Игра судьбы

Глава XVIII

три луны

Аид стоял перед оккультным магазином, известным как «Три Луны». Именно там Геката уловила запах магии, используемой на верфи Посейдона. Рядом с ним была Геката, которая выглядела как член культа, одетая в черный шелковый плащ с капюшоном. Они оба смотрели на изображение на витрине магазина — полную луну в обрамлении двух полумесяцев. Это был символ Гекаты, и у него было множество значений, ни одно из которых не было представлено человеком, который управлял магазином — Василисом Ремесом, Магом.

Маги были смертными, которые, как правило, практиковали черную магию и плохо, часто создавая хаос, который Гекате приходилось подавлять.

— Скажи мне, что ты привел меня сюда, чтобы проклясть этого смертного, — с надеждой сказала Геката, взглянув на Аида.

Губы Аида скривились.

— Только если ты будешь очень хороша.

Он прошел мимо нее и вошел в магазин. Как только он это сделал, над головой раздался колокольчик, и откуда-то из темноты донесся голос:

— Буду с тобой через минуту!

Аид и Геката обменялись взглядами.

— Отличное обслуживание клиентов, — прокомментировала она и начала осматривать магазин, морща нос на ходу.

— Это место воняет темной магией.

Аид тоже чувствовал этот запах. Пахло горелой плотью и чем-то… металлическим. В магазине было темно. Большое окно с символом Гекаты было покрыто темной

краской. Единственным источником света служили черные свечи разной высоты. Аид мало что знал о колдовстве, но он знал, что эти свечи обычно использовались для

защиты, что заставило его задуматься, от чего именно Василис Ремес нуждался в защите… ну, кроме них.

С другой стороны, возможно, Маги держали магазин в темноте, чтобы скрыть хаос. Это была развалина, заставленная ящиками с камнями и кристаллами всех форм и размеров, книгами, которые были разложены неорганизованно и засунуты во все открытые уголки. Там были колдовские куклы и атамы, флаконы с маслами и прахом, и…

— Голубиная кровь, — сказала Геката.

Аид посмотрел на богиню, которая несколько мгновений назад была в другом конце комнаты. У них было соревнование, которое продолжалось несколько лет. Выигрывает тот, кто первым подкрадется и напугает, и получит приз в день победы.

Он приподнял бровь.

— Я знаю, что ты пыталась напугать меня.

— Сработало? — спросила она.

Аид наклонился еще немного, намеренно говоря: — Нет, — прежде чем вернуться к ряду флаконов, кивнув в сторону того, в котором была красно-черная кровь.

— Для чего это используется?

— В основном любовные заклинания, — ответила она.

Аид должен был догадаться. Голубь был символом Афродиты, а любовь ее конёк. Это был пример того, почему Маги были так опасны — они пытались получить силу богов, обычно в гнусных целях и с катастрофическими последствиями.

— Она также используется для скрепления пактов и обещаний, — сказала она. — Плохо, что они не могут добывать благосклонности.

— Хм, — согласился Аид, когда заметил, что Геката напряглась. Что-то привлекло ее

внимание.

— В чем дело?

Богиня пересекла комнату, приближаясь к прилавку. Аид последовал за ней, сначала с любопытством, а затем в ужасе от того, что он увидел. На стене за прилавком был вмонтирован ряд полок, на которых, словно ценные вещи, были выставлены сморщенные руки. У каждого в пальцах была зажата свеча.

— Геката.

Аид тихо произнес ее имя.

— Что это такое?

— Руки Славы, — сказала она. — Традиционно это руки повешенных жертв.

Они обменялись взглядами; в Новой Греции больше не вешали людей. Если Аид должен был догадаться, эти руки из могил.

— Говорят, что те, у кого они есть, могут обездвижить любого.

Это было богохульное оружие, которое могло причинить много вреда, если его отдать не тому человеку.

Как раз в этот момент из занавешенного дверного проема за прилавком, спотыкаясь, вышел полный мужчина. Он не смотрел в их сторону, когда вытирал ладони о свои черные одежды, что Аид нашел тревожным.

— Могу я вам помочь?

Его голос был пронзительным скулящим, и у Аида мелькнула мысль, что он будет раздражать во время пыток.

— Ты можешь начать с того, что расскажешь нам, где прячется Сизиф де Эфира, — сказал Аид.

Голова Мага резко повернулась к ним, маленькие глазки расширились на его пухлом, желтоватом лице. Он неуклюже споткнулся и упал на что-то, спрятанное в тени за его столом. Через мгновение он снова вскочил, пытаясь дотянуться до одной из рук, висевших на стене. Когда он, наконец, стащил ее с места, он держал ее высоко, дрожа.

— Не подходите!

Аид и Геката обменялись взглядами.

— Я обладаю силой богов!

Его голос дрогнул, и он сплюнул, когда заговорил.

— Пагома!

На мгновение воцарилась тишина, когда Маги поняли, что он совсем не так силен, как два бога перед ним.

