Искушение

11

Тяжелобольные обычно не отличаются великодушием и пониманием. Грустный факт. Человек, которого пинают, толкают и кусают со всех сторон, часто озлобляется, становится недоверчивым и подозрительным, и уже в любом, кто подходит близко, начинает видеть возможного обидчика. Это, конечно, не добродетели. Но, прежде чем читать мораль утопающему, помогите ему выбраться из воды. Или хотя бы не мешайте выбираться.

Подлинные ценности редко приживаются у людей. Но все равно уверенные в том, что обман, насилие, неправда, как их ни скрывай и ни приукрашивай, могут стать основой человеческих отношений, жестоко заблуждаются. Катя в этом не сомневалась. И детей всегда жалела. Слабое росло поколение. Едва выжившее среди выхлопных газов и слабо уцелевшее на консервированных пюре, чипсах, пицце и Макдоналдсах.

Однажды пятиклассник пожаловался Кате на головную боль.

- Иди домой! - сразу отреагировала Катя.

- Что вы, Екатерина Кирилловна! - серьезно и грустно, совсем по-взрослому ответил мальчик. - Если бы я не ходил в школу, когда у меня болит голова, я бы вообще туда не ходил.

Катя ужаснулась и позвонила матери. Та сразу запричитала:

- Мы обследуем его, обследуем, уже всех врачей по два круга обошли, а толку никакого! Вегетативно-сосудистая дистония, говорят, а помочь не могут!

Потом Добров, ничтоже сумняшеся, решил покрасить первый этаж. Почему осенью, а не летом, когда каникулы? Но у директора не спросишь. И у детей началась аллергия. Даже на четвертом этаже. Они стайками подходили к учителям, и те безмолвно отпускали всех подряд домой. У детей были красные, слезящиеся глаза, они дружно сопели носами, некоторые плохо дышали... Несколько человек даже стали покрываться какой-то сыпью. Вскоре в классах остались учителя - у них аллергии не наблюдалась - да горстка на редкость стойких детишек.

Добров возмутился, узнав о случившемся.

- Ну да, ну да! Такие дети пошли! Как их учить? Вот в наше время...

И завелся на эту избитую-перебитую тему.

На пороге старости люди часто начинают вещать о близком конце света и всеобщем кошмарном падении нравственности. Причина маниакального упорство, с каким некоторые хотят во всем и везде видеть признаки развала, довольно проста - старческий эгоизм. Эгоистичному человеку (и не имеющему подлинной - не фарисейской! - веры в Бога), когда он начинает стареть, до слез обидно, что с его уходом в мир иной жизнь на Земле не прекратится, и все в общем устоит, и ничего не остановится, и поплывут новые века за веками, и принесут свои радости-горести. А тебе при этом - стареть и умирать. Обидно... И вот, чтобы обманчиво утешить свои потерянные души, многие начинают твердить: нет, мол, не только мне идти прямиком к концу, а все вокруг гниет. С этим настроением ничего не поделаешь - обычная психическая реакция эгоистов в старости. А уж в таком возрасте натуру изменить невозможно, и поэтому многие бабки и дедки (эгоизм - порок распространенный) во все века раздраженно несут одну и ту же знакомую околесицу. А некоторые молодые им вторят - те, которые, если проанализировать их стиль и поведение, мысли и круг общения, уже состарились в двадцать пять. Здесь все ясно - патология. Жалеть таких надо. Если удается.

Максим Петрович Добров принадлежал именно к таким. Но, несмотря на это, жил довольно бодро и энергично. Он выбил у Департамента образования себе второе здание - там должны были учиться старшие классы. Директор планировал преобразовать школу в гимназию. А пока... Пока ремонтировал новое здание - летом снова не успели - и дети учились в нетопленых классах. Отопление тоже опаздывало. Скоро классы опять опустели. Все болели. И у Кати началось очередное воспаление легких. Первой взорвалась географичка Ариадна Константиновна.

- Максим Петрович, у вас есть совесть? - бесстрастно поинтересовалась она.

