Стерва. Искушение

Глава 21

Когда я проснулась, на улице было ещё или уже темно.

Умывшись теплой, явно дожидавшейся меня водой и подойдя к окну, я сочла, что скорее второе.

Проспать сутки в моём положении было чистым безумием, но тело ощущалось лёгким, а голова свободной от всякой ерунды.

Да и таким ли естественным был этот сон?

В спальне было по-прежнему свежо и чисто, и в ней я была одна, а это означало, что с огромной долей вероятности, нет. Не был.

Расправив постель, я села на край, раздумывая, что делать дальше: одеться и выйти или выйти так?

Ночью мы точно никуда не двинемся, а если Удо меня не просто не разбудил, а заставил спать, значит эти сутки у нас в запасе были.

Облизнув губы, я снова посмотрела вокруг, признавая, что герцог Керн в самом деле стал для меня просто Удо. Случайным, найденным у обочины очередной дороги мужчиной, с которым я могла трахаться, ругаться или… что? Спать в обнимку?

Прошлой ночью я ощущала его спиной, пока не уснула глубоко.

Сейчас не было слышно даже шагов.

Здесь ли он?

Или отправился решать свои дела с герцогом Бруно, пока я не путаюсь под ногами?

Последнее можно было бы считать обидным, и мне пришлось напомнить себе о том, что есть вещи, в которые мне не стоит вторгаться. Точно не после того, что он сделал для меня.

Оставшись в одиночестве, можно было… Что? Осмотреться как следует? Выйти из дома и просто подышать воздухом, не думая о том, что нужно бежать?

Когда я вообще в последний раз не бежала?

Годы, проведенные с Адель и Карлой, были шальными, веселыми, полными приключений и опасностей, но не было и дня, в который я могла бы позволить себе забыть о необходимости скрываться и быть настороже.

В то, что всему этому мог прийти конец, поверить оказалось почти невозможно.

Если герцог Керн откажет мне в защите…

Дверь в спальню открылась без стука, и Удо остановился на пороге.

— Я надеялся, что ты поспишь.

— Хотел бросить меня на съедение медведям?

Он подошел и сел рядом, внимательно разглядывая мое лицо в полутьме.

Прошедшие сутки и ему пошли на пользу, хотя мне думалось, что это было не более чем иллюзией. Мы оба просто выглядели и ощущали себя чуть менее измученными и загнанными, чем в тот момент, когда пришли сюда.

— У нас есть ужин и коньяк. Завтра пойдем в замок.

— Я думала, ты уже ушел, — это была правда, которую не следовало озвучивать, и тем не менее она сорвалась с языка быстрее, чем я успела себя остановить.

Удо покачал головой, задумчиво проводя костяшками пальцев по моему колену.

— С некоторых пор мне не нравится оставлять своих женщин в этом доме без присмотра.

— А это еще что значит?

Он тихо и странно засмеялся, но наконец поднял взгляд.

— Ничего. Забудь. Тебя я отсюда в любом случае так просто не выпущу.

Настроение, судя по всему, у него было прекрасное, а вот я начинала настораживаться все больше с каждой минутой.

— Ты, черт возьми, говоришь загадками. И мне это не нравится.

— Странно, должно быть наоборот, — Удо улыбнулся так выразительно, что я даже села прямо.

Он определённо был настроен на весёлый лад. До неприличия весёлый в нашей ситуации.

— Я хочу, чтобы ты знала: я ценю твоё доверие, мадам Ханна. Сейчас у нас есть время, за нами никто не гонится, а значит это отличная возможность для меня доказать тебе, что я держу своё слово.

Он продолжал поглаживать моё колено, и от этих обманчиво лёгких прикосновений кожу начало покалывать.

— Какое слово?

— А ты разве не помнишь, что я обещал тебе в наш первый вечер?

— Ты много чего нёс.

На всякий случай я не стала уточнять, какой именно вечер он имел в виду.

«Он трогал тебя там, где собирался целовать я»…

«Однажды мы поменяемся местами, мадам. И пощады тебе не будет»…

Одно было ничем не лучше другого, а хуже всего было то, что и то, и другое я запомнила так хорошо.

— Удо, — я предостерегла коротко, негромко, заведомо зная, что это не поможет.

Острое, мешающее дышать возбуждение поднялось волной, перекрыв способность думать и оценивать происходящее здраво.

Чёртов герцог поднял на меня светлый и ласковый взгляд, а потом скользнул ладонью по ноге вниз и сжал мою щиколотку.

— Не вздум… Удо!

Оковы — невидимые, крепкие, не идущие ни в какое сравнение с теми, что могла соткать я, — крепко, но не больно стиснули мои запястья. Я не успела опомниться, как оказалась лежащей на спине. Руки были зафиксированы над головой, и мне оставалось только наблюдать, как он медленно поднимается, как свечи загораются по щелчку его пальцев.

— С некоторых пор я всегда выполнял то, что обещал.

Он обошёл кровать, разглядывая меня уже совсем иначе, темно и жадно, и низ живота сладко потянуло.

— Ты мерзавец.

