«Просто накрась губы красным… – говорила моя стилистка. – Просто, блин, накрась». Как будто это легко – накрасить! Да я уже пятнадцать минут пытаюсь провести ровную линию, а все никак. Подтерев консилером косяки, я еще раз придирчиво осмотрела себя в лупе и решила, что лучше я точно не сделаю. Осталось по бровям пройтись гелем. И все.
Закончив, я отошла на пару шагов, чтобы рассмотреть полученный образ в целом. Ух! Медленно, будто завороженная, покрутила головой. Отступила еще на шаг. Провела ладонями по бокам, разлаживая складочки на ткани. Зря я переживала, что платье слишком короткое. Нет, оно, конечно, короткое, тут спорить глупо, но не настолько, чтобы его требовалось постоянно одергивать. А мои ноги… Ритка все же права, мои ноги при такой длине казались действительно бесконечными.
Я широко улыбнулась. Настроение скакнуло вверх. Проблемы шефа, конечно же, не забылись, но уже не перетягивали на себя все мое внимание. В душе появилось место для радости и того самого предвкушения, без которого не обходится ни один Новый год. Сейчас и впрямь казалось, что чудо близко. Его предчувствие давало о себе знать сладкой щекоткой, которую обычно можно почувствовать на качелях, если сильно их раскатать.
Кивнув себе, я побросала в сумочку косметику и поспешила к лифтам. И то ли казалось, то ли правда так было – вслед мне летели наполненные искренним мужским интересом взгляды. Вот почему, дойдя до цели, я почти поверила в собственную неотразимость. Охладил меня Калоев, лицо которого при моем появлении осталось совершенно бесстрастным. Точно так же он на меня смотрел… примерно всегда. А ведь я так рассчитывала получить комплимент. Просто потому что, как любой кавказец, Калоев знал в них толк и не считал зазорным или к чему-то обязывающим их озвучить. Мне так это было нужно! Почему-то именно будучи красивой как никогда, я вдруг почувствовала себя абсолютно беззащитной перед чужим мнением.
– Ты не видела, Крючков уже тут?
– Я только подошла.
Настроение испортилось в один миг. Мне даже пришлось фильтровать тон, чтобы у шефа не возникло ко мне вопросов. Рассердилась на себя. На собственные идиотские и до маразма нелепые обидки. Напомнила себе о том, что вообще-то я на работе. И Калоев абсолютно точно не обязан пестовать мои фантазии и женские комплексы, когда у него самого полон рот проблем. Даже если раньше он соловьем разливался, отдавая дань женской красоте.
– Пойдем, поищем. Я его оближу и домой поеду… Гори оно все огнем.
Ну, поболтать с министром спорта – святое дело. Только вот…
– А спонсоры? А рекламодатели? – возмутилась я. Калоев в ответ зыркнул на меня, не скрывая раздражения.
– Они хотят тебя видеть, Эльбрус Таймуразыч. Я только подстраховать могу, как мы и договаривались.
– Ладно, только далеко не отходи.
Не отходить не вышло. Потому что очень скоро вокруг меня собралась толпа воздыхателей. Я не могла понять, прикалываются мужики, или они действительно разглядели во мне все то, чего в упор не видели раньше, но не реагировать на их галантные подколы, приглашения потанцевать и попытки скормить мне чего-нибудь вкусненького я не могла. А они как будто реально соревнование устроили – кто меня очарует больше. Через пару часов к моей свите успели присоединиться не только спортсмены, но даже наш офисный айтишник и помощник министра спорта. Было пьяно и весело. Ведущий отжигал, красиво украшенный зал подмигивал огоньками, хрусталь звенел, пахло сосной и ядреной смесью парфюма, мускуса и тестостерона – все же среди присутствующих было подавляющее большинство спортсменов. И даже озабоченный своими проблемами Калоев стал бросать на меня задумчивые долгие взгляды, словно пытаясь понять, с чего вдруг все так оживились.
– Все. Я сейчас упаду! – рассмеялась, выныривая из рук известного боксера, с которым отжигала на танцполе. Вытянула шею, выискивая в толпе шефа. Поначалу я и правда пыталась его оградить от лишнего внимания. Но приняв на грудь, Эльбрус как будто расслабился. И когда очередной гость пригласил меня танцевать, благодушно махнул рукой, мол, вали, развлекайся. Однако, даже отрываясь по полной, я чувствовала ответственность за Калоева. Он же просил меня подстраховать… Так что я все-таки следила за ним одним глазом. Благо для трезвого человека это вообще не проблема.
