Иду на свет

Глава 13

Дичь в жизнь Данилы пришла не так давно.

Во вполне размеренную и более чем устраивающую.

Конечно, в ней не всё было идеально. Но он взросленький мальчик. Понимает, что идеального в принципе не бывает, даже если поначалу так кажется.

Конечно, он осознавал, что, взяв умницу на работу, сделал хорошо ей, но поставил в затруднительную ситуацию себя. Конечно, отдавал себе отчет в том, что рано или поздно вопрос придется ставить ребром. Но он как-то не сомневался в том, как выбор будет сделан Сантой. До одного «прекрасного» дня, когда ему начала трезвонить Маргарита.

Он не врал Санте, рассказывая их историю студенческой любви.

Он Риту правда любил. Возможно, опять-таки, не идеально, возможно, ей хотелось больше внимания, слов, жестов, поступков. Он никогда не пел серенады и не усыпал простыни лепестками.

Любил, как умел. Как умел, ухаживал. И ничего сверхъестественного в ответ не просил. Быть честной. Быть верной. Быть терпеливой. Быть, блин, умницей. Ведь ему всегда нравились такие.

Только в первой он, кажется, ошибся.

Смешно, но тогда в её изменах обвинен был он. Сама измена была выставлена их проблемой. Он же вроде как обязан был учесть, простить и исправиться.

Но Данила решил иначе, пусть это не было так просто, как хотелось бы.

Чуть меньше десяти лет назад предательство избранной им женщины оставило в душе дыру. А теперь оказалось, что, возможно, не только её…

Данила не следил за дальнейшей жизнью Риты. Не относил себя к мазохистам. Что-то, конечно, слышал, но волосы на себе не рвал (прим. автора: даже на груди не рвал, прикиньте?), не сомневался и вернуть не пытался. Ни разу. Ему было больно, как любому человеку, которого грубо вышибает из привычного. Но ему, вероятно, повезло, с врожденным багом — неспособностью строить дальше там, где сожжено доверие. Рита его сожгла.

Ему не было хуже из-за того, что изменяла она с Максимом. Это просто делало как-то по-особенному тоскливо. Потому что, получается, она совсем за те отношения не держалась. Она совсем их не ценила. Она совсем не ценила его.

Только и с Максимом желаемое долго и счастливо, причем быстро со взлетом, у неё не случилось. Она свалила в Европы почти сразу. Данила даже не уточнял, в какие. Без разницы.

Тем не менее, тот опыт «искренних» отношений, построенных на чувствах, оказался для него достаточно травмирующим, чтобы закрыться в себе и сосредоточиться на профессии.

Юриспруденция всегда была его главной страстью. И в этом Рита его и винила. Вроде как в безразличие к ней. Забыла только, что это она хотела быть женщиной успешного успеха. Что в частности и ради её хотелок он тоже работал дольше, вгрызался сильнее, карабкался выше.

Она хотела всё и сразу. Данила в принципе никогда бы ей это не дал.

Он с тех пор «всё и сразу» в принципе никому давать не собирался. В его жизни был хороший секс. При надобности — душевные разговоры. Отчасти отсутствие постоянного партнера ему компенсировала такая же раненная в душу Аля. Пока тоже не предала.

А потом появилась… Сантуша.

Девочка, скроенная по опасному для Данилы лекалу. И он их поначалу сравнивал, конечно.

Но каждый чертов раз откровенно охуевал от разницы и от того, как когда-то позволял ссать себе в глаза лицемерием и наигранностью. Потому что Санта — тоже вспыльчивая. Жадная тоже. Всего хочет. Сразу причем. Нетерпеливая. Даешь палец — обгладывает по плечо. Но это всё по-другому. Она не требует от него, она не пушит достигать. Она им не хвастается. Он для неё — не витринный. Она вся в себе. Она сама хочет стать большим человеком.

Не пытается привязать или обязать девственностью. Вообще не пытается привязать. Даже немного боится серьезности его напора.

