Относились к Петру в дома Минераловых - фамилию главы семейства Петр никак запомнить не мог - довольно ровно, хотя прохладцей веяло. Близко к белым ручкам хозяйка не допускала.
- А что, Петька, ты такой хмурый ходишь? - без конца возникал дед Архип. - И-и, болезный! Устал? Я вот тут одну притчу услышал... Ты, небось, никогда не слыхал. Пришел бедняк к раввину и спрашивает: "Ребе, почему меня в бедном доме привечают, кормят и поят, а в богатом даже не замечают?" Раввин говорит: "Посмотри в окно. Что ты видишь? - "Траву, деревья зеленые, солнышко светит, дети играют, женщина идет..." - "А теперь посмотри в зеркало. Что ты видишь?" - "Себя, ребе". - "А это одно и то же стекло. Просто в него добавили немного серебра - и ты уже видишь только одного себя".
Петр хмыкнул.
- Мудро...
Дед важно поднял палец.
- То-то и оно! Терпи, Петька, пока ты наковальня, но бей, когда станешь молотом. И все профессии у нас равны, только зарплаты очень разные. А мы все хорошо знаем себе цену. И она всегда выше нашей зарплаты. Хотя все люди тоже равны. Но есть те, которые всех других равнее. И выражение "хам трамвайный" устарело. Это раньше хамы ездили в трамваях, а теперь они мчатся на "Мерседесах" и "Феррари". И живут себе мирно в коттеджах.
- Да никакого хамства нет, - пробубнил Петр. - Просто пуля дырочку найдет...
Дед согласно закивал.
- Ностра нынче тихая такая, прямо подозрительно... Может, захворала?
- Ничего ей не будет, стерве! - пробурчал Петр. - А если очень беспокоишься, пригласи на дом ветеринара. Аккурат всю пенсию за месяц ему и отдашь.
- Дурак ты, Петька! - привычно отозвался дед. - Дурак... Ты бы за девкой своей послеживал получше.
- Это за какой же? - вскинулся Петр. - У меня их целых три.
- За четвертой, - хихикнул дед. - Вредная выросла, смазливая, разодетая... К этаким мужиков так и манит. Видел тут ее намедни с парнем... неровня он ей... и вообще пришлый... А любезничали они вовсю, как старые знакомые.
Петр помрачнел.
- Это какой же парень? Черноволосый такой, темноглазый, маленький?
- Он, точно он! - воскликнул дед. - А ты чего, уже его видал? Гони его прочь от своей девки! Ни на шаг не подпускай!
- Да что в нем такого опасного? - обозлился Петр. - И как это "не подпускай", когда я ее только из Москвы да в Москву вожу? А здесь она сама гуляет себе на приволье. Тут я ей не охранник круглосуточный.
Но у деда выдалось чересчур философское настроение.
- А вот тебе, Петька, еще одна притча, - объявил он. - Слушай и вникай. Смысл у нее великий! А то ты никогда ничего не понимаешь, пока это не напишут прям тебе под носом аршинными буквами. Давным-давно в старинном городе жил Мастер, окруженный учениками. Самый способный из них однажды задумался: "А есть ли вопрос, на который наш Мастер не смог бы ответить?" Он поймал бабочку и спрятал ее в ладонях. Подошел к Мастеру и спросил: "Скажите, какая бабочка у меня тут: живая или мертвая?" Если бы Мастер сказал "живая" - ученик бы сжал ладони, а затем раскрыл и показал бы мертвую бабочку; а если бы сказал "мертвая" - разжал бы ладони и выпустил бы живую... Мастер ответил: "Все в твоих руках..." Усек?
- Где ты только вычитываешь такие вещи? - хмуро спросил Петр.
- И-и, болезный! Читаю и вычитываю, - обтекаемо ответил дед. - А тебе за твоим рулем и книгу толковую открыть некогда. Вот меня и слушай, я у вас вроде как ходячая информация.
- Информация - она всегда ходячая, - пробурчал Петр. - Ей это по характеру положено, по нраву. Дед, а ты смерти боишься?
- Дурак ты, Петька, - привычно вздохнул дед.
Он уже слишком долго жил на свете и слишком много перевидал на своем веку, чтобы бояться такой страшилки - смерти.
