Империя Женщин

Глава 9

Я шла по коридору вслед за камердинес, недовольно хмурясь, и стараясь ступать на полную ступню, уменьшая противный уху скрип.

Сапоги на мне поскрипывали, были тесны, чересчур плотно охватывая голенищами ноги. Хоть и мои, от охотничьего костюма. С прошлого лета сапоги остались тут, вместе с штанами, и кафтаном наверх. Хранилось все это добро у Бриссы в чулане.

Мы ездили на охоту в местный лесок глубокой осенью, зарядил ливень впополам с ураганом, на обратном пути угодили в болото, Брисса оставила там добытого кролика, он утонул наполовину. А я — охотничий ягдаш. Досадная потеря. С одежды моей можно было выжимать жидкую болотную грязь. Слуги конечно, как могли почистили одежу, но все ж.

Вот с того времени без ухода, кожа на обуви заскорузла и ссохлась, отчего сапоги чуть слышно, но все равно неприятно скрипели при ходьбе.

Так что я испытывала всеобщее стеснение, и физическое и духовное.

Наверх мне пришлось переодеться в жакетку Бриссы с золотыми завязками, и брюки, что были мне малость широки в талии и узки в бедрах, из-за разницы наших с ней конституций. Рубаха на мне осталась та же что с утра, а на плечи я накинула тот самый охотничий двубортный кафтан из зеленого сукна, что несмотря на старания служек его вычистить, все равно пах пылью и чердаком, а рыжий лисий мех на его вороте частично обглодала моль.

Смотрелась я отнюдь не по княжичьи. Благо вокруг все свои, почти домашние, не перед кем красоваться.

Как уже было сказано, Парнейский дракон, а точней матушка Бриссы, баронесса Густа поджидала меня в саду.

Но я встретила вначале не её, а барона, ее второго мужа, что стоял прямо у входа в сад и ровнял розовый куст, ловко орудуя садовым ножом. Мне по локоть размером. Отец Бриссы стоил отдельного разговора, такой это был выдающийся во всех отношениях человек, выше всех кого я знала, широченный в плечах, мощный и с курчавой бородой. Настоящий лернийский медведь, как звали его в обществе. Садовый нож в его ладонях казался перочинным, крохотным. Когда мы были помладше, папенька Бриссы частенько нас развлекали, сажая всех своих детей, (ну кроме Инвара, чересчур взрослого для таких забав, и слишком серьезного) и меня до кучи, на длинную доску и поднимали на одном своем могучем плече.

При том, грозный с виду силач, был добрейшей души господин, и даже сейчас, когда ему стукнуло шестьдесят, лоб его оставался светлым и чистым, без единой резкой морщины, как у человека что никогда не хмурится и не сердится.

— Добрый день Милон Лизаветыч! — Преувеличенно радостно поприветствовала я его, вежливо кланяясь. Я всегда любила этого человека, да и кем он был нелюбим?

— И вам утра доброго, княжна Ари — Поздоровался он, по-домашнему сократив мое имя, и одарив меня той самой своей солнечной и теплой улыбкой, что так нравилась мне и в его родных детях, Бриссе и Люке.

— Что ж вы сами куст стрижете? — Притворно удивилась я, прекрасно зная ответ, но решив доставить удовольствие старику этим вопросом.

— Дак кто ж если не я! — Так же притворно возмутился барон, глядя на меня сверху вниз, и улыбаясь во все свои румяные щеки. И не скажешь что этот вот «медведь», отнюдь не сын простой деревенской бабы, как могло показаться на первый взгляд, а самый натуральный граф, причем не абы какой, а в юношестве Горячев, родственник, самой правительницы Парна, княгини Аравины Парнейской. Мог бы составить партию любой сиятельной девице знатной крови, а принял предложение «кузнецовой дочери», вдовы, баронессы Густы. Чего я никогда не могла понять, но с другой стороны радовалась за матушку Бриссы которой достался такой замечательный во всех отношениях супруг. — Вон, посмотрите, госпожа Ариана — Он указал толстым коротким пальцем на два ряда растущих вдали островерхих кипарисов — Угадаете ли, какие из них подстригала приглашенная из-за границы садовница, а какие я выстриг? — Я честно сощурилась, пытаясь выполнить его задание но не смогла. Все кипарисы были настолько безупречной формы, без единой выдающейся веточки или листика, что я видела на фоне голубого неба довольно ясно, что угадать определенно невозможно. В чем я и призналась.

