Космический роман. Сирота и гендиректор

Глава 19

Я проснулась в снятых Картером апатах с первыми лучами солнца. Приняла теплый душ, помыла голову, уложилась. Надела брючный костюм для особых случаев: цвета шампань, приталенный верх, чуть расклешенный низ. Он сидел на мне великолепно.

Подвела глаза тонкой линией подводки, тронула ресницы тушью, провела блеском по губам. Капнула духи на запястье и растерла, вдохнув нежный запах малины.

Я собиралась как на свидание, вот только внутри не было трепета. Скорее решимость.

Сегодня я сведу это чертово клеймо.

Никому ничего не сказала, даже Заре, которая постоянно писала сообщения на коммуникатор. Не хотела, чтобы меня что-нибудь сбило. Я вообще заблокировала все звонки и сообщения, перед тем как переступить порог.

Моя запись была первой в клинике. Добираться туда было не более получаса, но еще нужно было сдать анализы.

Я не была простужена, не находилась в стадии обострения аллергической реакции, не пила и не занималась сексом последние двадцать четыре часа. Подходила под все требования.

Поэтому, когда я приехала в клинику, достаточно быстро сдала все анализы и зашла в кабинет к специалисту. Молодой, но уже стремительно лысеющий доктор внимательно изучил мою историю, документы, потом результаты анализов, а потом попросил лечь на кушетку, чтобы осмотреть клеймо.

Я сняла пиджак. На мне сегодня был надет топ – так предусмотрительно. Не надо больше ничего снимать. Осталось поднять волосы, что я и сделала, когда легла.

Доктор надел перчатки и коснулся моего клейма. Я вздрогнула.

– Какое глубокое нанесение… – задумчиво пробормотал он, словно обращаясь сам к себе. – За десять лет практики первый раз такое вижу.

Я молчала.

И без него знала, что у других приютских след от клейма не был таким глубоким. Замечала, что ни у одного не было такого дикого ступора, как у меня, но я думала, что это связано с индивидуальной реакцией.

– Госпожа Руглас, скорее всего, процедура будет длиться не заявленные три часа. Возможно, операция займет сутки, с последующим недельным стационаром для восстановления.

– Но я читала, что могу уйти своими ногами сразу после операции. Разве не так?

– В вашем случае не так. Капсулы с веществами погружены слишком глубоко. Если мы отпустим вас сразу, то будут большие риски. Нужен курс антибиотиков, витаминов, и требуется постоянно следить за уровнем гормонов. У меня есть все основания полагать, что внутри вас может быть втрое больше капсул, чем у других приютских.

– Почему? Разве не у всех одинаково?

– А вы не замечали, что не много людей сводит эту печать? Все зависит от количества капсул внутри. На некоторых они влияют не так сильно. Такие люди просто занимают пассивную позицию и даже получают от нее наслаждение. А вот когда капсул много, тогда качество жизни падает.

Я сразу вспомнила Зару. Она как-то говорила, что в пару выбирает ярых доминантов, и только таких. Так вот как это работает! И вот почему она не стремится свести клеймо.

– Доктор, почему у меня может быть так много капсул?

– Могу только предположить, что вам нанесли клеймо дважды. Подумали, что первая партия бракованная, например, из-за того, что поведение не изменилось. Или вы были слишком… эм… – док подбирал слова, – слишком активны.

Я закрыла глаза. Представила себя крошкой и тот ужас, через который прошла. Как хорошо, что я этого не помню.

Одинокая слеза скатилась по щеке.

– Доктор, давайте приступим. Сколько бы это ни заняло времени, – прошептала я.

И через час погрузилась в темноту на операционном столе.

Проснулась я словно в аду: было жарко до липкого живота и мокрой простыни, душно до желания распахнуть окно, а в горле застряли сухие колючки. На спину словно положили раскаленный диск.

Сначала я была словно не я. Все мысли, воспоминания, все самосознание постепенно возвращалось ко мне сквозь сигналы боли.