- Ну да, ну да! Увы, есть у меня эта сволочь! - расхохотался директор. - Совесть! Как же, как же... Всего-навсего концентрированный инстинкт самосохранения. И все эти ваши ненужные пафосы... Мол, только наша совесть, а не мирской успех - оценка наших действий. Да, я не слишком гуманен, сознаюсь, но совесть у меня есть. И, кроме того, порок редко любуется собой, иначе он просто испугается своего изображения. Возьмем шекспировского Яго, закоренелого злодея. Он поражает неестественностью вложенных в его уста речей, когда, согласно сценическим условностям, открывает все тайники собственной коварной и порочной души. В жизни редкий человек может хладнокровно презирать свою совесть. Обычно он извращает ее, подчиняет своим требованиям и, когда она уже изломана и исковеркана, обращается к ней как к безвольному наставнику, потакающему его выгодам и страстям, что не мешает хозяину притворяться, будто он боится своей совести и прислушивается к ней. Говорят, без людского уважения нельзя быть счастливым. Пусть тот, кто думает так, и хлопочет о своем счастье. Я искренне жалею тех, чьи спокойствие и гармония зависят от каприза людской молвы.

Ариадна Константиновна резко повернулась и ушла.

Когда Катя выздоровела, то получила в нагрузку класс коррекции...

- А кто-нибудь из этих детей переходил в обычный класс? - спросила она директора.

- Как же, как же... - ухмыльнулся он. - Только из обычного в коррекцию.

Однажды Катя спросила класс:

- Вы знаете, кто такой Аркадий Петрович Гайдар?

Молчание. Дети переглядывались в недоумении. Потом Акрам Таишев хмуро пробубнил:

- Ишь ты оно как... Опять, что ли, нового учителя дали? Нам и своих хватает.

Это была не шутка.

Расстроенная Катя после уроков рассказала все директору. Тот захохотал.

- Ну да, ну да! А вы мне толкуете про перевод в обычный класс. Вообще это настоящая хохма, но на самом деле грустная наша действительность. В современной энциклопедии абзац про Егора Гайдара раза в полтора, а то и в два больше, чем про Аркадия Гайдара. Чего же с коррекционщиков требовать? Вы, Екатерина Кирилловна, у них очень не выкладывайтесь, поберегите силы для девятого "А". С этими делайте упражнения из учебника, им и того достаточно. - И повторил: - После девятого они все уйдут. Живите легко и спокойно.

Но жить легко очень трудно. А чтобы быть спокойным, человеку нужно перестать думать, а только мечтать. И трудно себе представить, что все в наших руках, но их все равно нельзя опускать. Не отчаивайтесь... И никогда не переставайте улыбаться, даже когда очень страшно. Ведь кто-то может влюбиться в твою улыбку. Влюбиться... в улыбку... несерьезно... странно...

Однажды Катя задумалась и вдруг поняла, чем отличается иностранец от русского - именно улыбкой. У них она нерусская, неестественная, во все тридцать два, которые нужно обязательно показать до самого последнего. Продемонстрировать зубки и заодно похвалиться своим протезистом и возможностями. Улыбка напоказ. Нужна ли такая вообще? А мы не лучше других наций. Мы просто другие, совсем другие. Изменить это невозможно, как нельзя превратить зиму в лето. Значит, чтобы правильно оценивать ситуацию, надо всегда помнить о различиях.

В тех странах, где живут хорошо и беззаботно - там (это обратная сторона обычной медальки) начинают скучать. И тогда увлекаются протестами не пойми против чего и за что конкретно. В просторечии - с жиру бесятся.

А в чем первейший долг человека? В преумножении человечества и человечности. Если Бог поручил нам родиться русскими и россиянами, мы должны выполнять этот долг, прежде всего, в своем обществе и на своей земле.

Все мы проходим по Земле безвозвратно. Но нужно постараться сделать так, чтобы, когда мы пройдем, страна осталась. Страна, а не развалины и руины. А безответственные люди вечно перекладывают ответственность на погоду, правительство и соседей. Готовы с ходу делегировать свой долг, но когда есть кому принять его на плечи. Общество отвечает за человеческую темноту, за воспитание, образование, культуру. Когда душа полна мрака, в ней зреет грех. А виновны не только грешники - в конце концов, кто из нас без греха? - но и те, кто к грехам подталкивают.

Кто-то писал, кажется, Анастасия Цветаева, что их родители особенно воспитанием детей не занимались, а воспитывала сестер полоска света из кабинета отца, когда бы ночью они не проснулись. Далеко не во всех семьях есть такая полоска.

