Иду на свет

Глава 4

Санта не стала брать трубку. И бежать за Черновым с криками по коридору тоже не стала. Дождалась, когда настойчивой Блиновой надоест звонить, вернула мобильный хозяину, зайдя в его кабинет с соблюдением всем правил.

Крутился ли на языке закономерный вопрос: кто это и почему так добивается его внимания? А ещё почему Альбина упомянула эту же фамилию в связке со словом «измена»?

Конечно же, да.

Стала ли Санта его задавать?

Конечно же, нет.

Потому что на работе — неуместно.

Да и уместно ли вообще — вопрос. Данила не давал ей ни единого повода усомниться в своей верности и честности. Так может стоит позволить ему самому решать: чем, когда и при каких обстоятельствах с ней делиться?

В голове звучало мудро. На практике получилось не так-то сложно.

Санта предпочла не знать, будет ли Данила перезванивать, и если да — то что говорить.

На протяжении дня победила несколько порывов подойти к Альбине и спросить про Блинову у неё.

Не полезла искать её в друзьях у Данилы.

Постаралась снова стать умницей. А ещё себе же напомнить, что у них всё так, как хочется ей.

Днем они — начальник и подчиненная. Вечерами — любящая друг друга пара. И если им что-то угрожает — это явно не неведомая Марго.

Ближе к семи на телефон Санты прилетело сообщение от Данилы: «сегодня задержусь, не знаю, во сколько освобожусь».

Прочтя трижды, Санта вздохнула. Затолкала поглубже сомнение, которое моментально подняло голову. Напомнила себе же, что он часто задерживается. Даже не так: редко освобождается, как положено. А значит, сегодняшняя задержка с Маргаритой никак не связана.

Да и не смертельная, хоть и чуточку грустно. Как всегда.

Наверное, это — одно из немногих лишений самой Санты, к которым она успела приспособиться. Собралась в семь, вызвала такси, в приложении вбила адрес его квартиры.

Не спрашивала, можно ли. Не предупреждала.

Потому что можно. Потому что даже если он вернется домой глубоко за полночь, прижать её к себе будет рад. Не меньше, чем она рада будет проснуться и прижаться.

Зашла в супермаркет, наполнила корзину кое-чем съедобным и сочетающимся, решила скоротать время за приготовлением ужина.

Даниле нравится домашняя стряпня, хоть и от ресторанной он не отказывается.

Готовить ему впервые было для Санты очень нервно и ответственно. Наверное, не меньше, чем готовить для него же драфты документов.

Она боялась, что, по закону подлости, не получится ровным счетом ничего. В итоге же — Данила съел дочиста и с аппетитом. Впрочем, как и каждый из её последующих ужинов. Которые не стали обязательным номером их программы, но которые, кажется, одинаково радовали обоих.

В Санте, конечно же, жила женщина, которая жаждет укутать своего мужчину в заботе. Закормить, заласкать, согреть, зарядить обожанием. В Даниле — тяга всё это впитывать.

Иногда Санте даже казалось, что она чуть поспешила. Встреться они с Черновым немного позже, хотя бы через пару лет, когда она уже будет стоять на ногах хоть насколько-то уверенно, ничего бы не боялась, ни в чём его бы не тормозила. Но сейчас в душе будто обнялись восторг со страхом.

Потому что она очень любит Данилу. И в то же время она слишком хорошо чувствует в себе потенциал, и слишком сильно боится превратиться для него в такую женщину, какой для папы стала мама.

Самые болезненные потери приходят, когда ты их меньше всего ждешь. Но к ним всегда нужно быть готовой. Поэтому в своем мужчине, как бы сильно не было твое чувство, нельзя растворяться.

Санта очень боялась потерять Данилу. Но почти так же боялась вместе с ним потерять себя.

И пока в голове крутились те же мысли, которые мучили уже давно, а руки делали дело.

Ужин был готов к половине девятого.

К сожалению, свою порцию Санте пришлось есть одной. Данила никак не отреагировал на короткое видео аппетитной тарелки, от которой исходит пар. Она же ела без зверского аппетита, чуть меланхолично улыбаясь. Потом позвонила маме. Поболтали ни о чём, ещё и недолго.

Один из волновавших Данилу моментов, который и самой Санте не давал покоя, было то, что она так и не призналась Елен, с кем состоит в отношениях. Мама не лезла с расспросами настойчиво. Но, конечно же, выражала желание познакомиться. Не шутка ведь — скоро полгода, как вместе.

А Санта постыдно съезжала каждый раз, когда мать пыталась узнать что-то больше, чем «люблю», «он очень хороший», «тоже любит»…

Не потому, что стыдилась Данилы, их разницы в возрасте или расстояния на карьерной лестнице. В ком не сомневалась ни на секунду — это в маме. Она не осудит забавы ради. Клейма не поставит. Просто…

Будет говорить то же, что утром говорила Альбина.

