Глава 21

Когда я думала о том, каким стал мой брат, перед глазами возникали два крайне противоположных образа.



Один – мужчины в самом расцвете сил с добрыми глазами маленького Сида, со смешливыми морщинками и живым, немного грустным, но очень понимающим взглядом.

Второй – грубого нелюдимого засранца, который даже не вспомнит меня.

Я прекрасно помнила слова Картера о том, что его друг сильно изменился и стал бывшим другом. Внутренне готовилась к любому исходу, но только не к тому, что я сама не узнаю старшего брата.

Когда по ту сторону стекла показался мужчина в дорогом темно-синем костюме, я упорно смотрела ему за спину, ожидая появления Сида. И поняла, что это он, только тогда, когда он сел в кресло напротив.

Он узнал меня – я видела это по его прямому взгляду, который он не отвел в сторону, даже когда его глаза наполнились влагой.

Сид молчал.

Я долго подбирала слова. Столько всего хотела сказать, но где это сейчас? В голове пустота.

– Привет, – произнесла я.

Сид сдержанно, после паузы, кивнул.

Я пыталась найти в квадратных чертах лица прошлую детскую округлость, но не видела. Лишь родинка на подбородке и маленький шрам на брови казались знакомыми. В остальном же это был абсолютный незнакомец.

Я думала, он будет щуплым интеллигентом, а не физически развитым мужчиной. Когда я представляла его, он непременно виделся мне в очках. Не знаю почему.

Глядя на такого незнакомого брата, я остро ощутила многолетнюю пропасть между нами. Пропасть, которую не заполнить.

Но тут Сид сказал:

– Ланка.

Улыбнулся мне ободряюще, как в детстве.

И такая непреодолимая пропасть сократилась в один миг до расстояния стеклянной преграды, разделяющей нас. Линии между свободой и заточением, между жизнью и смертью.

– Как ты? – Он подался вперед, а потом и вовсе встал, подошел вплотную к стеклу.

Я повторила за ним и встала напротив.



Сид оказался выше меня на голову, и, когда он положил руку на перегородку, мне пришлось как следует поднять свою, чтобы соприкоснуться с ней через стекло.

– Ты не изменилась, Ланка, – с горькой улыбкой сказал Сид.

– А я тебя не узнала, – тихо призналась я.

Брат снова улыбнулся.

– Рад видеть тебя живой.

Мои губы только начали расползаться в ответной улыбке, когда я услышала последнее слово.

– «Живой»?

Что это значит?

– Да. Когда Картер передал, что ты хочешь меня видеть, я ушам своим не поверил. Отец сказал, что ты сильно простудилась, попала в больницу и умерла.

Я отшатнулась от стекла – до того больно стало.

Значит, отец просто вычеркнул меня не только из своей жизни, но и из жизни Сида?



Хоть информацию о приютских тщательно скрывали, СМИ же быстро нашли моего отца. Так и Сид мог меня найти за эти годы, если бы знал, что Михаэль Лисчу отдал меня в приют.

Мы могли бы встретиться давным-давно. Общаться, дружить, может быть, даже жить рядом. Работать в одной компании, ведь нам обоим нравится кораблестроение.



Мы столько всего могли бы, но теперь…



Сид неожиданно сказал:



– Лан, ты знаешь, когда у тебя настоящий день рождения?

Приютские отмечали день рождения в один день – первого июня, в День защиты детей. Так было удобно для организации – большой торт и всеобщее «веселье».

Я ненавидела свои приютские дни рождения с одинаковыми подарками в виде маленького мешочка сладостей. И я никогда их не отмечала.

– Нет. – Я покачала головой.

– Шестого сентября. Ты родилась в восемь сорок утра.

Шестое сентября?



В памяти зазвенел звоночек. Что-то ассоциировалось у меня с этой датой. Но что?

Перед глазами мелькнуло воспоминание, как я читаю отчет детективного агентства по своей семье. И тут же вскинула взгляд на Сида.

– Если не ошибаюсь, шестого сентября в восемь тридцать утра ты по пропуску открыл ангар с «Эрой-7000»? – спросила я.

Сид горько усмехнулся:

– Да. Помнишь, я тебе обещал, что сделаю корабль с большими окнами и прокачу тебя на нем в твой день рождения?

Я такого не помнила. Да и что с меня взять? Два годика всего.

Поэтому я отрицательно покачала головой и призналась:

– Не помню.

Сид мягко улыбнулся и сказал:

– Ты была совсем крошкой, но я-то нет. Я всегда помнил свое обещание. Я создавал корабль за кораблем, но нигде не получалось поставить большие окна – они не выдерживали давления. А с «Эрой-7000» это удалось.