— То-то же! — Хмыкнул довольно барон — Я выписал садовницу, и лишь уверился, что мастерство рук, что землю любят, и истинного парнейца, равно, а частично и выше, любого заграничного таланта.

— В этом я с Вами совершенно согласна, барон. — Склонила голову я, признавая свое безоговорочное поражение в этом не начатом споре.

— А вы говорите, сам или не сам. — Он отдал нож подошедшей служке, и пошел вперед по аллее, следом я, а за нами, на почтительном расстоянии камердинес.

— Но сказано же — овладев мастерством, возьми учеников себе — ибо сотворенное одним, не равно сотворенному многими. — процитировала я священное писание, не торопясь переходить к интересовавшим меня темам. Мне следовало решиться на это, а пока я купалась в ауре сего человека, доброй и благостной.

— Это, барышня уже ваше, женское дело, передавать освоенное, да распределять полученное — Барон шел, не глядя в мою сторону, но убирая с моего пути нависающие над аллеей ветки. Некоторые сразу же обламывал, и чувствовалась в этом его уверенная хозяйская рука.

Все в этом имении поддерживалось им. Он как сердце сложнейшего механизма действовал, следя за тем как ровно стучат поршни, как все работает и оттого процветает. — А мне же просто любо копаться в земле. Все равно, как говорится старику да к сырой земле привыкать придется — Он одарил меня еще раз озорной молодцеватой улыбкой, на которую невозможно было не ответить.

— Право, барон, какой же вы старик! — Усмехнулась я, уже видя вблизи белые купола многочисленных летних беседок. Раз уж такая оказия выпала, пора и к делу перейти, пока Милон Лизаветыч совсем не увлекся своими садовничьими рассказами. Тем более что он уже начал.

— Полно, княжна, вы прям как ваша матушка, талантливо льстите, да смущаете старика — Он усмехнулся, и продолжил развивать любимую тему — Позвольте я вам хмель покажу свой, голубушка моя, баронесса, велела целое поле под него определить, как взойдет, и мы его соберем, то собственное пиво, густовское сварим. Может в следующем году и пивоварню открыть удастся! Давно уж этого хочу, но то ливень, то солнце урожай выжигает, то еще что. Но в этот раз славное поле засеяно, речка рядом, должен хорошо взойти.

— Как раз о баронессе — немного криво свернула я с темы, решившись на начало неприятного разговора. Следовало узнать как Густы относятся ко случившемуся. Я постаралась говорить, сохраняя простодушную улыбку — Говорят она не в духе? — До нас уже доносился отзвук ее голоса, хотя самой пока не видать… А всему виной тренированные легкие этой женщины, в прошлом полководицы, привыкшей выдавать громкие и четкие приказы.

— Душа моя вспыльчива — признал крутой нрав жены, барон. Изящная речь которого и безупречные манеры, комично вязались с его же «медвежьей» внешностью. Да и темными от земли по локоть, руками — Но к счастью отходчива. Пошумит и успокоится.

— А с Фогелем что? — Продолжила я гнуть свою линию.

— Ох, тоже перебесится. Я с ним поговорю как вернется, от матери выговор получит, от гувернера тумак, вот и одумается. А то, что к девице Левицкой сбежал, так то дело молодое. Детей мы воспитали хорошо, ничего против чести нашей он не сотворит. Да и к вашей семье имею я полное и безоговорочное доверие. Ирма — из Левицких, значит дева благородная. И сына нашего не обидит, я уверен. Обычное юношеское безумие, имеющее начало, и — он вздохнул, широченные плечи его опустились, но лицо сохраняло доброе, ясное выражение — и к счастию конец тоже.

— Всем бы ваше спокойствие — в очередной раз восхитилась я отцом Бриссы. — Откуда его в вас столько? Будь вы женщиной, я бы поняла, но такое самообладание у мужчины, каждый раз диву даюсь!

