— Сегодня нужно уделить десять минут генеральному прокурору. Кроме того, у тебя встреча с главой департамента здравоохранения.
— Марлин? — спрашиваю я, когда Зак следует за мной в мой кабинет. Он кивает. — Что ей нужно?
— Она назначила встречу два дня назад.
— Хорошо, что-нибудь еще?
— Затем будет встреча с департаментом транспорта.
— Алекс — заноза в моей заднице. Он всегда пытается сделать что-то выгодное для себя.
— Хочешь, чтобы я перенес его на другое время?
Я качаю головой.
— Интересно, был ли он таким с моим предшественником?
— По словам губернатора Хейса из Пенсильвании, мистер Уоллес также ему не нравился.
Я мысленно отмечаю, что если останусь на второй срок в качестве губернатора, то избавлюсь от Алекса и назначу кого-то, кто не будет заваливать меня нелепыми письмами.
— Что-нибудь еще?
— Эм, — голос Зака дрожит от неуверенности.
— Что?
— Сегодня утром, когда я пришел на работу, меня ждал репортер.
Дерьмо.
— Они спросили, есть ли у меня комментарий.
Черт.
— На счет чего? — спрашиваю, стараясь сохранить голос ровным.
— Она спросила меня, не гей ли ты.
Я резко поворачиваю голову.
— Что? — Я подумал, что репортер может знать о Фрэнки, но, видимо, нет.
— Она спросила меня, не гей ли ты.
— Почему она об этом спрашивает?
— Потому что ты не женат, у тебя нет детей, и последнее событие было на твоей инаугурации, но ты не привел женщину.
Я хмыкаю и качаю головой.
— То, что я не женат и не привел пару, делает меня геем? — Я смотрю на Зака, который пожимает плечами. — Что ты сказал этой репортерше? — Если ее вообще можно так назвать.
— Я сказал ей, что не комментирую личную жизнь губернатора. — Он громко сглатывает и ждет. Только не говорите мне, что это еще не все. — Она также попросила об интервью.
— Запиши ее в график.
— Что? — потрясенно спрашивает Зак. — Ты хочешь, чтобы я назначил ей время?
— Конечно, назначь ей встречу на двадцать первое никогда.
Зак усмехается.
— Я уже сказал ей, что свяжусь с ней, когда у тебя появятся свободное время.
— Хорошо. — Я достаю ноутбук из портфеля, ставлю его на стол и отправляюсь готовить себе кофе. — Что-нибудь еще?
— Пока больше ничего, но день только начался.
— Да, спасибо, что напомнил, — говорю Заку. Он возвращается к постоянно звонящему телефону за своим столом, а я направляюсь на кухню, чтобы приготовить кофе.
— Мистер Миллер, как поживаете? — говорит одна из молодых практиканток. Она отходит в сторону и опускает голову.
— Я мешаю?
— Нет, сэр. Это я вам мешаю, — нервно отвечает она. — Мне нужно идти.
— Не говори глупостей. Ты готовишь кофе?
— Да, сэр. Для миссис Филдс.
Анджела Филдс, мой вице-губернатор. Мне никогда не нравилась эта женщина. Если бы она могла, то разрушила бы наш штат своими ограниченными взглядами на то, как все должно быть сделано.
— Я не стану мешать готовить для нее кофе, это точно. — Я отодвигаюсь в сторону.
— Я могу приготовить и для вас, — предлагает она, глядя на мою чашку.
— Все в порядке, я уверен, что у тебя есть другие дела.
Она смотрит на меня из-под ресниц и покусывает внутреннюю сторону щеки.
— Я не возражаю.
Подождите, эта девушка клеится ко мне? Уверен, моя психопатка убьет ее, если я упомяну об этом. Возможно, даже меня.
— Хорошего дня, — говорю я, забираю свою чашку и ухожу.
Как только оказываюсь в кабинете, начинается обычный хаос дня.
— Алекс, рад тебя видеть, — говорю я, вставая и протягивая ему руку.