А Россию - ту, которую мы знаем и которой верим, потому что остаемся в ней жить в самые неприветливые века, создали в ее нынешнем виде Пушкин и Великая Отечественная война. Все мы вышли из шинели Сталина, как классическая русская литература - из Гоголевской. И это в Европе да в Америке практика - критерий истины, а у нас в России истина - мысли человеческие. Хотя в последнее время Катя искала иные критерии. И нашла. Истину принес Бог... Так что не стоит искать дальше.

- Кто не умеет уважать слабых, тот никогда не научится подчинять сильных! - заявила однажды Катя Доброву. - Нельзя управлять людьми, не умея их прощать. И как бы крепко и долго ни спали люди, они все равно проснутся. Хорошо бы до Страшного суда... И вообще управление людьми - это, прежде всего, управление их чувствами. А известная и популярная поговорка, согласно которой яйца надо обязательно раскладывать по разным корзинам, касается лишь куриных яиц.

Она не умела держать язык за зубами именно тогда, когда это было крайне необходимо и просто выгодно.

- Вы, Екатерина Кирилловна, заблуждаетесь! И серьезно, - начал уверять директор. - Но учтите: человек никогда не заблуждается один. Каждый распространяет свои нелепости между окружающими. Вас погубит односторонность подхода. Из вашего окна всегда видно что-то одно и то же. Ну да, ну да! На самом деле добрым словом и пистолетом можно достичь хороших результатов, которых не добьешься одним добрым словом или одним пистолетом. А начет образования... Если сыновья оставили отца и родной дом и бросились в математику или физику, совершенно ясно, что такие головы далеки от мысли о хлебопашестве. Однако земледелие вдесятеро лучше всех крученых наук, потому что нужнее людям.

- Когда человек перестает учиться, он начинает умирать, - пробубнила Катя.

Максим Петрович с досадой махнул рукой.

- Да завязывайте вы с этой своей диссидентской привычкой - думать! В вашем возрасте и на вашей работе давно пора уже знать. Недостаточно определять нравственность верностью своим убеждениям. Надо еще беспрерывно себя спрашивать: а верны ли мои убеждения? И не стоит искать себе подвиги: Родина-мать вас без них все равно ни за что не оставит. Эти ваши коррекционщики, о которых вы так печетесь... Да, наверное, им в школе не слишком комфортно, но сложностей у них нет.

- Нет сложностей?! - ахнула Катя. - Да вы на них посмотрите! В их глаза! Придите ко мне на урок! Поговорите с ними!

Директор опять отмахнулся.

- Извините, Екатерина Кирилловна, я лучше зайду к вам в девятый "А". Вера Алексеевна недавно рассказывала, как коррекция написала последнюю контрольную. Таишев - четыре ошибки, Соколов - шесть, Петровский - восемь, а у Степанова вообще пятнадцать! Хотя примеров в контрольной было шестнадцать. А на географии... Петровский услышал, видно, впервые, что Колумбия находится в Америке. И ахнул. "Как это так?! Страна в стране?!" Валентина Ивановна тоже поделилась... Спросила у них, почему, войдя в Москву, французское войско сразу потеряло дисциплину и боевой дух. А Соколов в ответ вопит: "Зима наступила, снег пошел, вот они начали мерзнуть - и ничего уже толком не могут!" Валентина удивилась: "Зима, снег"? Французы вошли в Москву в сентябре". Соколов малость приуныл: "А-а... Ну, тогда не знаю". Валентина обозлилась: "Андрей, ты хоть думай немного, прежде чем что-то сказать". И тот, совершенно не обидевшись, сообщил : "А я никогда не думаю. Я говорю первое, что в голову придет - вдруг угадаю и окажется правильно". И развлекаются они, как "пятачки". Иду на днях по школе ранним утром, еще пусто, тихо, темно... Таишев встречает в коридоре Соколова. "Привет! А чего в класс не идешь?" - "Там темно!" - "Ха! Да сейчас пойдем и свет зажжем, чего дрейфить!" Пошел уверенно впереди. Меня они не заметили. Открыл ваш любимец Таишев дверь, вошел в класс. В темноте шарит выключатель... И тут из-под парт с воем выскакивают Петровский и Шутов. С включенными фонариками. Они там спрятались и сидели, а Таишев, великовозрастный детина, заманивал других в темный класс, чтобы напугать.