- Но ты пока лучше этой мыслью - о смерти - не задавайся. Рано тебе еще.
- Это никогда рано не бывает, - бормотнул Петр. - Вот поздно - это да...
Мимо дома по саду важно продефилировала Саша.
- Еще одна стерва на мою голову, - пробурчал Петр.
Дед посмотрел задумчиво и, что удивительно, промолчал.
Подопечная Петра полюбила задерживаться в школе - усердно занималась дополнительно физикой, вроде бы по ней отставала. И отставала, видимо, очень прилично, потому что допзанятий становилось все больше и больше. А потом еще прибавился волейбол - Эдмунд Феликсович организовал секцию, он оказался азартным игроком. Азарта бы ему поубавить... Петр не раз думал об этом и мрачнел. С кем своими мыслями поделишься? Не идти ведь к хозяйке, не жалиться ей на дочку, которую угораздило влюбиться... Самый возраст у нее такой... Пуля дырочку найдет... Или его наняли и от любви девку охранять? О том уговору не было...
И Петр продолжал молчать, только заугрюмел. Тоня это быстро заметила.
- Петушок, ты чего такой хмурый ходишь? На ноябрь похож. Случилось чего? Не заболел?
- Заболеешь тут... - буркнул Петр. - С этой Алкой...
- А что? - забеспокоилась жена. - Она чего натворила?
- Из рук ускользнуть норовит, - признался Петр. - В другие руки... Юркая, как червяк.
- Это в какие же? - растерялась Тоня.
- Мужика приглянула, - Петр махнул рукой. - Учителя. Лет на двадцать ее старше. Мужик видный, умный, науку знает. И качок, как молодой. Грузил тут недавно свои приборы, никому не доверил, так мускулы у него, я тебе скажу...
Тоня перепугалась. Побледнела, стала крутить пуговицу на кофточке.
- Петя, да ты что?! Как такое допускать можно?! Тебе ведь ее доверили! Беги скорее к родителям!
- А ты думаешь, они помогут? Да и что говорить? Все равно у меня пока одни подозрения, толком ничего не ясно... А девка красивая, видная, статная. У нее прозвище в школе - Лямур.
Тоня фыркнула.
- Она разве на обезьяну похожа?!
- На какую еще обезьяну? С чего ты взяла?! Говорю же: красивая девка.
- Ну, если прозвище - "Лемур". Обезьяна такая есть.
И оба расхохотались, дружно поняв свою ошибки.
- Я когда читала Фауста, то искренне представляла, что когда идет речь о всяких "черных" работах у Мефистофеля, - рытье траншей и могил - это делают обезьяны. Прямо так и воображала - стаи обезьян на "раскопках". А потом выяснилось, что "лемуры" в данном контексте вовсе не обезьяны, а привидения в виде скелетов в черных саванах. А я слово "лемуры" поняла более естественнонаучно и приземленно...
Петр развеселился.
- Кто сказал, что человек произошел от обезьяны? Кругом одни козы да козлы! У Алки этот физик соображает... И начитанный. Он как-то сказал, что лучше всего всегда говорить мужчине, что тот умен, женщине - что она прекрасна, и тогда сравнение с обезьяной неизменно будет в твою пользу.
Петр продолжал наблюдать за своей подопечной. Ностра цвела, как невеста, и орала, дед радовался.
Но однажды, войдя в школу, уже опустевшую, полутемную - время было позднее - чтобы забрать Аллу после занятий физикой, увидел Петр свою подопечную в объятиях учителя. Целовались они вовсю...
"Во дает мужик! - восхитился Петр. - И не боится ничего! Ведь родители-то всевластные... Или совсем башку потерял? Да непохоже... Не из этаких... Неужто влюбился?"
Он быстро прикинул, что к чему. Девчонка гладкая, фигуристая, вкусно кормленная. Выхоженная няньками-мамками. И опять же родители - тоже структура... Но нет ли у этого Феликсовича семьи? Холостой или вдовец? А иначе как...
Петр хмуро шагнул вперед, нарочно громко топая.
- Алла-свет, нам пора... Мать, поди, заждалась...
Алла испуганно оглянулась. Ничего не слышала, так увлеклась... Физик растворился в полутьме кабинета.