Он ворчит, когда берет ее, чтобы потрясти.
— Мне нужна твоя помощь.
— С чем?
Я сажусь и закрываю ноутбук.
— Ходят разговоры о предстоящей забастовке.
— Почему?
— Они настаивают на десятипроцентном увеличении, и я не хочу им его давать.
— Есть ли причина?
— Десять процентов разрушат мой бюджет. Если дам им десять, то это отнимет сотни тысяч, которые я мог бы направить на другие необходимые дела.
— Почему ты обращаешься ко мне с этим, Алекс? Ты же глава департамента транспорта.
— Я хочу избавиться от профсоюза. Скажите им, чтобы они шли в задницу.
— Хорошая идея, — говорю я, садясь на свое место. — Избавиться от профсоюза, и посмотреть, что сделают сотрудники.
— Они не могут продолжать требовать от нас что-то, они нас уничтожат.
— Ты все время говоришь это слово. Но знаешь, что я вижу?
— Что? — с презрением выплевывает Алекс.
— Если ты не будешь вести с ними переговоры и избавишься от профсоюза, ты в одиночку парализуешь этот штат. Люди не смогут выйти на работу, компании будут терять миллионы, если не миллиарды, потому что не смогут набрать персонал. Не говоря уже о том, что, когда ты вернешься к профсоюзам для переговоров, так как без транспорта все остановится, они попросят больше десяти процентов, и мы окажемся в их власти.
— Мы не можем позволить им управлять нами.
— Почему ты здесь, Алекс? Мне кажется, что ты уже все решил.
— Мне нужно, чтобы ты поддержал меня в этом.
— Нет. — Я качаю головой. — Это вызовет хаос и анархию, а я к этому не готов.
Алекс встает и качает головой.
— У тебя нет яиц, — выплевывает он в мою сторону.
— Веди переговоры, Алекс, или я сделаю это сам.
— Чертов хиппи, — бормочет он себе под нос, продвигаясь к двери. — Ебаный трусливый хиппи.
— Я с радостью найду тебе замену. Более того, у меня уже есть кое-кто на примете. — На самом деле у меня нет, но Алекс — старый засранец, который думает, что может помыкать людьми. — Мне следует ждать твоей отставки до конца рабочего дня?
Когда он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, его лицо становится пунцово-красным. Ярость и гнев излучает его свиное тело.
— Я буду вести переговоры, — выплевывает он и захлопывает дверь.
Через несколько мгновений Зак уже в моем кабинете.
— Генеральный прокурор здесь.
— Проводи Эмму, пожалуйста.
Я встаю и застегиваю пиджак. Эмма — это сила. Она умна и никогда не подбирает слов. Я испытываю к ней глубочайшее уважение.
— Эмма, — говорю я, пожимая ей руку.
— Джереми, мне нужно поговорить с тобой на одну деликатную тему.
Это не может быть хорошо.
— Конечно.
Я жестом предлагаю ей сесть, но она качает головой.
— Это не займет много времени.
— Чем могу помочь?
— Мне стало известно, что твой дом сгорел.
Я делаю паузу, не понимая, к чему она клонит.
— Да, — медленно говорю я. — Почему генеральный прокурор интересуется моим домом?
— Потому что территория была расчищена до завершения расследования.
— Так и было. — Я держусь твердо, ничего не выдавая.
— Почему? — Эмма открывает блокнот, берет свою модную ручку и ждет меня.
— Я не понимаю, почему это проблема. Мой дом — это личная собственность, которая была куплена за много лет до того, как я стал губернатором.
Она проводит языком по зубам, глядя на меня.
— Я должна защищать штат, даже от тебя. Так что, если произошло что-то, что может обернуться вредом для партии, для тебя и для штата, моя работа — сделать так, чтобы этого не произошло.
— Я могу тебя заверить, этого не будет.
— Это не тот ответ, который мне нравится, и не тот, с которым я могу работать, Джереми.
