Стерва. Искушение

Глава 24

Комнаты и правда были роскошные.

Уже стоя в ванной, я слышала, как вошла Тереза. Она негромко сообщила, что «принесла фрукты для госпожи» и убралась восвояси, не проявив ни малейшего любопытства.

Здесь в самом деле было все, что только могло понадобиться женщине, от воды до косметики, а в шкафу, помимо сорочек и белья, нашлись четыре платья на выбор. Красивые, но не вызывающе дорогие, разных оттенков и кроя. Как будто, не зная моих вкусов, мне просто предложили несколько наиболее удачных вариантов, и, поняв это, я с трудом заставила себя сдержаться от того, чтобы что-нибудь разбить.

В коридоре было тихо. Толстые стены замка гасили звуки, создавали иллюзию покоя и безопасности, и так легко было забыть, что в доме герцога Бруно я не могу быть в безопасности в принципе.

Расчесывая волосы перед большим и чистым зеркалом, я с усмешкой вспоминала собственный план договориться с герцогиней. Это оказалось проще, и вместе с тем сложнее, чем я могла предполагать. В том, как она себя повела, не было формальной вежливости или долга перед бывшим супругом, и это сбивало с толку.

С другой стороны, попытки разобраться отвлекали от странной и почти незнакомой горечи. Все это время чертов герцог был безупречен и делал больше, чем мог и должен был. В конце концов, самым верным решением для него было просто бросить меня в лесу с плащом и пистолетом, предоставив решать свои проблемы так, как я сумею это сделать.

Однако та единственная фраза перечеркивала все разом, сводила на нет каждое слово, которое было потом. Хуже всего оказалось то, что я, как ни старалась, не могла понять, чего ради это было сделано. Дурацкая шутка? В самом деле месть за собственное унижение — что, в конце концов, может быть забавнее, чем приучить кого-то себе верить, а после указать ему на дверь?

Впрочем, именно тут мне следовало себе напомнить, что иного и не предполагалось.

В лихорадочной спешке по пути к замку я не думала о том, что будет после. Страх, который гнал меня вперед, заставил убедиться в том, что даже разъяренный герцог Керн лучше, чем Итан. В случае с первым хотя бы можно было рассчитывать на некоторое благородство.

Однако я не намеревалась оставаться здесь надолго. Только немного переждать, собраться с силами. Быть может, договориться о работе на сезон, чтобы осенью уехать не с пустыми руками.

Удо тоже не касался этой темы, и, по большому счету, я могла оказаться… кем? Заложницей? Разменной монетой?

Поняв, что мысли уходят не туда, я встала и прошлась по спальне.

Если бы чертов герцог хотел обменять меня на собственное спокойствие, он не стал бы обходиться с Итаном в лесу столь жестоко.

То, что сделал он, едва получив шанс пользоваться своей силой в полной мере, исключало возможность любых договоренностей.

Ощущать себя той, на кого кто бы то ни было заявляет свои права, да еще так жестоко и бескомпромиссно, было неуютно.

К тому же, я по-прежнему не имела ни малейшего понятия о том, как поведет себя герцог Бруно. Если он вернется вечером и обнаружит, каких гостей привел ему Удо…

Ввязавшемуся в кровную вражду брату он едва ли откажет в помощи, но станет ли помогать той, из-за кого это произошло?

Размышлять об этом и делать на пустом месте сомнительные выводы можно было до бесконечности, и, смирившись с тем, что все равно не угадаю, я упала на спину поперек широкой кровати.

Перина была отличной, а белье свежим, и очень быстро я начала засыпать.

Последняя ясная мысль, возникшая перед тем, как я окончательно провалилась в сон, снова была об Удо. Его идиотская шутка не значила бы ничего, если бы он не видел моего клейма. Не видел и не притворялся, что это не кажется ему отвратительным.

Глаза я открыла уже в темноте.

Поперек комнаты лежала широкая полоса лунного света, а в замке и во дворе было тихо.

Судя по всему, стояла уже глубокая ночь, и, немного подумав, я накинула халат и вышла в коридор.

Такой удачный момент для того, чтобы осмотреться, было жаль упускать.

Глаза быстро привыкали к темноте, к тому же шла я не быстро, запоминая имеющиеся в коридоре повороты и ответвления.

Любопытно, могли герцоги Керны изменять пространство по своей воле, чтобы при необходимости заставить гостей плутать?

В теории, должны были уметь.