Кто я? Лана Руглас.

Где я? В послеоперационной палате.

Почему? Я удалила клеймо галактической сироты.

Как же мне плохо!

Глаза резало, словно туда попал песок. Я лежала носом в подушку и ощущала, словно с меня живьем содрали кожу на спине.

Из горла вырвался тихий стон, и я услышала скрежет ножек стула около кровати. Повернула голову и встретилась с тяжелым взглядом Картера.

Он молча смотрел на меня. Кажется, с упреком.

Из моего горла вырвался еще один стон боли, и Картер привстал на стуле, наклонился ко мне.

– Хочешь пить?

Я кивнула, лежа щекой на мягкой подушке. Сил подняться не было.

Картер поднес бутылку с трубочкой, торчащей из горла. Направил ее мне в рот.

– Немного. Только смочи губы и горло. Так врач сказал.

Я сделала маленький глоток, а потом почувствовала, что хочу еще. Хочу много. Всю бутылку. Но не успела сделать большой глоток, как Картер отодвинул от меня бутылку.

– Почему ничего не сказала? – спросил он. – Знал бы…

Он замолчал, оставляя свои мысли при себе.

А у меня от одной попытки напрячь мозг тут же начала болеть голова. Изо рта вырвался еще один приглушенный стон.

Картер смотрел с упреком. Я взглянула на него, едва приоткрыв веки, на большее просто не хватило сил.

– И как ты умудрилась выбрать самую задрипанную клинику, Лана? – Картер уперся локтями в колени и смотрел строго, словно отчитывал одним взглядом, как маленькую.

– Знаешь, сколько ты лежала на операционном столе, когда подъехали мои спецы?

Мне почему-то было все равно. Настолько плохо, что плевать на все.

Картер сказал сам:

– Тридцать четыре часа, Лана. Представляешь нагрузку от наркоза? А от хирургического вмешательства?

Неожиданно Картер вскочил на ноги и заорал:

– Тебя там чуть не угробили!

Он начал ходить по палате, как хищник, загнанный в маленькое пространство. Метался от стены до стены, кидая на меня разъяренные взгляды.

Я обратила внимание на темные круги под его глазами. На помятую рубашку. На отросшую щетину.

Он все это время был рядом со мной? Сколько я проспала?

Я начала подсчитывать. Тридцать четыре часа плюс сколько? И сколько я проспала после операции?

Я попыталась подняться на руках, но спина отозвалась такой болью, что я завыла, упав в подушку.

– Лана! – Картер тут же оказался рядом. – Тебе нельзя двигаться. Скажи, если что-нибудь надо.

– С… С… Сколько… я проспала? – с трудом заставила язык шевелиться.

– Двое суток.

Я в ужасе поняла, сколько времени потеряла.

В своих расчетах я планировала сделать операцию и уйти после нее на своих ногах, отправиться к Сиду. Попытаться как-нибудь его спасти.

– Сколько длилась операция?

– Сорок часов, – хмуро отозвался Картер.

Сорок часов операции плюс двое суток сна. Это четыре дня, выкинутые из жизни. Осталось три до расщепления Сида на атомы, а я не могу даже сесть.

Картер опустился рядом с кушеткой на корточки, чтобы быть глазами со мной на одном уровне. Мне кажется или у него не было этой морщины между бровей?

– Моя девочка, почему ты такая упрямая? Почему не обратилась ко мне? Я бы подобрал тебе лучшую клинику. Три часа, несмотря на сложность твоего случая, – и все.

Внутри у меня словно душу в кулак сжали.

– Я привыкла все решать сама. Я с двух лет одна.

– У тебя есть я.

– Есть ли? Сам говорил, что больше пальцем не пошевелишь ради меня, – шепотом припомнила я.