— Это есть великий дар, умение обращать гнев, горечь и ярость себе не во вред, а во благо. Очень скоро, и вы, дорогая госпожа Левицкая, и Брисса, и, надеюсь на это, мои непутевые сыны, это поймете. И своих детей тому научите. — Я кивнула, соглашаясь с его такой земной и простой мужской мудростью. Мы подходили как раз к нужной, центровой беседке, к которой словно лучи к солнцу сходились парковые аллеи. — Если совсем разойдется, я всегда могу изобразить ревматический приступ — Дружески подмигнул мне этот очаровательный человек и подошел к рукомойнику у беседки, стилизованному под голубиную поилку, с несколькими фарфоровыми голубями, что по задумке должны были привлекать настоящих птиц.

Разговор с бароном меня утешил и успокоил, я стала возвращаться к своему обычному состоянию благого неведения, когда меня волновали лишь развлечения и приятные беседы.

А всего неприятного я старалась избежать.

И впрямь, чего это я? Не по моему зазря тревожится, когда и поводов то нет.

Под плеск воды, я вошла в беседку, и поздоровалась с присутствующими, встреченная высоким голосом баронессы, что правда обратилась вначале к мужу, одновременно протягивая ко мне сухие тонкие руки.

— Милон Лизаветыч, опять спину трудите, себя не жалеете! — Сквозь кованые прутья беседки, баронесса прекрасно видела как муж моет руки от земли, и сразу же сделала выводы. — Иди ко мне дочка! — теперь она обратилась ко мне, обнимая своими руками — прутиками, и хлопая по спине. Дружеское приветствие еще более воодушевило меня — значит не винит баронесса Левицких. И я окончательно успокоилась, позволяя себя обнимать.

Прошлую зиму баронесса сильно болела, оттого и похудела сильно, но обьятья ее все еще были крепки, а в строгом взгляде и гордой осанке читалась Густовская сталь

— Да что себя жалеть, коли сила в руках есть, а хозяйство не прибрано? Вон дворовые розы постригли, видели? Половину живых ростков отрезали, переделывать пришлось. — Ответил барон, вытирая руки о поданное камердинес полотенце. Инвар приветственно склонил голову, когда я вошла, но тут же вернулся к книге, которую читал, водя по строкам длинным тонким пальцем.

А Люка, что сидел в плетеном кресле, выпростав больную ногу вперед, на табурет, сделал «страшные» глаза, как бы описывая, какие жуткие нотации им тут пришлось пережить. Гувернер Люки, мсье Лапуш (или Ляпуш, никогда не умела произносить правильно его иноземную фамилию) единственный подошел и церемонно поклонился, прежде чем я была поймана в захват старой баронессы, что расцеловав в обе щеки, явно пока не собиралась меня отпускать. Приходилось стоять неловко наклонившись, ведь баронесса сидела в низком кресле-качалке.

— Ну так выпороть значит нужно. — Отреагировала она на слова Милона Лизаветыча, и тут же мне на него пожаловалась — Уж и помощников ему набрала, мужиков сильных из деревни, и теплицу приказала сделать, в которой тяжкой работы нет, и садовницу заграничную выписала, а все сам да сам! Никак не угомонить! Дай же тебя разглядеть, люба моя, Ариана! — Баронесса улыбалась мне так тепло и искренне, и я устыдилась своего страха перед этой хрупкой телом, но крепкой духом женщиной. Она совсем не винила меня, за то что моя кузина так поступила с ее сыном. Может мне рассказали не всё?

— С этим всегда успеется — Мирон Лизаветыч, омыв руки, зашел в беседку, и осмотрев пустой кованый стол на гнутых ногах, недовольно постучал по нему пальцем. — Что такое? Гости в доме, а угощения то нет?

— Олеська! — гаркнула баронесса, наконец отпуская меня, и я села между Инваром и Люкой, заняв свободное кресло. Мирон Лизаветыч заняли собой пустующую скамью. Ее бы хватило на троих, или на на него одного.

— Да, барыня? — Тут же явилась невозмутимая камердинес. Похожее ее вообще не способно что либо взволновать или обеспокоить.