Но при этом она не легкомысленная. Глубокая и сильная.

Только даже не представляет, насколько Данила себя сдерживает.

Ему все эти игры — поперек горла.

Он боится, что в их отношения что-то может вмешаться. Боится, что она крутнет хвостом. Не ждет предательства, но опасается переменчивости. Она же юная совсем… Может вильнуть.

И успокаивает только то, что пятнадцать, мать его, лет… А он же даже не знал.

И вот всё, что его волновало до одного декабрьского утра, это необходимость побыстрее мотивировать умницу захотеть с ним семью.

Не встречи. Не ночевки. Не взгляды в офисе. Не восторг в моменты, когда они пусть в семью, но всё же играют. Типа ужин у них. Типа киношку смотрят.

А именно семью.

Но однажды его жизнь в разы усложняется.

Потому что на телефон приходит звонок. Он даже голос не сразу узнает. Чеканит: «алло», а потом нахмурено слушает:

— Данила, привет… Надеюсь, ты и так узнал, но на всякий случай… Это Маргарита. Блинова. Точнее уже не Блинова, но скоро опять… — где-то там смешок, а ему как бы вообще не забавно. Он знает, что надо бы просто скинуть. Но зачем-то держит телефон у уха и слушает… — Ты же в Киеве, правда? Давай встретимся…

— Зачем? — его вопрос звучит грубо. Судя по последовавшей за ним паузе, Рита даже чуть обиделась. Во всяком случае, когда они ещё вместе были, вечно обижалась, если что-то не так, как ей хочется. Тон. Взгляд. Цвет. Секс. Конверт.

— А может соскучилась?

А ему никогда не заходил её юмор. И вот сейчас, услышав игриво-провокационный вопрос, он как-то резко это вспомнил.

— Маргарита, сюда не надо звонить. У меня есть, чем себя занять.

Данила не планировал подыгрывать ей в кокетстве. Скорее заблокировать номер сразу, как звонок будет сброшен. Он успел отнять телефон от уха и потянуться к отбою.

А дальнейшие три недели жалел об одном. Что не успел скинуть. Что услышал нихера не кокетливое, пугающее, серьезное:

— У тебя есть сын, Данила. Нам с тобой есть, что обсудить.

Возможно, Маргарита ждала, что Данила воспримет новость иначе, но первым в нем проснулся скепсис.

Здоровый, как самому казалось.

Появление бывшей, когда-то предавшей, любовницы через столько лет и с таким заявлением его разозлило.

Он не поверил Рите. Он не собирался вести себя, как баран-тугодум.

Неадекватно вот так вламываться в жизнь к постороннему человеку и диктовать ему, что, когда и как делать.

Рита наяривала долго. Данила долго же держал её на игноре.

И закипал сильней, потому что зерно сомнений она в нём умудрилась поселить.

А рядом — зерно страха.

У него впервые за эти десять лет всё пздц как хорошо.

У него есть Санта. У него есть чувства. Планы есть. Надежды.

Ему дорого то, что сейчас у него есть.

И понятно, как сильно на эту реальность новость может повлиять.

Санта — дочка отца во втором браке. Наверное, её сценарий — худший из возможных.

Наверное, у большинства всё не так. Но её личный опыт может сыграть против чувств к обновленному Даниле… Который и так её немного напрягает, пусть она и любит.

Беря Санту на работу ещё летом, Данила понимал, какую возлагает на себя ответственность и что это мера временная. Что если у них всё получится — придется что-то менять.

Понимал, но у неё так светились глаза… В ней было столько искреннего желания найти себя в Веритас — среди лучших, что у него просто-напросто дрогнуло сердце.

Он не позволил ей остаться, а вознаградил за старания по заслугам. Знал, что прав и неправ одновременно. Но очень долго её горящий взгляд перевешивал собственный дискомфорт.

Только с каждым днем ей лучше, а ему всё сложней. Потому что хочется большего. С ней.