Брат набрал полную грудь воздуха, но не сразу смог продолжить. Прошло несколько секунд, прежде чем я услышала его голос через динамики:

– Успешно прошел первый тестовый запуск. Второй назначили на седьмое сентября. И я решил рискнуть. Твой день рождения был всего за день до назначенной даты. Я рассказал своей команде инженеров о своем обещании. Алисия и Геберт создали голограмму на основе твоей детской фотографии и программы взросления. Я хотел хотя бы так выполнить свое обещание.

Сид замолчал, опустил голову, а я живо представила, как вся команда с большой теплотой отозвалась на рассказ своего руководителя. Как все они сплотились и помогли с воплощением обещания. Как они вместе нарушили корпоративный запрет и проникли в ангар к «Эре-7000».

У меня внутри все переворачивалось. Было больно и приятно одновременно.



Сид не забывал меня. Если бы отец не наврал, он бы обязательно нашел меня.

До чего же подлый человек этот Михаэль Лисчу. Он не оставил нам ни толики надежды на встречу. Если бы я не столкнулась с Картером Вином, я никогда не увидела бы Сида.

Я положила руки на стекло и прижалась к нему лбом. По ту сторону преграды Сид чуть присел, но сделал то же самое.

Я так хотела его обнять. Неужели больше никогда этого не смогу?

Неужели несчастный случай отправит его на расщепление на атомы?

В моем горле образовался такой ком, что я не могла сказать ни слова. Сид тоже молчал. Годы разлуки, упущенные возможности, нерастраченная любовь к родному человеку – все это кипело во мне, парализуя.

Пока по ту сторону не открылась дверь и рантарианец в форме не сообщил:

– Сид Лисчу, вам пора.

Я тут же вскинула голову и посмотрела в добрые насмешливые глаза брата.

– Успехов тебе, Лана. Я ни на секунду не пожалел, что сделал это. Иначе я никогда не встретил бы тебя и не узнал, что ты жива.

Сид резко развернулся, и я выкрикнула его имя.

Он даже не дрогнул. Уверенной походкой вышел из комнаты посещений, тихо закрыв за собой дверь.

А я завыла. Меня всю разрывало от боли и несправедливости. Кулаками я стучала в стекло и что-то кричала до тех пор, пока сзади меня не обняли крепкие руки.

– Тихо, моя девочка. Тихо. Все хорошо, – услышала я шепот в свою макушку.

Картеру пришлось крепко прижать мои руки к телу, потому что я сбила всю кожу на кулаках, стуча по толстому стеклу.

И он все повторял:

– Все будет хорошо. Все. Будет. Хорошо.

Но я мотала головой, кусала губы и тихо скулила, как щенок, что потерял свою стаю.

Больно было так, что каждый вдох вонзал в грудь сотню иголок, а выдох проходился кислотой по горлу.

– Тихо, моя девочка. Тихо. Все будет хорошо, – слышала я на ухо голос Картера.

Его хриплый от эмоций голос подсказывал, что он стал свидетелем нашего разговора и тоже был тронут.

– Он же твой лучший друг, – прошептала я с трудом. – Он не зазнался. Он просто хотел выполнить обещание.

В горле словно наждачкой поскребли – я не узнавала своего голоса.

– Теперь я это знаю, – ответил мне Картер, крепко сжимая в руках.

Он поднял меня и повел по коридорам тюрьмы к выходу. Я же не видела перед собой ничего, кроме повторяющейся сцены, как Сид улыбается мне последний раз и уходит.

Уходит навсегда.

Дальше помнила вспышками: карт, полет, потом лифт и большая кровать в доме Картера Вина.

Я закопалась в подушки и одеяла прямо в одежде, накрылась с головой и затихла. Не хотела смотреть на часы. Не хотела знать, что в этой галактике больше нет моего брата. Не хотела ничего.

Только темнота, я, и боль.

***



На кухне стучат чашки. Пахнет кофе. Я слышу, как кран с водой то и дело открывают и закрывают снова и снова, словно нервно треплют рычаг.

Утыкаюсь носом в подушку и не хочу просыпаться, но тупая боль захлестывает волнами вместе с воспоминаниями.

Сид. Сид. Сид.

Кажется, имя брата пульсирует у меня в ушах.

Я накрываюсь одеялом с головой. Не хочу видеть свет. Не хочу просыпаться.

Но кто-то очень громко спорит. Спросонья только понимаю, что это два мужских голоса. Они словно дергают за уши, не дают провалиться в спасительную темноту.

Пытаюсь уснуть, но ничего не выходит. Они слишком громко кричат.

Я встаю с кровати и босиком иду по полу в сторону приоткрытой двери. Краем сознания отмечаю, что я в спальне Картера.

И от понимания, что я сейчас увижу его, становится чуть лучше. Мне очень хочется обнять его. Кажется, что так мне станет немного легче. Объятие уймет ту боль, от которой я туго соображаю.

С кем он спорит? С охраной? С персоналом?