— Это единственный ответ, который у меня есть. Мой дом ни с кем не связан, и я ни о чем не прошу. Какова бы ни была причина, дело закрыто.
— Ты подожг свой дом ради страховки?
— Я не буду претендовать на страховое возмещение.
— Что приводит меня к следующему вопросу. — Отлично, я должен был это предвидеть. — Как ты собираеься восстанавливать дом без страховки?
— Мои личные финансы были проверены, когда я вступал в должность. Мне нечего скрывать. Ты можешь увидеть, что у меня достаточно средств, чтобы перестроить дом десять раз.
Ее пристальный взгляд мог бы быть неприятным, но учитывая, что она спрашивает о моем доме, а не о Фрэнки, я не беспокоюсь.
— Коррупция глубока.
— Проверь мои счета. Ты увидишь, что все честно. Я даже открою свои личные финансы снова, чтобы ты убедилась, что мне нечего скрывать.
— Ты мог бы что-то скрыть.
— Меня расследуют?
— Тебе это не нравится?
Если они начнут копать, легко найдут, что я в отношениях с боссом мафии. Ну, думаю, что в отношениях. Не знаю, что у нас.
— Все, что нужно, дай знать. Я с радостью предоставлю документы, счета, что угодно.
Эмма что-то пишет, затем закрывает блокнот прежде, чем я успеваю увидеть.
— Спасибо, мистер Миллер. Уверена, мы скоро снова поговорим.
Да, именно об этом я и беспокоюсь.
— Как прошел день, дорогой? — Фрэнки ждет у двери с напитком для меня.
Я оглядываю ее с ног до головы и морщу лоб.
— Вот уж чего я не ожидал увидеть.
Я протягиваю руку, чтобы взять напиток.
— Ты уверен, что он не отравлен? — Черты ее лица темнеют, и какая-то часть меня начинает беспокоиться. Она залпом выпивает напиток и ухмыляется. — Нет, и это не для тебя.
— Я должен был догадаться, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой.
— Значит, ты хочешь, чтобы покорная домохозяйка ждала тебя, когда ты вернешься с работы. Хочешь, чтобы тебе еще и ноги помассировали? — ее голос до жути спокоен.
— Если ты предлагаешь.
— Пф-ф. — Она поворачивается и направляется в столовую. — Ты должен сделать массаж ног мне. — И, как чертовски возбужденный подросток, я следую за ней. — Я ждала тебя, чтобы мы могли поужинать вместе. — Она смотрит в сторону кухни. — Майя, мы готовы. — Я сажусь за стол и ослабляю галстук. — Ты в порядке?
— Я в порядке.
— Хмм… — Фрэнки смотрит на меня. — Что происходит?
— Работа, вот и все.
— Кого мне нужно убить? — Она встает, и я понимаю, что она абсолютно серьезна.
— Боже, Фрэнки. Никого. Не волнуйся об этом.
— Тогда кого подкупить?
— О чем мы говорим? — спрашивает брат Фрэнки, выдвигая стул и оглядываясь через плечо. — Елена, ужин. — Он ждет, пока она сядет, а затем пододвигает ей стул. — Кого нужно подкупить?
— Никого, — говорю я, пощипывая переносицу.
Елена покорно садится за стол, ее длинные волосы падают на лицо, как барьер.
— Он также не позволяет мне никого убивать.
Я отмахнулся, уставившись в угол потолка. В какой альтернативной вселенной я оказался? Разговоры о том, чтобы убивать людей и подкупать их, — это ненормально.
— Никого не нужно убивать, и никого не нужно подкупать.
— Поверь мне, есть много людей, которых нужно убить, — говорит Фрэнки. — Я могу перечислить…
— Я этого не слышу.
— А что, ты глухой? — спрашивает Роум и ухмыляется. — Она сказала, что…
— Я понял, — говорю, поднимая руку, чтобы остановить его.
— У политика девственные уши, — насмехается Фрэнки.