— Быстро вели на стол накрывать! — приказала баронесса, игнорируя мои вялые возражения, насчет того, что я вроде как уже и отобедала. Камердинес сухо кивнула и отбыла.

— Бесполезно с маменькой спорить — Шепнул мне на ухо Люка, что сидел совсем рядом, и поморщился, двигая ногу.

— Болит? — обеспокоенно уточнила я, глядя на перевязку.

— Сносно — тихо произнес младший Густа, и за этим коротким разговором, я упустила из внимания слова гувернера. Но он повторил свой учтивый вопрос, безобразно коверкая мое имя гундосым акцентом.

— Спгащиваю вас, уважайемая Арияна Леаньоровна, какие нынче в Ливандии стоят погоды?

— Хорошие стоят — Усмехнулась я, и незаметно коснулась пальцами ладони юноши. Он коротко кивнул — безмолвный уговор на беседу позже, без лишних ушей.

— А что ж матушка Ваша, княгиня Леонора нас не посетила? — Спросил Милон Лизаветыч, задумчиво дергая ножку стола, что как показалось ему, криво стоял.

Только её тут не хватало. Мать относилась благостно к моей дружбе с Бриссой, хоть и предупредила, что у подруги может быть ко мне алчный интерес. Но я и представлять не хотела какую бурю вызвала бы в ней сия новость. Ирма была бы тотчас вытащена хоть с края света за ухо, Фогель возвращен родителям, а мне, скорей всего запретили бы со всеми ними водится, во избежание.

Она крайне не одобряла мезальянсы. А бароны, все же не ровня нам. По крайней мере так считала мать.

— Княгиня занята, опять в столице с другими главами кланов, заседает — Пожала я плечами, показывая свое равнодушие к светской жизни.

— Матушка в городе политикой занимается, а дочка в деревне крестьян шугает — Улыбнулась баронесса, демонстрируя неожиданную осведомленность о моем поступке, что теперь отдавался в горле неприятным першением и слабостью в теле — Ох, шалопайка! И не красней мне тут, знаю, все знаю про тебя! — она покачала пальцем укоризненно, но при том явно веселясь. Совсем не похоже как для человека, у которой сын пропал с девицей. Определив общую атмосферу за столом как благожелательную, я решила перейти к вопросам.

— А что с Фогелем то стряслось? — Люка закатил глаза, Инвар хлопнул книгой, резко закрывая ее. Похоже зря я этот вопрос задала. Но старший братец проявил неожиданный для себя энтузиазм.

— Да, матушка, расскажите про Фогеля, думаю Люке будет полезно еще раз послушать.

— Опя-ять! Мое сердце этого не выдержит. Я погибну молодым, от всех этих разговоров! — страдальчески выдохнул Люка, явно не поддерживая злорадства брата, а на меня взглянув как на предательницу.

Сколько смотрела на них, и всегда удивлялась этой разности братьев. Их манер, поведения, и в особенности черт. Причина в разных отцах, вестимо. Но все же.

Инвар был очень красив, но постоянная задумчивость, и опущенные вниз уголки губ, портили первое впечатление от его изящных черт.

Младший же, напротив, был лицом, будто из цельной картофелины сделан, нос с горбинкой, глаза маленькие, подбородок выдается, но отцовская улыбка почти не сходившая с лица, преображала его, делая славным малым, а материнские ямочки в обе щеки, придавали ему того наивного очарования, каким так хороши детские лица.

Правда сейчас он был скорей раздосадован, чем весел.

Олиса, видно одумалась, что забыла спросить какое меню подавать, и с полдороги вернулась, как раз к началу рассказа баронессы, чем собственно виноват ее средний сын.

— И вот приходит ко мне как то Фогель — Глава семейства имела привычку, рассказывая, активно жестикулировать своими тонкими руками — И говорит… — Олиса вновь вошла в беседку, и виновато наклонила голову, извиняясь за то, что прерывает рассказ.

— А подавать то, что велите?

— Не мешай — одернул ее барон — Видишь женщины говорят, а ты со своим обедом лезешь. — И Милон Лизаветыч принялся тихо диктовать камердинес, но все же в его «медвежьем» исполнении получалось довольно громко, так что рассказ баронессы выглядел примерно так.