— Зато я честен, — склонившись ближе, но так, чтобы я не могла до него дотянуться, чёртов герцог улыбнулся мне обворожительно и хищно. — А ты очень красивая.

Он говорил это в третий раз за последнее время, но я не успела ему об этом напомнить — Удо не дал мне сказать ни слова, поцеловал так глубоко и властно, что закружилась голова.

От него снова веяло чистой искрящейся силой и таким желанием, что я забыла все слова, которыми хотела его назвать.

— Тебе когда-нибудь было так хорошо, что хотелось кричать? Не с Нэдом точно…

Он спустился к моему животу дорожкой невесомых поцелуев прямо через лёгкую ткань сорочки, и я засмеялась не к месту, но искренне.

— Создатель и все черти! Настоящий герцог меня ревнует!..

Говорить такое было рискованно, но Удо вдруг засмеялся вместе со мной.

— И это не пройдёт вам даром, мадам.

Он резко подался ко мне, отвел мои волосы с лица.

— Знаешь, каково это — хотеть до дрожи, но не сметь коснуться? Быть полностью в чьей-то власти, имея возможность разве что просить? Ты ведь не думала об этом, надевая на меня оковы, правда? Я покажу тебе обратную сторону, Волчица.

Я дёрнулась в бессмысленной попытке освободиться, потому что это было уже чересчур. Слишком хрипло и обещающе звучал голос Удо, непозволительно остро реагировала на него я сама.

Никогда прежде я настолько не теряла контроль, а он обещал обеспечить мне именно это, и…

— Сними с меня эту дрянь немедленно!

Удо засмеялся снова, а потом отстранился, чтобы перебраться в изножье кровати.

Перехватив мою ногу удобнее, он коротко и сухо поцеловал колено, и провёл ладонями вверх по моим бёдрам под подол, с нажимом погладил живот.

— Как прикажешь.

Я не успела ни возмутиться, ни сообразить, а он уже стянул с меня рубашку, оставляя обнажённой, открытой, выставленной перед ним напоказ.

— Твою мать!

Не думая раздеваться сам, Удо с лёгкостью увернулся, когда я попыталась лягнуть его, сжал мою лодыжку сильно, почти до боли.

— Даже не пытайся. Я поймал Чокнутую Ханну. За это, кажется, полагается хорошая награда?

Самодовольства в его тоне было столько, что это могло бы быть смешно.

Могло бы…

Он повторил путь ладони губами — от колена к бедру, по низу живота, а потом одним уверенным движением развёл мои ноги шире.

— Сволочь, — я выдохнула это почти восхищённо, прекращая попытки увернуться и падая на спину.

Тело вспыхнуло мгновенно, кожу под его взглядом покалывало, а лицо отвратительно загорелось от осознания того, что он всё видит. Разглядывает меня так, как никто до него не смел, и видит, что мне хочется не меньше.

Возможно, даже больше, чем ему.

Отвечать Удо не счёл нужным, только склонился, провёл губами по внутренней стороне бедра — сначала легко и нежно, как будто в жесте немого преклонения. Потом уверенно, горячо и влажно, так, что дыхание сбилось снова.

Вторую ногу он неторопливо поглаживал ладонью, не сжимая до синяков, но пресекая саму мысль о том, чтобы попытаться закрыться от него.

— Как давно ты вообще кому-то это позволяла?

Его слова донеслись до меня сквозь пелену, и на секунду вместо жара обдало холодом.

Губы Удо двинулись выше, и я выгнулась под ним с коротким протяжным стоном, который был лучше любого другого ответа.

Вопреки ожиданиям, он очень хорошо знал, что делал, и очень быстро я забыла и о неловкости, и о том, насколько опасно вот так доверяться кому-либо.

Его язык двигался ритмично, очень продуманно — в отличие от меня, он головы не терял, планомерно и продуманно доводя меня до чёрных точек в глазах, до дрожи, до срывающихся один за другим стонов.

— Тебе было хорошо со мной? В те два раза. Скажи, было?

Подведя к самой грани, он отстранился, скользнул губами по другому бедру, там, где до сих пор только гладил.

Я прикусила язык, чтобы не ответить, и зажмурилась, когда по виску скатилась капля пота.

Он явно не был намерен заканчивать быстро, так пусть хоть старается не зря.

Удо не сильно, но прикусил особенно нежную в таком местечке кожу в самый неожиданный момент, заставив коротко вскрикнуть, и начал сначала.

Он никуда не торопился, пробовал менять темп и ритм, лаская то настойчиво и жадно, как будто и правда так сильно этого хотел, то едва ощутимо.

Из последних сил стараясь промолчать, не срываясь на тихий довольный скулеж, я дотянулась, чтобы прикусить собственное предплечье, едва не вывернув скованные руки.

— Нет, нет, нет, мадам Ханна, так не пойдет, — он остановился, широко и влажно лизнул мой живот и двинулся выше. — Сегодня мои правила. Так что, если хочешь стонать, делай это погромче.

От этого горячего шепота прямо в ухо я сама подалась ему навстречу, пытаясь прижаться теснее.

