Единственный в этой дыре постоялый двор оказался большим, шумным и грязным.
Сидя за столом в углу полутемного трактира, я смотрела в поставленную передо мной тарелку с супом и пыталась решить, чего хочу больше: съесть хоть что-нибудь или надеть эту тарелку на голову непромытому толстому трактирщику.
На лице сидящего напротив меня спиной к залу герцога читалось такое недоумение пополам с отвращением, что в другой ситуации я над этим посмеялась бы.
Теперь же весёлого было мало.
Тех медяков, что он забрал у головорезов Пауля, хватило только на это, и встретили нас с ними соответственно.
Чем больше косых взглядов местных шлюх я ловила на себе, тем крепче становилась моя уверенность в том, что если бы не патологическая жадность, он вовсе выставил бы двоих грязных и усталых, принесших гроши людей за дверь.
Возможно, на его месте я бы и сама нас выставила.
Так ничего и не сказав, Удо взял кривую ложку и начал есть.
— Это издевательство.
— Чего ты хотел? — я пожала плечами, изо всех сил стараясь не чувствовать вкуса. — Как выглядим, таков и прием.
Он посмотрел на меня внимательно и так тяжело, что мне захотелось поежиться.
У него было немало поводов злиться — и за безобразную истерику, и за потерянный пистолет, и за необходимость есть омерзительный жидкий суп. Если бы не я, ему не пришлось бы разбираться со всем этим.
Удушающий страх перед Итаном немного отступил, когда мы вошли в деревню. Шлейф его недолгого присутствия все еще ощущался здесь, но герцог Удо оказался прав — он почти развеялся. Ублюдок уехал несколько дней назад.
При мысли о том, что он будет искать Пауля и, скорее всего, найдет, мне становилось почти что дурно.
Он знал меня, и ему не составит труда понять, что самой мне подобное было не под силу, а значит…
Хмурый герцог отправил в рот очередную ложку, и я глубоко вздохнула, смиряясь с тем, что отложить этот разговор не получится.
— У Итана с Паулем очень крепкая связь. Он учил его, он им гордился. Когда он доберется до пещеры, — а он туда доберется, — он поймет, что мне помогали.
Он задержал на мне очередной тяжелый взгляд, а после пожал плечами.
— Значит, будет молодцом.
— Ты не понимаешь! — я повысила голос, и на нас обернулся полупьяного вида крестьянин. — Он на полном серьезе считает, что я принадлежу ему. Помнится, тебе очень не понравилось, когда я захотела твой кинжал. Точно так же ему не понравится тот, с кем я настолько сблизилась.
От этого полушепота снова начало сдавливать горло. Я даже забыла про дрянной суп, и герцог тоже отложил ложку, подался немного вперед через стол, копируя мою позу.
— Ну и что? Что он сделает? Откроет на меня охоту? Для всех я мертв.
— Но твой брат жив, — я все-таки произнесла это онемевшими губами.
Взгляд Удо потемнел еще больше. Он нахмурился, раздумывая, а потом вдруг засмеялся, качая головой.
— Ты это находишь забавным? Он не явится с вопросами и обвинениями к герцогу Керну, он просто начнет убивать.
— Ему же хуже, — мгновенно посерьезнев, он снова взял ложку. — Помнишь, что герцог сделал с вами? А ведь ты даже никого не убила.
— Итан — не я.
— А с герцогом никогда не стоит верить первому впечатлению, — он пожал плечами и уже собрался было зачерпнуть еще супа, но потом передумал. — Он разберется. К тому же, у нас есть все шансы добраться до него раньше, чем это произойдет.
— И что это изменит? — голос снова сорвался, и я прикусила губу, стараясь успокоиться. — Я имею в виду… Разумеется, он поможет тебе, при условии, что ты вообще нуждаешься в этой помощи. Но когда ты собственноручно ведешь неприятности к его порогу…
— Предлагаешь бросить тебя в лесу? — он удивленно вскинул бровь, и я почувствовала себя совсем глупо.
— Это стало бы разумным решением.
Оставалось только уставиться в поцарапанный стол и ждать, потому что я была права, и мы оба это знали.
Чертов герцог молчал, и с каждой секундой мне все больше начинало хотеться, чтобы он просто встал и вышел.
— Окажись все наоборот, далеко не факт, что я бы ему помог.
Когда он заговорил снова, в его приглушенном голосе прозвучала настолько непередаваемая смесь злости с весельем, что я невольно вскинула взгляд.
Он был абсолютно серьезен.
— У нас странные отношения, но мы умеем договариваться. Сейчас нам с тобой это на руку.
Это «нам» резануло слух, заставило поморщиться. Напомнило о чем-то, что он сказал в пещере, когда освобождал меня от цепи. Я не могла вспомнить саму фразу, лишь ощущение от нее, похожее на обжигающий короткий удар.