Елена хихикает, а когда мы обращаем на нее внимание, ее щеки краснеют, глаза расширяются, и она опускает голову.
— Простите, — шепчет Елена.
— У нее есть чувство юмора, — говорит Фрэнки. — Приятно слышать.
Елена смотрит на Фрэнки из-под ресниц и позволяет себе крошечную улыбку на губах, прежде чем снова опустить голову.
Я бы хотел узнать, почему она такая кроткая и кто она вообще такая.
В столовую входит Майя с двумя большими тарелками еды.
— Свиная лопатка, приготовленная на медленном огне, с тушеными бобами. И красное песто с ньокками. — Она ставит их ближе к Фрэнки и выходит, возвращаясь с большой стеклянной чашей. — Салат.
Один только салат выглядит потрясающе, но эта свинина… Я мог бы к этому привыкнуть.
Фрэнки сначала накладывает себе, затем толкает блюда и чашу к Елене. Ее испуганный взгляд мечется по столу, пока она ждет.
— Ешь, Елена, — говорит Фрэнки.
— Но… — Елена глотает и опускает плечи. — Я должна быть последней, кто берет еду.
— В этом доме сначала обслуживают женщин, — говорит Роум. Елена явно сбита с толку.
— Но ты Дон, ты накладываешь еду первой, затем мужчины, а потом я беру то, что осталось.
Ее высказывание нервирует. У меня мурашки по коже от осознания того, что именно так ее воспитали. Быть не более чем пустым местом. Кто, черт возьми, ее родители?
— В нашем доме женщины обслуживаются в первую очередь, — окончательно повторяет Фрэнки слова своего брата.
Елена сглатывает и еще раз обводит взглядом стол, прежде чем потянуться за свининой.
— Спасибо. — Она кладет небольшое количество на свою тарелку и смотрит на Фрэнки в поисках одобрения.
— Ради Бога, — ворчит Фрэнки. Она отодвигает стул, направляется к месту, где сидит Елена, и накладывает ей на тарелку огромное количество еды, а затем добавляет салат и ньокки. К тому времени, как Фрэнки заканчивает, тарелка Елены оказывается полной. — Тебе нужно поесть.
Увеличенные глаза Елены чуть не выскакивают из головы.
— Вы уверены, Дон ДеЛука?
— Я Фрэнки, и да, я уверена. — Фрэнки снова садится и начинает есть, пока мы с братом накладываем себе еду.
— Спасибо. — Елена берет вилку и начинает есть.
В столовую входит Майя и наливает каждому из нас вино, но Роум забирает бокал Елены.
— Никакого алкоголя для Елены, Майя. Пожалуйста, принесите ей содовую или воду.
— Конечно, сэр. Простите, я не подумала. — Она улыбается Елене, которая отвечает ей взаимностью.
Брат Фрэнки очень опекает Елену. Интересно, почему? Ребенок явно не его, так почему он ее защищает?
— Твой отец находится к северу от нашей границы. Как ты сюда попала? — спрашивает Фрэнки.
Елена ерзает на стуле. Она действительно не хочет говорить об этом.
— Я ехала автостопом.
— Что ты делала? — спрашивает Роум. — Ты хоть понимаешь, насколько это опасно? Особенно из-за того, кто ты есть, не говоря уже о том, что, — он бросает взгляд на ее живот.
— Мне нужно было выбраться оттуда. Иначе я не знаю, что бы произошло.
Я прекращаю есть, чувствуя тошноту.
— Почему? — глупо спрашиваю я.
Елена обводит взглядом стол, затем опускает вилку и кладет обе руки на колени.
— Он назначил мне встречу с врачом.
— Кто? — спрашивает Роум.
Она смотрит на него, ее глаза полны слез.
— Мой отец, — говорит она, задыхаясь. — Он сказал, что, поскольку я не была чиста, он…
Желчь поднимается к горлу.