— О, драгоценный смертный, — сказала Геката, и сладкий тон ее голоса противоречил ее прищуренным глазам. Сморщенная рука, которую он держал в воздухе, распалась, за ней последовали остальные на его полке.

— Ты будешь угрожать мне, когда это мой символ, который ты изобразил на своем магазине?

В этот момент голос Гекаты изменился, приобретя искаженные нотки, и Василис съежилась, прижавшись к стене и дрожа. Не часто Аиду доводилось быть свидетелем гнева Гекаты, и он должен был сказать, что ему нравилось видеть огонь в ее глазах.

— Ты никогда не познаешь силу богов.

Воздух всколыхнулся от магии Гекаты, погасив горящие свечи, и хотя Аиду хотелось бы увидеть кульминацию гнева богини, ему также нужен был Маг, живой и способный говорить.

— Ты закончила пугать смертного? — спросил Аид.

— Подожди своей очереди, — сказала она.

— Теперь моя очередь.

Аид бросил на нее многозначительный взгляд, который говорил: «помни, зачем мы пришли сюда».

— Если вы спорите о моем предстоящем наказании, тогда я действительно предпочел бы остаться с леди Гекатой, — сказал Маг.

— Ты не можешь выбирать, кто тебя накажет, смертный, — огрызнулся Аид. — У тебя много наглости, угрожать богам. Не говоря уже об этом богохульном бизнесе, которым ты занимаешься.

— Я запаниковал, — сказал он.

Губы Аида сжались.

— Сизиф де Эфира. Где он?

Аид увидел узнавание в глазах смертного.

— Скажи мне! — скомандовал Аид.

— Сис-Сизиф де Эфира, вы говорите? Василис заикался.

— Н-Нет. Я думаю, вы ошибаетесь, милорд. Я не знаю никого с таким именем.

Аид ненавидит ложь. У неё был вкус и запах, горький и острый. Его брови надвинулись на глаза, и когда он приблизился к Магу, он по-другому запел.

— Я имею в виду, вы сказали Сизиф де Эфира Я думал, Сисфус де Фира, — продолжил он, неловко смеясь, скользя вдоль стены, подальше от двух богов.

— Да, да… Сизиф был здесь только вчера.

На мгновение воцарилась тишина, а затем Аид заговорил, слова проскальзывали у него сквозь зубы.

— Где он сейчас?

— Я-я не знаю.

Терпение Аида было тонкой нитью, и она разорвалась. Он зарычал. Из кончиков его пальцев торчали когти. Когда он шагнул к мужчине, раздался грохочущий звук, который донесся из задней комнаты, где был смертный. Аид свирепо посмотрел на смертного, прежде чем изменить курс и направиться в заднюю комнату.

— Подождите…

— Ты просишь Аида, Бога Подземного мира, разрезать твое лицо на куски? — спросила Геката. — Потому что я с удовольствием посмотрю.

— Вы ищите Сизифа? Я скажу вам, где он! Вернитесь… вернитесь! — позвал он, когда Аид исчез за занавеской.

Он оказался в темном коридоре, который вел в большую комнату. Воздух был холодным и затхлым, слегка пахнущим разложением, воском и чем-то похожим на паленые волосы. Здесь было чище, чем в витрине магазина, и полно изящных стеклянных витрин, под которыми были аккуратно разложены разнообразные товары. Было ясно, почему Василис не хотел, чтобы Аид был здесь. Он продавал реликвии — рваную ткань и кусочки украшений, разбитые наконечники копий и щепки от щитов, кости и разбитую глиняную посуду. Это были вещи, которые были собраны с полей сражений после Великой войны. Он не был уверен почему, но видеть остатки войны ему никогда не было легко. Это напомнило ему о травме Титаномахии, о кровавых полях сражений и изуродованных трупах.

Тем не менее, Аид поискал в темноте источник шума и нашел его. Набор книг был сбит с полки. Аид наклонился, чтобы поднять их, и когда он выпрямился, его взгляд встретился с взглядом черной кошки с желтыми глазами. Существо зашипело на него, и он зашипел в ответ. Кошка взвыла и вскочила со своего места, исчезая в темноте.

— У нас тут дилер чёрного рынка, — крикнул Аид Гекате.

Василис, шаркая, вошел в комнату первым, его рука была вытянута в воздух, как будто он сдавался. Именно тогда Аид заметил знакомое изображение, выгравированное на бледной коже его запястья — треугольник. Глаза Аида сузились.

— Итак, ты являешься членом Триады?

Маг застыл.

— Не по своей воле.

Это был самый быстрый ответ, который он когда-либо давал, и в нем звучала правда.

— Тогда почему их метка на твоей коже?

Этот вопрос заставил Аида почувствовать себя неловко. Он не мог не думать о Персефоне и метке на ее запястье. Ту, которую он поместил туда против ее воли.

— Что они сделали?

Это была Геката, которая задала вопрос, ее тон был мягким, она видела что-то внутри смертного, чего, по-видимому, не видел Аида.