А ей хочется большего для себя.

И когда вокруг них — штиль, это не кажется критичным. Но как себя вести, если всё так, а вы в шторме?

У них свой начался.

После ошарашившей новости от Риты Данила даже на Санту начал чуть по-новому смотреть. Как на ускользающую сквозь пальцы материю.

Как на невероятно острую необходимость, которой он при всем желании не успеет насытиться, если всё уже катится к чертовой матери.

Их с Сантой секс стал отчаянней. Потому что более отчаянным стал он. Ему важнее стали её слова о безграничной и абсолютной любви.

Ему то и дело хотелось получать от неё полную отдачу.

Его триггерило от мыслей, что будет с этими отношениями, окажись он внезапно отцом.

Потому что это — не то сходство с Петром, которая Санта готова простить. Потому что Рита, окажись всё правдой, будет работать на уничтожение его реальности. И потому что Санта, окажись всё правдой, может очень быстро устать его любить… С отягощающими.

А он — недостаточно гондон, чтобы от этих «отягощающих» отмахнуться.

Тогда, в душе, его накрывали эти же мысли.

Она напоминала, что в таблетках перерыв и надо бы осторожно, а у него судорожно в голове, что с Ритой никогда не было без защиты. И непонятно, как так могло получиться…

То, что Блинова залезла даже в секс, злило.

Данила изо всех сил пытался отвлечься, но и в Санту нырнуть с головой надолго не получалось. А все мысли сворачивают в одну сторону: как бы её к себе привязать посильнее.

Он смотрел на следы спермы у неё на коже и уже не впервые думал, что с ней он правда всё это хотел бы. Детей и семью. Что с ней он готов. И тут же холодел, потому что не готов только, что это может разрушиться.

Маргарита прекратила наяривать, только добившись обещания встретиться.

Она, конечно же, изменилась. Жила все эти годы в условиях практически неограниченного обеспечения. Им же пользовалась.

Всё та же лиса, но теперь — пепельная блондинка. Ждала его в кофейне, уткнувшись в телефон. Увидев же — сделала то же, что всегда, просто Данила когда-то оставался слеп к манере.

Пробежалась взглядом, оценив ответно. Скорее всего, платежеспособность. И судя по тому, как улыбнулась, осталась довольна.

Не спешила переходить прямо к сути. Не выглядела очень уж обеспокоенной. Всё пыталась разузнать, как у него дела, как жизнь, чем занимается…

А у Данилы скулы сводило, насколько ему похеру до её дел и интереса.

Еле добился от неё плюс-минус внятного:

— Я тогда беременная была. Очень рассердилась на тебя. К тому же, ты бы не поверил…

— Я и сейчас не верю…

Скривилась, но продолжила.

— Марсель — твой сын, Данила. Какой смысл мне врать?

— Я тоже не понимаю, какой…

Из Данилы перла явно не радость, но и Рита не психовала, как непременно сделала бы когда-то.

Встала бы, побежала прочь. Так, чтобы волосы назад от обиды, а ты догоняй и извиняйся.

Нет. Сидела. Глотала. Объяснялась вроде как.

— Я обиделась на тебя. Ты же всю вину на меня переложил. Поехала отдохнуть. Уже в Париже узнала, что беременна… И в Париже же встретила Жоржа…

— И по документам этот ребенок…

Данила не договорил, Рита же хмыкнула на определении Черновым статуса вроде как сына. Но только дура могла надеяться, что он тут же воспылает.

Он далеко не Игнат. Если не дай бог Рита говорит правду, будет жить в новой реальности. Знакомиться. Учиться быть отцом. По-новому строить свою жизнь. Но какой смысл брать на себя больше, если не уверен на все сто, что это «больше» — твое?

— По документам твой сын — Марсель Тома.

— Как ты этого добилась? — Данила спросил, глядя в когда-то любимые глаза холодно. По взгляду Риты было понятно, что ответ он, в принципе, может предсказать. Просто хочет убедиться. И она «не разочаровывает».

