Стерва. Искушение

Глава 18

Утром от этих иссушающих полубезумных поцелуев непривычно саднили губы, и, глядя на себя в мутное зеркало, я отстраненно удивилась тому, что они не припухли.

На что-то большее ни Удо, ни меня просто не хватило, но уснуть, обнимая его, надышавшись им, как гарью в пещере, было настолько странно и восхитительно, что любое большее, пожалуй, стало бы уже лишним.

Наша одежда и правда выглядела лучше, хотя сменить ее однозначно стоило.

А еще мне стоило как можно быстрее отрезветь, потому что, уходя на рассвете, Удо просто бросил ключ от комнаты на стойку, а после обнял меня за плечи, как вчера — на этот раз просто для того, чтобы обнять, — и я снова не подумала из-под его руки выворачиваться.

Вопреки и его, и моим опасениям, ночь действительно прошла спокойно. В тот единственный раз, когда я встала, чтобы выпить воды, он спал и лишь немного морщился во сне — по всей видимости, даже его непрекращающиеся кошмары отступили перед смертельной свинцовой усталостью.

Мне оставалось только надеяться, что герцог Керн сможет и захочет сдержать их. И что дома Удо не станет хуже — подобное могло быть предусмотрено проклятием, наложенным на него. Слишком много воспоминаний, чересчур велика опасность, что даже проклятый, он попытается вернуться к привычной жизни.

Если бы мне пришло в голову отомстить кому-то подобным образом, я бы ни за что не забыла эту часть. Что может быть изящнее, чем лишить врага пристанища и дома?

Гадать и делиться этими мыслями с ним было бессмысленно и в какой-то мере жестоко. Едва ли он сам этого не понимал.

У нас все равно был только один способ проверить, и мы, не сговариваясь, ускорили шаг.

Ночью прошел дождь, которого мы не слышали, но Удо все равно хотел двигаться не по дороге, а лесом — так шансы попасться кому-то на глаза раньше времени уменьшались в разы, да и время мы экономили знатно.

Глядя на высокие верхушки деревьев впереди, я думала о том, что ни за что не сунулась бы в эту чащу одна, слишком она была густая и мрачная. В таких местах многие пропадали задаром, особенно не имея при себе ни еды, ни воды. Оставалось лишь положиться на Удо, который ориентировался прекрасно.

Или просто делал вид.

Потерю последнего оружия мы по молчаливому соглашению не обсуждали — нечего было говорить.

Его кинжал мне было жаль до дрожи, но дрожь эта была отнюдь не от страха перед реакцией герцога.

Отдать такую вещь за какой-то пустяк…

Это решение со всех сторон казалось бредом.

«Зато ты поспишь в нормальной постели».

Я не знала, ни что думать о случившемся, ни как это понимать, но при воспоминании об этом грудь сдавливало так тепло и сладко.

— Милорд! Постойте, милорд! Да что же это!..

Удо сбавил шаг и обернулся, как будто этот окрик мог быть адресован ему.

По ведущей прочь от проклятого трактира дороге бежала девчонка лет пятнадцати, не больше.

— Подождите, милорд! — заметив, что мы остановились, она отчаянно замахала рукой, в самом деле направляясь к нам.

— Какого?.. — я посмотрела на Удо, ожидая объяснений, но он только покачал головой и снова встал так, чтобы я оставалась за его спиной.

— Хвала Создателю, я вас догнала! — запыхавшаяся девчонка отвесила ему подобие поклона. — Я Сель, дочка трактирщика, отец меня послал. Он сказал, вы забыли, велел отдать.

В ее трясущихся от отчаянного бега руках ножны герцога Керна смотрелись настолько странно, что, кажется, поразился даже он сам.

— Тут какая-то ошибка, мадемуазель.

— Нет-нет-нет! — она затрясла светлой головкой, а потом решительно кивнула. — Все точно так: отец сказал, что вы вчера забыли его на прилавке в трактире, а он не осмелился вас будить. Велел обязательно догнать вас и вернуть. Возьмите, пожалуйста. Мы честные люди нам чужого не надо.

Честного человека, самодовольно забиравшего у бедного путника последнее и глумившегося над ним при этом, я собственными глазами видела вчера.

Что могло измениться?

Судя по тому, как хмурился Удо, он тоже об этом думал, но девочка так и стояла перед нами, протягивая кинжал.

— Боюсь, это не мой.

— Значит мой. У нас были одинаковые, и милорд мог перепутать, — я решительно забрала у нее ножны, а потом улыбнулась ей. — Спасибо, Сель. Будь удачлива.

Она просияла так, будто я подарила ей все сокровища мира.

— А вам доброго пути, господа! Приезжайте еще!

Развернувшись, она умчалась прочь так же стремительно, как гналась за нами.