- Это дети! - сказала Катя. - А Таишев труден не потому, что труден. И зачем его без конца ругать? Живой человек...

- Как же, как же! Дети... - хмыкнул Максим Петрович. - Прозрейте, Екатерина Кирилловна! Что вы без конца открываете хорошо известные истины? Вы сделайте себе зарубочку на память: публичным бывает исключительно стриптиз, а не поиск истины.

Добров - человек добрейший или нет? - окончил философский факультет МГУ, много знал и много читал, отлично говорил, хотя порой долго и витиевато, отличался изумительной памятью... А потому нередко сыпал афоризмами. Как своими, так и чужими. Окружающие не могли отличить, где чьи.

Катя сначала очень его боялась, потом привыкла. Хотя ее долго настораживали директорские глаза-червоточинки за толстенной броней очков. Лопатообразное лицо Добров очень ловко "подправлял" мягкой бородой.

Прежде всего, Максим Петрович огорошил Катю, услышав о ее простуде, грозным заявлением:

- А у нас, Екатерина Кирилловна, болеть не принято!

И посмотрел на нее глазами, увеличенными толстенными стеклами очков, полными бесконечной укоризной.

Затем, под Новый год, директор начал настойчиво поговаривать о работе тридцатого декабря, а, может, и потом... Тут Катя не выдержала:

- Вот что хотите со мной делайте, хоть увольняйте, но уж тридцать первого декабря я работать не буду!

На что Добров удивленно и невинно поднял брови и тихонько сконфуженно спросил:

- Да-а? А почему?!

Катя засмеялась. И с того момента начала понемногу привыкать к директору.

Бессонными вечерами мысли часто, покрутившись и побившись друг о друга, возвращались к детству.

Девочки в классе вели анкеты. Дурацкие вопросы: "Твой любимый мальчик", "Твоя любимая песня", "Твой любимый фильм"... А в конце обязательно нужно написать пожелание хозяйке анкеты. Все это красочно и аляповато оформлялось вырезками из "Советского экрана" и "Работницы", приклеивались сердечки, которые открывались, а там настоящая фигня крупными буквами... Кому что взбредет в голову.

"Классики" на асфальте. Привычная и родная схема. Раз квадратик, два квадратик... Мел тащили из школы, в кармашках. Белые фартуки первого сентября. Школьная форма. Еще все играли в резиночки. В общем, прыгалки, только особые. Первая позиция - "речка", потом "морковка" и "ручеек", затем "иголочка", а самое сложное - пешеходы-переходы, когда нужно прыгать поочередно через обе резинки.

Калейдоскоп - труба со стеклышками, образующими симметричные узоры... Цветные волчки. Крутится себе на полу и крутится. Можно запускать до бесконечности. Но зачем? Первый отечественный магнитофон. Кажется, он назывался "Яуза". Первые кассеты. Ленту, если рвалась, склеивали. Кажется, ацетоном. Первые музыкальные группы. В кафе на Новом Арбате ходили компанией. Скидывались и шли. Живая музыка. О караоке тогда не слыхивали. Певица или певец на маленькой площадке перед столиками. Танцующие серьезные пары.

Единственная детская платная поликлиника Семашко на Фрунзенской. Бесплатная медицина. Три очереди к каждому врачу. Одна - по талонам, другая - "я только спросить", третья - привел врач из другого кабинета. Страшные жуткие бормашины по принципу отбойного молотка и зубила. Мышьяк.

- А почему он не убил нерв?

- Да мышьяки такие! Попробуем другое лекарство...

В детском саду обед, четыре человека за столом, четыре яблока на десерт. Кто первый съест суп и второе, выбирает лучшее яблоко. В том же садике манная каша с комочками. Страшная память-тошниловка на всю жизнь... А еще рыбий жир. И молоко с пенками. Б-р-р... лучше не вспоминать, тошно даже от одной памяти.

Русские бабушки на рынках, торгующие яблоками, петрушкой и морковкой со своих грядок и из своих садов. Разливное молоко. Подмосковные цыплята, а не ножки Буша. Автобус - пять копеек, троллейбус - четыре копейки, трамвай - три. Билетики соответственно синие, черные, красные. Они выкручивались пассажирами из специального отверстия: бросил деньги - открутил себе билетик... Все на честность. Метро - тоже пять копеек.