– По шампанскому? Или пойдешь на ручки к Деду Морозу?
Я оглянулась к огромной елке, у которой и правда выстроилась очередь к старику с мешком. Засмеялась – настольно нелепо выглядела наша бухгалтерша, декламирующая стихи, сидя на коленях у дедушки. Зал покатывался со смеху.
– Нет. Я отойду ненадолго припудрить носик.
К женскому туалету выстроилась приличная очередь. Упершись в ее хвост, я хотела было присесть на диванчик, когда увидела метнувшегося к выходу шефа. Не знаю, зачем пошла за ним. Что меня насторожило? Наверное, я просто успела здорово его изучить, и потому что-то в его поведении меня смутило. Бросилась за ним следом. Нагнала уже у лифта.
– Эй! Вы что, уже уходите?
Калоев обернулся, прежде чем шагнуть в кабину. Глянул так, что меня будто засосало в черную бездну его мертвого взгляда. Я, как на привязи, шагнула за ним следом.
– Вам вызвать такси?
Знаю ведь, что привыкнув передвигаться на машине, Эльбрус даже не удосужился скачать нужное приложение.
– Некогда.
– В смысле? – ощетинилась я. – Вы собираетесь в таком состоянии сесть за руль? Ну, уж нет. Подождите, – достала телефон, но, естественно, в лифте связи не оказалось.
– Сказал же, некогда. Иди, Уль… – рявкнул шеф, – развлекайся.
– А вы?!
– А мне надо срочно отъехать!
– Да что такое-то?! С Риммой Темуровной что-то? Если так, то я могу вас отвезти.
Двери лифта распахнулись. И только когда в открытые створки ворвался порыв ледяного ветра, я поняла, что мы, считай, на улице, а на мне – босоножки и платье. Ну, вот и что мне прикажете делать? Возвращаться за пальто? Так ведь никто не станет ждать, пока я оденусь. Потому что шеф уже разблокировал замки. В ответ его машина приветливо мигнула фарами.
Я пробежалась взглядом по знакомому внедорожнику, метнулась бегом к Калоеву и, упрямо поджав губы, пошевелила пальцами. Дескать, я жду. Ключи…
– Черт с тобой! – выругался начальник, бросив в меня брелоком. Я спортсменка. С реакцией у меня все в порядке. Не знаю, что насчет благоразумия… Наверное, любая другая барышня на моем месте поступила бы совсем по-другому. Хотя бы за верхней одеждой вернулась, ага... Я же понимала, что Эльбрус никогда не стал бы разводить панику на ровном месте. А значит, случилось что-то действительно серьезное, и на счету каждая секунда.
– Пристегнись.
Я никогда не ездила за рулем машины Калоева. Поэтому мне пришлось потратить пару драгоценных секунд, чтобы с ней подружиться.
– Езжай! – рявкнул он.
– После того как ты пристегнешься! – вернула подачу. Знала ведь, перед Эльбрусом нельзя прогибаться. Ни в чем. Иначе он очень быстро подомнет тебя под себя. А мне нравилось, когда он ко мне прислушивался! Это означало, что мое мнение для него действительно чего-то стоит.
Город стоял в восьмибалльных пробках. С меня семь потов сошло, пока мы через них пробирались. Калоев оказался дерьмовым пассажиром. Он командовал, комментировал каждое мое действие и даже, кажется, тихонько матерился под нос, хотя обычно не позволял себе мата при дамах. И то ли алкоголь так на него влиял, то ли он меня не рассматривал как женщину – попробуй, разберись. Я же постепенно вскипала. К тому же ситуация сильно усугублялась тем, что я так и не сходила в туалет. Терпеть этот дискомфорт становилось практически невозможно. Я ерзала и психовала.
– Здесь дворами срежь. Давай. Перестраивайся.
Эльбрус выскочил из машины еще до того, как я закончила маневр. Я рванула за ним, утопая, считай, босыми ногами в сугробе.
– Подождите! Можно я воспользуюсь вашим туалетом?!
Калоев обернулся, недоуменно хлопнул глазами. Он как будто забыл обо мне и думать, переключившись на свои проблемы, а я заставила его опомниться.
– Конечно, – прохрипел он, прошелся взглядом от моих зябко скрещенных на груди рук, по дрожащему от холоду телу, к ногам. Моргнул и, быстро стащив с себя пиджак, накинул мне на плечи: – Скорее, что ж ты голая выскочила?!
