Как во сне

Глава 5

– А помнишь, как на нас напала банда чаек? – улыбнулась мне в бок Римма, задевая теплыми губами кожу.

– В Греции? Конечно. Как такое забыть? Она сожрала ужин, который обошелся мне в целое состояние, – прохрипел я, приглаживая обкорнанные кое-как волосы жены. До болезни они были у нее такими красивыми, боже! Я любил зарываться в них пальцами или наматывать на кулак. Улькины волосы я, кажется, по давней привычке намотал тоже.

Бля… Твою мать. Каждый раз возвращаясь мыслями к той ночи, я начинал ехать крышей. Как такое могло случиться? Просто вот, сука, как? Нет, я не святой. И мои потребности, к сожалению, не сдохли. Прекрасно понимая это, Римма, еще до того, как болезнь стала ее менять, даже предлагала мне, дурочка, найти себе женщину для секса. А мне сама эта мысль казалась кощунственной. Тогда… Два года назад я просто не мог представить рядом с собой другую. Обиделся на жену страшно. Орал так, что в шкафу стала звенеть посуда. Едва не разнес дом – так бесился. И пару дней с ней, дурак, не разговаривал.

– Ну не злись. – Римма не выдержала первой. – Я же знаю, что с твоим темпераментом…

– Ты опять?! Я даже слушать этого не желаю! Где это видано, чтоб жена своего мужа под другую бабу подкладывала?!

– Я просто хочу, чтобы ты был счастлив, – вздохнула она, ластясь ко мне кошкой.

– Я счастлив рядом с тобой! – рычал, с трудом контролируя силу рук, скользящих по ее раздавшемуся от лекарств телу. – Я счастлив от того, что могу быть рядом, засыпать с тобой и просыпаться.

– И тебе не надо ничего больше? – грустно улыбнулась она.

– Надо! Еще как. Вот выздоровеешь, и тогда я как оторвусь! Будешь у меня бедная.

Но лучше Римме не становилось. Напротив, с каждым днем состояние жены только ухудшалось. А я, несмотря на все мои возможности, ни черта… Ни черта вообще не мог с этим сделать. Хотя мы перепробовали, кажется, все доступные способы лечения. Общепринятые в мире протоколы... Экспериментальные… Просто, мать его, все! Поначалу казалось, дело сдвинулось с мертвой точки. Но уже через месяц стало понятно, что темпы роста опухоли увеличились. Счет шел… А к черту! Я не считал. Потому что это было совершенно невыносимо. А-а-а!

Какой же треш. Улька… Как так? Знал бы, что меня на нее сорвет, так действительно… Что? Нанял бы проститутку? Да меня от самой этой мысли передергивало каждый раз. Не то чтобы я осуждал мужиков, которые не брезговали сексом за деньги. Скорее, я просто не мог представить себя на их месте. После двадцати лет брака с любимой женщиной, которая досталась мне нецелованной, забраться на шлюху для меня было немыслимо. Я совершенно не рассматривал для себя такой вариант. И вот чем закончилась моя гребаная принципиальность!

Может, если бы это была шлюха, меня бы так сильно не грызла совесть? Тут же… Да что сказать? Я попал в самую худшую ситуацию из возможных! Во-первых, испортил хорошую девочку, во-вторых, изменил жене, в-третьих… Не просто изменил, а вполне мог сделать другой женщине ребенка! И вот это в нашем конкретном случае – предательство, хуже которого нет, и не может быть. Римма этого не переживет. Да мне самому хоть сдохни!

– Маленькая моя, любимая…

Она же действительно так старалась! Она делала все, чтобы мне родить. По факту последние годы ее жизни были посвящены исключительно этому.

– Какая же я маленькая? Раздулась как бочка.

– Ну и хорошо. Теперь тебя больше… – пощекотал бока.

– Какой ты у меня дурачок.

– Но ты же все равно меня любишь.

– Очень. Очень-очень люблю.

Под веками жгло. Моменты, когда Римма становилась собой прежней, стали для меня нечеловеческой, абсолютно иезуитской пыткой. Как только я начинал хоть немного свыкаться с мыслью, что моей любимой женщины уже просто нет, у нее случалось просветление… Оно могло длиться день или даже два. А могло несколько минут, после которых Римма вновь превращалась в отравленную ненавистью мегеру. Хрен его знает, как я справлялся с такими качелями. Как ни крути, для психики такие перегрузки опасны.

– Я тоже тебя люблю, милая. Ты что, плачешь?