— Что? — спрашивает Фрэнки. — Что он сделал? — Фрэнки сжимает челюсть, ее ноздри раздуваются, когда она смотрит на Елену.
Она прикрывает рукой свой живот, защищая.
— Он сказал, что исправит это, а потом меня зашьют, и я смогу быть чистой для своего мужа.
— Ты замужем? — спрашиваю я, совершенно сбитый с толку.
— Нет, но он назначил свидание с кем-то. Я не знаю, с кем. Поскольку я всего лишь девушка, то была пешкой в его планах.
— Ублюдок, — ворчит Роум.
— Моему новому мужу было важно, чтобы в нашу брачную ночь у меня текла кровь.
— Какая отвратительная традиция, — говорю я.
— Это старый способ, — говорит Фрэнки. — Мужчины предпочитают брать молодых непорочных невест.
Из этого предложения меня больше всего смущает слово "молодых".
— Насколько молодые?
— Мой отец хотел выдать меня замуж в тринадцать лет, но тогда меня никто не брал.
— А сколько тебе сейчас лет? — спрашиваю я.
— Мне почти восемнадцать. — Фрэнки и ее брат понимающе переглядываются, а я в ужасе смотрю на них. — Я неважно себя чувствую, извините. — говорит Елена и смотрит на Фрэнки. Елена отодвигает стул, и Роум встает, чтобы помочь ей.
— Майя, — зовет Фрэнки, когда Елена исчезает в своей комнате.
Появляется Майя и встает у обеденного стола.
— Да, мэм?
— Елена неважно себя чувствует. Сделай ей сэндвич и отнеси в ее комнату.
— Конечно.
Фрэнки как ни в чем не бывало возвращается к своей еде, а Роум медленно ковыряется в своей.
— Я должен спросить, — начинаю я.
— Что? — Фрэнки поднимает глаза от еды, берет бокал с вином и отпивает.
— Это нормально для вашего… — Я останавливаюсь и пытаюсь подобрать правильные слова. К черту. Теперь я в деле. — Для мафиозных семей?
— Может быть, — говорит Роум. Меня удивляет его ответ. — Это одна из причин, по которой я ушел.
Подождите, он ушел? Но теперь вернулся.
— Почему ты вернулся?
— Потому что я нужен своей сестре. — Он смотрит на Фрэнки и кивает ей. — И здесь мое место.
Я в замешательстве.
— И такое отношение к женщинам — это нормально?
— Кто-то вышестоящий, например босс или подчиненный, берет молодую девственную невесту. Обычно это делается для того, чтобы объединить две семьи и сделать их еще более могущественными, — откровенно отвечает Фрэнки.
— И это совершенно нормально?
— Раньше все было именно так. Но со времени традиции меняются.
— Моя сестра не очень любит глупые традиции. Например, девственниц и кровь на простынях.
Я опираюсь локтями на стол и опускаю голову на руки.
— Слишком много для тебя? — с усмешкой спрашивает Фрэнки. — Это не для слабонервных. В любое время нас могут обыскать, меня могут застрелить, может случиться что угодно.
— Почему, черт возьми, ты хочешь оставаться в такой нестабильной позиции? Ты можешь легко отказаться от этого. Закрыть все и уехать подальше. Уверен, у тебя достаточно денег, чтобы скрыться с радаров.
— У нас больше денег, чем у католической церкви, а у них много, — усмехается Фрэнки, подтверждая слова Роума.
— Тогда почему ты остаешься?
— Потому что я хороша в этом.
Да, она действительно хороша. Я могу не соглашаться со всем, что делает Фрэнки, но она хороша в поддержании порядка и баланса.
— Но…
— Тут нет никаких "но", — говорит Фрэнки.
— Что если…
— Тогда я умру, — отвечает она на мой незаконченный вопрос. — Я знаю, что мое время на этой земле ограничено, так что я должна максимально использовать его.
Мне не нравится, как она небрежно относится к своей жизни. В груди сжимается, а в животе тяжесть от мысли о потере ее. Я отодвигаю тарелку в сторону и встаю.
