Искушение

12

Алла села утром в машину взвинченная. Петр покосился на нее и выбросил в окно окурок. Дорогу заметало первым декабрьским снегом.

- Чего-то стряслось, никак? Двоек, что ли, понахватала?

Алла отмахнулась.

- Да журналюги эти паршивые! Пиарщики! Сплошное обругалово! Знаете, кто такой журналист? Это профессиональный посторонний. Пришел, увидел, написал...

Петр включил зажигание.

- И что же он написал?

- Да пока ничего! Но мама очень боится. Ей обещали грандиозный скандал в прессе! Журналисты опять скрысятничали - украли у мамы со стола фотографии нашего коттеджа, наших машин, шоферов, прислуги... В общем, роскошь. Вот как живет работник Белого дома, в прошлом Госдумы! Вы понимаете, чем это пахнет?

Дорога петляла уже робко белеющим лесочком. Скоро зима развернется вовсю.

- Ну, это еще ничем не пахнет. Украли - не опубликовали!

- А если опубликуют? - Алла была близка к слезам. - Мама уже которую ночь не спит. Папа ей капли дает, таблетки...

Петр крутил баранку и припоминал. Что-то такое на днях Тоня рассказывала... Про фотографии некой дамы из высшей власти в газете, где Тоня подрабатывала корректором.

- А журналисты из какой газеты были?

- Да кто их знает! - простонала Алла. - Она там все заодно... И норовят напечатать в разных газетах...

- СМИ... - пробормотал Петр. - Союз милых идиотов... Идеолухи... По-другому их и не назовешь. И я там есть на тех фотках? Если машины фотографировали...Что-то не упомню я никаких фотокорров, никто меня вроде не щелкал...

- Он ведь хитрые, я говорю! - опять заныла Алла. - Норовят из-за угла да из-за кустов, чтобы никто не видел, не приметил... Обувалово... А потом - бац на полосу!

- Сурово! - пробурчал Петр. - Нелегкая у вас там жизнь, как я посмотрю... "Одним концом по барину, другим - по мужику..." Еще со школы помню. Ладно, успокойся, лишь бы не было войны...

Оставив Аллу на занятиях - физик встретил ее, тотчас забывшую про все материнские беды и безмятежно одарившую его бело-туманной улыбкой - Петр достал мобильник.

- Тонь, ты о чьих фотографиях мне вчера рассказывала? Ну, помнишь, дама высокопоставленная - особняк, машины, то да се...

Жена немного замялась.

- А тебе зачем?

- Надо, если спрашиваю. Это, надеюсь, не секрет?

Тоня молчала.

- Тонь! - заорал Петр, спугнув криком стайку неумело шарахнувшихся ввысь толстоватых голубей. Разжирели на дармовых харчах! Старушки без конца подкармливают. - Ты, значит, коттедж Минераловский узнала, а чего мне мозги пудрила? Может, и я где на фотке красуюсь в натуральную величину? Пуля дырочку найдет!

- Тебя там нет, - нехотя сказала Тоня. - А ты что вдруг взбаламутился? Жалеешь свою хозяйку? Брось! Они с жиру бесятся, деньги не знают куда девать, прислуги полон дом! Я на тебя удивляюсь - защитник выискался! Пусть люди все увидят своими глазами, пусть почитают, как живут эти элитные! Ни слова неправды там нет! Все на снимках, как на ладошке.

Петр выругался и отсоединился. Достал сигарету. Но все россказни об ее успокоительных свойствах - одни только россказни. Не успокоишься, хоть подряд две пачки выкури. Разве что навсегда...

Потом он снова набрал Тонин номер.

- Нужно сделать так, чтобы эти снимки пропали из редакции, поняла?

- Да зачем? - возмутилась Тоня. - Чем они тебя так подкупили? Деньги платят? Так ведь за дело. И другому бы столько же платили, а то и больше. И ты можешь работать на других, подумаешь, невидаль! Этих миллионеров у нас теперь навалом, служи - не хочу! На дорогах одни Порше да Вольво.

Петр понял, что с женой, такой обычно покладистой и кроткой, на сей раз договориться не удастся. Правда, ему самому было не до конца ясно, почему он действительно собирается вмешаться в историю с фотоснимками. Так привязался к хозяевам? Жалко стало девчонку? Да что, что на самом деле его мучает, донимает, не дает спать спокойно?!

- Ты что там считываешь для издательства? Все еще Стендаля?

Тоня вздохнула:

- Его....

- Ну и как тебе?

- Зануднее только Голсуорси.

- А я вот никак не соберусь тебя спросить, любопытно... ты читала на днях про уродку какую-то... Что там по сюжету происходит и действительно ли пресловутая герцогиня такая безобразная?

Тоня засмеялась.