Удо смотрел не то в светлое, безоблачное сейчас небо, не то ей вслед, и недобро щурился.

— Что бы это значило?

— Какая разница? — я протянула ножны ему. — Быть может, один из герцогов Кернов явился ему в кошмарах и вместе с ним разбудил его совесть?

— Уверяю тебя, последние десять герцогов Кернов не знали, что это такое, — он наконец повернулся и с сомнением посмотрел на кинжал в моих руках. — Пусть останется у тебя.

— Зачем? — до этой секунды мне казалось, что опешить сильнее, чем вчера вечером, я просто не способна. — Он твой, и он к тебе вернулся.

— Именно поэтому, — его губы скривились в странном выражении не то досады, не то откровенного раздражения. — Если случится что-то непредвиденное и нам придется разойтись, ты можешь оказаться в замке раньше меня. Он откроет для тебя главные ворота.

— Случится что?

Все, что он говорил дальше, я почти не слышала.

Всё, что делал это человек с момента нашей встречи, убеждало меня в том, что он способен на любое безрассудство. Ночью, когда речь зашла обо мне и Итане, он завёлся по-настоящему, и сочетание первого со вторым заставляло меня волноваться.

— Ничего, — он посмотрел на меня рассеянно, и вдруг улыбнулся. — Но лучше быть готовыми ко всему. К тому же, при необходимости я могу за себя постоять, как ты знаешь. Идём.

В такой час деревне уже пора была просыпаться, но вокруг всё равно стояла тишина.

Мы углубились в лес, и он тоже показался мне примолкшим приветливо и в предвкушении.

Люди могли не знать, но место помнило. Пусть мы ещё и не достигли границы герцогства Керн, сама природа здесь была пропитана их силой.

Ощущал ли герцог Бруно наше приближение так же, как чувствовала его владения я?

Слишком сложно было предполагать что-либо.

— Ты уверен, что я смогу войти?

Подумать и спросить об этом следовало гораздо раньше, но до сих пор моя голова была слишком занята другим.

— Пусть я никого и не убила, в прошлый раз он был достаточно зол.

Удо посмотрели на меня с удивлением, ожидая продолжения, а потом покачал головой.

— Ты со мной, этого в любом случае достаточно.

— Ты уверен, что сейчас подходящий момент, чтобы отменять его решения?

— Переживёт. К тому же, я не думаю, что дошло до подобного. Герцог умеет быть убедительным. Ты ведь хорошо его поняла.

— Настолько, что зареклась с ним встречаться.

— Сейчас особые обстоятельства.

Он снова обнял меня за плечи, и ко мне закралось первое подозрение о том, что он просто наслаждается незаметно для меня самой приобретённым правом это делать — закидывать руку уверенно, зная, что его не оттолкнут.

Я вывернулась просто для того, чтобы он так сильно не радовался.

— Я слышала, что твоя первая жена приходилась родственницей королю.

— Дальней, — судя по затаенной улыбке в голосе, этот мерзавец всё прекрасно понимал.

— А теперь тебя, значит, тянет на приключения?

— Я предпочитаю считать, что приключения нашли меня сами. Я очень удачно подвернулся им по пути.

— Насчёт «удачно» — вот уж не уверена!

— Понимаю. Тебе ведь практически не доводилось вести дела с негодяями.

— С таким самоуверенным — в первый раз.

— Я не самоуверенный, я просто здраво оценил свои перспективы.

— Перспективы парня в кандалах?

— Я очень старался в них попасть. Раз тебе такое нравится.

— А ты думал о том, что мне нравится?

— Пришлось. Я ведь не интересовал тебя даже в придачу к кинжалу.

— Но всё-таки достался мне в наборе с ним.

Только теперь я заметила, что мы стоим на месте в тени старой липы — как в ту первую ночь.

Только дерево было другим — очень старым, раскидистым, с раздвоенным стволом.

— Какая странная.

— В этих лесах столько колдовали, что можно наткнуться и не на такое.

Его голос раздался над самым ухом, и я не стала возражать, когда Удо прижал меня к этому стволу.

— Я сейчас так выгляжу, что впору думать, будто ты последние три года голодал.

— Ты очень красивая. Кажется, я об этом уже говорил

Об этом и ещё о чём-то, о чем я никак не могла вспомнить.

Теперь он целовал совсем по-другому — не так грубо и требовательно как в пещере, не так чувственно и нежно, как вчера.

Теперь в его поцелуях была страсть, настолько бешеная и тёмная, но сдержанная, что я почти терялась перед ней.

Ладонь Удо уже лежала на моей груди, и я сама подалась навстречу, под это прикосновение. Ночью в комнате он меня даже не трогал, только целовал и гладил по голове, и теперь, когда в голове и правда немного прояснилось, а из тела ушла мучительная безысходная усталость, даже воспоминаний об этом было мало.