Что же там было?..
— Не могу больше об этом думать, — окончательно сдавшись, я оттолкнула ложку и, поставив локти на стол, начала растирать виски.
— Нужно поспать, — он последовал моему примеру и отодвинул тарелку, признавая, что ее содержимое несъедобно. — Пойду попробую договориться насчет ночлега.
Я не стала ни провожать его взглядом, ни говорить о том, что на комнату нам точно рассчитывать не приходится. В лучшем случае позволят переночевать на конюшне, и то не задаром.
Вырвавшись на свободу, в первые полгода я частенько договаривалась так: ночлег и ужин в обмен на мытье полов или посуды. Работы всегда было много, а еды и удобств мало, но сегодня мы оба настолько устали, что было уже все равно. Полы так полы. Хорошо хотя бы то, что в таком виде на меня никто не позарится и не придется ввязываться в драку. Такое в прошлом тоже бывало нередко.
Я поежилась, почувствовав на себе взгляд, и тут же выпрямилась, готовая к чему угодно.
Если здесь Итан или его человек…
Смотревший на меня мужчина не был человеком Итана. Я определила это сразу и наверняка, но спокойствия мне это не прибавило.
Он сидел в противоположном конце зала. Полутьма и накинутый капюшон не оставляли возможности разглядеть его лицо, но взгляд я ощущала кожей — горячий, внимательный, немного удивленный и очень заинтересованный.
Кто-то из тех, кого я обобрала?
Тогда нам точно несдобровать.
Запоздало сделав вид, что ничего не понимаю и не чувствую, я огляделась, ища герцога глазами, а когда нашла, забыла и о человеке в капюшоне, и об Итане, и о том, как чертовски мне хотелось лечь.
Он торговался с трактирщиком у прилавка. По-хозяйски выпятив огромное пузо, тот стоял, оперевшись о столешницу, и смотрел на Удо Керна с таким нескрываемым презрением, что как дышать я забыла тоже.
У герцога было странное выражение лица. В нём мешались возмущение, брезгливость и злость, и… Ещё что-то.
Я не могла слышать, о чем они говорили, но в каждом движении трактирщика читалась такая унизительная снисходительность, что начинала закипать даже я.
Губы чертова герцога сжались, и мне показалось, что сейчас он ударит эту зарвавшуюся мразь прямо в жирный живот, но вместо этого он только что-то коротко бросил в ответ, а потом снял с пояса и положил на прилавок свои ножны.
Оглушительный гомон, издаваемый пьяными и весёлыми людьми, отодвинулся для меня на второй план, когда трактирщик взял их. Вынув кинжал, — семейную реликвию древнего и знатного рода Кернов, — он осмотрел его с гордым видом победителя, а после вложил обратно и убрал под стол.
Лицо герцога сделалось нечитаемым. Должно быть, с таким же видом он стоял бы и на эшафоте.
Получив в обмен на ножны ключ, он сказал трактирщику что-то еще, а потом, не дожидаясь ответа, развернулся и направился обратно ко мне.
В каждом его движении, в развороте плеч читалась такая усталость, что я сидела, не шевелясь, в ожидании его приближения.
— У нас есть комната.
Он был мертвенно бледен, но взгляд остался спокойным.
Если бы через такое унижение пришлось пройти мне…
Впрочем, для меня подобное было обыденностью в свое время.
— Ты что наделал?
— Обеспечил нам относительно спокойную ночь, кажется, — по-прежнему стоя надо мной, он окинул зал выразительным взглядом, напоминая, что в таком шуме любое спокойствие является очень относительным.
— Иди обратно и скажи этому ублюдку, что передумал. Всегда найдется теплый амбар, в них редко дырявые крыши.
— Никаких амбаров, — когда он посмотрел на меня снова, на дне его зрачков мне померещился тот самый жуткий голубоватый огонек. — Хватит.
Под сердцем что-то противно заныло, и я покачала головой, отгоняя наваждение.
— Нет. Это всего лишь одна ночь, в этом нет ничего плохого. Какого черта ты вообще творишь, не посоветовавшись со мной⁈
— Если боишься местных клопов, скажи прямо.
Теперь он улыбался. Бледно, устало, чуть-чуть неловко, и мне захотелось ударить уже не трактирщика, а его.
— Что ты скажешь брату, когда явишься без него? Нельзя просто…
— Он сам мне его отдал, — пожав плечами герцог едва заметно скривился, наткнувшись взглядом на остатки супа. — Это всего лишь вещь. Зато ты поспишь в нормальной постели.
Поперхнувшись воздухом, я собралась озвучить все, что думала о нем в этот момент, но слева от нас раздался чудовищный грохот — кто-то упал, потом началась ругань.