Картер сжал челюсти, хмуро посмотрел на меня:

– Говорил. Но не могу, Лана. Ты мне под кожу заползла, между ребрами пролезла и вот тут затаилась. – Картер положил руку в район сердца. – Понимаешь? Работать не могу. Спать не могу. Есть не могу. Ты перед глазами, моя девочка.

Я закрыла глаза. Это так приятно слышать. Так трогает, но…

– Ты не хочешь серьезных отношений, – прошептала я.

А я по-другому не хочу. Не могу.

– Лана, знаешь, сколько женщин хотят самого меня, а сколько мои деньги, положение, власть и статус? Знаешь, сколько раз я раньше устраивал проверки? Знаешь, сколько девушек их проходили?

Я прочитала ответ в его глазах хищника, которого как следует потрепала жизнь.

– Нисколько. Ни одна.

Картер помолчал несколько секунд, глядя на меня, а потом продолжил:

– Женщины изучают мои привычки, биографию и открывают на меня охоту. Подстраивают случаи знакомства, ходят на курсы по прокачке, чтобы психологическими приемами привязать к себе. И все ради чего? Ради денег, Лана. Ради положения. Ради статуса.

– Я не такая.

– Знаю, хотя я подумал обратное, когда ты объявила о нашем романе на всю галактику. Но ты не стала этим пользоваться. И карту не была рада. К тебе даже на астероиде было не подлететь – ты сбивала на лету. Вечно ставишь меня в тупик.

– Мне не нужны деньги.

Кадык Картера дернулся, он сказал:

– Знаю. Вижу. Проверял.

– И что? Прошла твою проверку?

– Прошла, моя девочка. Ты все прошла. Вот только это мне пришлось открыть на тебя охоту. И ты самая сложная и строптивая добыча, которую я только встречал.

– Я не добыча. Снова ты за свое – поймал и съел, – вырвались из меня мысли без всякой ширмы – все, что думала.

Взгляд Картера стал голодным:

– Я хочу есть тебя много раз. Бесконечно много.

– Удел добычи – быть съеденной один раз. Максимум – разделят на куски и съедят в течение месяца-двух, сохранив в морозилке, – откровенно прошептала я то, что никогда бы не сказала.

Это моя боль. Наверное, не отходи я от наркоза, так и держала бы язык за зубами. Не сказала бы ему это в лицо.

– Ты не жертва на заклание. Ты очень желанная мной женщина, о которой я хочу заботиться. Сколько можно себя калечить, девочка моя? Не надоело?

Я сжала кулаки, закусила губу.

Калечить? Что я такого сделала? Свела клеймо?

Словно прочитав мои мысли, Картер сказал:

– Ты убивала себя на работе, работая как робот. Хотя нет, даже круче – робот давно бы вышел из строя, а ты нет. Терпела приставания шефа, хотя у тебя не двойная метка сироты. Готова была лететь на другую планету, постигать чужой менталитет, вырывать зубами место для «Авенса». Знаешь, как мне было больно на это смотреть?

– Почему больно?

– Потому что моя девочка не должна так убиваться. Я могу дать тебе это все просто так.

– Просто так ли?

– Просто так.

– Ты предлагал роль содержанки.

– Я хочу тебя. Что в этом плохого? Хочу твое тело, хочу снять с тебя нагрузку, хочу защищать. Я кайфую от одной мысли, что сделаю это. Тебя это так напрягает?

Наконец-то он спросил, чего хочу я. Но не поздно ли?

Я закрыла глаза, прислушавшись к себе.

Не знаю, подействовали ли так лекарства и общее состояние, но я ощущала силу сказать все, что думаю.

– Я хочу заниматься любимым делом, от которого получаю удовольствие. Хочу быть свободной женщиной, которая с мужчиной добровольно, потому что выбрала его. А выбрать я могу лишь того, кому верю. А я тебе не верю, Картер.

– Не веришь? Что ты имеешь под этим в виду?

– Что ты со мной надолго. Что ты не наиграешься после того, как мы несколько раз переспим.