В лесе ли оказалось дело, или в том, что мы оба впервые за очень долгое время провели спокойную ночь, но от него пахло не просто приятно. От него пахло силой — неистовой, но чистой, подконтрольной, живой. Не тяжёлой и страшной, как у Итана. И к этой силе я тянулась, почти не помня себя, безотчетно гладила его плечо, забираясь пальцами за распахнутый воротник рубашки.

Удо сжал мои бёдра, привлекая к себе, и я едва не задохнулась, повисая на его шее.

— Черт побери… Твою ж мать…

Хотелось так, что я готова была заскулить и начать кусать губы.

Он засмеялся так тихо и хрипло, что я испытала здоровое злорадство от того, что хотя бы мучаюсь не одна, и даже не поцеловал, просто коротко лизнул меня в щеку.

— Не здесь.

— Боишься, что белки умрут от стыда за наше распутство?

— Нам надо спешить. Учитывая… обстоятельства, я хочу успеть до темноты.

Тяжело и горячо дыша, он поцеловал меня снова, на этот раз только коснулся губами губ, но я уже услышала то, от чего он пытался меня отвлечь.

— Успеть что? Ты говоришь, что мы идём к тебе домой, что в замке всё будет по-другому, но здесь же ничего нет. Только лес. Мы в любом случае не успеем добраться туда до темноты.

— До темноты нужно добраться до наших лесов. Если столкнемся с ним здесь, мы будем на равных, а там никто и ничто не сможет нас тронуть.

Он склонился ближе и почти шептал — горячо, уверенно, страстно.

— Твой барон смог. Это ведь было там? Ты слишком умён, чтобы встречаться с таким врагом на его территории.

Не надо было этого говорить, не так, не сейчас, но Удо не разозлился, только опустил руку с моей груди ниже, на талию.

— У него было на это право. Знаешь всю эту чушь про законы справедливости?

Улыбка, которой он попытался меня успокоить, получилась кривой и невеселой, и я медленно выдохнула, прислонясь лбом к его плечу.

— Итану плевать на законы. Он идёт за мной, и если понадобится, сметёт и тебя, и твоего брата, и его семью. Он слишком много лет и сил потратил на наше обучение, у него нет времени начинать с начала. Теперь, когда Пауля нет, это стало ещё острее.

— Я разберусь с этим. Верь мне, Ханна.

Я тихо и невесело рассмеялась, потому что уже, как выяснилось, поверила ему настолько, что впору было только застрелиться. Одна беда оставалась — не из чего.

— Идём.

Лес был по-прежнему спокойным и тихим, но начинал пахнуть новой грозой.

Удо предусмотрительно отстал от меня на пару шагов, и, глядя себе под ноги, я подумала о том, что он умел ухаживать красиво. Никакой пошлости в виде цветов и дурацких комплиментов, или чем там ещё впечатляют нормальных женщин, но ненавязчиво указать путь…

Странное слово — «ухаживать». Я никогда не имела с этим ничего общего.

— Сколько ему лет?

— Что?

Я так увлеклась этой дикой мыслью, что пропустила что-то, по всей видимости, важное.

— Ты сказала: «У него нет времени начинать с начала». Он немолод?

Я пожала плечами, испытывая одновременно разочарование и облегчение от возможности вернуться к обычным волнениям и хлопотам.

— За пятьдесят. Не знаю точно.

Покосившись на Удо, я увидела, как тот кивнул быстро и сосредоточенно.

— Поэтому ты не боялась от меня зачать?

Он так и сказал — «зачать». Не «залететь», не «забрюхатеть», а «зачать».

Я остановилась, потому что разряженного лесного воздуха вдруг стало мало.

— Я не могу иметь детей ни от кого другого, пока он жив.

Произнести вслух это тоже оказалось проще, чем мне думалось.

Удо тоже остановился, как будто отдышаться ему нужно было не меньше, чем мне.

— Поэтому ты решилась на побег. Он потребовал ребёнка.

Он не спрашивал, а утверждал, и мне снова захотелось то ли обнять его, то ли ударить. Или, может быть, в обратном порядке.

— Я же сказала, он не отцепится.

— Как будто кто-то даст ему выбор.

Он взял меня за руку и потянул за собой, как если бы выяснил всё, что хотел, и добавить ему было больше нечего.

Нараставшее в груди чувство я могла бы определить как смятение, если бы рискнула вообще думать об этом.

Точно не здесь и не сейчас.

— Ты решил показать мне ещё одну непроходимую чащу?

— Непроходимую, если ты ни разу через неё не ходила. Но так мы срежем пару миль.

Ради такой возможности я готова была погнаться хоть за самим чёртом.