- Ты зажала пятачок в кулачок?

Копилки - старый вытертый бабушкин кошелек или ненужная маме банка - бросали по копейке, по пять, реже по десять копеек. Капроновые чулки. Зимой ноги под ними красные, горят, словно обожженные. но все равно - капроновые чулки... Каникулы в школах - всегда и у всех в одно и то же время. Не перепутаешь. У родителей отпуск, как положено, двадцать четыре рабочих дня. Обычно летом. Старое пианино фирмы "Мекленбург", занимающее солидное место в комнате. Мать смотрела на него с благоговением, мечтала, чтобы единственная дочка играла.

- Пианинко, фигурное катание, английский или французский - обязательный набор для современной мамзельки, - потешался отец. - И чего из кожи лезть?

Но мать упрямо лезла.

Учительница музыки Лидия Федоровна с маленькой гладкой седой головкой. Тяжелая дверь в подъезде у Никитских ворот. Огромный неповоротливый лифт - такой страшный! А вдруг он сейчас провалится в шахту?! Нет, лучше пешком! Катя каждый раз упорно взбиралась наверх по старинной винтовой лестнице на четвертый этаж. Сколько лет этому дому? Высоченные потолки... Теперь это, наверное, шестой или даже седьмой.

Однажды Лидия Федоровна дала Кате послушать две разные мелодии подряд. Вначале - арию Кутузова из оперы Прокофьева "Война и мир", а потом - "Рассвет на Москве-реке" из "Хованщины" Мусоргского. И спросила, какие впечатления от услышанного? Что ученица себе представила? И Катя стала увлеченно рассказывать:

- Это такое раннее-раннее утро в Москве с брусчатыми улицами. Часов, наверное, шесть. Туман... легкий, ласковый... прохлада, тишина, никого нет, фонари только гаснут... Река еще спит, не двигается ни одной волной, широкая Москва-река с каменными берегами. Вдали над Москвой встает солнце, виден краешек, розовый-розовый... А облокотившись на перила, над водой, стоит одинокий Кутузов. И, глядя на рассвет, тихонько басом поет свою песню, в которой размышляет о будущих действиях.

Учительница музыки сделала большие глазки - она мало что поняла.

- Гм... Ты увидела на Москве-реке еще и Кутузова?!

Чувствовалось: никак не могла понять Лидия Федоровна, что за сверхвольная фантазия у ее новой ученицы, если она в представленную картину почему-то думающего думу Кутузова вставила. Необъяснимо... у девочки два совершенно разных произведения скрестились в одно.

Сравнивать мелодии Кате понравилось, но музыкальные картинки больше не повторялись. Преподавательница решила прекратить всякие эксперименты со странной, на ее взгляд, девочкой. Унылые уроки музыки... Долбежка по клавишам... Лидия Федоровна резко отбивала такт ногой в маленькой туфельке. Наконец, туфелька гневно стукнула об пол.

- Ты мало занимаешься! Успехов никаких! И вообще толка из тебя не будет! Нужно играть, как Наталья. У нее иногда из-под ногтей идет кровь. Вот сколько она играет! А ты?! Работать нужно по двадцать часов в день... причем работать по ночам!

"Уже заговаривается", - грустно подумала Катя.

- Так и передай маме: заниматься тебе бесполезно!

Бедная мама... Ее всегда пафосно-торжественные заявления:

- Я жила только ради ребенка!

Катя давно думала, что кричать на весь свет о своих чувствах не надо.

И мамины страдания:

- Я влезла в долги, чтобы купить тебе пианино! Я все делаю только для тебя! Ты неблагодарная! Но в молодости почти все принимают добро как должное.

Катя молчала. Как объяснить, что ей не нужно пианино?

Все-таки музыку, к великой Катиной радости, оставили навсегда. И пианино "Мекленбург" важно выехало из комнаты к другим владельцам. Мама очень переживала. Катя хранила сдержанное молчание и ликовала.

Мир был устроен просто: мама, папа, бабушка... Мир был устроен красиво... Мир был устроен легко... Как давно это было... Куклы всюду: на диване, на полу, на тумбочке. Любимый огромный "Детский мир" на Дзержинке.