— Они сожгли ее, — ответил Василис, опуская руки.

— Кого? — спросил Аид.

— Мою кошку.

— Твою кошку?

Аид не был впечатлен.

— Они сожгли ее прямо у меня на глазах, — сказал он хриплым от эмоций голосом. — Я думал, она ушла навсегда, но их лидер… он сохранил ее ошейник. Он сказал, что вернет ее, если я присоединюсь к ним. Им… нужна была магия.

— Голем? — спросил Аид.

Василис кивнул.

Теперь Аид понял. Маг согласились служить Триаде в обмен на ошейник. Это была единственная оставшаяся вещь, принадлежавшая его кошке, но он не хотел ее, потому что был сентиментален. Он хотел этого с определенной целью — ошейник можно было использовать, чтобы воскресить ее, что, судя по всему, было успешным.

— Итак, ты обменял свою свободу на ошейник?

— Что бы ты променял на то, что тебе дорого? — возразил Маг.

Мир, подумал Аид.

— О! — внезапно воскликнула Геката, наклоняясь, чтобы поднять кошку, которая ранее шипела на Аида. — Это она? Какая милашка! Как ее зовут?

— С-Серена.

— Серена, — сказала Геката, поднимая кошку, как ребенка. — У меня есть хорек по имени Гейл…

Аид вздохнул.

— Геката, может не сейчас?

— Это значит быть человеком, Аид, — сказала богиня. — Ты должен делать заметки. Разве ты не хочешь произвести впечатление на Персефону?

— Кто такая Персефона? — спросил Маг.

— Не твоё дело, — отрезал Аид, затем он посмотрел на Гекату и возненавидел себя за свой следующий вопрос. — Какое отношение кошка имеет к тому, чтобы быть человеком?

— Это имеет прямое отношение к кошке, — сказала Геката, затем вздохнула. — Кошка — это человечность. Это то, что делает этого, — она указала на Мага, — несчастного, печального и жалкого смертного достойным спасения.

— Ты не видела его душу, — пробормотал Аид.

Геката сверкнула глазами.

— Я преподаю тебе урок, Аид! Усвой его.

Аид собирался огрызнуться, что она ужасный учитель, когда почувствовал, как воздух за его спиной сдвинулся. Он повернулся, и тени отделились от его сущности, устремившись к отступающей фигуре Мага, который пытался убежать по коридору.

Тени окутали его и отбросили назад. Маг врезался в один из его безупречных стеклянных витрин и замер.

Геката поморщилась.

— Тебе не нужно было бросать его так сильно. Он не бог.

— Он хотел вести себя как один из них.

Геката выгнула бровь.

— Это ответ сострадательного бога?

— Это то, чему ты пыталась научить?

Аид сделал шаг к смертному и взмахнул рукой. Маг открыл глаза, моргая, а затем застонал, когда почувствовал боль от приземления.

— Слушай сюда, смертный, и слушай внимательно. Ты скажешь мне, кто обратился за твоими услугами, или я проведу вечность, отрезая твой язык и скармливая его твоей кошке. Ты понимаешь?

Мужчина кивнул, тяжело дыша, и ответил: — Его зовут Тесей.

Тесей.

Это было имя, которое Аид хорошо знал, так как это было имя сына Посейдона, его племянника.

— Голем был идеей Сизифа, — объяснил Василис. — Он был моим клиентом. Именно после того, как он пришел ко мне, Тесей потребовал узнать планы Сизифа. Он заставил меня вызвать портал на склад. Он ушел отсюда вместе с Сизифом. Я не знаю, куда они делись.

Итак, Сизиф был обманут так же, как и Аид. Вопрос был в том, чего Тесей хотел от Сизифа? Хотел ли он отомстить за убийство Эола Галани, или в его действиях было что-то большее?

Через мгновение Маг заговорил.

— Пожалуйста… пожалуйста, не забирайте мою кошку.

— Геката, — позвал Аид богиню, которая направилась к темному коридору, все еще держа кошку на руках.

— Приведи кошку.

— П-подождите. Я сказал, пожалуйста!

— О, ты тоже идешь, смертный, — сказал он, и глаза Василиса расширились.

— Но я сказал правду! Я…

Маг замолчал, исчезнув по мановению руки Аида. Он проведет время в заключении, но не в Тартаре — он отправится в Призрачное Место, тюрьму, которую смогут увидеть только те, кто пользуется благосклонностью. Это было особое место для смертных вроде него — Магов, которые нарушали закон или хранили секреты — и в редких случаях могли быть использованы в качестве приманки.

Аид повернулся к Гекате.

— Видишь, я могу быть сострадательным.

***

Прежде чем покинуть «Три луны», Аид вызвал Илиаса в лавку, чтобы сатир мог избавиться от содержимого, что означало сжечь ее дотла. Он и Геката расстались, у Аида были дела с Афродитой, в то время как Геката намеревалась вернуться в Подземный мир.