- Да, девушке сильно не повезло с внешностью. А что касается содержания - то бароны отхватывают друг у друга землю и из-за лишнего ее куска нарезают друг друга на колбасу. Ни в какую не хотят жить в мире - руки чешутся, как бы на соседа войной пойти. В общем, совсем обычная историческая реальность...

Вечером Ностра проорала свое обычное приветствие возле забора.

- Заткнись, дура! - посоветовал ей Петр.

Дед Архип сразу полез выяснять, что случилось.

- Неласковый ты нынче, Петька, смурной. Чего стряслось?

- На итальянском твою комедиантку зовут "наше дело", - мрачно поведал Петр. - Имя свое она вполне оправдывает и свою роль тоже, а вот ее значимость... Сильно ты ее преувеличиваешь, дедуля!

Дед Архип предпочел ничего не услышать.

- И-и, болезный... А хозяйка тобой сильно довольна. Встретил я ее тут на днях, прогуливаться она изволила... Под личной охраной. Оченно она тебя расхваливала, прям на все лады.

- Охрана? - хмуро спросил Петр.

- Как есть ты дурак, Петька, - сказал дед. - Ты, а не моя бедная козочка, которую ты обругал незаслуженно. У ней интуиция есть, а у тебя - ни на грош! И Ностра твою хозяйку госпожу Тушину прямо обожает. Ластится к ней, как собака.

- Вся Москва разрушена, осталась только Тушина, - угрюмо и плоско сострил Петр.

Вышли три дочки посмотреть, что сегодня приключилось с отцом. Младшенькая привычно пропела:

- "Я хочу, шофер, чтоб тебе повезло..."

- Надоело! - буркнул Петр. - Иди учи уроки!

Маша и Даша фыркнули и исчезли. Саша подошла поближе.

- Видел я твоего... - поведал ей Петр. - Прямо гимнаст! Через заборы сигает, глазищами зыркает. А место ему самое лучшее в цирке. И зачем ты сюда Алку припутала? У нее уже есть один, в школе, так еще здесь! Пускай лучше учится, чем хвостом вертеть.

- А это ее дело, - логично заметила разумная младшенькая. - И я ее никуда не впутывала: мы стояли, она шла себе мимо... он спросил, знаю ли я ее...

- А ты как где с ним познакомилась? - взревел Петр. - Шляешься вечно где-то, дома тебя сроду нет!

- Откуда такая информейшн? - огрызнулась дочка. - Сам приезжаешь к ночи! А познакомилась очень просто: он помогал своей училке на лето в деревню переехать. И часто к ней приезжал. Ему училка попалась классная, стоящая, повезло. Тебе чем помочь? Ты скажи...

Петр задумчиво посмотрел на дочку.

- Помочь?.. Сашутка... ты в редакцию к матери заходила?

Дочь хмыкнула.

- Сколько раз... Но туда так просто не пройдешь, пропуск надо заказывать. Если идти, когда мамы там нет... - дочка была очень догадлива. - Можно что-то выдумать... причины всяки-разны... Например, мамуля забыла там книгу, рукопись какую-нибудь, документы... Я найду, что сказать, даю палец на отсечение! А ты колись, папуля, что мне надо сделать...

Белым лебедем проплыла над землей зима. И растаяла очень быстро и почти незаметно.

Тамара Вадимовна попросила Петра зайти в дом. Он делать этого не любил. Помрачнел, долго тер о пушистый коврик подошвы, наконец ступил на террасу...

Хозяйка его ждала, в нетерпении выбивая ритмичную дробь малиновым ногтем по стеклу.

- Петр Васильич... вы не знаете, что случилось с Аллой? Она давно сама не своя...

"Чтоб вам всем провалиться!" - подумал Петр. Пробурчал:

- Ничего не знаю... Взрослый она человек... хотя еще вроде маленькая... три штучки у меня этаких... и каждая - тот еще апельсин...

Тамара Вадимовна даже глазом не повела в его сторону.

- Вы должны знать... Может, что-то слышали... у нее что-то в школе...

Петр вздохнул.

- Да вам лучше знать, как она учится... отметки хорошие...

- При чем тут отметки?! - вдруг завизжала точь-в-точь как дочка хозяйка.

Петр вздрогнул от неожиданности, покрутил головой... Баба есть баба, даже Белодоменная или Госдумовская.

- Я вас не про отметки спрашиваю! И вы все прекрасно понимаете, только притворяетесь! Зачем вы лжете, Петр Васильич?!

Петр сел и постучал грязным ботинком о ботинок. Аккуратно стряхнул на ковер придорожную мартовскую грязищу. Достал сигарету, подумал, повертел и спрятал.

- Есть такое понятие, как личная жизнь... И чужие тайны...

- Но это моя дочь! Какие могут быть тайны?! - хозяйка сорвала голос и осипла. И - наконец-то! - зашептала: - Мы с мужем думаем, что она влюбилась...