Попытался извернуться, чтобы заглянуть в Риммино лицо, черты которого из-за приемов гормонов тоже изменились до неузнаваемости.

– Не хочу умирать. Мы столько еще не сделали… Не успели. Ну почему-у-у? Почему-у-у, а?

Это вопрос, который чаще других занимал нас обоих. Знаю, что психологи, которые работали со смертельно больными людьми, даже имели на него ответ. Что-то, блядь, философское… Но мне в такие моменты было сосем не до философии. Я даже в религии не мог найти успокоения. Потому что любая религия учит нас смирению. А я не мог смириться! Просто, блядь, тупо не мог.

Сжав Римму в объятиях, я сделал жадный вдох. Пристроил тяжелую от мыслей голову на подушке, продолжая гадать, как же так вышло и почему? Я не искал чужих объятий, и не искал новых эмоций. Так какого же черта это со мной случилось?

– Что ты молчишь? – Римма вскинула ресницы и, не дав мне сказать ни слова, ухмыльнулась: – Я не хочу, а ты, небось, только и ждешь, когда от меня избавишься?

«Ну, все. Понеслась…» – мелькнуло в голове.

– Нет, моя хорошая.

Но, естественно, меня никто не стал слушать. Когда Римму несло, остановить ее было практически невозможно. Вот она – адекватная, нежная и до щемящей боли в груди моя. А вот – совсем чужая. И с каждым разом ее припадки становились все более безобразными.

На шум прибежала сиделка.

– Я уколю ее, подержите.

– Нет! Я не хочу. Вы меня травите… – вопила Римма, пока я уже отработанным приемом ее заламывал.

– Сейчас, Риммочка, сейчас станет легче.

Порой мне казалось, что эти слова сиделка адресует скорее мне, чем своей пациентке…

Когда Римма угомонилась, я поплелся на кухню заварить чая. Происходящее вымораживало, и после мне всегда требовалось выпить чего-нибудь горячего, чтобы хоть так отогреть заледеневшее нутро.

– Эльбрус Таймуразович, вы простите, но я вынуждена опять поднять эту тему…

– Никакого хосписа! – бахнул я рукой по столу, прекрасно понимая, о чем пойдет речь.

– Мы не справляемся. Римме Темуровне нужна профессиональная паллиативная помощь. Вы уж простите, ради бога, но вам не мешало бы пересмотреть свой подход к происходящему! Ваши представления сильно искажены и...

– Я не брошу жену!

– Вот! А я о чем? Да поймите вы, что никто не просит ее бросать!

– Ну да. Просто сбагрить в хоспис. Делов-то, – рявкнул, отпивая не успевший остыть кипяток. Твою ж мать! Зашипел, обжигая рот.

– Ну что вы такое говорите?! Вопрос ведь не в вашей готовности разделить с женой горе! В этом никто не сомневается. Но Римме Темуровне будет лучше в специализированном учреждении. Поверьте моему опыту. Я же вам не враг.

– А я враг сам себе, выходит?

– Выходит, так! Своим упрямством вы только хуже делаете. И ей, и себе. На вас уже смотреть страшно! Вам бы к психологу.

– Мастер вы раздавать рекомендации, Ира. Римму – в хоспис. Меня – в дурку.

– Вы себя послушайте… Это что, по-вашему, конструктив? Так, обидки какие-то. А ведь я вам добра желаю. Вы мне уже как родные, за столько-то лет.

Ирина расплакалась, прикладывая салфетку к глазам.

– Извините, – я, как любой мужик, оказался совершенно бессильным перед слезами.

– Вы же измучились совсем…

– Да, – усмехнулся, прислушиваясь к себе. – Это точно.

– Так нельзя, – повторила Ирина. – В Л* хороший хоспис. И от офиса вашего недалеко. Сможете навещать жену в любое время. Нет никакой нужды тащить все на себе. Никогда не думала, что кому-нибудь это скажу, но вы, Эльбрус, чересчур ответственный мужчина. Сердце за вас болит. Душа на куски рвется…

– Я подумаю, – пообещал скрепя сердце.

– Подумайте. Мне ведь тоже с ней очень тяжело.

Ирина ушла к себе. Я допил чай, сполоснул чашку и поплелся в душ, о котором мечтал с утра. Разделся. Стащил трусы и уставился вниз. Я, конечно, наспех обмылся, но кое-где на члене и бедрах еще остались пятнышки запекшейся девственной крови.

