Стерва. Искушение

Глава 13

Пауль спустился в пещеру быстро и деловито, и, еще не видя его скрытого широкими полями шляпы лица, я ощутила, как ледяной страх расползается выше, сковывает ребра и руки.

Даже годы и множество дорог спустя, я не могла ничего сделать с этим, оставаясь перед ним заведомо более слабым и уязвимым… Нет, не человеком. Существом.

Зная, что может сделать со мной буквально что угодно, в прошлом Пауль пользовался этим своим правом сполна, и теперь для него, — точно так же, как и для меня, оказывается, — ничего не изменилось.

— Ханна, дорогая, я оставил тебя на час, а ты уже привела гостей, — он скользнул по мне лишенным выражения взглядом, после посмотрел на Тобиаса. — Ты нам мешаешь.

Не произошло ни движения, ни звука, но человека, которого я почти привыкла называть Тобиасом, отбросило к противоположной стене.

Та часть пещеры осталась скрыта в тени, но я слышала, что удар оказался очень сильным.

Достаточно сильным, чтобы без лишней мороки разбить голову о камень.

— Надеюсь, тебе его хотя бы жаль. Иначе это не было бы забавно, — хлопнув в ладоши, Пауль развернулся ко мне. — Отправляемся немедленно! Отец тебя заждался.

— Этот ублюдок мне не отец.

Голос предательски дрогнул, и Пауль рассмеялся, наслаждаясь моим страхом, который уже не просто сковывал конечности, а начинал сочиться из пор.

— Это вы с ним уже сами разберетесь. Моя задача — доставить тебя живой и по возможности целой. Но, как ты понимаешь, наличие кистей рук не сильно скажется на успехе. Так что будь умницей, Ханна.

— Даже любопытно, как это у нее получится. Мне кажется, она этого не умеет. Совсем.

Тобиас показался с той стороны, в которой скрылся, и, глядя на него, я на мгновение забыла и про Пауля, и про Итана, не желающего расставаться с мыслью о том, что я — его вещь.

Тобиас… Или не-Тобиас, он ведь сам просил так его не называть…

Имя уже не играло никакой роли, потому что сейчас он стал страшен по-настоящему — едва ли чем-то лучше самого Пауля, такой же холодный, злой, нехорошо веселый.

— Ого, да ты живуч! — Пауль развернулся к нему, хотя особенного интереса и не выразил, а после подмигнул мне. — Крепко ты его зацепила, такого удара кому угодно должно было хватить. Как бы там ни было, уйдите с дороги, сударь, Ханна возвращается домой.

— Сударь? — он потер челюсть, с сомнением глядя не на меня, но куда-то в мою сторону. — А ты издалека, в этих краях так не обращаются. Она не хочет ехать. Так что если Ханна и вернется домой, то точно не к тебе.

Последняя фраза была обращена уже к Паулю, и повинуясь скорее инстинкту, чем разуму, я постаралась незаметно отступить назад и вжаться в стену, по возможности становясь незаметной. Эти двое слишком очевидно друг друга стоили, чтобы стоять между ними.

Пауль засмеялся снова, и меня охватил озноб.

Именно этот смех я слышала, визжа от боли в детстве, когда ему приходило в голову испытать новое снадобье, облив им меня из-за угла. Или еще что-нибудь не менее отвратительное…

— Значит, ты считаешь, что она поедет с тобой, — его внимание все же сосредоточилось на Тобиасе. — Позволь мне тебя просветить: она никому не бывает предана. Даже если мы предположим, что сейчас тебе повезет, и ты положишь свою жизнь за ее свободу, она о тебе даже не вспомнит. Прыгнет в свою повозку и умчится со своими оборванками, хотя этого и хватит ненадолго. Я могу искать ее вечность.

Справедливо не считая меня хоть сколько-нибудь опасной для себя, он повернулся ко мне спиной, а вот Тобиас, или как там его на самом деле звали, кажется, посмотрел прямо мне в глаза, хотя и не мог в полутьме их видеть.

— Он всегда такой скучный?

— Черным колдунам иногда приходится, — Пауль отвесил ему короткий насмешливый поклон. — Видишь ли, мы должны пугать шваль вроде тебя.

— А шваль, меж тем, все никак не пугается… — он почесал бровь с таким видом, будто Пауль говорил вовсе не с ним. — Знаешь, когда от меня сбегала моя третья жена, она готова была скорее наложить на себя руки, чем вернуться ко мне. С Ханной тебе так обольщаться не следует. Эта малышка скорее всадит пулю тебе в лоб. Хотя, чем дольше я смотрю, тем больше убеждаюсь в том, что они чем-то похожи.

Теперь он тоже развернулся к Паулю, и тот, наконец, посмотрел внимательнее, пытаясь понять, кто оказался перед ним.