— Души устраивают праздник в твою честь сегодня вечером, — напомнила она ему. — Они были бы вне себя от радости, увидев тебя.

Чувство вины захлестнуло его, как это бывало всегда, когда его народ выделял время, чтобы поклониться ему.

— Персефона будет там. Я полагаю, что они также планируют почтить и ее.

Это не было неожиданностью. Она заслуживала их поклонения. Она была для них большим богом, чем он когда-либо был для них. Кроме того, им придется привыкнуть праздновать ее. Она должна была стать их королевой.

— Возможно, на этот раз у меня получится, — сказал он перед уходом, но усомнился в своих словах.

Богиня Колдовства хотела как лучше, но были некоторые демоны, с которыми Аид не хотел сталкиваться, и его народ — его прошлое обращение с ними — был одним из них.

Аид нашел Афродиту в ее приморском особняке, полулежащей на шезлонге в своем мраморном доме с окнами от пола до потолка, выходящими на океан и остров Гефеста. Когда он появился, она зевнула, прикрыв рот тыльной стороной ладони.

— Я ожидала, что ты вернешься прошлой ночью, — сказала она, обмахиваясь чем-то похожим на пучок перьев. — У тебя, должно быть, было много дел.

— Твой смертный накачал Персефону наркотиками, — сказал Аид, переходя к сути своего визита. Обычно он не возражал против сарказма Афродиты, но сегодня он был не в настроении для этого.

Богиня никак не отреагировала, но ее рука продолжала двигаться, веер с перьями бил в устойчивом ритме.

— Где твои доказательства? — спросила она скучающим тоном.

— Я почувствовал яд на ее языке, Афродита, — жестко сказал Аид.

— Почувствовал?

Афродита села, ее глаза слегка расширились, когда она отложила веер в сторону.

— Так, значит, ты поцеловал ее?

Челюсть Аида сжалась, и он не ответил.

— Ты влюблен? — спросила она, и в ее голосе прозвучала нотка тревоги, которую Аид не понял. Боялась ли Афродита, что он выиграет их сделку и она потеряет свой шанс увидеть, как Бэзил вернется из Подземного мира? Или заботилась ли она вообще о Бэзиле? Боялась ли она больше того, что больше не увидит его таким, каким видела себя — одиноким?

Он пристально посмотрел на нее, и ее глаза заискрились, а губы изогнулись в улыбке.

— Так и есть! О, это действительно новость.

— Хватит, Афродита.

Она сверкнула глазами, скрестив руки на груди.

— Я полагаю, тв пришёл сюда, чтобы угрожать Адонису?

— Я пришел спросить, почему ты позволила этому случиться.

Глаза Афродиты расширились, и она моргнула, явно не ожидая, что Аид задаст этот вопрос. Затем ее глаза сузились.

— В чем ты обвиняешь меня, Аид?

— Ты держишь своих любовников на коротком поводке, и все же ты отпустила Адониса и вызвала меня, когда все вышло из-под контроля. Ты надеялась увидеть меня в ярости?

— Я думаю, ты обвиняешь меня в организации вчерашнего фиаско.

Афродита могла быть Богиней Любви, но она не верила в нее и часто затрудняла ее получение смертными. Она рассматривала это как игру и играла ими как пешками, вводя отвлекающие факторы, бросая вызов связи, которую она никогда не смогла бы установить с другим.

Он знал, что она делает, и он был здесь, чтобы остановить это.

— Персефона — не игрушка, Афродита. Не суйся к ней.

Ее губы сжались, а глаза цвета морской волны потемнели.

— В этой сделке нет правил, Аид. Я могу оспаривать твой выбор столько, сколько захочу.

— Позволь мне внести ясность, Афродита. Эта сделка не имеет никакого отношения к тому, будет ли Персефона моей королевой или нет, поскольку это будущее, сотканное Судьбами. Если ты сунешься к ней, ты будешь иметь дело со мной.

— Если она не любит тебя, ты не сможешь помешать ее взгляду блуждать.

— Это то, что ты пытался доказать прошлой ночью? Потому что все, что я видел, — это моя будущая жена в бедственном положении. Преступление, которое не останется безнаказанным.

— Если?

Ее вопрос заставил Аида усмехнуться, и этот звук украл самодовольное выражение лица Афродиты.

— О, нет никакого торга, когда речь заходит о моей королеве, — ответил Аид. — Существование Адониса в Подземном мире будет ужасом.

Пока он говорил, глаза Богини Любви расширились, и гнев омрачил ее лицо.

— Аид…

Его имя сорвалось с ее губ, как предупреждение.

— Ничто не удержит меня от того, чтобы растерзать душу Адониса. Будь спокойна теперь, зная, что ты решила его судьбу, Афродита.

Последнее, что он услышал перед уходом, была Афродита, выкрикивающая его имя.