- Мама, а правда, что здесь есть все куклы, которые делают во всем мире?

Мать вяло пожимала плечами.

- Может быть... Точно не знаю.

Импортные игрушки - страшный дефицит. Это вообще самое обиходное слово. И все всегда нужно только достать.

- Вы где макароны брали?

- Их там уже нет...

- Где бы достать куртку? И ботинки рвутся...

Отсюда мамина маниакальная страсть к запасам. Сахар - сразу десять килограммов, мука - пять, соль - пачками, картошка - мешками... Синтетическая шуба - предел мечтаний. Одежда и обувь по талонам. Где бы раздобыть этот волшебный талон?

Дни поэзии возле застывшего навсегда на площади Маяковского. Кумиры всей страны - Вознесенский, Евтушенко, Рождественский... На самой макушке славы и расцвета. Книги так долго запрещенных Ахматовой, Цветаевой, Булгакова... "Бесы" Достоевского. Стругацкие и Солженицын - чтение ночами под одеялом... Какие-то затертые, еле различимые копии...

- Я тебе даю только на два дня, запомни... Никому не показывай, ясно?! Никому не давай! И чтобы родители тоже не видели. А то вон Кольку Возницына уже таскали в КГБ объясняться. Якобы читает и распространяет запрещенку.

- И что?!

Ужас в голосе. Глаза стынут.

- Да ничего... Отбрехался. До поры до времени. В общем, я тебя предупредил... Дело серьезное.

Вишневская и Ростропович. Войнович и Владимов. Ретроспективы. Итальянское и французское кино. Бергман...

- Вы "Земляничную поляну" видели? Как нет?! Да вы что?!

Тарковский. Театр на Таганке. Можно купить входной билет и стоять на балконе. Там и млели часами, не сводя глаз со сцены. Театр "Современник". Табаков, Волчек, Неелова... Песни Окуджавы... И еще Визбор, Городницкий, Сухарев, Бродский, Никитины... Интересная "Литературная газета". За подписку на нее соглашались на любую нагрузку, лишь бы получить.

- Мам, не забудь, - каждую осень упорно ныла Катя, - "Литературку" чтобы дали... Ты там попроси хорошенько...

Строго ограниченный набор газет и журналов. Увлекательный, без всякой эротики "Новый мир". Заманчивая "Иностранная литература". Нераспавшаяся "Юность". Издательства "Молодая гвардия", "Современник", "Советский писатель"... Еще не "желтые" МК и "Комсомольская правда"... Газета "Правда". Отец читал вечерами.

Водители, не мчащиеся на красный свет. И никаких пробок на улицах. Множество детей в парках и на бульварах. Прогулочные частные группы сами по себе и от фирмы "Заря". Очереди в детские сады - пока подойдет, ребенок окончит институт. В универмаги - только к восьми утра. Опоздаешь - увидишь пустые плечики и прилавки. А на рассвете, который встает над Москвой-рекой, можно успеть схватить-купить и плащ, и кофточку, и колготки. Продукты тоже не позже девяти. Вечером все пусто. Подвезут опять с утра... Так что на диванах не залеживайтесь, люди добрые!

Бесконечные смены руководителей после смерти Леонида Ильича. Облавы в магазинах посреди дня - а ты почему не на рабочем месте?! Стиляги и тунеядцы - слова из того времени.

- Ты что такие брюки надела? У-у, стиляга, совсем разлагаешься! А комсомол?

Михаил Сергеевич и Раиса Максимовна. Путч девяносто первого. И впервые зазвучавшее излюбленное: "Дорогие россияне..." Перекрой политической и физической карты мира. Новые страны: Чехия, Словакия, Сербия, Черногория, Украина, Эстония, Казахстан... Список огромен. Новые границы и таможни. Доллар в руках. Надо же... вот как он выглядит... Интересно... А это что такое? А-а, это евро! Подумать только... И всюду - турецкие, корейские и китайские товары. Восток шагнул на Запад. Рынок.

Не вспоминай, не надо... Это обычно ни к чему хорошему не приводит.

- Встать... Суд идет...

Почему привязалась к ней эта картинка из последнего сна?

У каждого на Земле - свой собственный суд. Когда, как и при каких обстоятельствах... Но главный - впереди...