Сели в машину. Молча. Только почти возле элитного поселка коттеджный ребенок тоненько попросил:
- Вы маме не говорите, Петр Васильич... А то начнется выяснялово да скандалово...
- Мне другого дела, как языком трепать... - пробурчал Петр. - А ты думай... Думать полезно. Что дальше-то делать собираешься?
Алла пожала плечиками и уставилась в окно.
Ночь выдалась грозовая, шумная. Дождь - ползучий элемент - и вел себя по-змеиному, расползаясь по небу могучей чернотой. Гром то говорком припугивал, то заговаривал бурно и страстно, а то приговаривал сказочно. Тоня проснулась, закуталась в платок. Подошла к окну.
- Страшно как, Петь... Сейчас опять шарахнет...
Коза завыла в сарае дурным голосом.
- И животина перепугалась...
- Перепугаешь ее, жди... Дуру брехливую... - проворчал в полусне Петр. - И вообще это не гроза, а новый русский отмечает день рождения... Петард накупил...
- Верно! - крикнула Саша из соседней комнаты. Окно девчонок было открыто. - Сейчас как жахнет! Мама дорогая... Вон опять бухнуло! Радость да и только!
Тоня хихикнула.
- Что-то слишком часто они отмечают. И вчера грохотало, и второго дня... Сколько их на нашу голову?
- Сколько надо. Лишь бы не было войны, - Петр повернулся носом к стене. - Спи давай...
- А мне девчонка одна рассказывала, как проснулась в три ночи оттого, что прямо под окнами грохочет, - поведала из открытого окна соседней комнаты Саша. - Что первое подумала? Ну, конечно, что опять какие-то малолетние хлопцы с петардами. И так хлопки в ночной тишине, раскатисто, один за другим, с шипением... Хлопке где-то на пятнадцатом уже подмывало ее выскочить в одной рубашке на балкон и этого идиота, который вздумал среди ночи под окнами, когда все спят, рвать петарды, обложить по матери и по отцу как следует. Но тут вроде все стихло. Только включилась уйма сигналок у припаркованных машин. Уснула она. А утром в интернете прочитала, что у нее в микрорайоне стреляли в Руссо. Очередью, из автомата Калашникова, в три часа ночи. Руссо этот там рядом живет. Вот вам и петарды...
- Петя, - зашептала жена, подойдя поближе, - Петя, ты послушай... Саня гулять стала допоздна... С кем - не говорит... И сейчас пришла только-только... Вот посмотришь, она нам скоро в подоле принесет...
- Нет, только не она, - пробурчал Петр. - Такие не приносят. Это Машутка и Дашутка скорее... Спи... Устал я, нагонялся по дорогам. У этой Алки маршрутов немерено.
На следующий день он вызнал у других охранников великих киндеров насчет физика. Ну, как же, вдовец! И жена есть, и сын взрослый.
Вновь задумался Петр Васильевич.
- Папуля, ты чего? - справилась через несколько дней Саша.
- Не люблю ни осень, ни зиму, - пробурчал Петр.
- Ну да? - удивилась дочка. - А за что?
- За то, - буркнул Петр.
Коза выла у забора дурным голосом. Тоже, видно, не переносила осень и первые заморозки.
Утром, покуривая у машины, Петр увидел темненького парня. Очевидно, о нем и говорили дед и Сашутка.
Мальчишка прошмыгнул ловкой тенью вдоль забора и влип в него. Петр задумчиво повернулся.
- Тебе чего здесь треба, малый? Ищешь кого или ждешь?
Парень осмотрел Петра злобно-снисходительно.
- А в услужении каково живется?
Петр ухмыльнулся.
- Думаешь прожить без услужения? Задумка славная... Да не пройдет, не рассчитывай! Разве что миллионером станешь. Но это, судя по всему, тебе не светит.
- Ишь ты оно как... - насмешливо хмыкнул мальчишка.
Петр взбеленился. Хам малолетний на его голову...
- Давай ответ - ты здесь на кой ляд околачиваешься? Тебя вот и дочка моя уже давно заприметила...
Парень вдруг просиял. Словно серое небо прорезало радугой.
- Саша?
Петр удивился.
- И давно вы знакомы?
- Саша... - повторил парень. - Редкая у вас дочь... прямо ангел какой-то...