И тут я замираю от громкого голоса с кухни.



– Почему ты мне не сказал? – слышу голос Картера.

Он звучит со злой и какой-то бессильной хрипотой, словно Картер сорвал голос. И это останавливает меня на месте.

Столько эмоций! Это точно Картер?

– Как ты себе это представляешь? Я прихожу к тебе и заявляю, что хочу поднять «Эру» ради обещания умершей сестре? Ты помнишь, какой ты был недавно? – слышу я голос Сида.

Сида?

Мои колени подгибаются, и я едва успеваю схватиться за дверной косяк. Зажмуриваюсь, боясь, что это сон, а потом сильно щиплю себя за кожу.

Не сон? Я все чувствую. Навостряю уши.



А сама тихо шепчу:

– Сид. Пусть это будет правдой. Ты жив, Сид?

– И какой же? – спрашивает тем временем Картер на кухне.

– Биологический робот без эмоций, бро. У тебя все было выверено до секунд, даже время на дружескую встречу. А теперь представь, как я прихожу к тебе с предложением сделать тестовый запуск раньше ради сестры со мной, и скажи, что ты на это ответил бы.

Повисает молчание. Раздается смешок Сида.

Я хочу дернуть дверь на себя. Увидеть брата собственными глазами. Живого. Стоящего на ногах. Громко спорящего.



Но накал голосов говорит мне о важности момента. Я не смею выйти сейчас. Понимаю, насколько ценно этим двоим обменяться эмоциями, и дрожу.

Дрожу от счастья.

Слезы текут по щекам, но я их не вытираю. Это слезы радости.

Однако ноги меня не держат. Я сползаю на пол, прислоняюсь спиной к стене и подставляю ухо к приоткрытой двери. Не хочу пропустить ни слова.

Только закусываю кулак, чтобы не издать громкого всхлипа.

Слышу ответ Картера:

– Я отказал бы в целях безопасности. В итоге все кончилось плачевно. Порядок запуска нового корабля придуман не зря.

– Да, я виноват. Мне не нужно было рассказывать команде. В тот вечер я крепко напился, и у меня развязался язык. Я рассказал о холодных ночах, которые провела на крыльце моя сестренка. О ее несчастной доле и своем обещании. И они поддержали меня, Картер. Знаешь, как они загорелись? Как сделали голограмму Ланы? Как я мог отказаться?

В квартире снова повисает молчание. Потом Сид продолжает:

– Знаешь, сколько раз я ругал себя за то, что боялся вынести Лане одеяло и что она заболела из-за меня?

– Не из-за тебя. Из-за твоего отца. И она не умерла. Он тебе наврал.

– Но я мог! И не сделал.

– Не мог. Ты слишком многого хочешь от ребенка. Сколько ты лет с этим живешь? Не пора ли отпустить? Не забывай – это все ложь, которую ты переваривал годами.

Снова тишина.

– А ты отпустил, Картер? – раздается тихий голос Сида.

И снова тишина, которую разрезает хриплый голос хозяина квартиры:

– Отпустил.

– Разве? Стать безэмоциональной машиной – не равно управлять эмоциями. Не равно отпустить. Это просто отказ от чувств. Броня с шипами внутрь, Картер! – Сид чем-то стучит по столу в порыве чувств.

– Это холодный расчет. Эмоции только мешают. Из-за них повесился мой отец. Из-за них слегла с инсультом мама. Чем эмоции помогли им?

– Твой отец был слабаком, как и мой. Твой не справился с увольнением и долгами, а мой со смертью жены. Но это не значит, что мы должны быть трусами и закрыть сердца.

– Следи за словами, Сид.

– Тогда почему ты боишься своих эмоций?

– Уже не боюсь. Твоя сестра изменила меня.

Тишина такая, что я подбираюсь поближе к дверной щели, боясь пропустить хоть слово.

– И я этому рад, Картер. Я боялся за тебя. Ты пугал. Но так и знай: обидишь мою сестренку – мне терять нечего.

Тишина. Теперь раздается смешок Картера:

– Я себе ногу прострелю, если обижу ее. Она стала моей душой, Сид. А без души я просто тело. Биологический робот.

Эти слова так трогают, что я громко всхлипываю. И через секунду слышу, как мужчины идут в мою сторону.

Я вскакиваю на ноги, открываю дверь и бросаюсь на них одновременно, обхватывая одной рукой Картера, другой Сида.



Меня всю так колбасит, так трясет. Кажется, моих эмоций хватит даже не на двоих, а на десятерых.



Счастье от понимания, что Сид правда жив. Вот он – теплый, большой, немного жилистый и так знакомо пахнущий.



Затапливающая радость от слов Картера, что я его душа.



И саднящая фантомная боль оттого, что чуть не потеряла единственного родного человека.

Загрузка...