Это было чудовищно. Унизительно. Дико. Но так хорошо, что ладони в самом деле начинали гореть от желания коснуться его в ответ и просто дать все, что он захочет.

Тем временем Удо сдвинул подушку так, чтобы мне было не во что вцепиться, затыкая себе рот, и сжал грудь сильно, почти грубо. Откровенно собственнически потерся щекой о пылающую кожу на ребрах.

Я дёрнулась, кусая губы, понимая, что не смогу сбросить с себя его оковы, а упрямство моё стремительно заканчивается. Слишком большим искушением было подчиниться ему окончательно и во всем. Хотя бы на сегодня.

Его член прижимался ко мне ровно там, где нужно, горячий и твёрдый, и я нетерпеливо стиснула бёдра Удо коленями, уже настаивая, но пока не вслух.

Судя по горячему и частому дыханию, он тоже уже почти дошел до предела, и сейчас был самый подходящий момент, чтобы увлечь его, заставить забыть, о чем он спрашивал и чего хотел. О том, что только мог разглядеть.

— Давай. Вставь мне.

Вместо того, чтобы послушаться, он замер, как взявшая след гончая, почти окаменел, и мне захотелось то ли засмеяться, то ли заплакать. А лучше и то, и другое разом.

Уже не имело значения ни то, как я выгляжу, разметавшись под ним, ни однозначность, с которой мой напряженный сосок упирался в его ладонь, ни мое молчаливое согласие довериться ему настолько, чтобы принимать так — беспомощной, связанной, добровольно отказавшейся даже от того, чтобы на него огрызаться.

Приподнявшись на вытянутых руках, Удо молча смотрел, — заметил-таки уродливое глубокое клеймо справа подмышкой, выжженный на коже волчий профиль, родовой герб Итана, — и от того, как темнел его взгляд, меня начинало трясти.

— Кто?

Он спросил спокойно и тихо, и в этом тоне была столь очевидная готовность разорвать любого, кто причинил мне такую боль, что я заставила себя повернуть голову и все же посмотреть на него в ответ.

Ничего говорить и не требовалось, но мне все равно хотелось подобрать хоть какие-то слова, чтобы…

Что? Хоть как-то оправдать для себя эту мразь? Сделать так, чтобы Удо было чуть менее противно и больно?

Мое сердце под его ладонью заходилось, а долбаный герцог, к чести его, и не ждал от меня ответа. Почти ложась на меня, он наклонился и поцеловал долго, влажно, глубоко и тягуче-нежно, а потом сдвинулся ниже.

Мне показалось, что мир провалился в бездну, когда он осторожно, пока только проверяя реакцию, обвел кончиком языка первый уродливый рубец.

— Черт! Сдурел⁈.

Я попыталась развернуться на бок, но Удо перехватил меня за талию, вынуждая смотреть на себя.

— Тебе больно?

Больно мне было только дышать — грудь будто ободрало морозом, а пальцы отвратительно тряслись.

— Это отвратительно.

Голос сам собой упал до шепота, а губы пересохли так, что пришлось их быстро облизнуть.

Непонятно чему рассеянно улыбаясь, Удо поцеловал меня снова, на этот раз коротко и ласково.

— Поэтому они называли тебя Волчицей.

Он сделал вид, что просто не услышал, не опустился до откровенного вранья о непонимании, и я почти вскрикнула, когда он просто вернулся к своему занятию — принялся медленно, никуда не торопясь повторять языком отвратительный узор глубоких шрамов.

Я задохнулась, запрокинув голову, и почти сразу его ладонь соскользнула по моему животу ниже. Медленно, но очень уверенно он начал двигать пальцами, не пытаясь толкнуться внутрь, но распаляя так, что мир для меня качнулся снова.

— Удо…

Очередное прикосновение его языка так дьявольски совпало с новым движением пальцев — он наконец нашел общий и самый удачный ритм.

— Удо, мать твою!..

Чертов герцог вскинул голову, но на этот раз вместо поцелуя прикусил мою нижнюю губу.

— Скажи еще.

— Сволочь!

Укусить его в ответ я попросту не успела, а он засмеялся снова, и двинул рукой резче.

— Ты так и не ответила на вопрос. Но, так и быть, будем это считать ответом…

Еще одно движение, и еще, и я сама развела колени шире, давая ему лучший доступ.

— Удо…

Бездумно выстанывать его имя оказалось пьяняще, обжигающе хорошо — как будто прокричаться в волю после всех лет ослепительного, но тщательно сдерживаемого страха.

Я намертво вцепилась в его плечи, когда он убрал руку и наконец вошел в меня одним сильным движением, и только потом поняла, что меня больше ничто не держит.

Только тяжесть его тела сверху, его упавшие на лицо и закрывшие от меня взгляд волосы и та отчаянная голодная спешка, с которой он двигался.

Надавив ему на спину чуть ниже шеи, я дотянулась и прикусила мочку его уха перед тем, как в очередной раз выдохнуть его имя и приглашающе вскинуть бедра, без тени смущения встречая очередное его движение во мне.