В парадной царило блаженное тепло. Я пританцовывала, пока Эльбрус возился с замком, а когда дверь открылась, оттолкнула его и рванула в сторону туалета, благо мне доводилось не раз бывать здесь раньше, и я знала расположение комнат. Успела! Но едва-едва. Даже не потрудилась включить кран, чтобы заглушить излишне натуралистичные звуки. Всхлипнула с облегчением. Рассмеялась, пряча лицо в ладонях. А когда все закончилось – включила кран и подставила под теплую воду заледеневшие руки.
– О-о-ох.
Когда я более-менее отогрелась и пришла в себя, встал вопрос о том, как мне возвращаться. Я вытерла руки полотенцем и вышла из ванной, решив, что ни от кого не убудет, если попрошу одолжить мне теплую одежду.
Вышла и замерла как вкопанная, испытывая чувство острой неловкости от того, что невольно подслушала что-то совершенно не предназначенное для моих ушей.
– ты… это ты виноват! Все твои «Римка, хочу маленького»… Сколько ЭКО я делала?! Ты считал?! Нет! А я из-за этого умираю. Ненавижу тебя, не-на-ви-жу! Слышишь?
– Слышу, Рим. Не кричи. Я знаю, что больно, знаю… Мне тоже. Но мы справимся, да? Все будет хорошо. Иди, я тебя обниму…
– Не трогай меня! Иди туда, где был. К шлюхам иди своим.
– Ну, каким шлюхам? Это же просто корпоратив. Ты у меня одна. Была и будешь, слышишь, Римма…
– Убирайся! Я тебя ненавижу! Оставь меня в покое. Лучше бы ты сдох, чем я… Ненавижу. Как же я тебя ненавижу…
Дальше Римма разразилась потоком отборной брани. Интересно, где женщина ее воспитания и культуры могла такое услышать? Я натурально обалдела. Но даже не эти похабные слова произвели на меня такое сокрушительное впечатление. А интонации, сочащиеся настолько черной, ядреной ненавистью, что даже мне, постороннему человеку, стало нечем дышать. Что уж говорить об Эльбрусе? Я не понимала, как он это выдерживает, ведь судя по тому, что случилось утром, такие срывы происходят с Риммой регулярно. Это нормально вообще? Нет, я читала, что у смертельно больных людей портится характер, но чтобы настолько… Это все потрясало. Ранило. Обесточивало. Вытравливало из души все светлое. Нелепо шевеля губами, я с трудом боролась с желанием ворваться в хозяйскую спальню, чтобы положить конец этому ужасу. Не знаю как… Хорошо, что мне не пришлось этого делать. Из комнаты в коридор выскочила всклоченная со сна сиделка и, бухтя что-то вроде «Господи, она же только уснула», скрылась за дверью.
Вдвоем с Калоевым им удалось совладать с Римминой истерикой. Постепенно на смену ее крикам пришла тишина, нарушаемая лишь тихими голосами. Я так и не нашла в себе сил уйти, когда Эльбрус, пошатываясь, вышел в коридор. Увидел меня, нахмурился и… пошел мимо, к выходу.
– Вы куда это собрались? – напряглась я.
– Куда-нибудь. Надо проветрить голову.
Замечательно! И как мне оставить его в таком состоянии? Он же не в себе!
Делать было нечего. Я увязалась за шефом хвостиком. Калоев зло зыркнул на меня из-под насупленных бровей. Провел по волосам дрожащими, блин, руками. К размеренному, едва слышному гудению подъемного механизма лифта добавился странный клокочущий звук. Я вскинулась. Он же не собирался плакать, правда? Это просто нереально, невозможно, немыслимо… И так неправильно, боже мой. Уж если такой мужик сломается, на ком будет стоять наш мир? От чувства собственной беспомощности захотелось удавиться.
– Эй! Вы куда? Машина там. Может… прокатимся? – нерешительно промямлила я.
– Прокатимся? – тупо переспросил Калоев. – А давай. Я только куплю выпить.
– Это обязательно?
– На сухую я что-то перестал справляться с действительностью.
Я кивнула, пританцовывая от холода. Калоев опять покачал головой, уставившись на мои босоножки.
– Иди в машину, Уля. Не мерзни.
– Я вас не оставлю!
– Да никуда я не денусь. Только пойла куплю. Сказал же…
И не соврал. Вернулся, впуская в не успевший остыть салон холод и снег. Скрутил крышку, отпил прямо из горла.
– Может, не надо? Эльбрус Таймуразович…
– Ты, Уль, езжай, раз вызвалась. А с этим, – Калоев тряхнул бутылкой у меня перед носом, – я как-нибудь разберусь сам.