Аид вернулся в свой кабинет в Подземном мире. Из него открывался вид на Асфодель, и он наблюдал за весельем своего народа издалека, освещенный светом фонаря. С такого расстояния он не мог видеть Персефону, но знал, что она здесь. Ее присутствие всколыхнуло новые воспоминания о предыдущей ночи, а вместе с ними и чувство вины за то, что он оставил ее на своей кровати обнаженной, с пылающей от желания кожей. По крайней мере, он доказал себе одну вещь — она хотела, чтобы он был трезвым.

Он вздохнул и выпил стакан виски, прежде чем ослабить галстук и направиться в ванную. Ему нужно было принять душ. Он чувствовал себя нечистым, зловоние темной магии и лавки Василиса прилипло к его коже.

Он остановился у входа в свои личные купальни, где слышал плеск воды и вдыхал аромат Персефоны. Мысль о том, чтобы снова увидеть ее обнаженной, наполнила его вожделением, его член утолщался при мысли о том, чтобы быть внутри нее.

Но отвергнет ли она его? Или пригласит его исследовать каждую грань ее тела?

Он собирался это выяснить.

Он вышел из тени, спускаясь по ступенькам, стараясь производить достаточно шума, чтобы не напугать ее. Когда он появился в поле зрения, то обнаружил ее в центре овального бассейна, окруженного с обеих сторон мраморными колоннами. Ее глаза были широко раскрыты, щеки раскраснелись, волосы были мокрыми и прилипли к телу, как виноградные лозы, обвивающие фарфор. Вода плескалась о ее груди, доходя только до розовых сосков, вода была такой прозрачной, что он мог разглядеть изгиб ее бедер и темные завитки на вершине бедер. Его мысли обратились к тому, каково было бы раздвинуть эту атласную плоть и исследовать доказательства ее желания к нему. Он был уверен, что она будет скользкой и горячей, готовой для его пальцев и рта, и он будет пить из нее, пока она не развалится на части в его объятиях.

Затем его взгляд упал на ноги, где была свалена ее одежда. Сверху красовалась красивая золотая корона. Он узнал в этом мастерстве Йена, талантливого кузнеца, который веками жил в Подземном мире.

Аид наклонился и поднял ее, чтобы рассмотреть поближе. Там был прекрасный драгоценный камень и цветочная композиция, идеальный баланс флоры, который представлял его и Персефону одинаково.

— Это прекрасно.

Она уставилась на него, ее глаза горели, как кузница. Аид гадал, какие мысли сопровождали этот взгляд. Были ли они такими же непристойными, как его собственные? Интересно ли ей, каким будет его член в ее руках, каким он будет на вкус у нее во рту, какой звук он издаст, когда кончит?

Она прочистила горло, прерывая его мысли. — Да. Йен сделал это для меня.

— Он талантливый мастер. И это привело к его смерти.

Ее брови сошлись на лбу.

— Что ты имеешь в виду?

— Он был любим Артемидой, она благословила его способностью создавать оружие, которое гарантировало, что его владелец не будет побежден в бою. Он был убит за это.

Благосклонность может быть опасной вещью для дарования. Это делало мишенями смертных в древности и сегодня. Иногда результаты были положительными, и смертный получал известность и статус, а в других случаях его убивали.

Аид еще мгновение смотрел на корону. Было важно, что она приняла такое украшение от его народа, даже если она сделала это, чтобы сделать им приятное. Это был знак ее преданности им, качество настоящей королевы. Он положил ее поверх ее одежды, а затем поднялся на ноги, снова встретившись взглядом с Персефоной. Также было важно, что она не пошевелилась, чтобы спрятаться от него.

— Почему ты не пошел? — спросила она. — На празднование в Асфодель. Это было для тебя.

— И для тебя. Они чествовали тебя, — сказал он. — Как им и положено.

— Я не их королева.

— И я не достоин их празднования.

— Если они считают, что ты достоин празднования, тебе не кажется, что этого достаточно?

Аид не ответил. Он не хотел говорить на эту тему. На самом деле, единственными словами, которыми он хотел поделиться с ней, были эротические мольбы и хриплые стоны. Его член пульсировал, отчаянно желая свободы и удовольствия, что заставляло кровь приливать к голове и не давало сосредоточиться ни на чем, кроме секса.

— Могу я присоединиться к тебе?

Он заметил, как у нее сжалось горло, когда она сглотнула и кивнула. Ее приглашение только разожгло огонь. Он удерживал ее взгляд, пока раздевался, почти застонав, когда высвободил свой торчащий член из-под брюк. Он казался распухшим и натянутым до боли. Он нуждался в освобождении, и он был в еще большем отчаянии, когда взгляд Персефоны прошелся по его телу, такой же голодный, как и он сам.

Он шагнул в бассейн и заговорил, приближаясь.

— Я считаю, что должен перед тобой извиниться.

— За что конкретно?

Улыбка тронула его губы. Он знал, что она чувствовала, что он должен извиниться перед ней не только за то, как он оставил ее вчера. Проблема была в том, что извинения приносились, когда кто-то действительно сожалел о том, что он сделал, и Аид не думал, что он когда-нибудь пожалеет о том, что обманом заставил ее заключить их контракт. Это означало бы ее свободу, независимо от того, осознает она это сейчас или нет.