Петр от изумления едва не выронил изо рта сигарету.
- Кто ангел?! Сашутка?! Да ты безумный, судя по всему! И вообще, давай колись: что здесь делаешь? На ворюгу не похож... Хотя кто тебя знает...
Парень отклеился от забора, потоптался... Темные глаза, полные депрессии и сумрака...
- С Аллой видеться сложно... Родители, водители... Школы там разные... Но нам ваша дочь помогает.
Петр едва не выругался.
- Ну, я ей вмажу, заразе малолетней! Кто ее просит вмешиваться в чужие дела? Девка хозяйская, важная да богатая, куда вы с Сашуткой лезете?! И зачем ты мне всю правду, дурачина, сразу выложил?
- Не умею врать, не обучен, - мрачно хмуро ответил парень. - Такой дурной привычки не имею... Вы спросили - я ответил... Сашу вот подставил... И впрямь дурачина... Но такой уродился...
Петр рассматривал его с нараставшим изумлением.
- А ты откуда их знаешь, Аллу да Сашутку?
На крыльцо вышли Тамара Вадимовна с дочкой. Нежно расцеловались, прощаясь до вечера.
Парень растворился в тумане за коттеджем.
- Так что, нравится тебе Эдгар этот? Физик? - Петр покосился на Аллу, застывшую монументиком на сиденье. - Забавно у вас вышло... Ты - Минералова, он - Руда...
- Надоело! - вдруг взвизгнула Алла. Живо напомнила Ностру. - Все без конца шутят на эту тема! Банально и бездарно!
- Это конечно... - успокаивающе пробубнил Петр. - А куда без банальностей? Я тут зуб недавно ходил лечить. Сестра выходит и говорит: "Иванов!". Мужчина вошел, через минут десять вышел. Сестра второго вызывает: "Петров!". Уже смешно. Другой мужчина пошел в кабинет. Когда вышел, все уже ждут "Сидоров". Но сестра говорит: "Соколов".
Алла против воли улыбнулась.
- А то как-то, когда я еще в ЖЭКе подрабатывал, сюда мы только-только вернулись, передо мной получали зарплату три слесаря. По очереди. Но тут кассирша окликнула самого последнего: "Молодой человек, вы фамилию свою забыли сказать!" Он крикнул: "Сидоров!" И всем машинально подумалось: а первые два, значит, были - Иванов и Петров... Только ведь ты не ответила на главный вопрос, улизнула от него, смылась... Чем тебе физик этот в душу запал?
Алла покривилась.
- Вот пристали... комаром привязались... запал не запал... Мое дело!
- Твое, - согласился Петр, - А чье же еще? Но у тебя еще мать и отец имеются, которые тебя любят.
- Да... - протянула Алла. - Но у них одни заботы: чтобы деньги в доме, чтобы одета-обута-сыта и не хуже других... чтобы учеба за границей...
- Это примерно у всех родителей такие заботы, - хмыкнул Петр. - Нового ничего тут нет. И опять банальность.
Он давно вычислил для себя характеры всех этих Алкиных учителей. Ну, про физика даже говорить незачем - такой вечный и понятный тип, стеклянно-прозрачный и надоевший, но вечно живущий...и пусть его на здоровье!
Две девушки, две англичанки на русский манер, повязанные между собой не дружбой - смысл этого слова вообще никому не ясен, а Петру тем более, так же, кстати, как и слова "любовь", здесь просто полная тьма. А повязаны они были, скорее, чем-то вроде неумения жить по одиночке. Сколько людей на Земле сходятся именно из-за такой отчаянной неспособности распорядиться собой и своим временем, своей сутью и смыслом. А потому ищут люди заменителей и помощников. Только себя заменить нельзя. И свою душу - живую, скомканную порой до неузнаваемости, до ужаса, до отвращения - нет ей замены, этой одновременно и глупой, и мудрой, и суетливой душе. Искать бесполезно... но ищем... ищем... дурачье! Ладно, что это он так о девушках... Молодые, несмышленые...
Нелли - легкая стремительная вертлявая, непрерывно нервно отбрасывающая назад мешающие ей и раздражающие волосы. Заполошная и скроенная по стандартам секретарши: длинные ногти - короткая юбка. Красивый такой стандарт. Но тоже привычный.