Я вздрогнула, втягивая голову в плечи по привычке — Итан нередко крушил все вокруг, приходя в ярость, а сейчас его недавнее присутствие ощущалось настолько остро, что контролировать привычные реакции я почти не могла.
Быть может, он обедал в этом же трактире. Как знать, возможно, даже сидел за этим же столом…
Чертов герцог развернулся, его рука точно так же привычно метнулась к поясу, и я ошеломленно уставилась в его спину, за которой оказалась скрыта.
Пара деревенских придурков, переборщивших с пивом, неловко извинялась перед относительно приличного вида господином за разгромленный стол, на который они умудрились свалиться.
Можно было облегченно выдохнуть, но в горле стоял ком, и я опустила взгляд на свои сцепленные руки, стараясь унять ненависть к самой себе.
Удо развернулся, и прежде чем я успела опомниться, оперся коленом о скамью, на которой я сидела, взял мои лицо в ладони, заставляя посмотреть себе в глаза.
— Все хорошо. Я все сделаю и обо всем позабочусь. Верь мне, Волчица.
Он говорил едва слышно, по-прежнему закрывая меня собой. Я видела, что у него даже губы побледнели, а от его рук исходило такое тепло, что и ответить было нечего.
Он этого от меня и не ждал.
Развернув плащ, он накинул его мне на плечи, вынуждая подняться, а потом вложил ключ в мою ладонью.
— Пойдем спать. Для тебя сейчас согреют воду.
Сил на то, чтобы спорить с ним и возражать не осталось. Я не вывернулась из-под его руки, когда Удо обнял меня за плечи и повел к лестнице — не фривольно, всем напоказ, а мягко поддерживая.
Последняя дверь на втором этаже справа…
Я почти не заметила, как мы добрались до нее, смазано кивнула, когда он пообещал скоро вернуться и ушел.
Комната действительно оказалась паршивой — маленькая, тесная, с узкой кроватью, придвинутой к стене, — но у небольшого окна в самом деле стояло ведро с теплой водой.
На всякий случай заперевшись, я привела себя в порядок, даже наконец расчесала волосы обнаружившимся тут же старым гребнем.
После нескольких последних дней это можно было принять за сказку, и оттого казалось особенно отвратительным.
Мне давненько не приходилось бывать в настолько бедственном положении.
Едва ли герцог Керн сталкивался с подобным вообще, даже добровольно отправившись в изгнание.
При воспоминании о том, какой ценой он добился для нас этих условий, мышцы начинали противно дрожать. Нельзя было позволять ему, нужно было заставить вернуться.
Теперь исправлять что-либо было уже поздно, а постель оказалась чистой.
Натянув на плечо повыше нижнюю рубашку, в которой осталась, сняв платье, я поморщилась, мечтая о том, чтобы эта дыра сгорела дотла.
И вздрогнула, когда в дверь деликатно постучали. Спустя секунду она открылась, и в комнату вошел чертов герцог.
Он был мокрым, но уже не таким бледным, как полчаса назад.
— Ты где был?
— Ходил к реке. Не хочу принести Бруно в подарок блох. Где твоя одежда?
Сил, чтобы встать, уже не было, и я качнула головой, указывая на стул.
Он хмыкнул, окинув взглядом то, что осталось от моего платья, а потом щелкнул пальцами.
— К утру оно хотя бы будет чистым. После найдем, во что переодеться, — на мой немой вопрос он ответил почти невпопад, продолжая осматриваться, а потом взял одно из двух одеял, что лежали в изножьи кровати.
Сидя неподвижно, я бессмысленно наблюдала за тем, как он запирает дверь и проверяет надежность замка, а после расстилает одеяло на полу.
— Что, черт возьми, ты делаешь?
— Собираюсь спать. Устал как собака.
Вытянувшись на спине, он с очевидным наслаждением заложил руки за голову, глядя в потолок, а мне стало нечем дышать.
Чертов герцог не просто устроился на полу, он лег между дверью и уступленной мне кроватью, и мне отчего-то по-настоящему захотелось заплакать. Или посмеяться навзрыд.
— Удо, — вопреки ожиданиям, имя сорвалось с губ так естественно, так просто. — Не дури.
Он приподнялся на локте, глядя на меня с тревогой, а я просто подвинулась к стене.
Места для двоих было слишком мало, поэтому, когда он лег на край, я сползла, устраиваясь на его плече.
Мы оба мылись как пришлось, но от его кожи снова пахло грозой и травами.
Теперь я хотя бы понимала, почему.
Прикрыв глаза, я уткнулась ему в шею, вдыхая этот запах, позволяя Удо сначала укутать одеялом меня, а после набросить второе на нас обоих.