— Судя по твоему виду, ей пришлось умереть от голода и нищеты.

Он засмеялся чисто и искренне, — не пытаясь напугать этим смехом, как обычно делал Пауль, а искренне веселясь.

— Не угадал, черный колдун. Ты совсем не угадал. Хочешь узнать, что с ней случилось?

Я медленно закрыла и открыла глаза, а потом подняла руки и принялась растирать виски, потому что то, что я видела, не укладывалась ни в какие рамки. Он в самом деле не боялся Пауля. Не испытывал ни малейшего трепета перед той стылой тьмой, которой от него веяло.

Более того, он знал, что с этой тьмой делать.

— Боюсь, там не будет ничего для меня интересного, — меж тем, Пауль улыбнулся коротко, любезно, но уже очевидно зло.

Его раздражала задержка, раздражал этот отчаянный и странный человек. Мое молчание раздражало тоже.

— Хреновый ты, в таком случае, колдун, — он немного склонил голову на бок, продолжая смотреть на Пауля так же прямо. — Тебе должно быть интересно все. Ну да черт с тобой, у меня нет желания здесь возиться. На пол!

Это он без перехода крикнул уже мне, и я сползла по стене, не думая. Закрыла голову руками, не зная, чего ждать.

Вспыхнувший в пещере свет был светло-синим, неестественным, но ослепительно ярким.

Не желая смотреть, я все-таки смотрела — просто потому, что жаль было пропустить первый раз в моей жизни, в который меня в самом деле кто-то защищал. Этот свет сорвался с пальцев бывшего Тобиаса короткой молнией, обвился вокруг шеи ненавистного Пауля. Он пульсировал и трепетал, а смутные догадки, отдельные намеки и косвенные признаки, все эти дни настораживавшие меня, стремительно складывались в целостную до рези в глазах картину.

«В этих местах видели мертвого герцога»…

Судя по тому, что прямо сейчас видела я, герцог Удо Керн был живее всех живых, и от того, чтобы прикончить врага, являвшегося мне в кошмарах много лет к ряду, его отделяли всего несколько секунд.

В одну из них мне показалось, что сейчас он повернется ко мне и спросит, хочу ли я, чтобы он решил эту проблему — так же, как повернулся вчера на поляне, уложив Нэда на траву.

Тобиас бы спросил.

Пауль захрипел, нелепо пытаясь содрать продолжавший сжиматься на его горле раскаленный ошейник пальцами, а потом подул ветер — настолько холодный и сильный, что мне оставалось только уткнуться в колени и пропустить финал.

Он не стихал еще долго.

За шумом этого ветра я едва расслышала тихое:

'

Пошли. Не смотри туда

'

.

Выбираться на поверхность, хватаясь за ветки и камни, оказалось сложно, хотя спуск в пещеру и был удобным — ею явно неоднократно пользовались до нас для развлечений и ночлега.

Растрепавшиеся волосы лезли в глаза, но я не поправляла их, спеша убраться подальше.

В какой-то момент человек, чье имя и чей образ я не хотела и не могла пока оформить даже мысленно, обхватил меня за плечи и потащил вперед.

Мне было все равно, куда, — ноги не держали, голова кружилась, а чудовищный страх уходил, сотрясая тело, лишая возможности соображать.

Мы упали на мокрую траву, и когда я начала задыхаться, он обнял меня снова, развернул на спину и навалился сверху — большой, теплый, все еще не отошедший от горячки… боя?

У меня язык бы не повернулся так это назвать.

Он просто убил того, с кем не смог и не захотел договориться — того, с кем легко мог избежать встречи.

Достаточно было не вспомнить об этих пещерах, и все.

Катаясь по земле, мы целовались до боли, до первого моего хрипа.

Его горячая ладонь скользнула вверх по моему бедру под подол, и я сжала его коленями, понимая только одно: именно сейчас и именно так он был мне нужен.

Тобиас… Удо… — хоть сам Дьявол, плевать, как его звали, — не остановился, не дал мне привыкнуть. Войдя в меня одним сильным движением, он начал двигаться сильно, грубо, не давая опомниться, почти не позволяя дышать.

Ткань его рубашки затрещала, когда я дернула ворот в слепой попытке ухватиться хотя бы за что-то.

В ответ он прижался губами к моей шее, оставляя неприличный красный след.

Это не имело ничего общего с той забавной возней, что была между нами прежде. Теперь он брал по-настоящему, так, что кроме его члена внутри и горячего дыхания над ухом я никого и ничего не помнила. В самом деле беспощадно. Как обещал…

Я укусила его в плечо, — сильно, до ответного красного следа, — просто чтобы прочувствовать происходящее полнее, и он засмеялся где-то совсем рядом абсолютно безумно и очень довольно.

