Измена. Ложь, боль и слёзы

Глава 23

Ира

Не было никакой логики в словах Светы. Только обида, злость, возможно ревность. Хотя и в ревности не было смысла. Она же получила то, о чем хотела - Влада. Он, конечно, оказался далеко не идеалом мужчины и не образчиком верности, но…

Он бы никогда не бросил беременную женщину в положении, не оставил своего ребенка на произвол судьбы. Даже если он не относился к своей интрижке с этой женщиной всерьез, то теперь все изменилось. Возможно, что в этом браке он настолько преисполнится ролью отца, что станет помогать бессонными ночами и даже иногда выходить с семьей на прогулки, а не пропадать сутками на пролет “на производстве”.

Может быть интрижки Соколова начались уж тогда?

Не важно.

Важно, что несмотря на свою неверность и в принципе скотский характер я по какой-то причине верила, что он бы никогда не стал использовать меня в качестве кредитозаемщика без моего ведома.

Однажды мы обсуждали возможность переписать на меня одно или два дочерних малых предприятия, чтобы ускорить и облегчить получение займа как для вновь открытой организации малого бизнеса, но юридически так ничего и не оформили.

Либо я сейчас пребываю в стадии глубочайшей амнезии и не помню, как подписывала документы.

Но это не так, и Влад бы на такое не пошел.

- Я не собираюсь обсуждать с тобой свои отношения с Соколовым, - в конце концов произнесла уверенно. - Просто хочу забрать Тимофея и всё.

Света оскалилась.

- Господи, Ира, ты еще тупее, чем я думала! Влад никогда не позволит тебе получить опеку над сыном и даже не собирается это обсуждать с тобой. Он четко дал это понять. Даже когда я рожу ему еще одного ребенка он не будет доволен, что сын живет с живым трупом, с женщиной, которая вот-вот отправится на тот свет. Тебе сколько, кстати, осталось?

От ее слов меня накрывает гневом.

- Моя история болезни тебя не касается, это вопросы я буду обсуждать только с лечащим врачом. А ты за собой последи, - кидаю зло, смотря на пачку сигарет, брошенную на столе. Открытую.. - Надеюсь ты понимаешь, что у любого действия, плохого или хорошего, есть свои последствия.

- А ты ударилась в мистику? - смеется натужно, словно все это для нее слишком сложно и забирает остатки сил. - Ты, Ира, еще более жалкая, чем я думала. А могла бы уговорить Соколова выделить тебе сумму на лечение или, если все действительно так плохо, на хоспис. Уверена, что он бы позволил тебе иногда видеться с сыном.

С одной стороны сейчас было бы как никогда удачно бросить ей в лицо информацию о том, что моя болезнь так и осталась только в фантазиях мужа и в ее собственных мечтах о счастливой жизни с ним, но вряд ли это поднимет мне настроение.

Уж точно не так как встреча с сыном.

- Свет, давай будем честными, ведь Тимофей тебе здесь не нужен. Ну будь умнее, уговори Влада отказаться от притязаний на постоянную опеку. Не важно сколько мне осталось. Ребенку лучше с мамой. К тому же, - делаю драматичную печальную паузу, - если мне осталось совсем немного времени, также будет лучше чтобы это время я смогла провести с сыном.

Данилова скривилась. Она, кажется, и рада была бы чтобы данный вопрос рассосался сам по себе, и чтобы Тим исчез из жизни Влада прямо как и я.

Впрочем на ее переживания мне было совершенно наплевать.

Предупреждение про кредиты и займы я, конечно, запомню и перепроверю, но потом. После того, как прочитаю долгую и обстоятельную лекцию Тиму и Владу о том, что их побег в Европу, был крайне неуважительным поступком.

Перевожу взгляд на часы. Прошло много времени, они уже должны были приехать.

Проверяю приложение на наличие пробок из аэропорт, но дорога в основном “зеленая”. Прохожу в окну, смотрю на улицу, но во дворе по-прежнему машины мужа не наблюдается.

Набираю сына, но он не берет трубку. Гудки идут-идут, но тишина.

Не знаю почему, но чувствую, что сейчас мне жизненно необходимо услышать голос сына, знать, что все хорошо.

- Света, набери Влада.

- Что?

- Набери его, где они? Слишком долго их нет.

Она нехотя тянется к телефону и, кажется, наконец-то обратив внимание на время, хмурится и набирает Соколова.

В отличие от меня дозванивается.

Я подбегаю к ней, смотря на ее бледно-серое лицо, выхватываю телефон и слышу еще несколько фраз равнодушного мужского голоса:

“...авария на трассе, машина искорежена. Сейчас достаем пассажиров. Есть признаки жизни, буду доставлены по скорой в больницу и…”

Дальше Света падает на пол, теряя сознание. Я же дослушиваю куда именно повезут сына и Влада, стараясь не впасть в истерику и отчаяние от страха.