Он придвинулся ближе, возвышаясь над ней, и коснулся ее лица, проведя пальцем по щеке.

— В последний раз, когда мы виделись, я был несправедлив к тебе.

Она отвела глаза, и рука Аида упала с ее лица, когда она тихо сказала:

— Мы были несправедливы друг к другу.

Она говорила о статье, которую написала сама, и от того факта, что она признала ее несправедливость, у него перехватило дыхание. Было ли это слишком сильно — надеяться, что она изменит свое мнение о нем?

— Тебе нравится твоя жизнь в мире смертных?

Он должен был спросить, должен был оценить ее привязанность к Верхнему Миру. Оставит ли она это, чтобы стать его королевой?

— Да.

Она оттолкнулась от него, поплыла назад, ее груди приподнялись над водой. Аид последовал за ней, как будто она дергала его за ниточку.

— Мне нравится моя жизнь. У меня есть квартира, друзья и работа. Я скоро закончу университет.

— Но ты Божественна.

Он не понимал. Зачем она строила эту мирскую жизнь в Верхнем Мире, когда у нее могло быть все, что угодно? Все?

Она перестала уходить вброд, и они встали в сантиметрах друг от друга. Он мог чувствовать прикосновение ее сосков к своей коже, когда она дышала.

— Я никогда не жила как богиня, и ты это знаешь, — ответила она, и вид у нее был почти разочарованный, между ее бровями появилась морщинка.

— У тебя нет желания понять, что значит быть богиней?

— Нет.

— Я думаю, ты лжешь, — сказал он.

Он сразу почувствовал вкус лжи, этот горький металлический привкус в глубине рта. Вопрос был в том, почему? Если ему нужно догадаться, то он предположил бы, что это как-то связано с ее дремлющей силой.

— Ты меня не знаешь.

Ее глаза загорелись, как души, возносящиеся в ночное небо.

Да, подумал он, разведи этот костер.

Он хотел, чтобы она разозлилась, хотел почувствовать, как страсть исходит от ее тела и вибрирует в его собственном.

Он сузил глаза, бросая вызов.

— Я знаю тебя.

Он переместился так, чтобы оказаться позади нее, касаясь ее только кончиками пальцев, проводя по ее ключице и плечу.

— Я знаю, как у тебя перехватывает дыхание, когда я прикасаюсь к тебе. Я знаю, как краснеет твоя кожа, когда ты думаешь обо мне. Знаю, что за этим красивым фасадом что-то скрывается.

Он запечатлел поцелуй на ее плече, прежде чем его рука переместилась ниже, задев ее грудь. Персефона резко вдохнула, когда ее тело выгнулось навстречу ему, Аид почти застонал.

— Там ярость, страсть. Там царит тьма.

Он подчеркнул свои слова движением языка по ее шее.

— И я хочу попробовать это.

Его рука скользнула по ее животу, прежде чем обхватить за талию, затем он крепче прижал ее к себе, не оставляя у нее сомнений в его желании к ней. Его член идеально прилегал к ее стройному заду, ее спина прижималась к его груди.

— Аид.

Она выдохнула его имя, и это сделало его ненасытным.

Он уронил голову на изгиб ее плеча и взмолился:

— Позволь мне показать тебе, что значит владеть силой в своих руках. Позволь мне вытянуть из тебя тьму — я помогу тебе сформировать ее.

Пока он прижимал ее к себе, его другая рука искала ее центр. Его пальцы пробежались по жестким темным завиткам, пока он не обхватил ее лоно, чувствуя, как тепло увлажняет его руку. Голова Персефоны откинулась назад, покоясь на его плече, и ее вздох подбодрил его.

— Аид, я никогда…

— Позволь мне быть твоим первым.

Это была мольба, но в то же время и вопрос. Он отчаянно хотел этого, мог чувствовать, как сильно она тоже этого хотела. Но была разница между желанием и готовностью, и он не стал бы давить на нее, если бы ей нужно было время.

За исключением того, что она кивнула, приглашая его руку раздвинуть ее плоть. Его большой палец слегка коснулся ее клитора, дразня вход в ее нежную и восхитительную плоть. Она приподнялась на цыпочки, тело напряглось под его прикосновением.

— Дыши, — прошептал он, и когда она сделала это, его пальцы погрузились глубже, вызвав крик Персефоны и стон Аида. Его голова была затуманена похотью. Он так сильно хотел этого единственного случая, исследовать ее своей рукой, своим ртом и своим членом. Он хотел овладеть ею миллионом различных эротических способов, и все же она была новичком во всем этом, ее тело было незнакомо с этим… вторжением. Он сильно прикусил губу, чтобы вернуть себя в этот момент, сосредоточиться на том, чтобы доставить удовольствие Персефоне, а не на своей пульсирующей потребности в освобождении.

Это должно быть для неё.

— Ты такая влажная.