Жизни, что бурлила в нем, теперь с лихвой хватало на двоих, и я глотала ее отчаянными некрасивыми глотками вместе с воздухом, через раз случайно ловя его губы.

Всего несколько по-животному грубых, почти болезненных движений, и он упал на меня. Задыхаясь от тяжести и чего-то еще, подозрительно похожего на потребность, я гладила его волосы. По-прежнему густые, но ставшие отчего-то жестче.

Должно быть от того, что притворяться кем-то другим он больше не мог и не хотел.

Казалось, так прошла целая вечность.

Небо над лесом постепенно темнело, лежать на мокрой земле было противно, но он приподнялся и очень внимательно посмотрел мне в глаза, оперевшись ладонью о траву.

— Больше он тебя не побеспокоит.

Голос тоже стал другим. Не было больше идеально отработанных простецких интонаций, даже следа благодушия, уместного для бывшего солдата, не осталось.

— Ты кто, черт возьми, такой?

Теперь, когда разум и тело начали остывать, а действительность перекрыла собой охвативший меня под землей ужас, все сделанные выводы начали казаться бредом.

Герцог Удо Керн погиб на дуэли три года назад, был красиво оплакан вдовой и торжественно похоронен. После герцогскую цепь принял его старший брат. Все разговоры о призраках, о неупокоенной душе грешника, бродящей по окрестным лесам еще долгое время, были всего лишь чушью — имея дело с самым разным, в том числе, с самым грязным колдовством, я не встретила в своей жизни ни одного из них.

— Ты же сама уже догадалась, — он коротко улыбнулся мне уголками губ и вдруг погладил по щеке костяшками пальцев. — Пойдем. Он далеко тебя утащил, возвращаться не меньше часа.

Помогая мне подняться и привести одежду хотя бы в относительный порядок, он был сосредоточен и очень внимателен, а у меня в голове жужжал целый пчелиный рой.

Сама догадалась…

Откуда, черт его дери, ему было знать, о чем я думала⁈

Странный разговор на поляне, — всего лишь несколько часов назад…

«Герцог Удо был редкостным ублюдком, по слухам».

Все, о чем мы вспоминали, все мои рассуждения…

Он слушал и смеялся про себя — вот почему интонация, с которой он это произнес, была такой странной.

Скручивая волосы в узел, я приказала себе остановиться. Не думать сейчас.

Нужно было добраться до Адель и Карлы, убедиться, что с ними все в порядке, и только после можно будет.

Сказать им или не сказать?

Захочет ли он сам продолжать строить из себя… Кого? Бродягу? Странника? Загадочного, но не злого человека с вызывающе дорогим кинжалом?

К счастью, обувь я не потеряла, без нее пришлось бы труднее.

Удо… Чертов Удо Керн, хренов настоящий герцог шел чуть впереди, безошибочно угадывая дорогу — то ли он в самом деле так хорошо знал эти леса, то ли ему помогала та сила, о которой некогда слагали легенды.

То, что мне доводилось слышать о нем… Этот человек был не просто ровней Паулю, он был еще опаснее, потому что не щадил ни своих, ни чужих. Пауль хотя бы Итану был предан как собака.

Был.

Это главное, сладкое, пьянящее слово.

То, что осталось от Пауля, догорало в одной из многочисленных пещер. Когда дикое синее пламя потухнет, даже праха не останется. Он в самом деле больше не будет дышать мне в затылок, не появится неожиданно там, где я надеялась немного отдохнуть.

Это не означало, что Итан оставит меня в покое, но давало передышку, о которой я не смела мечтать.

Мы все не смели мечтать.

Новость о его смерти сможет стать решающим аргументом в оставшемся тлеть конфликте. Не зная Пауля так хорошо, как я, толком не видя его в деле, и Карла, и Адель, боялись его немногим меньше.

За такое известие они обе должны были простить мне если не все, то очень многое.

— Осторожно, — чертов герцог подхватил меня под локоть, не дав споткнуться о большую ветку. — Почти пришли.

Лишь теперь я заметила густые кусты дикой малины. Те самые, среди которых мы ссорились.

Среди которых Адель посмела наставить на него, — а значит, фактически на меня, — свой пистолет.

Вокруг было тихо. Ни света, ни треска костра, хотя в сумерках развести его было самое время.

Забыв и об усталости, и о своих сомнениях, я бросилась вперед, боясь и ожидая увидеть разгромленную повозку и…

Поляна была пуста.

Если не считать убитых разбойников, на ней никого и ничего не было — ни костра, ни лагеря, ни нашей повозки. Ни Карлы, ни Адель.

Стоя в самом центре, я даже не пыталась унять отчаянно колотящееся сердце, потому что там, где трава еще была примята колесами, лежали мой плащ и пистолет. Даже самого тощего кошелька, и того не было.