Моя мама была очень творческим человеком.
Кроме музыки она занималась рисованием, лепкой скульптур, шитьём, вышиванием, плетением макраме, бисероплетением, фотографией, выращиванием цветов… ну и ещё много чем. Разве что книжки не писала. Всем этим она занималась не одновременно, конечно.
Так же, как она быстро вспыхивала чем-то, так же стремительно теряла интерес. Ей всё давалось легко. Она могла бы зарабатывать любым из своих занятий, всё, что она делала, очень быстро раскупалось и разбиралось её подружками. Те, кто знали её и её работы всегда были готовы приобрести что-то новенькое и расхватывали её творения сразу, как только они появлялись.
Но её по жизни вела любовь, а не долг. Один раз она нарушила это правило — когда жила с моим отцом. Один раз она выбрала долг — передо мной, ради полной семьи для дочери.
Больше такой ошибки она не повторяла.
Поэтому, кроме основной своей работы — а постоянно работала она визажистом, делала других женщин красивыми, — мама имела кучу хобби разной степени прибыльности, которые постоянно меняла.
Её дом был отражением её творческой натуры.
Картины, коврики, занавески, подушечки, вязаные салфетки и игрушки, куклы, множество разных цветов, музыкальные инструменты…
Самая простая и скучная комната была моя. Её я обустроила по своему вкусу и мама не стала там ничего менять, даже когда я стала жить отдельно.
Планировка дома была немного сумасшедшей. Несколько комнат, расположенных по кругу, соединённых арками, столовая, кухня в пристройке, мансарда — моё логово, несколько балкончиков.
Ещё одна пристройка с отдельным входом, в которой жили постоянные жильцы.
Во дворе — цветы, цветы, цветы.
Мне здесь нравилось. Но я хотела самостоятельности, хотела жить одна. Поэтому и сняла квартиру, а к маме приходила только в гости.
— Что ты здесь делаешь? — прозвучало одновременно от меня и от Филиппа.
Потому что среди гостей сидел — он. Сидел на краю дивана, напружинившись, как будто кого-то ждал и готов был вскочить и уйти в любой момент. Я огляделась. Мамы не было.
Маленькие скромные посиделки оказались достаточно многолюдным праздником. Со мной здоровались мамины подруги, друзья, давние поклонники. Сомневаюсь, конечно, что мама передумала или специально готовилась. Наверное, как всегда, отдала решение на откуп гостям — кто захочет поздравить лично — тот и придёт.
Угощение организовалось стихийно, по типу шведского стола, продукты докупались и заказывались по мере надобности. Компании собирались по интересам, люди группировались кучками и движение, разговоры смех не прекращались ни на минуту.
Филипп, нахмурившись, заглянул мне за спину. Смотрел, пришла ли я одна или с кем-то? Он что — думает, что у меня кто-то есть?
— Ида, ты уже здесь! — из глубины дома ко мне с распростёртыми объятиями спешила мама. За ней шла статная, красивая женщина, которую я много раз видела на фотографиях — мама Филиппа.
Я вручила маме букет, подарок, и крепко её обняла. Филипп тоже подошёл её поздравить — на его лице разлилось облегчение и понимание.
— Идочка, представляешь, какой сюрприз! Верочка заехала ко мне со своим сыном, кажется вы когда-то встречались? — она по очереди посмотрела на нас. — Оказывается, он теперь живёт и работает здесь, в нашем городе!
— Мам… вообще-то мы работаем вместе. Он мой начальник! — с нервным смехом сказала я.
— О, да? Как хорошо! Ну проходите же, садитесь! А, кстати, познакомься с Верочкой!
Нас усадили рядом за стол, вручили тарелки и мамы принялись умилённо смотреть, как мы едим.
Мне же не показалось? Нас что — пытались свести? Неужели мама думала про Филиппа, когда спрашивала, приду ли я одна?
Так и оказалось.
Две матери наперебой расспрашивали нас о наших прошлых отношениях, мудро избегая, впрочем, момент расставания. Потом переключились на настоящее время. Их интересовало всё — как так получилось, что я работаю с Филиппом, не специально ли?
Тут они начали многозначительно переглядываться, кажется, не поверили, что это была абсолютная случайность.
Часто ли мы общаемся?
Проводим ли вместе время?
Не хотим ли начать всё сначала?
При этом мама ухитрялась как-то общаться с остальными гостями, рулить разговорами, принимать новых приходящих и провожать тех, кто уже собрался уходить.
Потом в ход пошла тяжёлая артиллерия.
Мама принесла семейный альбом.
Я сидела с несчастным видом, Филипп лучился довольством. Ему нравилась эта ситуация!
— Доволен? — прошипела я ему на ухо, когда материнский надзор на какое-то время ослаб.
— Очень! Давно надо было познакомиться с твоей мамой — она милейшая женщина!
— Ты что, не видишь, что они хотят нас свести???
— Да, это довольно забавно. Может, согласимся? Пусть они думают, что мы снова вместе именно их усилиями.
— Забавно? Это совершенно не смешно!
— Не кипятись. Расслабься, отнесись к ситуации полегче. Что ты такая серьёзная?
У него блестели глаза и губы подрагивали в улыбке. Он смотрел на меня снисходительно и ласково. На мгновение я даже замерла, глядя на Филиппа.
Потом тряхнула головой. Нечего вестись на его улыбочку!
Повернулась и вздрогнула. Обе мамы сидели напротив и с умилением смотрели прямо на нас.
Неужели они догадались?