Слова вырвались как шипение, его лицо глубоко зарылось в ее волосы. Запах ванили и лаванды затуманил его мысли. Когда он почувствовал, как ее ногти впились в его кожу, он направил ее руку вниз, туда, где глубоко зарылась его рука.

— Потрогай к себе. Здесь.

Он показал ей, как работать с ее клитором, слегка касаясь пучка нервов, который располагался прямо над ее влажным жаром, где он все еще двигался. Он наслаждался, наблюдая за тем, как эротично она прижималась к нему, покачивая бедрами, отчаянно желая почувствовать его глубже, и он был счастлив услужить. Ему нравилось, как она стонала, как у нее перехватывало дыхание, как ее голова откидывалась на его плечо. Он продолжал двигаться внутри нее, в то время как его другая рука переместилась к ее груди, сжимая и разминая соски, а затем он вышел из нее.

Потрясенный крик Персефоны заставил его улыбнуться, и она повернулась к нему. Он не был уверен, что она намеревалась сделать, но не дал ей шанса довести дело до конца. Он привлек ее к себе, и его рот накрыл ее, приоткрыв губы, языки двигались друг против друга с отчаянием, которого он никогда раньше не испытывал. Это был результат недель сдерживаемой потребности, и сейчас он даст ей волю, будет поклоняться ей, пока она не станет красной и возбужденной.

Он прервал их поцелуй и прижался лбом к ее лбу, и у него мелькнула мысль, что он будет дорожить этим моментом — паузой между страстью, когда они разделили так много и разделят еще больше.

— Ты доверяешь мне?

— Да.

Он изучал ее еще мгновение, запоминая честность, запечатленную на ее лице, прежде чем поцеловать ее и поднять из бассейна. Он усадил ее на край и втиснулся между ее бедер, обхватив руками ее талию. Он остался бы здесь навсегда, если бы это означало, что она всегда смотрела на него этими глазами с тяжелыми веками.

— Скажи мне, что ты никогда не была обнаженной с мужчиной. Скажи, что я единственный.

Это был первобытный вопрос, странная потребность, которую он чувствовал глубоко в животе, которая вибрировала через нить, соединявшую их. Он хотел быть первым, кто исследует ее тело, единственным, кто узнает его правду и доставит ей удовольствие.

Выражение ее лица смягчилось, и он почувствовал, как ее рука накрыла его лицо. — Да.

Он снова поцеловал ее и просунул руки под ее колени. Он потянул ее вперед, пока она едва не оперлась о бортик бассейна. Его поцелуи переместились с ее рта на подбородок, на грудь и живот, подбородок коснулся влажных завитков в центре ее тела, подгоняемый Персефоной, чьи руки запутались в его волосах, дергая и царапая, когда резкие вздохи и чувственные стоны вырвались из ее рта. Это была эротическая симфония, которую он мог слушать до конца своей бессмертной жизни.

Покрывая ее кожу поцелуями, пробуя на вкус языком, он обнаружил то, чего не ожидал — дефект на ее идеальной коже. Обесцвеченные пятна заживающего желто-зеленого цвета, синяки, расползающиеся по ее бедрам.

Он посмотрел на нее снизу вверх.

— Это был я?

— Все в порядке.

Он все еще хмурился, ненавидя то, что причинил ей боль, и целовал каждый синяк, полностью исцеляя их, когда приближался к ее входу. Не было никакого ожидания, как только он почувствовал ее жар. Он думал подразнить ее еще больше, вызвать недозволенные вздохи разочарования и требования его языка, но он был слаб, его сдержанность была разрушена. Он набросился на нее, как будто она была пиршеством, а он умирал с голоду. Ее крик удовольствия пронесся через него, прямо к его члену, напоминая ему, что у них впереди еще несколько часов наслаждения.

Он начал с легких поглаживаний, задевая ее клитор и скользя по влажному входу, но когда ее руки сжались в его волосах, а крики стали гортанными, он притянул ее ближе, проникая языком глубже, пробуя сладкую скользкую кожу. Она извивалась под ним, и он одной рукой удерживал ее на месте, в то время как другой дразнил этот комок чувствительных нервов. Она напряглась под ним, плотина, готовая прорваться, и когда она наконец обрела освобождение, он выпил.

Затем она села прямо над его членом, ее вход дразнил его кончик, и он стиснул зубы, чтобы не насадиться на нее. Когда он отстранился, его глаза впились в ее.

Позволь мне овладеть тобой, подумал он. Он наблюдал, как она прикусила губу, еще одно безмолвное приглашение, но как только он двинулся, чтобы ввести в нее свой пульсирующий член, он услышал голос Минфу.

— Лорд Аид?

Ему казалось, что его зубы вот-вот разлетятся вдребезги. Он никогда в жизни так сильно не ненавидел звук, но этот был тем, который он проклял бы до конца своего существования. Он заметил, как напряглась Персефона, и удержал ее на месте, когда оттолкнулся от края бассейна, повернувшись так, чтобы она оказалась спиной к нимфе, когда та вошла в ванну. Это была попытка сохранить часть ее скромности, даже когда ее ноги все еще обнимали его за талию.