- Правильно думаете, - хмыкнул Петр. - Такое со всеми случается рано или поздно...

- И влюбилась безответно, несчастливо...

- И это не редкость... - Петр опять вытащил сигарету.

- Да курите! - махнула рукой хозяйка и отошла от окна. - Что вы все мучаетесь?.. Я в молодости тоже сигаретами баловалась, а как забеременела... Потом пока Аллочку растила... Отвыкла... Так вы считаете, это все ничего? Пройдет? Просто - перемелется?

- Перебесится, - буркнул Петр. - У меня три таких... Настоящие колючки... Теперь до последнего звонка осталось - всего-ничего... Два с небольшим месяца. А там улетит она в края далекие учиться в этом самом Оксфорде... или еще где.. И все сразу пройдет... забудется... Лишь бы не было войны.

Тамара Вадимовна внезапно глянула ему прямо в глаза.

- Вы так думаете? А если нет?

- Конечно, да! - уверенно сказал Петр. - Вот увидите!

На обратном пути по Рублевке Петр осторожно осмотрел Аллу. Все, кажется, в порядке.

- Ты вот что... - начал он. Запнулся... вернулся к фальстарту. - Вот что... тебе с этим физиком пора завязывать... и навсегда... я случайно кое-что слышал...

Алла дернулась.

- Что вы там еще слышали?

Петр махнул рукой.

- Эти подробности не для твоих ушей... Но я тебе говорю серьезно: кончай свои игры и представления в любовь! Не для тебя этот мужик!

- А для кого?! - истерически завизжала Алла. - Нет, вы уж продолжайте! Для кого, если не для меня?!

Может быть, она была уверена, что ей предназначен и подчиняется весь мир?

- Он для взрослых, пойми ты! - тоже взорвался в ответ Петр. - Для больших и жизнью пользованных людей! А ты - началка! Тебе незачем вязаться в эти накрутки!

- Какие еще накрутки? Какие?! - визг Аллы стал еще пронзительнее. - Я не понимаю, что вы плетете! А мне нужно понять! Понимаете, нужно! Чтобы не вляпаться в одуралово!

Петр внимательно глянул на нее. А ведь девчонка права...

И остановил машину.

- Тогда слушай... И мотай на ус... Запоминай хорошенько...

Максим Петрович был человеком уникальным. Во-первых, по эрудированности и начитанности.

- Во время учебы и после университета я очень любил читать древних, - рассказал он однажды Кате. - Это словно беседовать с ними. Беседа очищает. Я и беседовал. А вот с нынешними не хочется. Древние умели говорить и о тебе тоже, тогда как нынешние - лишь о себе. Хотя какого только абсурда нет в книгах философов... А поэзия скальдов? Они "зашифровывали" понятия, обозначая вычурными развернутыми метафорами одно и то же. Например, "дерево меча" - это о воине. А что означает: "Прибой дрожжей людей костей фьорда"?

Катя смущенно пожала плечами. Добров торжествующе поднял вверх палец.

- Оказывается, кости фьорда - это скалы. Люди костей фьорда, то бишь люди скал - великаны, живущие среди гор. Дрожжи людей костей фьорда - то есть дрожжи великанов - это напиток великанов, на дрожжах брага настаивается. А в переносном значении - это поэзия. Но не простых людей, а великанов - величественная поэзия! И прибой дрожжей великанов, иначе - прибой дрожжей людей костей фьорда - это звучание песен и стихов. А в данном значении "прибой" - "шум" "прибоя" поэзии. Интересно?

"Запутано", - подумала Катя.

- А как переводится греческого "трагедия", вы знаете? По одной из версий - "пение козлов". А "понт" - так у древних греков называлось море.

Во-вторых, директор обладал редкой пробиваемостью. В-третьих, просто поражал нелюбовью к детям. В-четвертых, потрясал нелюбовью к себе. Последнее особенно изумляло всех.

У директора была язва, чудовищная аллергия и очки с толстенными стеклами. Прямо бинокли. На все свои болезни Добров плевал. Он обладал завидным аппетитом и выпить тоже был не дурак. Запросто съедал тарелку шпига с горчицей, большой торт с жирным кремом, запивал все это коньяком, а потом лопал таблетки горстями из ладони.

- Вам нельзя! - дружно кричали учителя.

Добров весело отмахивался.

- Полезная еда имеет лишь один недостаток - ее невозможно есть. Еда! Еда! Почему память сердца всегда слабее памяти желудка? Кто это сказал, Екатерина Кирилловна?

- Бес чревоугодия, - говорила Ариадна Константиновна.