— Официально Марсель родился недоношенным. Проблем бы не возникло, но у Жоржа завязалась интрижка. Сучка малолетняя шепнула Жоржу, что они с сыном совсем не похожи, он сделал ДНК-тест. Теперь мы разводимся. Мы с Марселем остаемся без денег и имущества. Я всё это время, как ты понимаешь, не работала. Нам нужна твоя помощь…

— Я не знаком с французским семейным законодательством. Ты там жила. Знала проблему. Время было. Могла бы подсуетиться…

Данила откинулся на спинке кресла, Рита «наградила» его недовольным взглядом. Она явно хотела бы получить другую реакцию. Она же слабая. Она же женщина. Ей же изменили. Её же выбросили. Она же пришла к нему и как на духу…

А ему лишь бы не грохнуть дуру здесь и сейчас. Причем неважно, правду она говорит или брешет.

Потому что оба поступка — не об адекватности.

— Мне не нужен юрконсультант, Данила. Для Жоржа вопрос решен. Деньги его. Он с нами не поделится. Он… Жесткий человек.

— Но богатый, как я понимаю…

— Очень.

— Только тупой. Раз повелся…

Данила колол больно. Знал это. И ему даже приятно было видеть, что Рита в ответ злится. Но уйти правда не может. Потому что вслед не побегут. Ни богатый Жорж. Ни Данила, о котором вдруг вспомнила…

Ни Максим. А может не только он. Данила не удивился бы.

— Давай так, Рит, прежде, чем о чём-то говорить, мы делаем ДНК-тест.

— Даже посмотреть на него не хочешь? — предложение Данилы — очевидное, но Рита отреагировала не обычным согласием. Спросила, попытавшись надавить на вроде как отсутствие в словах Данилы человечности. А его это только сильнее разозлило. Ответом на её вопрос стал просто взгляд. Потом болезненное для человека, у которого есть сердце:

— Нет.

Но у Риты сердца нет. Один сплошной расчет и мужчины, на которых она попеременно делает ставки.

— Как скажешь, Даня…

И то, что сейчас она идет на уступки, говорит об одном. Значит, она ставит на него.

А Данила — на ложь.

Из принципа не встречался с ребенком, которого Рита привезла с собой. Сначала доказательства отцовства — потом сантименты. На которые сама Рита пыталась давить, не понимая, что сильнее отталкивает.

Каким бы трезвомыслящим и хладнокровным человеком ни был Данила, после первой встречи его крыло.

Он не считал себя бесчувственным, но перед собой не скрывался — хотел, чтобы это оказалось идиотской попыткой Риты найти лоха. Хотел, чтобы она сдулась как можно раньше.

Чтобы эта попытка провалилась.

Он ждал результатов, переживая не самый легкий период в своей жизни.

Ему страшно было за себя и за Санту.

Его вдруг начало по-новому штормить.

Когда Санта сказала, что хочет наконец-то представить его маме, Данила испытал облегчение. Это ему вроде как дало надежду.

Результатов тогда ещё не было. Но её слова позволили выдохнуть облегченно. В конце тоннеля появился свет. Ожидание стало не таким нервным.

Даже работать как-то проще…

В ту субботу, когда Санта должна сьездить в поселок, сам Данила — снова встретиться с Ритой. Забрать результаты. Обсудить…

И получить ударом по башке: «вероятность отцовства составляет 99,9 %».

В которое отказываешься верить. Которое бьет в висках вместе с взбурлившей кровью.

Всё, что хочется сделать с бумажкой — скомкать и выбросить. А Риту таки пришибить.

Особенно за то, с каким лицом сидит напротив. Усмешка и уверенность в себе. В то время, как Данила вообще ни в чём уже не уверен.

— Я же говорила, Дань… Какой мне смысл врать?