Картер пододвинулся ко мне и посмотрел как на неразумную крошку:

– А ты можешь дать мне гарантии, что после нескольких дней со мной не разочаруешься и не улетишь на Мансогу?

Неожиданный вопрос так меня поразил, что я приподняла голову.

А правда…

Мало ли, меня будет раздражать какая-то его черта в быту? Или мы не подойдем друг другу в плане близости? Или еще что.

Никаких гарантий, что я не разочаруюсь.

– Не могу, – удивленно ответила я, понимая, что так и есть.

– Тогда какие ты хочешь гарантии отношений? Я впервые чувствую подобные желания к женщине. Еще ни одну из них я так не хотел взять под свое крыло. И я не знаю, что будет дальше. Обещаю одно: тебе со мной будет спокойно.

– Спокойно? – переспросила я.

– Да. Ты, как женщина, будешь защищена со всех сторон. Материально и морально. И если у нас не сложится, я не обижу тебя. Квартира на Рантаре уже твоя. Просто так. Уже сейчас. Работа тоже твоя, если захочешь. Не хочешь – я буду рад видеть тебя дома. Скажи, плохие условия?

– Условия сказочные.

– Тогда что не так?

Я не знала, как ему сказать. Сейчас для меня все это имело не такое большое значение, как спасение единственного близкого человека, который был ко мне добр.

Я собралась с духом, прежде чем попросить:

– А я могу обменять все это на помилование Сида?

Картер тут же окаменел. Я живо ощутила, что зашла на запретную территорию.

– Нет, – твердо ответил он. – Это не обсуждается.

Я ощутила ледяную волну, что прошла по телу.

– Тогда я не могу быть с тобой, – прошептала я, понимая это на все сто.

– Шантажируешь меня? И ты туда же? – рыкнул Картер, вскакивая с места.

Стул со скрежетом отъехал назад.

– Нет. Говорю как чувствую. Ты мне очень нравишься. И я готова попробовать, но Сид… Понимаешь…

Я не сразу смогла продолжать. Мне хотелось ему объяснить, что я не манипулирую, как другие. Что я так чувствую.

– Как я буду с тобой, зная, что ты отправил брата на казнь?

– Это не я его отправил, а закон. И он там за свой поступок. А ты о своем брате только недавно узнала. Ты придумала себе эти связи с ним. Он тебе никто.

Эти слова словно открыли во мне тайник детских воспоминаний. И они захлестнули меня, заполнили собой. Именно благодаря им я смогла дальше говорить, правда с хрипотцой в голосе.

– Он кто , Картер. Он тот , кто ночью тихонько выбирался ко мне на крыльцо и совал печеньку, подкладывал под голову подушку и давал попить. Он тот, кто вставал между мной и отцом, когда тот замахивался. Если бы он меня не обнимал, отец бы меня убил.

Лицо Картера изменилось. Челюсти сжались, в глазах застыло обещание скорой смерти, но не мне. Его грудь стала видимо подниматься и опускаться. Создавалось ощущение, что он прямо сейчас сорвется с места.

Картер отвернулся, подошел к окну и несколько секунд простоял там. От него так и веяло угрозой, но не мне. Я это совершенно четко осознавала.

Он хотел смерти моего отца.

Неожиданно Картер развернулся, подошел ко мне, присел у койки и протянул руку к лицу. Нежно погладил щеку:

– Отдохни, моя девочка. Ты столько всего пережила, но теперь все в порядке. Я с тобой. Я тут.

Он нажал что-то на кровати. Вошла медсестра и молча встала у койки.

Картер отошел, дал доступ ко мне. Медсестра склонилась надо мной, взяла руку и достала шприц.

– Что это? – спросила я.

Она промолчала. Воткнула в венозный катетер иглу и сделала инъекцию.

Меня тут же потянуло в сон.

– Мы… мы… не договорили… – прошептала я.

Силуэт Картера стал нечетким.

– Поспи, моя девочка.

Но…