***

Все происходит очень быстро.

Вероятно мой мозг научился адаптироваться к стрессу лучше, чем я могла себе представить. От страха не замираю как изваяние, не торможу и не впадаю в истерику.

Мне просто страшно.

Мысль, что я больше никогда не увижу своего сына и не смогу его обнять, поцеловать, сказать как сильно люблю его, горжусь им и дорожу, ненавистна.

Не могу это принять, особенно с этой стороны - что именно он уйдет от меня, а не наоборот.

Нет-нет, он жив. Все будет хорошо.

Все должно быть хорошо.

С этой установкой делаю глубокий вдох, хватаю декоративную подушку и ложу Свете под голову.

Пока наливаю стакан воды набираю Гордея.

- Уже соскучилась? - мурчит в трубку.

- Влад и Тим попали в аварию. Я не знаю подробностей, но… ты не мог бы выяснить куда их собираются отвезти по скорой?

В отличие от моих представлений о своем состоянии - голос выдавал истерику с головой. Гордей же наоборот говорит четко и спокойно. Уверенно.

- Мне нужно пару минут, наберу как только что-то узнаю и заеду за тобой. Никуда не двигайся с места. Поняла?

Я смотрю на женщину без сознания. Она не шевелилась и подозрительно бледная. Дышит ли?

- Ира?! Ира, ответь мне, мать твою, - крик Масловского наконец-то прорывается сквозь мысли о том, а жива ли вообще любовница мужа и что мне с ней делать если нет?

- Я здесь, - выдыхаю в трубку, - Света в отключке. Вызову ей скорую.

Он вешает трубку, а я делаю еще один звонок, объясняя ситуацию. У меня спрашивают какой срок, какие показатели, но откуда я могу знать? Около двадцати недель? Животик небольшой уже видно. Вредные привычки? Возможно. Давление…

- Я не знаю. Она отключилась и упала на пол, - сообщаю оператору скорой помощи.

- Выделений нет? - спрашивает механическим голосом, словно делает так много раз за день и этот вопрос просто очередная галочка в ее скрипте. - На свет реагирует?

- Вы издеваетесь? Бригаду направьте по адресу.

- Выехали, данные все равно собрать нуж…

Я бросаю трубку, потому что не хочу ничего слушать. Так или иначе придется дождаться скорую, или попросить Гордея посидеть с ней. Или… я не знаю.

Света не холодная, она дышит, медленно и размеренно. Нет - она будет в порядке, просто это шоковая реакция на новость о случившемся. Для нее наверняка огромный стресс узнать, что любовник, на чьи ресурсы, деньги и статус она рассчитывала - мог бросить ее же самым странным и стопроцентным способом.

И я бы возможно улыбнулась тому насколько подобная шутка пригодилась в разделе “черного” юмора, но с Владом был и наш сын.

Что с ним? Что с Тимофеем? Что я буду делать, если он пострадал, поранился, станет инвалидом… что если он погиб?

Никогда не прощу Соколова! Никогда не прощу этого мудака, если из-за его самолюбия и тупого желания возвыситься в глазах сына с Тимом что-то случится.

Я на девяносто пять процентов уверена, что авария произошла именно по его вине, по его невнимательности или из-за того, что он превысил скорость и петлял между машинами пытаясь впечатлить сына.

Трясущимися руками периодически проверяю то пульс на запястье Светы, то сообщения на телефоне. Гордей так и не звонил. Возможно выяснить куда увезли Влада и Тима быстро не получилось - стараюсь не думать о худшем, он ведь не всесильный и на получение такой информации нужно время.

Наконец-то раздается звонок в домофон.

- Скорая, - сообщает голос из динамика и я быстро открываю дверь.

Вместе с двумя фельдшерами, которые предусмотрительно взяли с собой носилки, в квартире появляется Гордей.

- Ты их нашел? - с надеждой и страхом спрашиваю не особенно вслушиваясь то, что происходит за спиной.

- Нашел. Живы. Все хорошо.

И я начинаю плакать.

***

- Ну все, все, - Гордей обнимает меня крепко, надежно.

Он как гора. Как опора, которую не сдвинуть сколько не старайся. И я не стараюсь, обхватываю в ответ и трясусь, до тех пор пока запоздало накатившая истерика не начинает отступать. Мне становится немного спокойнее, но все еще пугает то как быстро и непредсказуемо все катится. Словно я ничего не могу контролировать, словно бесконечное цунами из неприятностей продолжает накатывать - волна за волной.

