Когда плачут цикады

Глава 17

Прошлое — полтора года назад

Рэм

— Привет, мистер Катц.

Я снимаю кепку, стоя перед его плитой. А затем поворачиваюсь к плите Оуэна.

— Привет, дружище, — говорю я, замечая что-то скрытое за редкой травой. Очередная открытка. Я наклоняюсь и поднимаю ее. На этот раз почтовая открытка с острова Фиджи. Переворачиваю ее. Как обычно, на обороте ничего. Пустые четыре строчки для адреса получателя. Снова переворачиваю открытку. Здесь фото острова, покрытого пальмами и окруженного бирюзовыми водами. Я вглядываюсь в картинку, пытаясь представить себя там. Это выглядит так экзотично и так отличается от того, к чему я привык. Даже цвета отличаются от тех, что я когда-либо видел в реальной жизни. Черт, это место словно с другой планеты — даже представить не могу себя где-то в похожих краях. Я поставил открытку на надгробие и занял свое место на маленьком стульчике.

— Итак, должно быть, ты уже знаешь. Или нет. Я не знаю, что тебе видно оттуда.

Я снимаю кепку, провожу рукой по волосам и, по привычке, сжимаю ее так, чтобы края соприкоснулись.

— Я встретил девушку.

После этого я спокойно сижу и представляю себе, что Оуэн сказал бы дальше.

— Мужик, я знаю, о чем ты думаешь: от девчонок одни проблемы. Девчонки этого не стоят.

Я одергиваю джинсы, натягивая ткань вниз к ботинкам.

— Я понял, я услышал тебя, но эта девушка другая. Я имею в виду, что она прекрасна. И она, конечно же, чертовски умнее меня. А это должно кое-что значить.

Я смеюсь и кладу кепку на колени.

— И она, на самом деле, кажется намного добрее всех, кто здесь живет. Я имею в виду, про нее действительно можно сказать, что она заботится о людях. Ты знаешь, как много здесь людей. Они видят что-то изо дня в день, и это становится частью их жизни. Ни один не задумывается о том, чтобы взять и изменить все это. Но она — да. Черт, вчера она купила «Безумный сон» — это еда в закусочной Нэнси. «Просто так», — сказала она. И знаю, что это звучит безумно, но в ее глазах есть какая-то история, и я хочу ее узнать. Я хочу знать о ней все.

Я смотрю в небо, расписанное темно-синими с белым узорами, а потом на дерево передо мной.

— Эта девушка, — говорю я, качая головой, — она просто… Она городская. А я, ну, знаешь, почти деревенский. Но она не может спокойно переносить час пик. В то же время, она может несколько часов просидеть на качелях перед домом, наблюдая за закатом солнца. И, кстати, мужик, она сексуальна. Господи, я могу продолжать все это рассказывать дни напролет.

Я перестаю смеяться.

— Но я не буду изводить тебя этим. Просто, похоже, я пытаюсь сказать: в ней так много всего и сразу, и в этом ее неповторимость… и красота.

На этом слове я останавливаюсь, совершенно не заботясь о том, что прямо сейчас Оуэн будет надо мной смеяться всего лишь за произнесенное слово «красота».

— Знаешь, я просто не был готов к ней. Я не заметил, когда она появилась. Но, думаю, это неважно, не так ли? Она здесь, я здесь, и мне радостно быть здесь с ней.

Я бездумно поднимаю с земли камень и обвожу пальцем его края.

— Плюс, ты не можешь высказывать мне много дерьма. Я все знаю о твоей девушке. Может, вы и смогли скрыть тот факт, что были влюблены, когда ты был жив, но сейчас, и можешь быть чертовски уверен, это не очень здорово получается.

Я улыбаюсь и позволяю камню выскользнуть из моих рук.

— Ты, наверное, уже знаешь об этом, если можешь видеть здесь нас всех, выставляющих себя дураками, но Джек думает, что это Кристен. Ну, понимаешь, оставляет открытки. И, черт возьми, я думаю, что это очень может быть. Я бы спросил ее, но в душе не хочу портить твой секрет. Поэтому вот, что я скажу тебе, приятель. Я просто не буду спрашивать.

Несколько минут я просто молчу и слушаю звук проезжающего грузового поезда. Он ревет и лязгает, затем гудит, а потом снова наступает тишина.

— Но… — продолжаю я, — с другой стороны, было бы неплохо однажды узнать, кто она. Ну, если ты сам захочешь рассказать мне, — добавляю я.

Мой взгляд медленно скользит по надгробному камню, на котором высечено его имя — Оуэн Катц. И я сижу, думая о нем, об Эшли, желая, чтобы эти двое могли бы встретиться.

— Думаю, она понравилась бы тебе. Она элегантна, воспитана, и все такое, но в ней есть какой-то дух свободы. Думаю, ты сравнил бы ее с Кейт Миддлтон и Кейт Хадсон вместе взятыми — если ты можешь такое вообразить.

Я позволяю пространству вокруг нас наполниться тишиной. Так тихо, что я могу услышать, как прыгает белка на соседнем дереве. Это кладбище действительно небольшое. Я ни разу никого здесь не встречал. Но знаю, что люди приходят сюда. Рядом с могилой Оуэна стоят две банки пива — значит, Джек снова был здесь. И, конечно, открытки. Я смеюсь про себя. Думаю, можно было бы установить слежку. Тогда я узнал бы, кто их оставляет. Но, в то же время, что-то мне подсказывает — Оуэн даст мне знак, когда захочет, чтобы я узнал это… и ни минутой раньше.

Через какое-то время, пока я сижу и думаю, слышится первая цикада, затянувшая свой вечерний плач, напоминая мне, что уже поздно.

— Ну что же, приятель. Думаю, мне пора сматываться, — говорю я, поднимаясь со стульчика. — До встречи.

Встаю и смотрю в последний раз на открытку. Знаю, что, когда приду в следующий раз, на том же месте будет лежать еще одна. Интересно, куда он отправится в следующий раз. Париж? Сидней? Неаполь?

Я оставляю табурет рядом с могилой Оуэна и натягиваю кепку на голову. Потом приподнимаю ее за козырек перед могилой мистера Катца и неспешно направляюсь к старым железным воротам, охраняющим вход на маленькое кладбище.