Глава 35

По спине Санты крадутся мужские пальцы, скатывают футболку, дразнят кожу. Тепло дыхания Данилы задевает позвонки на её шее. К ним же прижимаются губы.

От места поцелуя по телу тут же потоками расходится слабость и жар.

Это ощущение так знакомо и так забыто…

— Господи…

Слишком, чтобы Санте удалось сдержаться.

Она шепчет, жмурясь, собирая пальцы в кулаки и вжимая их в камень столешницы. Думает, что прекрати он хотя бы на секунду — с ума бы сошла, а так только сердце сходит.

Движения Данилы беззвучны. Его пальцы ласкают под лопатки, обводят, мураша… А потом скользят по ребрам…

Губами он прижимается к лицу. Своим горячим телом — теснее к её дрожащему.

Ему достаточно будет щеки, но Санте — нет. Поэтому она снова поворачивает голову. Их губы снова встречаются, сплетаются языки…

Санта чувствует, как внизу живота разгорается с каждой секундой сильней. Данила будто мысли слышит, знает, о чем вслух просить ей стыдно…

Озвучить она не может, но просто умирает из-за того, как же ей хорошо. От прикосновений к груди, от того, как Данила срывается, толкается глубже языком в её рот и безсознательно сжимает полушария…

В поясницу Санты упирается горячее возбуждение. Желанием пропитан кухонный воздух.

Общим. Одним на двоих. Лишенным лишних слов.

Чуть торопливым.

Потому что Данила дергает её футболку вверх. Санта путается в горле, не успев поднять вовремя руки. Потом же, краснея, зачем-то фокусирует взгляд на ней — лежащей тряпкой на столешнице, а не на мужских руках, которые тут же возвращаются к её — уже голому — телу.

Его глаза смотрят туда же. Ему посрать на футболку. Из-за этого Санте жарче. Между ног пульсирует…

Он не обращает внимания на цепочку и подвески, просто знает её хранимый у сердца секрет.

Просто хочет её до иступления.

Санта это точно знает. Не дает себе ни секунды сомнений. Не тратит ни грамма себя на поиски пути, который ведет на исходные.

Благодарит отдачей за бесконечные поцелуи — куда он дотянется.

По спине, плечам, шее, щеке, губам…

Исполняет требовательную просьбу подключаться, когда её руку забрасывает назад.

Ему тоже хочется ласки… Прикосновений хочется…

А она, чувствуя, как Данила в очередной раз сжимает груди, изворачиваясь, чтобы прижаться к одной из них ртом, отвечает на удовольствие болью — тянет волосы, в которых успела запутаться.

Дальше, чуть отталкивает и разворачивается…

— Что? — видит в его дымном взгляде сомнение. На вопрос отвечает переводом головы из стороны в сторону. Мол, ничего, но не помню, как это вслух сказать.

Смотрит вниз, берется за полы мужской футболки, тянет…

Во рту и так сухо, а его взгляд будто вытягивает последнюю влагу. Он её пьет глазами. Она его ест своими.

Следит, как он сдергивает уже свою футболку через голову, потом она делает полшага, с опаской тянется к его телу…

Сама не знает, какой смысл бояться или оттягивать, но так волнительно коснуться.

Когда это происходит — планета, к счастью, не взрывается, а в ней — новый маленький взрыв. Пальцы прижимаются к коже, едут вверх…

Царапают на груди, стискивают плечи.

Санта поднимается на носочки, переизбыток чувств выходит с хныком, она подставляет губы, когда Данила прижимает её тело к своему.

На руки подхватывает, впивается болезненно в бедра…

— Я ни с кем не был… — шепчет в шею, неся в спальню.

Заставляет вдруг замереть и затаить дыхание.

Она не спросила бы, первая её реакция — шок. Ей было больно от осознания, что скорее всего, он был с другими. Просто из мести, а может потому, что смог её забыть. Теперь же… Гора с плеч. Обнять сильнее хочется. Прижаться изо всех сил, шепнуть на ухо: «я тебя люблю».

Он мог бы, но не стал.

Поставил на пол уже рядом с кроватью, не делала пауз, не заигрывал. Чтобы избавить от лишнего — опустился. Раздев — не ринулся снова вверх, а задержался почему-то…

Осознав, почему, Санте резко захотелось попятиться, сдержали руки на талии.