На мгновение мелькнула злая и мстительная мысль отыскать Удо и сказать ему о том, что он всё же редкостный мудак, но я быстро отказалась от неё, оправдавшись перед самой собой не до конца слетевший сонливостью. Едва ли он услышит от меня что-то новое и неожиданное, а оставаться здесь после того, как он посмеётся мне в лицо, станет невозможно.

Несмотря ни на что, я не была готова выйти за ворота прямиком в объятия Итана. Мне нужна была пара дней, чтобы понять расстановку сил и решить, что делать дальше.

Спустившись по лестнице, я остановилась, решая, куда двигаться дальше. На первом этаже всегда располагались помещения, в которые допустимо приглашать гостей, так что ничего страшного не случится, даже если я попадусь кому-то на глаза.

Главное случайно не зайти в кухню, чтобы не подумали лишнего.

Я сделала два шага и остановилась, едва не схватившись за подпрыгнувшее в груди сердце — из-за поворота раздался тихий, усталый, но приятный и немного пьяный мужской смех:

— … зря всё же Мира не сказала. Я бы хотел на неё посмотреть! Эта женщина всё же обставила меня дважды: сначала умудрилась улизнуть, потом притащить тебя домой.

— Поверь, ты не хочешь знать, кто, кого и как тащил, — судя по голосу, Удо был не трезвее и, как минимум, полулежал.

Послышались приглушённые ковром шаги и звон горлышка графина о края хрустальных бокалов.

— Я не могу поверить, что всё настолько плохо.

Нечитаемая для меня, но, очевидно, понятная Удо интонация, потому что на этот раз засмеялся он, и в этом смехе была ирония, граничащая едва ли не с истерикой.

— Я бегаю по лесам. Изображаю из себя кретина, которого можно напугать пистолетом или сковать недоработанными кандалами. Дерусь с королевскими солдатами. Вызываю на дуэли лесных разбойников. Обеспечиваю себе чудовищные приступы, потому что её проблемы оказались серьёзнее, чем я предполагал. Всё в целом не то чтобы плохо, — я почти увидела, как он пожимает плечами. — Это просто какой-то…

Дальше последовало ругательство настолько грязное и непотребное для герцога, что Бруно засмеялся снова.

— Кандалы?

— Я же сказал, ты не хочешь этого знать, — на этот раз Удо рассмеялся вместе с ним. — Ей дали неправильную формулу. Неполную. Ещё учить и учить…

Его голос тоже звучал странно, и отнюдь не насмешливо. Скорее в нём была… мечтательность?

Я прислонилась затылком к стене, стараясь дышать как можно тише.

Герцог Бруно снова что-то говорил, но я уже не слушала, сосредоточившись на том, чтобы унести отсюда ноги быстро и бесшумно.

Удо не было смысла ему врать. Во-первых, потому что он вычислил бы ложь в минуту. Во-вторых, потому что они оба были достаточно прагматичны, чтобы позволить себе честность.

Однако по всем канонам, правилам и логике, это мне полагалось влюбиться в красивого и храброго герцога. Не ему.

От понимания того, что слова, принятые мной за глупую и злую шутку, с огромной долей вероятности были правдой, начинало шатать.

Я закрыла за собой дверь спальни и ещё какое-то время простояла, прислонившись к ней спиной в попытке прийти в себя.

Если Удо в самом деле…

Это даже звучало дико.

Пригладив волосы ладонями, я скинула халат и залпом осушила бокал вина, благо оно осталось стоять на столике.

Если Мирабелла видела… Она точно видела и почувствовала. А потом велела мне не давать Удо спуску, если он начнёт вести себя как мудак.

Руки мелко дрожали, и я завернулась в одеяло, хотя было тепло.

«Это бред», — осталось единственной связной мыслью.

С ней я просидела, глядя в одну точку, до первых лучей.

Утро в этих местах было очень красивым.

Открыв окно, я смотрела, как солнце золотит верхушки деревьев и траву, и отстранённо удивлялась тому, как спокойно было вокруг. В замке и за его стеной царила почти безмятежность — люди знали, что к ним не придёт никто и ничто, способное причинить вред.

Разумеется, это место не было раем, но здесь было легко.

Выбрав самое простое из предложенных платьев, я вышла из комнаты и глубоко вздохнула.

Спрашивать дорогу к месту, которое меня интересовало, было бы глупо, поэтому рассчитывать предстояло только на себя.

Прислушавшись к ощущениям, я пошла направо и вскоре обнаружила поворот.

Новая, чуть более крутая, чем главная, лестница привела меня в широкую галерею.

Внизу, совсем рядом, смеялись дети. Трое босоногих мальчишек гонялись за курицей во дворе и никак не могли её поймать.