Неля была довольно практичной и манерно выдержанной, нахрапистой и дерзкой, часто заговаривала о деньгах, машинах, драгоценностях, мечтала о выгодном замужестве. Даже Петр не раз слышал, а другие и подавно.
Организованная и строгая, она легко налаживала дисциплину в классах. Зоя была романтичнее и во многом ребячлива. Нерасторопная и нереактивная, она боялась любой спешки и парировать не умела. Побыв рядом с ней минут десять, буквально все понимали, с кем имеют дело. Бессребреница, выросшая в довольно простой семье, Зоя относилась ко всем планам подруги, как к некой иллюзии, химере, не воспринимала всерьез и посмеивалась над ними ласково и беззлобно.
Зато Зоя выделялась отличным произношением - так говорили в школе. Она обладала немалыми способностями к языкам и абсолютным музыкальным слухом. Кроме того, была на редкость трудолюбива, наделена добрым и открытым нравом и подлинным преподавательским талантом.
Петр давно пришел к выводу, что женщины делятся на стерв и дур. У первых нет ничего просто так, а есть только конкретные цели - карьера, престиж, положение в обществе, деньги и муж. И никаких тебе смешков, прыжков и прочих глупостей. А дуры живут бесцельно, радуются жизни, плачут и смеются. Зоя напоминала именно такую. И сильно напоминала. Главное, даже не скрывала этого. Дурочки обожают сидеть у костров, петь под гитару, проливать слезы над песнями и стихами, улыбаться утру и сходу влюбляться в первого встречного. Им жить так легче и намного проще. Хотя для многих это удивительно.
Директриса - дама с нереализованными амбициями. Она пыталась укрыться, спрятаться под сенью школы, то есть работы, обрести здесь себя как личность, по-настоящему значимое существо. Потому что в жизни она абсолютно ничего не стоит, не представляет из себя ровным счетом ничего. А дома... там ее давят и терзают обычные проблемы, которых навалом, с которыми не расправиться, и не до них ей - устала она, нету сил - а жить надо дальше и дальше, пока не кончится твоя дорога, не оборвется одноминутно и не выбросит тебя... куда? Нет, об этом лучше пока не задумываться... Хотя на самом деле давно пора.
Бывают такие люди, похожие на нули: им необходимо, чтобы впереди них стояли цифры. Только далеко не всегда эти нули осознают свое положение.
И еще одна, историчка, раздраженная и обозленная на весь мир, а он, который невиновен перед ней ... или виновен? Мир огромный, страшный, чудной... и парадоксально волшебный... мистический и не открывающийся никакими усилиями и стараниями... не дающийся тебе просто так...
И эта завучиха...
Петр хмыкнул. Алла глянуло возмущенно. Смотри-смотри...мамина-папина гляделка... Эта завучиха... худая... прямо костлявая... с таким лицом... тоже худым и длинным... И внезапно вспыхивающим удивительной застенчивой улыбкой... Иногда Петр с удивлением и насмешкой над самим собой думал, что если бы не Тоня да три дочки... Машутка, Дашутка, Сашутка...
Опыт жизни привел Петра к одной простой мысли - никогда ни в чем и никому не признаваться. Даже Богу, потому что Он и так все знает. А остальные обойдутся без твоей искренности - сделал себе зарубочку на память.
Как-то раз он случайно видел: вышла завучиха из своего кабинета - какая-то вялая, темная, руки негнущиеся.
- Вам плохо? - осторожно спросил Петр.
Завучиха попыталась улыбнуться. Не получилось.
- Нет-нет, ничего... Прихватило сильно... Сейчас выпью таблетку... - и заторопилась куда-то.
Петр смотрел ей вслед. Больная совсем женщина... А работает как мирно пашущий советский трактор.
Он высадил Аллу у школы, привычно проводил внутрь, осматриваясь по сторонам, вышел - доставил на сегодня девку, теперь надо будет забрать и вернуть в коттедж родителям - постоял, закурил...
Ветер дул прямо в лицо и гасил сигарету. Петр выругался и завернул за здание школы, притулился на углу... Из одного раскрытого окна доносились голоса. Петр отлично знал тот и другой. Беседовали физик и англичанка Нелли.