«Ему семью надо…».

А Санта не готова. Все нормальные девушки мечтают о моменте, когда им на палец кольцо наденут, а ей кажется, что вместе с открывшимся ювелирным чехлом в жизни наступит её личный апокалипсис. И чуть ли не единственная преграда, которая стоит на пути его предложения — это «знакомство» с её мамой.

Потому что Данила — благородный человек. Он и руку у отца просил. Просто отца уже нет.

А она — дуреха маленькая. Мучает мужика. Любит и мучает.

Отправляет тарелку в посудомойку, включает ноутбук, проверяет почту, делает домашку. Думает о том, что снова пора начинать рассылать резюме. Потому что Альбина права. А она близка к тому, чтобы начать своими же руками разрушать свою идеальную жизнь. Думает, но не начинает. Вздыхает тяжело, снова смотрит на часы…

Там — десять. А Данилы так и нет. Он так и не открывал их переписку.

На душе снова тревожно.

Санта отставляет ноутбук, смотрит в потолок, прислушивается к тишине.

Вспоминает на свою голову о Маргарите…

Против воли перед глазами картинки, от которых хочется отмахнуться, как от назойливых мух…

Он не может вот сейчас быть с ней. Он не такой. Он не стал бы.

Только вот… А вдруг какая-то другая… Может даже не Маргарита… Была бы для него — лучше?

Вдруг она не мучила бы. Взглядом не просила подождать, не торопиться. Глупостей не делала бы. Не записывалась на дисциплины, когда он же русским языком просил…

Вдруг ради какой-то другой ему не приходилось бы себя так сильно ограничивать, а в счастье при этом он не потерял бы?

Вдруг он и сам об этом думает?

Зная себя, а ещё свое же умение закапываться до бесконечности, Санта не пошла дальше вопросов.

Мотнула головой, их отгоняя. Написала в переписке: «люблю очень-очень».

Просто. Без объяснений и причин.

Увидела, что это сообщение он прочел тут же. Но не ждала ответа.

Дальше был душ, воспоминания об утреннем. Настолько яркие, что Санта поймала себя на глупой улыбке и бессмысленном поглаживании мелких плиток, в которые совсем недавно вжималась её грудь.

Умывание. Жужжание зубной щетки.

Шаг в спальню с затаенным дыханием. Вздох, потому что чуда не случилось — он ещё не вернулся.

Новая улыбка, когда Санта читала присланный пятнадцать минут назад ответ: «меня или поесть?».

Шепот: «тебя, конечно», который она тут же печатает. Отправляет… Но Даня снова вероятно занят — не читает долго.

Настолько, что Санта успевает улечься, накрыться одеялом, задремать. А потом и заснуть.

Данила вернулся домой практически в полночь. Устал, конечно. Он же тоже человек. Проголодался зверски.

Но первым делом, попав в тихую квартиру, сняв пальто и ботинки, направился не на кухню, где его ждет анонсированная в переписке с Сантой тарелка, а в спальню.

Чтобы приоткрыть дверь, чтобы на мгновение застыть, а потом закрыть глаза облегченно. Она на месте. Спит.

И ему спокойно.

Дальше можно действительно ужинать, стараясь сильно не греметь. Можно на минимальной громкости слушать фоном ненавязчивую аналитику. Можно опустошать голову от всех дневных проблем и готовить её ко сну.

Включать в душе воду. Так, чтобы с сильным напором и горячо. Потому что они с Сантой одинаково любят добывать из всего свой максимум.

Его максимум — это она.

Отчасти можно даже сказать, что его на самом деле «угораздило». В жизни не подумал бы, что история, которая началась как ее безответная влюбленность и его мужской интерес за несколько месяцев превратится в зависимость и страх потерять.

Который в последние дни по-особенному усугублён.

Который в последний дни так шаток…

Он каждую минуту готовит себя к тому, что однажды она может уйти навсегда. Что однажды ночью он может её не застать.

И им угрожает даже не её нерешительность, которая Данилу откровенно местами бесит. А что-то куда более сложное. И если всё подтвердится — возможно даже непобедимое.

Но даже если так — они узнают об этом не сегодня. Сегодня уже пронесло.

Данила вернулся в спальню, в которой было по-уютному тихо. Надел боксеры, лег рядом со спящей Сантой на спину.

Ему не нужно было поворачивать голову и смотреть, чтобы перед глазами стояло её лицо. Оно и так слишком часто мелькает за сомкнутыми веками.

Его умница, которая немножечко косячит.

Смелая девушка, которая не боится зайти в клетку к тигрице, чтобы поиграть с её тигрёнком, но одергивает пальчик и смотрит насторожено, когда чувствует — его любви становится для неё слишком много.