Потом лицо у директора покрывалось красной коростой, глаза слезились, а ночами ему частенько вызывали "скорую". Как-то врач, чтобы притупить боль, начал ломать ампулы с новокаином и вливать в рот катающемуся по дивану Доброву.

- Пей, мужик, а то подохнешь! Болевой шок будет!

Первый раз его отвезли в больницу на "скорой" с приступом язвы, но он из больницы сбежал, едва полегчало. Второй раз - тоже отвезли на "скорой", но он не захотел остаться. Врач ему спокойно сказал:

- Дело ваше. Но предупреждаю - в третий раз вы сами по своей воле придете к нам.

- Как же, как же... - насмешливо отозвался директор.

И отправился в школу. По-прежнему бодрый и переполненный клокочущей под огромным давлением энергией.

- Мы еще поработаем! - заявил слишком оптимистично.

Но предсказание мудрого доктора все равно сбылось. Только нескоро. Когда начались нелады с гимназией, любимым детищем Доброва.

- Если каждый присмотрится к себе и отыщет тот свой проступок в прошлом, за который он получил "в награду" болезнь, осознает его и раскается в нем - может пройти даже неизлечимая болячка, - изрекла Ариадна Константиновна.

Катя терпеть не могла и даже боялась, когда директор заявлялся на выпускные экзамены. Он был способен - и делал это с превеликим удовольствием - завалить любого ученика, потому что дети его боялись до онемения, а его вопросы... это ужас! Даже самые простые, хотя Добров умел спросить такое... и хитро поглядывал на учителей вокруг - а? что? вот я каков! Вот сколько знаю!

Громогласно заявлял:

- Девяносто процентов учеников не могут ответить на вопрос, который и вопросом назвать нельзя.

Говорил правду. Он спрашивал: "Это какое склонение?" И дети впадали в ступор. Катя нервно ерзала на стуле, а директор снова с торжеством смотрел на нее: что я вам говорил, Екатерина Кирилловна? Они у вас ничего не знают! И как только вы их учите?

Катя злилась.

- Дети боятся одного вида директора, - говорила Ариадна Константиновна.

Едва Добров останавливал школьника в коридоре своим привычным и ласковым "Гулы-гулы! Пойди-ка сюда, деточка!" и просил назвать фамилию, озорник тотчас цепенел.

Директор похохатывал:

- Это универсальный аргумент в дискуссиях еще с тридцатых годов - тихий такой вопрос: "А как ваша фамилия?"

Добров был снисходителен лишь к красивым девочкам. Они могли у него ничего не учить и получать сплошные пятерки. Хотя любил повторять:

- Ученик - он не имеет рода. Он - ученик!

В его шикарно-безвкусном кабинете с кожаной мебелью на столе стоял "веселый Роджер". Человеческий череп, улыбающийся, а на одной глазнице - черная повязка. Как знак-антидепрессант - череп с улыбкой. Вроде песни Витаса "Улыбнись".

Опытные родители одиннадцатиклассников однажды совершенно потрясли Катю, успокоив:

- Не волнуйтесь, Екатерина Кирилловна. Максим Петрович к вам на сочинение не придет.

А Катя психовала заранее: как помочь, как подсказать детям при директоре, где найти нужную цитату, в чем суть той или иной темы? При нем сиди не шелохнись... Хотя были заранее закуплены ручки с одинаковыми стержнями - двадцать пять - классу, двадцать шестая - Кате, чтобы она могла поправить ошибки своей ручкой, подходящей по цвету, все равно... Можно исправить слово, два, но сочинение ведь не перепишешь!..

- Почему это не придет? Куда он денется? - Катя подозрительно оглядывала хитро ухмыляющихся родителей.

Они безмятежно разводили руками.

- Да не придет - и все! Сами увидите... Помогайте спокойно нашим детишкам... Пусть они нормально сочинение напишут.

Но Катя все равно упорно дергалась почти три часа, и лишь потом немного пришла в себя: дети писали сочинение, она им вовсю помогала, а Добров не появлялся... Чудеса... Они объяснились очень просто. Когда счастливая Катя, собрав работы, спустилась в учительскую, то обомлела. Какой шикарный стол там был накрыт... Правда, уже значительно опустошенный.

- Екатерина Кирилловна, угощайтесь, - посмеивались родители. - Хотя на вашу долю маловато осталось, мы сейчас еще для вас подложим... У Максима Петровича очень хороший аппетит.

Потом Вера со смехом рассказала Кате, как легко и просто родители пригласили директора откушать, как он, чуток поломавшись для вида, отправился завтракать и обедать одновременно... И съел, конечно, гору, и выпил коньячку немало... и заел все это горстью таблеток с неменьшим удовольствием. Валя хмурилась. Молчала. Ариадна Константиновна ходила с непроницаемым безразличным лицом.

- Привыкайте, девочки, если собираетесь с ним работать и дальше.

Привыкайте...