— Я закончил, — говорю я, беря свой портфель, пиджак и направляясь наверх в спальню.
Я раздеваюсь и иду в ванную, чтобы принять душ. Как только оказываюсь под потоком воды, закрываю глаза и расслабляюсь под теплыми струями. Руки Фрэнки пробегают вверх и вниз по моей спине.
— Почему ты ушел?
— Потому что для тебя смерть — это ничто.
— Мы все умрем, Миллер.
Я поворачиваюсь и притягиваю к себе.
— Но ты не должна это поощрять. Или искать.
— Я не делаю ни того, ни другого. Я просто живу жизнью, в которой родилась. — Ее темные кудрявые волосы тяжелеют под напором воды. — Кроме того, быть плохой приятно. — Она тянется и целует меня в губы. — Ты не можешь отрицать, Миллер. С тех пор как я начала трахаться с тобой, ты веселишься намного больше.
— Ты начала трахаться со мной? — спрашиваю я. Внезапно мое настроение поднимается.
— Да, неужели ты думаешь, что такой мужчина, как ты, смог бы заполучить такую женщину, как я, если бы я этого не хотела?
Я опускаю руку к ее попке и шлепаю.
— Я далеко не в твоей лиге, ДеЛука. — Хватаю ее за запястья и крепко сжимаю руки, обездвиживая их. Мгновенно глаза Фрэнки темнеют, а веки опускаются до полузакрытых. — Такая шлюха для моего члена.
На ее губах играет ухмылка.
— Это только потому, что ты можешь продержаться больше двух минут. Сколько было в прошлый раз? Три минуты?
— Ты умоляешь, чтобы тебя отшлепали.
— Ты даже не представляешь.
— Если хочешь, чтобы тебя отшлепали…
Ее большие карие глаза распахиваются, и она говорит хрипловатым голосом: — Сделай мне больно.
Эти слова молнией пронзают мой член, делая меня твердым и отчаянно желающим ее киски. Я раздвигаю ее ноги и беру оба запястья в свои руки.
— Если это будет слишком, просто скажи — пистолет.
— Пистолет? — Глаза Фрэнки загораются. — Ничего, что ты сделаешь, не будет слишком.
Я ввожу палец в ее киску, она автоматически расслабляется и вздыхает. Я трахаю ее пальцем достаточно долго, чтобы добиться от нее прекрасного стона. Но это длится недолго, потому что я убираю руку и сильно щелкаю ее клитор. Она делает резкий вдох, затем медленно выпускает воздух. Я должен быть осторожным, более нежным, но Фрэнки не хочет нежности. И я тоже не хочу.
Я шлепаю ее по киске с такой силой, что ее руки и ноги напрягаются, чтобы она не отпрыгнула назад. Я наклоняюсь, беру ее сосок в рот, проводя языком и посасывая кончик. Фрэнки откидывает голову назад, наслаждаясь моментом. Я отвожу руку и шлепаю ее по киске, одновременно двигая головой, чтобы прикусить сосок. Ее крик заставляет меня напрячься.
— Еще, — умоляет она.
Моя девочка хочет большего, и она это получит. Я кусаю сильнее, пока во рту не появляется металлический привкус, и понимаю, что пошла кровь. Я кусаю, и каждый укус вызывает кровь. Черт, то, что она любит боль, является для меня абсолютным афродизиаком. Простого наблюдения за тем, как она кончает, достаточно, чтобы мой член напрягся.
Я замечаю щетку на ее туалетном столике, и у меня возникает мысль. Отпускаю ее руки и выпрямляюсь. С губ Фрэнки срывается слабый стон отчаяния.
— Будь хорошей девочкой и оставайся здесь. — говорю я.
— Может, останусь, а может, и нет, — дразнит она с ухмылкой. Но когда опускает взгляд и видит кровавые следы от укусов, то добавляет: — Если подумать, то, пожалуй, да, останусь.