— И вот значит он, мне говорит «а знаете ли, что в Асакине мужчина равноправный помощник жене своей?»

— …и щучек молодых пару штук, но сначала суп подай, чтобы пока есть будем, они еще под ножом трепыхались…

— А я ему, что это за сын мой дорогой, за ересь такая? А он мне, ну вы представьте себе, кажет «я бы полюбил лишь ту, что увидит во мне личность».

— Полная чушь — хмыкнул Инвар.

— Да не стану я бросаться на шею княжнам, маменька, успокойтесь — вздохнул Люка — хотя если госпожа Левицкая взамен пообещает забрать меня из этого дома, я крепко задумаюсь! — Угроза звучала шутливо, но дерзко, я не удержалась от улыбки, Инвар покачал головой.

— А ты молчи! Молчи я сказала! Знаю я вас! — Шикнула на него матушка недовольно — Не ровня нам княгинины дети! Не ровня! Ох, я ничего не говорю о Вас, Ари, но с чего бы княжне Ирме моего непутевого сынка увозить? Это пример и следствие легкомыслия мужского и поступков, за которую вы все, расплату понесете.

— И щи, щи зеленые. Уха готова?

— Да, только вот с утра рыбы наловили — отвечала Олиса невозмутимо.

— Вот и ее тоже. Икры трех видов, льда не забудь. княжна Ариана, что к рыбе подать из алкоголю?

— Да я вовсе ничего не хочу — попыталась я отказаться, судорожно пытаясь придумать как успокоить баронессу. Но куда там.

— Если для вас наша простая кухня не к столу, так мы можем и устриц и прочих заморских приблудей привезти, правда подождать часок придется.. — Размышлял вслух барин, и его спокойный низкий бас причудливо переплетался с высоким сопрано жены.

— А он мне, мне! Матери своей! Героине войны! Что этих асаков под копыта коня своего пускала, что на своем веку перевидала больше крови, чем мясник в лавке, он мне отвечает " Вы не понимаете, матушка, эта асакинская идея о том, что мужчина в некоторых вопросах даже равен женщине, и тоже может и решения принимать. Женится на ком хочет, и литературами, да науками заниматься в полной мере«. Нет, ну Вы представляете, Ари Леоноровна! Такое от родного сына услышать?!

— Кошмар! — веско вставил свое слово Инвар, вновь открывая книгу. Судя по обложке — пособие по химическим процессам. Я еле удержала смешок подметив это, но продолжила кивать, поддакивая горячим речам разгневанной баронессы. Не смотря на внешнюю строгость, она баловала своих детей и позволяла им очень многое. Видимо потому и не серчала на нас, Левицких, понимая что Фогель своею волей выкинул этот фортель.

— Раков, скажи пущай отварят с травами. Пробовали ли вы, княжна, густовских раков? — Я покачала головой на вопрос барона, с трудом ведя две эти параллельные беседы с супругами. К счастью словесно в них участвовать почти не требовалось. — И этот, как его, жувиль.

— Жульен — подал тихий голос гувернер, что с интересом прислушивался к беседе господ.

— Да, бурду эту, как там, жувил, если по простому — соус с грибами да лимоном. — Мирон Лизаветыч популярную нынче голивскую кухню, с её соусами и жульенами, не признавал. Но делал исключения для гостей. Я, оценив такое внимание, улыбнулась, одновременно кивая на изречение баронессы, что у нормального мужчины должно быть только три идеи — поскорее женится, наплодить побольше дочерей, и дать отпор иноземному врагу, если таковой наблюдается. А не сыпать сомнительными идеями.

— Подадим-с. — Кивнула с достоинством камердинес. Гувернер-голивец, время от времени бросал на нее заинтересованные взгляды, что явно не касались обсуждаемых блюд. — А на десерт что будете-с?

— Давай булочек разных голивских заварных с начинками, и наш парнейский сладкий пирог…

— А он мне «Матушка, я вас люблю и уважаю, но вы консервативны, и только Ирма может меня понять!» — Баронесса продолжила свой рассказ, а я крепко задумалась. Кузина никогда не была мне близка. Она старалась держаться посторонь от общества, была из тех кто первыми уходит с шумных вечеров, а то и вовсе отказывается на них приходить.

