — и чего-то ещё, чего я не могла сразу распознать.
Он смерил меня долгим, внимательным взглядом, будто изучая каждую черту моего лица, и только потом заговорил необычайно приятным, немного тягучим голосом:
— Рад, наконец, познакомиться с вами, Джорджина Рауз, — произнёс он, будто уже знал обо мне всё. — Девушка восемнадцати лет, новая хозяйка этого приюта.