Стоило вспомнить случившийся трэш, как Калоев-младший подпрыгнул к пупу гребаной неваляшкой. Что было совершенно неудивительно, ведь я даже вспомнить не мог, когда у меня в последний раз был нормальный секс. Впрочем, как бы мне не хотелось списать происходящее исключительно на физиологию и игры разума, которые подменили в моем мозгу одну женщину на другую, в воспоминаниях четко отпечатался образ Ульки.

Сейчас-то можно было уже признаться, что спутать их с Риммой довольно сложно. Они же как день и ночь! Маленькая, полная Римма и высокая, хорошо подкачанная Ульяна… Женщина и еще совсем, считай, девочка. Так как же так вышло, что я на нее залез?! Так оголодал, что действительно стало все равно?

Врубив на максимум ледяные тропики, встал под душ. Зажмурился, а толку, если на обратной стороне век будто выжгли тот момент, когда я все-таки проснулся… И какая адски горячая это была картина… Моя рука, прижимающая Ульку за шею к подушке, ее вздернутые бедра и сумасшедшая узкость, которая просто свела на нет все шансы прекратить. Накативший оргазм застал меня совершенно врасплох и был таким сильным, что на мгновение я даже отключился. А потом, словно по щелчку, реальность развернулась перед глазами во всей своей неприглядности.

Что я наделал? Что я, мать его, наделал?

В этих мыслях прошли выходные. В офис ехал, смешно сказать, с опаской. Улька, конечно, хорошая девочка. Но черт его знает, что она за эти дни успела надумать. Может, я вообще без секретаря остался. В голове мелькнула трусливая мысль, что, возможно, так будет даже лучше. В конечном счете я так и не решил, как себя теперь с ней вести.

Особенно если эта девочка носит моего ребенка.

От этой мысли в груди разгорелся пожар. Я с трудом погасил желание посадить Ульку под замок до тех пор, пока я не разберусь со своей жизнью. Было бы нечестно от нее что-то требовать, не предложив ничего взамен! А ведь я не мог… Не мог даже просто поступить с девочкой по чести – прийти к ее отцу и попросить руки, как непременно сделал бы, будь я свободен.

Но я не свободен, нет… И более того – я не желаю освободиться! Потому что для Риммы это одно означает – смерть.

Что ж все так сложно-то, а? Как другие мужики на сторону ходят? Никогда мне их не понять.

Абсолютно взорванный, толкнул дверь в приемную и замер. Потому что в противовес всем моим страхам Улька чинно восседала на рабочем месте.

– Доброе утро, Эльбрус Таймуразович.

– Доброе.

– Как… м-м-м… дела? Как выходные?

– Живы все, и ладно. А ты как?

– Отлично. Ездила к родителям.

– К родителям – это хорошо. Сваришь мне кофе?

Какой-то нелепый разговор. Но ведь она сама просила сделать вид, что ничего не было?

– Конечно. В одиннадцать у вас Козлов.

– Ага. Хорошо, Уль. Ты правда в порядке?

– Конечно. Все супер.

Не знал бы девочку так хорошо – поверил бы. Но ведь Уля бесхитростна, как ребенок. Мне, чтобы пацаны ее не испортили, прошлось провести с ними не одну профилактическую беседу. А в итоге… Да блядь!

– Ладно, пойду, работы – тьма.

И действительно закрутило. Два часа пролетели незаметно. Хорошо, сработали внутренние часы – не то бы точно опоздал на встречу. О которой Уля, какого-то черта, не потрудилась мне напомнить.

Схватил пиджак и помчал к двери, но замер, прислушиваясь.

– Это не то, что ты подумала, мам… Нет, я знаю, как Постинор оказался в моей комнате. Наверное, выпал… У кого? У меня, я не отрицаю… – голос Ульяны обиженно задрожал. – Мам, ну что ты со мной, как с маленькой?! Я все понимаю. Да… Слушай, ну с кем не бывает? Да говорю же я – все под контролем. Нет, я не собираюсь ни с кем вас знакомить! Да что же это такое, мам?! Вам совершенно не о чем волноваться! Извини, мне нужно работать. Потом поговорим. Я тебя люблю.

Ульяна отбила звонок. Отложила телефон в сторону и, видно, вспомнив, что забыла о моем совещании, вскочила. Наши глаза встретились. Не знаю, что читалось в моих глазах, может, неконтролируемая жажда убийства, а вот в ее, блин, совершенно определенно – паника и вина!

– Ты все-таки выпила эту дрянь? – процедил я сквозь стиснутые зубы.