Ирма, высокая, чернобровая, с тяжёлым взглядом, молчаливая. Каждый мой успех сопровождался ее подчеркнутым равнодушием. Она говорила редко, но метко, стараясь принизить меня, показать какое я ничтожество. И что она во всем лучше меня.

Она не вызывала никакого желания сблизиться с ней, своей холодностью, безразличием, чуждостью. Умная и начитанная, Ирма периодически показывала это на публике. Но с нами, ее сверстницами общаться совсем не стремилась. И я уж точно ни разу не видела, и даже не могла представить её, ухлестывающей за юношей! Да еще и поддерживая его странные идеи.

Вот эта самая Ирма, меньше любой другой девушки, похожая на героиню романа, сбежала с Фогелем! Уму непостижимо!

— Я ему и говорю, вот и катись к этой своей Ирме. То бишь княжне Ирме — Баронесса спохватилась, что говорит о моей сестре, пусть и двоюродной.

— Ну вот он и покатился — Встрял в разговор Люка. Мсье Лапуш (Ляпуш?), Олиса и Милон Лизаветыч тем временем перебирали названия вин, что могли бы подойти к такому весенне-рыбному меню, остановившись на, цитируя голивца «Легком прессе-Совильон».

Я в голивских винах не очень разбиралась, так как бросила пить несколько лет назад. А лишь недавно Империя заключила с Голивией торговый союз. Так что такое вино было редкостью и диковиной.

Пить я бросила, когда из-за одного памятного случая. По вине своей хмельной головы, я чуть не опозорила свою провинцию перед другой.

Поэтому научилась лишь делать вид, что пью, дабы не нарушать сторонних порядков.

Так что немного простонародное приказание барона поставить самовар, меня обрадовало.

Снабженная указаниями, Олиса отбыла, гувернер последовал за ней под предлогом лично отобрать нужное вино, так как слуги могут перепутать Совильон и Совиньен и это будет просто «Катастрофь! Ужасный катастрофь!».

— Прошу прощения, баронесса, что моя кузина доставила вам столько огорчений — Вздохнула я. Все таки я Левицкая, дочь главы всего клана, и несу ответственность за поступки не только свои но и других. Я впервые задумалась о том, как же матушке, наверное тяжело нести это бремя.

— Да полно. дитя, вы же не виновны. До меня слухи доходили, что ваша матушка и Верга Левицкая вовсе по молодости враждовали.

— Было дело — кивнула я, с неохотой приподнимая занавес над семейными распрями — Их матери — сестры меж собою. Соответственно госпожа Верга Левицкая моя двоюродная тетка. И когда в семейном клане встал вопрос, кто станет следующей главой, и станет представлять Левицких в совете, тетушка и маменька сильно повздорили, так как были на это место обе полноправными кандидатками.

— Так значит… — баронесса сделала быстрые выводы — Юстас Левицкий, он брат княгини Леоноры, и Верге — муж? И как жеж разрешили столь близкородственный союз?

— Матушка помогла, потянула за нужные ниточки, им в порядке исключения и позволили — я улыбнулась. — На том вражда меж ними и закончилась, но дел мы с ними не имеем. Оттого не знаю я, куда Ирма могла увезти вашего сына, и не пытайте — я вздохнула

— Да, да, помню что-то такое, еще перед войной с асаками было- Поцокала языком баронесса, явно заинтригованная. — В любом случае полно сплетничать. Видишь ли, свет мой, Арианушка, у меня к вашей тетушке не только из-за детей контра, но и по деловому вопросу…хотелось бы, чтобы вы, как дочь Леоноры, мне посодействовали.

— Да, конечно, сделаю все что скажете — Улыбнулась я, не договорив «если это конечно не будет претить интересам нашего клана». Мне не особо хотелось в это ввязываться, но почему бы не выслушать вежливо баронессу? От меня не убудет.

— Но это потом, наедине обсудим. — Я кивнула, соглашаясь, тем более начали подносить первые блюда, и все мои мысли сконцентрировались на том, как бы все попробовать, дабы не обидеть радушных хозяев, но при том не умереть от обжорства.