Каждое его движение было четко выверенным, но очень осторожным, как будто он боялся, что я могу его укусить, и сейчас это казалось настолько забавным, что я в самом деле улыбнулась, устраиваясь удобнее.
Шум, доносившийся из зала внизу, почти не мешал — гости разошлись по комнатам, местные были уже слишком пьяны. Оживить обстановку могла бы разве что хорошая драка, но что-то мне подсказывало, что сегодня ее не случится, и нам в самом деле удастся поспать.
— Я не делал того, о чем говорил. Просто я знаю таких, как он.
Голос чертова герцога… Голос Удо раздался над самым ухом. Он лежал на спине, обнимая меня, и говорил так тихо и настороженно, что я решила даже не пытаться открыть глаза.
— Я знаю. Ты не такой, как он. Хотя и тоже несносное чудовище.
Он засмеялся, и от этого движения я скатилась ниже, перекладываясь ему на грудь.
Так в самом деле оказалось удобнее, но было так непривычно, что посмотреть хотя бы в стену перед собой мне все-таки пришлось.
Так можно обниматься с мужем. С желанным любовником. Но точно не с…
А кем он, собственно, стал?
Скривившись на мгновение от самой этой мысли, я просто устроилась так, чтобы было теплее нам обоим, и он при этом не рисковал свалиться на пол.
— Ханна, могу спросить?
Напряжение в его тоне стало очевиднее, и я тяжело вздохнула, просто из мести коротко потерлась о него щекой.
— Давай. Но не обещаю, что успею ответить, прежде чем усну.
— Мне казалось, ты не любишь, когда к тебе прикасаются.
Соображала в таком состоянии я хуже, чем хотелось бы, но секунду спустя до меня в полной мере дошел и смысл этого вопроса. И интонация, с которой он был задан — неподдельная осторожность, немного неловкости, удивление и… благодарность?
— Я не люблю, когда меня касаются незнакомые типы, которых я ограбила, связала и в некотором роде унизила, — подавить улыбку следовало чуть раньше, но что уж теперь.
Удо молчал, и, даже не видя его лица, я чувствовала, как по комнате разливается его удовлетворение услышанным.
Его ладонь сразу же переместилась выше, и когда он погладил меня по голове, мне показалось, что что-то в устройстве этого мира непоправимо сдвинулщсь.
Тех, кому собираются тем или иным способом мстить, так не гладят.
Я предпочла бы не знать, о чем он думал, но, увы, понимала слишком хорошо. Поэтому пришлось снова сменить положение — пристроить голову так, чтобы иметь возможность видеть хотя бы его подбородок.
— Он никогда не насиловал меня в том смысле, в котором обычно насилуют женщин. Не забывай, он меня вырастил. Я даже не помню свою настоящую семью. Но когда я начала превращаться в девушку, он стал постепенно насаждать мне мысль о том, что моя невинность принадлежит ему. Что я вся принадлежу ему. Что это станет такой… благодарностью за все, что он делал для меня. И это далеко не всегда было ужасно. Не хорошо, но и не… — говорить все это, трусливо глядя в стену, было подло, и я оперлась ладонью о подушку, чтобы посмотреть Удо в лицо. — Просто обычно. Как у всех. Плохо стало, когда я начала бунтовать, но и я стала старше. Постепенно начала понимать, насколько мне не нравится происходящее. Я не боюсь мужчин, если ты подумал об этом. И даже не собираюсь пытаться снова тебя связать. Просто потому что у меня это явно не получится. Не тот ты тип.
Даже из вежливости не поддержав мою попытку пошутить, он положил ладонь мне на затылок, притягивая ближе, вынуждая неудобно извернуться, но прислониться лбом к его лбу.
— Он больше тебя не тронет. Мне нужно добраться домой, там у меня появится пространство для маневра. Даже если Бруно не станет помогать, я что-нибудь придумаю.
— И что потом?
Я снова закрыла глаза, чтобы не видеть его так близко, но когда он говорил, его дыхание обжигало мне губы.
— Если ты его убьешь, это окажется хуже, чем было с Паулем. У тебя ведь до сих пор голова болит…
— Значит, потерплю, — Удо улыбнулся, мягко погладил меня по шее сзади. — Она теперь всегда болит. А еще в ней раздаются голоса. Непрекращающийся шум. Бессвязные мысли. Так это все хотя бы обретет какой-то смысл. Тебе не нужно волноваться об этом. Просто потерпи еще один день.
Я поцеловала его первой — прежде чем успела подумать, прежде чем успела себя остановить.
Чертов герцог, только что окончательно ставший просто Удо, ответил сразу же. Перехватил инициативу, разомкнув мои губы языком, и сердце снова куда-то провалилось, потому что самая отвратительная за последние годы ночь вдруг стала необыкновенно хороша.