Немного понаблюдав за ними, я хмыкнула, и, повинуясь интуиции, снова повернула направо. Если чутье не подводило, именно там я смогу спуститься во двор, а дальше…

Приглушённые голоса раздались где-то за спиной, и я обернулась. Не потому что мне было дело до чужих разговоров, а потому что я узнала Удо.

Он сидел в дальнем конце галереи, поставив одну ногу на сидение дивана. Герцогиня Мирабелла прислонилась спиной к его груди и для удобства облокотилась на его колено. Удо что-то негромко говорил, а она странно улыбалась, качая головой, и его ладонь лежала на её животе.

Я прибавила шаг и вскоре действительно сбежала по очередной лестнице.

Свобода.

Никто на меня не смотрел, не требовал ответа, не ждал, что я что-то решу прямо сейчас. Я была вольна просто пойти куда мне вздумается.

Например, в сад.

Или прогуляться до конюшни.

Вместо этого я свернула налево и быстро пошла по широкой дороге.

На этом пути мне, к счастью, никто не встретился, но всё равно хотелось проскочить поскорее, даже случайно не попадаясь людям на глаза.

Семейная усыпальница герцогов Кернов выглядела внушительно. Большая и мрачная, она не казалась слишком помпезной или навевающей неизбывную скорбь, но всё же здесь хотелось притихнуть.

Сделав ещё один глубокий вдох, я потянула на себя тяжёлую дверь, не то боясь, не то ожидая, что она окажется заперта, но та поддалась легко и без скрипа.

Внутри царили полутьма и прохлада, и можно было зажечь закреплённый на стене факел, но я предпочла переждать несколько минут, давая глазам привыкнуть.

Могильные плиты оказались поразительно простыми. Строгими, не слишком широкими, выполненными по одному эскизу из тёмного мрамора. Давние семейные традиции, но не упадок и не поклонение прошлому.

Плита с надписью «Герцог Удо Керн» обнаружилась в центре — самая новая, чуть уже остальных, холодная и гладкая. Проведя по ней пальцами, я прижала их к губам, и только после поняла, что делаю.

Под этой плитой была почти пустота — лишь пустой гроб и парадная шпага. Даже зная об этом, я чувствовала, как нарастает внутренняя дрожь.

Удо, живой и здоровый, остался где-то за спиной, тихо смеялся, обнимая ту, которую три года назад называл своей герцогиней.

Всё ещё проклятый, вынужденный скрываться под мороком в собственном доме.

Осознание этого стремительно возвращало к мысли о том, как долго он выдержит, на сколько ещё его хватит.

Продолжая смотреть на плиту, я начала дышать глубже и чаще в бессмысленной попытке уловить хоть что-то.

Хотел ли барон Вильгельм побывать здесь?

Чувствовал ли он себя и свою любимую отмщенными?

По крайней мере, он не лишил Удо дома, и это…

Приблизившийся к склепу человек старался ступать тихо, но я всё равно услышала его прежде, чем он переступил порог.

Солнечный свет снаружи бил ему в спину, и лицо оставалось в тени, но по силуэту я безошибочно узнала его, хотя никогда прежде и не видела.

Герцог Бруно оказался немного выше и чуть шире в плечах, но в целом они оказались очень похожи.

Отворачиваться было глупо. Более того, это отдавало страхом и слабостью. И всё же я развернулась обратно к надгробию, стараясь дышать ровно.

Склеп был идеальным местом для жёсткого и неприятного разговора. Такой не позволишь себе в присутствии беременной жены или влюблённого брата, но и избежать его в нашем случае не получилось бы.

— Так и думал, что найду тебя здесь, — Бруно остановился на шаг позади меня и опустил руки в карманы.

Я могла видеть его лишь краем глаза, но этот небольшой жест — демонстрация добрых намерений — неожиданно помог прийти хотя бы в подобие равновесия.

Вот только что отвечать ему я не знала.

По всей видимости, герцог Керн это понимал и не торопился смотреть на меня прямо.

— Странно выглядит, правда?

— Отвратительно, — я поежилась, хотя очень старалась этого не делать.

— Согласен, — он бросил взгляд себе под ноги, а потом снова перевёл его на могильную плиту с именем брата. — Я думал, он первым делом побежит сюда.

— У него нашлись дела поважнее, — ещё не успев договорить, я мысленно назвала себя дурой, но было поздно.

Герцог Бруно наконец повернулся ко мне, и я сжала губы, внутренне собираясь.