Он её правда очень хорошо знает. Ловит её страхи раньше, чем сама сообразит.

Смотрит перед собой, тянется губами…

Живот целует, а Санта всхлипывает. У неё по-прежнему качели.

— Прости… — говорит одними губами, пытаясь вымучить улыбку. Но получается у неё не слишком качественно, это видно по его реакции. К животу прижат лоб, по взъерошенным волосам можно водить…

Но недолго.

Данила снова вырастает, ладонями сжимает лицо, целует, куда достанет…

— Не за что, Сант… Замуж пойдешь, правда?

Огорашивает снова, не дает мотнуть головой из стороны в сторону, потому что в ней снова испуг. И отсупить не дает.

Спешит во всём. А может просто дает понять, каким количеством стен она себя оградила. И что он каждую видит. В каждую упрется лбом.

— Дань… — она просит помиловать, но между мужских бровей собирается складка, он хмурится, а во взгляде решительное ожидание. «Дань» не прокатит. Ответ нужен.

Правильный ответ.

— Ты однажды звал… Я согласилась… — Санта говорит тихо-тихо, даже до шепота не дотягивает. Видит, что складка глубже. Опускает свой взгляд. Ненадолго правда, потому что Данилы подныривает, ловит, цепляется своим так, что уже не отвести…

— По новой зову. Откажешься — буду ещё раз звать. И ещё… Пока не согласишься…

В его обещании сложно усомниться. Оно звучит самоуверенно и дерзко. Слишком искренне. Да и слишком хорошо Санта знает своего Данечку…

И пусть решать сейчас ей страшно, но на губах уже улыбка… Ответная тянет вверх уголки его губ, от которых оторваться невозможно…

Он её заражает. От него на киллометр распространяется уверенность. Просто стыдно сомневаться.

И почувствовать на своих его губы снова хочется безумно…

— Пойду…

Санта соглашается. Ловит его облегчение, потом — губы. Обнимает изо всех сил. Смеется, потому что он щекочет… И потому что так легко быть счастливой…

Между их смехом и серьезностью — всего пара секунд. По прошествии которых под женскими лопатками — уже покрывало бережно чуть раньше застеленной кровати. Сверху — напряженный Данин взгляд, накрывшее её тело.

И манера его действий тоже меняется. Он смотрит очень внимательно в лицо. Не рвется никуда. Засекает, контролирует.

Ведет пальцами по скуле, очерчивает нос, обводит губы, проезжается по шее до подбородка…

Он сверху и в тысячу раз сильнее, чем она, но ей не страшно.

От сейчас абсолютно невинных ласк ей дико горяче внизу. Немного трясет от нетерпения, но и торопить его не хочется. А позволять хочется все.

Его пальцы едут вниз. Скользят по грудной клетке, когда Санта выгибается навстречу. По ареоле под звуки тихих стонов… Он отрывается от её глаз ненадолго, чтобы стиснуть грудь в ладони, смочить вершинку слюной, обвести языком, сжать небольно губами…

Этими действиями заставляет Санту сильнее выгнуться. Громче застонать.

Уже её пальцы сьезжают по мужскому телу вниз, сжимают горячий ствол, большим ласкает головку, ладонью ведет по длине…

Санта подныривает, прося вернуться лицом к ней. Приоткрывает рот и высовывает кончик языка…

Она сгорает от желания. Не хочет быть до бесконечности травмированной в его глазах. Хочет счастья с ним. В сексе тоже.

Едет ладонью ещё ниже, сжимает мошонку, втягивает его язык в себя, когда Данила отвечает на призыв, посасывает…

Знает, что он это очень любит. Знает, что крышу ему рвет. Дрожит от нетерпения, когда его рука с нажимом спускается вниз от груди по животу.

Сама разводит колени бесстыже широко, кажется, что от одного только предчувствия касания готова кончить, но когда оно случается — охает, неосознанно подаваясь навстречу.