И она права, наверное. В ней говорит сильная интуиция. Потому что он совершенно не против её поглотить. Привязать к себе. На этом наконец-то успокоиться. Ведь пока в его душе — метания.

Вздохнув, Данила повернулся на бок, закрыл глаза. Будить Санту не собирался. Самому бы заснуть.

Но не успел.

Первым послышался легкий шорох постели. Потом по его бокам скользнули ладони. Санта обняла со спины, вжалась носом в шею сзади. Потерлась, придвигаясь ближе…

Так, что сердце в клочья от искренности и нежности её потребности быть рядом. Она любит. Данила не сомневается.

И сам любит тоже.

Гладит костяшки, оглядывается, встречается с немного сонным взглядом. Улыбнувшись, поворачивается всем телом. Помогает забросить ногу на бедро, скользит по ней, сжимает до болезненности.

Снова улыбается, когда Санта издает что-то тихое и томное. Тянется к её приоткрытым губам…

Они целуются неспешно, будто вдумчиво. Данила — проходясь по телу, ныряя под одежду. Санта — в одном темпе гладя его по волосам. И будет ли дальше секс — никто ещё не решил. Но это и неважно. Их просто друг к другу тянет. Они просто успели соскучиться.

— Ты поужинал? — Санта спрашивает немного хрипло, оторвавшись, смотря в лицо и проезжаясь подушечками по щекам. Данила кивнул, улыбнувшись.

— Спасибо, вкусно.

Говорил про еду, а тянулся к губам. Которые тоже очень и очень.

И пусть утром их будит толпа сомнений, ночь они обожают одинаково. В темноте пропадает всё, кроме их искренности, в которой невозможно усомниться.

Данила чуть давит, опрокидывая Санту на спину, она снимает с его тела руки только, чтобы помочь освободить себя же от лишней одежды. Поднимает руки, отрывает от простыни бедра. Обвивает ими мужские бока, сжимая с силой.

Данила снова целует и снова же ловит стон, а потом толкается. Замирает, закрывает глаза. Чувствует, будто укутало.

Выходит медленно, чтобы тут же снова наполнить. Сорвать новый стон, помешать следующему — ныряя языком между зубов.

По ней понятно — она спит почти, но всё равно готова. Расслаблена. Доверяет. Уже не напоминает о том, что перерыв. А ему…

В голове снова, как утром, шальная… Что вот бы мозг выключить. О высшем благе забыть. Включить эгоиста. Кончить в неё и надеяться, что незащищенный секс даст плоды.

И этого так хочется, что даже злит. Поэтому несколько его следующих движений — более резкие. Такой же резкий — поцелуй.

Но Санта и тут не чувствует подвоха. И тут она тоже доверяет. Получает удовольствие, держа глаза закрытыми, а телом сильнее для него раскрываясь.

Спальня наполнена звуками их ускоряющегося дыхания, поцелуев и влажности движений.

Которые постепенно ускоряются. Не каждый секс обязан заканчиваться фейерверками. Но этот — должен. Данила так чувствует.

Отрывается от губ, смотрит в любимое лицо… Понятия не имеет, что сейчас у Санты в голове, но хочет верить, что тихое блаженство.

Замирает, когда зеленые глаза распахиваются.

Санта скользит с его плеч вверх по шее, обхватывает щеки. Смотрит прямо. Теребит душу. Потому что вдруг виновато. Сама тянется к его губам и прижимается к ним нежно. Жмурится, а из уголка глаза по виску скатывается капля…

— Эй…

Данила улыбается, потому что плакать нечего. Но Санта считает иначе — мотает головой, снова падает на подушку и смотрит в глаза.

— Пообещай мне…

Санта просит, Данила снова чуть улыбается… Не потому, что смешно. Наверное, даже наоборот — сердце сжалось.

— Что тебе пообещать?

Он спрашивает, понимая, что вот сейчас — что-угодно. Что попросит. О чем нафантазирует.

Но её фантазии — то ли слишком приземлены, то ли невообразимо возвышены.

— У нас всё хорошо будет, правда?

Санта спрашивает с такой надеждой, будто вот сейчас — уже плохо. Но Данила ее понимает. Им слишком важно то, что есть сейчас.

Им одинаково страшно облажаться.

Они оба не готовили себя к тому, что так врастут. Оба понимают: поздно готовить себя к возможности провала.

И пусть никто и никогда не может быть уверен в том, как сложится жизнь, Даниле слишком сильно важно верить в них. Так же, как важно Санте.

Их лица близко. Вокруг темно, но ему ведь светит. Поэтому он обещает:

— Если потеряемся — не бойся. Я поймаю луч. Я пойду на свет.