Извиняться перед ним и пытаться договориться я не собиралась как минимум потому, что сейчас это было неуместно.

— Им нужно многое обсудить. Мне тоже любопытно, но я дал себе слово не спрашивать, если Мира сама не расскажет.

Почти минуту я малодушно позволяла себе думать, что ослышалась, а потом покачала головой, старательно давя нервную улыбку.

— Это ваши семейные дела. Герцог Удо помог мне, но меня они не касаются.

Он выдержал паузу, как будто пришёл его черед теряться с ответом, а потом едва слышно хмыкнул:

— С каких пор ты величаешь его титулом?

— С тех самых, как он к нему вернулся.

В груди отчего-то противно заскребло, но именно здесь, перед этой чертовой плитой, в голове наконец прояснилось. За стеной замка больше не имела значения ни моя неосмотрительность, ни глупость Удо. Что бы он ни вбил себе в голову под влиянием момента, герцог Керн не мог позорить себя связью, допустимой для бродяги Тобиаса.

Мне следовало на два дня раньше это понять.

А его кинжал, так и оставшийся лежать на столике возле кровати в отведённой мне спальне… Нужно будет вернуть, как только выберусь отсюда.

Тем временем старший герцог Керн успел обдумать услышанное.

— Осталось только ему об этом сообщить, — он пожал плечами так легко, будто мои слова вовсе ничего не значили.

Именно сейчас мне, вероятно, следовало заверить его в том, что я всё понимаю и готова убраться с его территории так быстро, как он прикажет. Или выполнить любые его условия и сидеть тихо как мышь.

Вот только во рту отчего-то пересохло и губы не слушались.

— Что ты сделала с его кошмарами?

Он перевёл тему так неожиданно, что я позорно вздрогнула снова.

— Я не делала ничего.

— Тогда это очень странно. Удо сказал мне, что хорошо спит уже третью ночь. Так ещё ни разу не было.

Голос герцога Бруно стал задумчивым, а я предпочла цепляться взглядом за кусок чёрного мрамора перед собой. Он стал неожиданно хорошей опорой.

— Я думала, сделал ты.

Обращаться к нему «Ваша Светлость» было бы ещё глупее, чем пытаться угодить.

Какая, к черту, «Светлость» после того, что я привела к его порогу…

— Я пытался. Мне не удалось, — теперь в его тоне звучала смесь задумчивости с досадой и сомнением, так похожая на ту, что я пару раз слышала от Удо. — Всё эта чёртова справедливость.

Услышать от него подобное было странно и ожидаемо одновременно, и именно это непостижимым образом помогло мне заговорить связно:

— Значит, ты будешь продолжать, пока всерьёз себе не навредишь. И тогда он, может быть, наконец подавится своей гордостью и попробует разыскать этого чертова барона.

Понимая, что делаю именно то, чего минутой ранее пообещала не делать, — сую нос куда не следует, — я продолжала смотреть на его надгробие, а герцог вдруг засмеялся. Удивительно, но в таком месте это не звучало кощунственно. Скорее, до дрожи уместно.

— Не стоит думать об Удо лучше, чем он есть, госпожа Ханна. Пока что единственная причина, заставившая его хоть как-то пошевелиться, это ты.

— Не нужно называть меня госпожой, ты знаешь, что мне это не подходит.

Я развернулась раньше, чем успела понять, что делаю, и мы наконец посмотрели друг на друга.

Того тусклого освещения, что было в склепе, хватило, чтобы разглядеть, насколько в самом деле они похожи. Разве что старший герцог Керн носил волосы немного длиннее и черты его лица были не такими резкими и хищными, как у Удо, но близкое родство их было очевидно.

— Я знаю, что, хочешь ты того или нет, тебе придётся к этому привыкать, — он коротко и устало улыбнулся. — Так или иначе, ты заставила его вернуться. А значит, даже если бы в прошлый раз ты кого-то убила, это тоже больше не считалось бы.

Поняв, что глупо приоткрыла рот, я тряхнула головой и призвала себя быть сдержаннее.

— А это, черт побери, ещё что значит?

Это значило, что живой, здоровый и в своём уме Удо был ему дороже десятка даже мёртвых крестьян. А я не смела требовать от него подобного признания вслух.

— Это значит, что наше знакомство происходит при весьма странных обстоятельствах, — кивая мне на старые могилы, герцог улыбнулся снова, но на этот раз улыбка была короткой, лукавой и очень красивой. — Пойдём на свет.

Он первым шагнул к двери и протянул мне руку. Ещё один простой, но так много значащий жест.