— Я долго не смогу… — шепчет, признаваясь в очевидном, делая ещё несколько движений навстречу влажно скользящим по промежности пальцам. Ловит Данину улыбку. Снова его губы, чувсвуя, как пальцы ласкают клитор, нажимают. Это так хорошо, что Санта ещё сильнее раскрывается…

— Всегда спешишь куда-то…

Пропускает его замечание мимо ушей, потому что переживает новый восторг — горячий член очутимо давит на вход, прикусывает мужской подбородок в ожидании толчка…

Данила чуть бодает, прижимается губами к мочке уха, прикусывает её в отместку, отпускает…

Его движение внутрь резкое, но всё равно будто осторожнее, чем обычно. Чем тот секс, который Санта помнит.

Данила входит в неё и задерживается. Чувствуя такую необходимую обоим наполненность, Санта сильно сжимает мужские плечи, губы ищет, ловит ими: — Умница моя…

Но в улыбке расплыться не успевает — уже на следующем движении её взрывает на осколочки яркого счастья.

* * *

— Мальчик или девочка? — вопрос Данилы заставил Санту распахнуть глаза.

Попасть из темноты под веками в темноту комнаты с зашторенными окнами. Она пригрелась у него под боком, заснула практически, а тут такое…

Поглаживавшая её рука не поменяла темп, не сбилась, а у неё быстрее забилось расслабившееся было сердце.

Санта оглянулась, взгляд поймала…

— Девочка.

Ответила, чтобы впитать его реакцию. Секунда колебания, потом улыбка. Прижавшиеся к ее плечу губы, новые поглаживания, которые сьезжают на животик.

В горле Санты застряет уточнение, что их девочка пока совсем крохотная. Он не представляет даже, насколько.

— И имя уже есть? — Данила продолжает спрашивать, а Санта благодарит бога, что в темно не будет видно, как ярко покраснела.

Пожимает плечами.

— У меня была идея, но надо будет новое придумать…

— Скажешь? — просьба Данилы не звучит требовательно, поэтому Санта пользуется возможностью не говорить — мотает головой.

Пусть все мысли и чувства, которые сопровождали их с малышкой на протяжении этих месяцев, останутся только в её памяти. Она собиралась назвать дочку в честь её отца. Чтобы хотя бы так он точно у неё был. Теперь же в этом нет обходимости. Он будет. И любить будет. Уже любит, возможно.

Имя же они придумают вместе. Она на любое согласится, если Данила предложит.

Из Санты пропало всё упрямство, страх раствориться, желание отстоять…

Он не претендует на поглощение. С ним не надо бороться… Этот урок важен настолько же, насколько болезненный. Да и она не такое уж жалкое создание, как самой казалось. Ни один из них не делает другому одолжение. Ни он к ней, ни она к нему не снисходит. Они на равных, пусть между ними разница в десяток лет. Пусть он — партнер, а она… Беременная студентка.

Это всё — маркеры для незнающих. Для них же — пыль.

— Без тебя мне очень плохо…

Признание дается Санте легко.

Она поворачивается на кровати, обнимает Данилу за шею, прячется лицом там же…

Поглаживания перемещаются на заброшенную на его бедро ногу.

Делая вдох за вдохом, Санта осознает, что то самое признание не завершено. Там ещё должно быть «а с тобой так хорошо»… Но это скажет позже. Ей бы надышаться.

Раз за разом. Вдох за вдохом.

Всё глубже. С задержкой… До боли в легких…

— Ты так пахнешь…

Шепот Санты растворяется в воздухе. Это, наверное, самое важное из всех её признаний. Он вряд ли до конца понимает, какое отчаянье потери она пережила. Никто не понимает. Никто не знает, как горько плакала из-за одного лишь осознания: так уже не будет. Он не даст себя вдохнуть. У неё не будет шанса к нему прижаться.

Вдыхать его будет другая. Он другую к себе подпустит. С другой будет счастлив. С другой заведет других детей. Он это всё заслуживает, Санта даже ненавидеть его за это не могла. Её надолго сковали вина и безнадега в равной степени. А теперь…

Она им правда дышит. Так свободно, что даже не верится.

— Ты так пахнешь, Дань… — Санта повторяет, чувствуя, что глаза щиплет.

Он не знает, что ответить. Растерян будто…

Целует в висок, гладит кожу, сглотнув, произносит правдиво-осторожное: — Как всегда…

А она плачет.

Загрузка...