Кайан сидел у костра, задумчиво глядя на танец огня. Языки пламени, казалось, оживали, превращаясь в образы прошлых сражений. Он видел деревни, пожираемые пламенем, слышал крики, эхом разрывающие ночную тишину. Воспоминания хлынули, словно раны, которые он давно пытался залечить, но они упорно кровоточили.
Кайан закрыл глаза, надеясь, что огонь перестанет показывать картины прошлого. Однако крики не исчезали. Они были с ним всегда — тихие, как шёпот, но неизменно режущие его разум, напоминая какой путь смерти он восхвалял.
Саариэль подошла тихо, словно боялась потревожить эти призраки. Она остановилась рядом, её фигура отбрасывала длинную тень в пляшущем свете костра.
— Ты хорошо справился, — произнесла она, её голос был мягким, но твёрдым. — Доказал сопротивлению свою преданность. Прости их, со временем они привыкнут.
Кайан поднял взгляд, его серые глаза встретились с её карими.
— Я понимаю их и не виню.
Саариэль слегка кивнула, будто такого ответа она и ожидала. Она на мгновение задержалась, но, заметив, что он не намерен продолжать разговор, развернулась и ушла обратно к лагерю.
Едва её шаги стихли, мысли Кайана вернулись к Анаис. Он видел её, спасавшую его в бою. Зачем? Почему она была там? И почему помогла? Она ведь дочь Касдаля…
Анаис же в это время шла по пустыне, босые ноги ступали по пескам. Сердце билось слишком быстро, словно тьма, скрытая внутри неё, начала пожирать остатки разума.
«Зачем я это сделала?» — снова и снова повторялось в её голове.
Она остановилась на холме, глядя на горизонт, где исчезал лагерь сопротивления. Образ Кайана не покидал её. Его глаза, полные боли, казались зеркалом её собственной души.
— Почему ты был там? — прошептала она, обращаясь к нему, будто он мог услышать её.
Но вместе с этим воспоминанием в её голове вновь зазвучал голос отца:
“Ты моя кровь. Тьма в тебе — это ты сама. Беги сколько хочешь, но ты никогда не избавишься от неё.”
Анаис крепко зажмурилась, пытаясь избавиться от его слов, но они звенели внутри неё, будто кандалы, которыми она была прикована к своему предназначению.
Она подняла руку, снова пытаясь вызвать магию света. На мгновение её ладонь озарилась мягким, тёплым сиянием. Она почувствовала, как внутри просыпается надежда. Но тьма не замедлила. Она вырвалась наружу, захлестнув свет, словно волна, поглощающая берег.
Тени вокруг неё закружились, принимая знакомые очертания. На мгновение она увидела лицо Касдаля, его зеленые глаза смотрели прямо в её душу. Она вздрогнула, отшатнувшись, и упала на колени, чувствуя, как внутри нарастает ярость.
Когда лагерь погрузился в ночь, Кайан ушёл подальше. Он нашёл укромное место у большого камня, который возвышался над лагерем, словно сторожевое укрепление.
Он снял меч с пояса и положил его рядом. На его рукояти светились руны, но сияние становилось слабее. Меч словно угасал вместе с ним.
«Каждый раз, когда я поднимаю этот меч, я вижу их. Лица тех, кого убил. Тех, кого не смог спасти. Этот свет… Он не очищает меня. Он только напоминает, что искупление невозможно».
Он провёл пальцами по эфесу меча. Это оружие было частью его прошлого, символом всех его грехов. Ветер шептал вокруг него, напоминая о сражениях, которые он не смог забыть.
Шаги по песку заставили его поднять голову. Это был Харон. Его лицо, покрытое шрамами, казалось уставшим, но глаза излучали тёплую мудрость.
— Ты что, никогда не выглядишь счастливым? — сказал он, усаживаясь рядом.
Кайан усмехнулся, но усмешка была холодной и горькой.
— Счастье — это для тех, кто заслужил его.
Харон вздохнул, глядя на его лицо.
— Ты всё ещё думаешь, что заслуживаешь только смерть?
Кайан молчал. Его взгляд снова устремился вдаль, в ночь, словно там можно было найти ответы.
Харон продолжал:
— Если ты действительно хочешь умереть, зачем ты здесь? Ты мог бы погибнуть сотни раз, но ты продолжаешь сражаться. Почему?
Кайан отвернулся, его голос прозвучал глухо:
— Потому что у меня нет другого выбора.
Харон покачал головой.
— Есть, — сказал он тихо. — Но ты здесь не ради себя. Ты здесь ради них. Ради тех, кто ещё верит, что можно жить иначе.
Слова Харона эхом отозвались в сознании Кайана, но он не ответил. Вместо этого он продолжал смотреть на горизонт, ощущая, как где-то в глубине души зажглась едва заметная искра.