За исключением того, что Персефона удивила его, обхватив рукой его член.

Они уставились друг на друга, и если бы взгляды могли разжечь огонь, они бы испепелили.

— А…

Минфа стояла на верхней ступеньке лестницы, ведущей в бани. Ее челюсть сжалась, а черты лица стали жесткими при виде того, на что она наткнулась.

— Да, Минфа?

Голос Аида был напряженным, его гнев и желание боролись за господство в его сознании. Рука Персефоны скользнула вниз по его стволу, ее большой палец водил легкими кругами по головке его члена.

— Мы…вы не пришли на ужин, — сказала она.

Все, о чем мог думать Аид, было: Почему она все еще говорит?

— Но я вижу, что вы заняты.

Рука Персефоны опустилась к самому основанию.

— Очень, — процедил он сквозь зубы.

— Я дам повару знать, что вы полностью насытились.

Вплоть до кончика.

— Вполне, — процедил он сквозь зубы.

Минфа задержалась там еще на мгновение, как будто хотела сказать что-то еще, но — умно — передумала. Она повернулась и ушла, а Аид потянулся к Персефоне. Они продолжат с того места, на котором остановились. Она достаточно подразнила его, и теперь он узнает, каково это — быть внутри нее, быть поглощенным этим завораживающим жаром.

За исключением того, что она оттолкнула его.

— Куда ты направляешься?

Он последовал за ней.

— Как часто Минфа приходит к тебе в ванну? — спросила она, выходя из бассейна.

— Персефона.

«Не делай этого. Не иди туда», — хотел сказать он, но она не смотрела на него и прикрылась полотенцем.

— Посмотри на меня, Персефона.

Он все еще был в бассейне, но продвинулся вперед настолько, что вода доходила ему до бедер. В каком-то смысле он чувствовал себя таким же обнаженным, его твердая плоть была полностью выставлена напоказ, так что у нее не оставалось сомнений в том, что он хочет ее.

— Минфа — моя помощница.

— Тогда она сможет помочь тебе в твоих нуждах.

Она осмелилась пригвоздить его член своим злобным взглядом. Его брови нахмурились, и он вышел из воды, обняв ее за талию. Он привлек ее к себе.

— Я не хочу Минфу, — прорычал он.

— А я не хочу тебя.

Ему хотелось зарычать от горького привкуса в глубине рта, когда он попробовал ее ложь.

— Ты не… хочешь меня? — спросил он.

— Нет, — сказала она, но ее голос был хриплым шепотом.

Взгляд Аида опустился на ее припухшие от поцелуев губы, прежде чем снова подняться к ее глазам. Через мгновение он спросил:

— Ты знаешь все мои способности, Персефона?

Он заметил, как сжалось ее горло, когда она сглотнула. Он удивлялся, почему после того, что они разделили в бассейне, она нервничала. Возможно, она не доверяла себе, чтобы поддерживать этот фасад безразличия.

— Некоторые из них, — ответила она.

Он наклонил голову, медленно приближаясь.

— Просвети меня,

— Иллюзия, — сказала она, и пока она говорила, его губы скользнули вдоль ее шеи.

— Да, — прошептал он, продолжая исследовать и пробовать на вкус ее кожу.

— Невидимость?

— Очень ценно.

— Очарование? — выдохнула она, когда его губы приблизились к чувствительной коже ее груди.

— Хмм.

Он сделал паузу и посмотрел на нее.

— Но на тебя это не действует, не так ли?

— Нет.

Она вздрогнула, когда ответила, и улыбка угрожала самообладанию Аида. Он провел пальцем вниз по центру ее груди, зацепив полотенце и обнажив ее груди.

— Похоже, ты не слышала об одном из моих самых ценных талантов.

Он взял в рот один тугой бутон и пососал, наслаждаясь тем, как у Персефоны громко перехватило дыхание. Он отстранился и встретился с ней взглядом.

— Я чувствую вкус лжи, Персефона. И твой такой же сладкий, как твоя кожа.

Она положила руки ему на грудь и оттолкнула его.

— Это была ошибка.

Это не было ложью, и правда об этом разбила его душу вдребезги.

Персефона собрала остатки своей одежды и корону, которую сделал Йен. Она прижимала их к груди, как щит, как будто ей было стыдно за то, что она позволила случиться этому. Аид уставился, как она отступает вверх по лестнице.

— Ты можешь верить, что это была ошибка, — крикнул Аид, и Персефона остановилась, лишь слегка повернув голову, чтобы он мог видеть ее профиль.

— Но ты хочешь меня. Я был внутри тебя. Я попробовал тебя на вкус. Это правда, от которой тебе никогда не убежать.

И именно эта правда дала ему надежду, потому что Аид знал, что может вызвать привязанность с помощью огня.

Он наблюдал, как Персефона вздрогнула и побежала.