Она поднимает руки, чтобы обвести следы, и ловит немного своей крови, прежде чем вода смывает ее. Она засовывает палец в рот, не отрывая взгляда от моего.
Трахните меня.
Она такая чертовски сексуальная и уверенная. Мне нравится это во Фрэнки. Ее уверенность в себе манит и заставляет мой пульс учащаться.
— Повернись. — Она поворачивается, и я раздвигаю ее ноги. — Прижмись к стене.
— Вот так? — Она прислоняется к стене, выпячивая зад, сиськи покачиваются, свисая. Вода безжалостно льется на нас.
— Именно так.
Я беру щетку с туалетного столика. Она странная, широкая с множеством щетинок. Фрэнки поворачивается, чтобы посмотреть, что собираюсь сделать, и я шлепаю ее.
— Повернись. Лицом к стене. — С коварным блеском в глазах она поворачивается. — Хорошая девочка. — Я опускаю руку и провожу ею по ее задницы. Она отталкивается, надеясь на большее. Я шлепаю ее тыльной стороной щетки, заставляя задыхаться. — Не будь плохой девочкой, Фрэнки. Потому что если ты будешь плохой, то не получишь этого. — Я поворачиваю щетку и шлепаю ее щетинками.
— О, черт, — стонет она.
Она прислоняется к стене, выгибаясь.
Я снова замахиваюсь щеткой и бью по верхней части ее бедер, затем поворачиваю щетку и шлепаю по нетронутой ягодице. Ее румяная задница выглядит великолепно.
— Это выглядит достаточно хорошо, чтобы съесть.
Я провожу рукой по багровой коже, наклоняюсь и кусаю так сильно, что идет кровь.
— Больно? — спрашиваю я, выпрямляясь.
— Очень.
Я вставляю два пальца в ее киску, и она сжимает их. Она такая мокрая и возбужденная. Я убираю пальцы, снова бью ее по ягодицам несколько раз, чередуя гладкую и колючую сторону щетки. Останавливаюсь и глажу ее обжигающую кожу, давая Фрэнки момент передышки.
— Твоя покорность, откровенно говоря, самое прекрасное, что я когда-либо видел.
Шлепаю рукой, заставляя Фрэнки вскрикнуть. Я подхожу к ней сзади и погружаюсь в ее влажную киску. Она мгновенно принимает меня и отталкивается. Щеткой провожу по ее спине вверх и вниз. Щетина оставляет следы на коже. Мои бедра впиваются во Фрэнки, а я продолжаю водить щеткой по спине. Она дергается вперед и начинает дрожать. Ее оргазм неистовый, но беззвучный. Я бросаю щетку, хватаю ее за бедра и трахаю до тех пор, пока мой собственный оргазм не разрывает мое тело.
Я выхожу и разворачиваю Фрэнки. Ее дрожащее тело падает в мои руки. Черты лица Фрэнки мягкие и спокойные.
— Спасибо, — шепчу я, держа ее под водой.
— За что? — спрашивает она хриплым голосом.
— За то, что доверила мне свое тело.
Я выключаю воду и беру полотенце, чтобы вытереть Фрэнки. Хотя она все еще дрожит, я быстро вытираю ее тело и подсушиваю волосы, прежде чем уложить на кровать. Она садится на край, позволяя мне уложить ее и лечь рядом.
— Ты испортил мне прическу, знаешь об этом?
И вот так она снова становится сама собой.
— Заткнись и ложись спать, потому что утром ты будешь трахать меня ртом.
Я обнимаю Фрэнки, крепко прижимая ее к себе.
— Если ты будешь хорошим мальчиком, может быть.
Да, Фрэнки ДеЛука, безжалостный босс мафии, вернулась. Я не могу не улыбаться, потому что что-то кажется настолько правильным в том, чтобы делать неправильные вещи. Фрэнки могла бы убить меня без раздумий, и это заставляет меня чувствовать себя живым.
У меня столько проблем.