И пусть у него есть ответ. Миллион и один вариант. Он молча скидывает звонок от Санты. Потому что говорить с ней сейчас не готов. С Ритой тоже. Но теперь, кажется, надо.

Тем вечером он ехал к Санте на автопилоте. Скорость, с которой мысли скакали, самого же пугала.

Он по-прежнему не верил. Но теперь у него была бумажка.

Раньше у Данилы была договоренность с собой же: он не собирался посвящать ни во что Санту, пока не выяснит всё сам. И теперь вроде как пора — он выяснил. А самому — пиздец страшно. И пиздец сложно. И пиздец не верится.

Потому что она вот сегодня вроде бы говорила с мамой. Она, наверное, поэтому ему и звонила.

И если он сейчас всё скроет — это уже ложь в его представлении. Она имеет право знать то, что знает он. Только он не представляет, как сказать. А ещё не представляет, как спокойно отпустить, если она решит сдать назад. А она же, блин, решит…

Уже поднимаясь на этаж Данила решил, что делать выводы рано. Тесты ошибаются. Они сделают ещё один.

Вошел с верой в лучшее, а натолкнулся на стену.

Санта не призналась маме. Слилась, вроде как обидевшись на то, что скинул её звонок. А Даниле снова выть захотелось. Потому что она даже не зная ничего — уже ну так себе мотивирована… Ну так себе он ей нужен…

А что делать ему, если она нужна больше, чем представить мог?

Они за полгода почти не ругались, а в тот вечер — взвились за мгновение. Санта снова хлестала отчаяно. Он сам впервые позволил себе настолько прямо озвучить то, что бесит в ней.

Оба понимали, что делают больно друг другу от бессилия. Только бессилие у каждого свое. И друг другу в этом они не признались.

Та ночь была сложной. К утру попустило. Данила сам поехал к Санте мириться. Потому что знал — неправ он. С ней так нельзя. Она действительно могла обидеться. Имела право.

Утром, по дороге к ней, набрал Риту сам. Та предложила встретиться втроем. Данила предложил провести повторную экспертизу.

Разозлил. Наверное, чуть больше, чем было бы ожидаемым.

Выслушал истеричное:

— Зачем, Чернов? Ты будешь годами по лабораториям бегать и ребенка своего таскать? Чтобы что? Гены ластиком не сотрешь!

Звучало пафосно и будто безнадежно. Но Даниле это надо. Поэтому…

— Это мое условие, Рит. Ты либо делаешь, как я говорю, либо иди в суд. Там доказывай.

Она несколько секунд зло молчала. Ей такой расклад явно не нравился. Это сильно отличалось от того, на чем разошлись вчера. Но выбора у неё действительно нет.

Её Жорж не собирается обеспечивать не своего ребенка, пусть и воспитывал его так долго. Конечно же, не собирается обеспечивать и обманувшую жену. Тем более, что сейчас у него на горизонте новая. А Данила почему-то не прыгает от радости, получив возможность «забрать эстафетную палочку».

Ей же нужно, чтобы кто-то эту сраную палочку взял…

Если смотреть на ситуацию отстраненно, сходство жизненных ситуаций, в которой когда-то был Пётр Щетинский, потом — Щетинский Игнат и теперь оказался сам Данила, могла вызвать улыбку. Потому что всё вроде бы так похоже, но у каждого свой путь.

Задавая наводящие вопросы об отце и братьях Санте, Данила по сути искал ответы на свои. Он не был большим оптимистом. Что будет сложно — понимал. И если вчера не был готов нырять с головой в правду, сегодня успокоился и принял: выбора-то нет. Если отцовство подтвердится — он захочет познакомиться с сыном. Им надо будет друг к другу привыкнуть. Попытаться подружиться. Это всё — время и душевный ресурс. Это всё от Санты не скроешь. Нельзя так просто.

А Рита — жадная и деструктивная. И судя по тому, какую дорожку выбрала, вредить им с Сантой будет. Если, конечно, будет, чему вредить.