И я не могу расслабится. Не могу и на секунду поверить, что заслужила счастье.

Измена мужа, ошибочные анализы, ожидание страшного диагноза. Непрочные отношения с сыном, постоянные споры и препирательства о том с кем ему будет лучше. И вот казалось, что все потихоньку налаживается, что мы достигли слабого перемирия, как он улетает с отцом даже не поставив меня в известность.

А теперь авария.

Гордей шепет. что с Тимофеем все хорошо, что он в порядке, в сознании, а из тяжелых травм только перелом руки.

За слово “только” хочется его ударить и поцеловать одновременно.

Ударить, потому что перелом это совсем не просто и наверняка Тим устроит истерику, ведь травма помешает продолжить тренировки и пробоваться кандидатом в клубы.

А поцеловать потому что сын жив. А перелом - заживет.

Фельдшеры суетятся над Даниловой, и Света, судя по звукам, приходит в себя.

Она спорит, ругается, плачет. У нее шок, но ей ставят капельницу и под угрозой возможного осложнения беременности заставляют согласиться поехать в стационар. Она нехотя и не слишком быстро собирает вещи, и мне бы на все плюнуть и уехать, но я терпеливо жду, потому что не могу бросить ее в таком состоянии.

- Ира, пожалуйста, сообщи мне что с ним, - говорит она уже на улице, когда я сажусь в машину к Гордею, а она одной ногой опирается на подножку “буханки”.

Не думала, что такие еще существуют и на ходу. Но больше меня веселит тот факт, что любовница просит жену сообщить о состоянии мужа, от которого она беременна.

Я неопределенно не то взмахиваю, не то качаю головой и, наконец-то закрываю за собой дверь.

- Поехали. Пожалуйста, скорее поехали и повтори, что тебе сказали - шепчу и сжимаю холоднющие руки в кулак.

- Владу делают операцию, у него внутреннее кровотечение, пока никаких прогнозов не дают, - проговаривает Масловский. - Тимофей сломал руку и у него ушиб грудной клетки, сотрясение, но меня уверили, что оперативного вмешательства не требуется. Наложат гипс и несколько дней подержат под наблюдением.

- Какую?

- Что какую?

- Какая рука у него сломана?

- Левая. При аварии твой муж в последний момент повернул руль вправо, принял удар на себя.

Не могу восхититься таким поступком Соколова. Благодарна за то, что постарался оградить сына от лобового столкновения, но все еще злюсь, потому что уверена что авария - это его небрежность.

И все же смерти не желаю.

Мы добираемся до больницы минут за пятнадцать. Я снова и снова прошу Гордея повторить то, что он знает, а тот терпеливо отвечает на мои вопросы, воспроизводит детали, которые ему передали коллеги и знакомые. Переключаюсь на совсем другую тему, спрашиваю про Алису.

- Она в порядке, чудесно провела время в лагере и рассказывала о том, что ей не терпиться возобновить уроки с тобой. Она… скучала по тебе.

- Я надеюсь, что она не будет меня ненавидеть за то, что я вот так выдернула тебя вечером и..

- Она знает, что у меня ненормированный рабочий день, что меня постоянно дергают то на сборы, то из-за травм спортсменов. Когда была жива ее мама это все не так бросалось в глаза, потом мы с Алисой остались одни, но моя работа никуда не делась и мне пришлось делегировать некоторые обязанности, - выдохнул он, а я замерла. Мы еще никогда не обсуждали его бывшую жену. Мы никогда не разговаривали ни о маме Алисы, ни о том, что с ней случилось. - Как хороший отец мне должно быть стоило притормозить и больше общаться с дочкой, но все что было с ней связано - все напоминало о жене.

- Было тяжело?

Глупый вопрос. Конечно ему было тяжело. Но я не собираюсь его за это осуждать.

- Было странно. Пусто и горько. Я не мог слушать как она играет. Алиса просила научить ее, как мама, а я бегал от ребенка, словно ошпаренный. Потом нанимал учителей, но она всех доводила до исступления и те уходили с криком или скандалами. Пока я не нашел тебя.

Последнее Гордей сказал, когда его машина уже затормозила на парковке больницы. Лобовое стекло освещалось сине-красным светом маячков скорых. Масловский выглядел немного подавлено.

Не каждый день он вел такие разговоры. Возможно вообще никогда.

- Спасибо, что рассказал мне.

Он улыбнулся и отстегнул ремень безопасности.

- Пошли, узнаем как себя чувствует Тим, а все остальное подождет.

- Пошли.

Возможно и я никогда не вела таких разговоров. И никогда не чувствовала себя так надежно и спокойно, как рядом с ним.