Потому что эта девочка на себе испытала все сложности жизни младшего ребенка, и потому что Данила не сможет отказаться от своего ребенка даже ради её спокойствия. Отец учил его другому.

Да даже его предложение руки и сердца теперь будет звучать уже иначе. Не «давай руку, зайдем в парное молоко», а «прости, но если ты со мной — мы ныряем в прорубь».

Риск того, что Санта руку выдернет — высок. Её нельзя за это осуждать.

Рассказывая о прошлом с Ритой, Данила чувствовал себя абсолютно спокойно, та любовь ему давно отболела, а вот когда ждал её ответ на свой вопрос — сердце забилось быстрей. Она сказала правду.

В теории… Она могла бы струсить.

А как на практике… Возможно, ещё немного и они бы узнали.

Второй результат пришел в следующее воскресенье. То самое, которое он провел с Сантой и её мамой.

Чувствовал себя говном, потому что сам должен был притормозить порывы смелой девочки доказать свою любовь, пока не разобрался с проблемами. Должен был, но не притормозил.

Каждый человек в чем-то слаб. Данила позволил себе слабость привязать её к себе ещё чуточку больше. Чтобы хотя бы на мизер уменьшить шанс того, что правда струсит.

Результат ему прислала Рита, когда он был в машине. На фото снова та же херова почти стопроцентная вероятность.

И всё, что хочется сделать Даниле — это съехать на обочину, продышаться, выдохнуть тихое:

— Сука… Как же так… Сука… Ну как же…

Дальше он едет с пониманием, что он теперь — отец. Но не говорит об этом с порога. Санта выскакивает из дома без верхней одежды и с пылающими глазами. Она настолько возбуждена и беззащитна, что он просто не может. Он её укутать хочет. От холода и от проблем.

Просто любить, разве так много?

Она искренне верит, что папа его одобрил бы… А он-то знает, что уже вряд ли. Для своей дочки Пётр хотел лучшего. Данила же может предложить в большей степени сложности.

Жизнь сыграла с ним злую шутку. Когда-то казалось, что шаги навстречу от Санты будут просто радовать, понижать тревожность. Оказалось же, что её шаги тревожат сильнее.

Данила не любил ложь и врунов. И осознавать себя одним из таких было гадко. Но он не признался. Ни перед встречей с Леной. Ни на кладбище, когда мог бы. Когда она действительно сама же спросила.

Просто не готов был опускать её с собой в один котел. Это глупо, наверное, но ему хотелось, чтобы она хотя бы немного ещё пожила спокойно. Подумал, что бог любит троицу. А он на тестах не разорится.

Только на сей раз сделает всё так, чтобы и самому не усомниться.

Рита долго сопротивлялась, когда Данила скинул ссылку на новый центр. Её аргументы сводились к тому, что это абсурд! Что сколько можно? Что она не позволит изгаляться над ребенком только потому, что он никак не может смириться! Сама же трубку бросила. Молчала день.

Сама же набрала. Согласилась…

Материал был сдан. У Данилы — снова неделя. И эту он тратит максимально продуктивно.

Подходит со скепсисом к каждому сказанному Ритой слову. Оговаривает всё предварительно с заведующим центра. Изучает данные про тот центр, который выбрала она. Находит кое-что интересное… Переваривает…

На сей раз не спешит дарить себе же ложную надежду. Забирает результаты сам. Никогда не считал себя трусом, но вскрывать этот конверт боится так, что даже пальцы немеют.

Делает это только в офисе за несколько часов до новой встречи с Ритой.

Читает, не верит…

И осознать не успевает, не успевает выдохнуть, почувствовать, как гора с плеч, когда в кабинет заглядывает Санта.

И это так символично, потому что её свет внезапно озаряет.

Вот только сейчас давая Данила осознает, что всё это время провел по сути в темноте.

Будто ослеп.

Его поймали врасплох. Он развесил уши.

И… Оступился.