Коварная одержимость

41

Рука Луки скользит между моих бедер. Я тихонько стону и умоляю его не останавливаться. Он стал моим запретным, опьяняющим удовольствием, разрушающим все мои запреты изнутри.

— Кончи на мою руку, как послушная девочка, — его голос звучит отдаленно, но мне этого достаточно, чтобы…

Я открываю глаза. Темно, но я знаю, что в кровати не одна. Уже замахиваюсь ударить непрошеного гостя, но он перехватывает мою руку. Страх выводит меня из сонного оцепенения, когда я понимаю, что происходит. Мужчина нависает надо мной, прижимая мои руки к подушке, лишая возможности вырваться. Я целюсь коленом ему в пах, и слышу приглушенный стон, но этого недостаточно, чтобы сбросить его с себя.

— Ты такая дикая, милая, — я застываю. Сердце бешено колотится, но, услышав знакомый голос Луки, я вдруг испытываю облегчение. Хотя, в данной ситуации, это еще более хуево.

— Ты в своем уме?! — Шиплю я, едва сфокусировавшись на очертании его лица.

— Разве не ты шептала мое имя во сне минуту назад? — Лука усмехается с мужским самодовольством, и я готова его придушить. Ненавижу, как легко мое тело предает меня, фантазируя о нем даже во сне. Еще хуже — он стал свидетелем этого. Я понимаю, что на этой планете просто нет места, где бы я могла скрыться от его внимания. Он меня найдет везде.

Я пытаюсь проглотить горечь разочарования, отогнать адреналин, сконцентрироваться на остатках здравого смысла.

— Отпусти меня, — произношу я осторожно, отчетливо.

Мой взгляд скользит на прикроватный столик, но Лука ухмыляется и, сместив вес, наклоняется ко мне.

— Даже не думай использовать свой милый пистолетик, милая. А теперь успокойся.

— Успокоиться? — Я сажусь, кипя от негодования. — Ты опять залез ко мне в дом! Кто-нибудь говорил тебе, что ломиться к людям без спроса в два часа ночи, мягко говоря, невежливо?

Он прислоняется к изголовью кровати, прижимая меня к своей груди.

— Я скучал по тебе.

Его признание ошеломляет меня. Я отчаянно пытаюсь проигнорировать его слова. Нельзя впускать этого человека в свое сердце. Да и, скорее всего, это часть его игры.

Я пытаюсь отстраниться, но вырваться из его хватки невозможно, будто он даже не заметил, что я сопротивляюсь.

— Лука, ты не можешь делать все, что тебе вздумается.

— Конечно, могу. К тому же, знаю, что ты плохо спишь без меня.

Я затыкаюсь, изумленная. Как он вообще узнал?

Слишком близко. Мы стали слишком близки и не ради игры или хитрых маневров.

— Можешь не волноваться, пока я здесь, ни одно чудовище тебя не достанет, — усмехается Лука.

Мне претит его невежество по отношению к бушующей во мне буре.

— Ты и есть чудовище, Лука, — выплевываю я сквозь зубы.

Он снова смеется.

— Ты мне льстишь.

Постепенно я сдаюсь. Спорить бесполезно, Лука не уйдет. Да и мой план еще не вступил в силу, значит, наверное, он здесь не для того, чтобы меня убить.

Когда я успела убедить себя, что Лука не причинит мне вреда?

Его хватка крепка, но он не делает попыток ни наказать меня, ни трахнуть меня. Я поднимаю взгляд и вижу, что его глаза закрыты. Один медленно открывается, и он смотрит на меня с лукавой улыбкой.

— Спи, маленькая сталкерша.

— Думаю, теперь ты явно заслужил это прозвище больше, чем я.

— Просто у меня больше возможностей.

Сегодня с ним что-то не так. Не знаю, в чем дело, но я почти чувствую, что он пришел ко мне за… утешением? Могу ли я представить себе, что Лука Армани нуждается в чем-то подобном? Я осторожно спрашиваю:

— У тебя все в порядке?

— Да, теперь, когда я здесь с тобой, — он слегка сжимает меня в своих объятиях.

Сердце делает предательский кульбит, и я ненавижу свое собственное тело за эту реакцию.

Мне невыносимо от того, что в душе таится надежда. Понимаю, что, как ни печально, возможно, я влюбляюсь в него. Хотя чувство вины напоминает, что я пришла сюда с намерением предать его. И пусть Лука вряд ли мне доверяет, часть меня все-таки желает быть для него… тем самым человеком.

Мы никогда не сможем доверять друг другу. Не в этой жизни. Может, в следующей.

Я не могу так просто предать свою мать. Счастье было принесено в жертву еще тогда, когда ступила на этот путь.

Я зашла так далеко не для того, чтобы сдаться.

— Спи, Ара, — пробормотал Лука, и в его голосе чувствуется усталость. Видеть его таким уязвимым — странно и неожиданно трогательно. Медленно кладу голову ему на грудь, находя странное утешение в его тепле и силе, которые словно защищают меня. Слушаю биение его сердца и напоминаю себе: этот монстр, каким бы он ни был, тоже человек.

Невероятно хреново. Но каким-то образом это чудовище оставляет в моей душе след. И я буду той, кто все обратит в пепел.

На этот раз это не сон, когда я просыпаюсь и понимаю, что голова Луки находится между моих ног. Пальцы машинально тянутся к его волосам, пока его язык скользит между моими складками.

— Наконец-то проснулась, милая, — мурлычет он, прежде чем снова присосаться к моему клитору. Я выгибаюсь ему навстречу, ощущая, как теплая пульсация разгорается внизу живота.

Он вводит один палец, потом второй, неспешно, будто у него весь день впереди. Его горячий язык безжалостен и ненасытен, забирает все, что я готова отдать. Я упираюсь бедрами в его лицо, ощущая, как этот мужчина, целиком и полностью предавшийся этому моменту, доводит меня до грани. Опасный. Дьявольский. И в этот миг он принадлежит только мне.

Лука двигает пальцами, его язык сводит меня с ума. Я не могу насытиться его прикосновениями, не в силах отказаться от того, что он так щедро предлагает. В этом нет никакого смысла, и все же я солгу, если скажу, что не фантазировала об этом с тех пор, как видела его в последний раз. Он занимает все мои мысли с того самого момента, как мы снова встретились.

Я вся дрожу, на грани, дыхание сбивается, короткое и рваное.

— Хочу почувствовать вкус твоего оргазма, милая, — шепчет он.

Я откидываю голову назад, тело дергается в ответ на его просьбу. Я проклинаю силу своего оргазма, получая удовольствие от каждого движения его языка, пока он поглощает меня. Я бессильно опускаюсь обратно на матрас, а он, медленно и лениво, продолжает лизать, будто не собирается останавливаться.

В этот момент на тумбочке рядом с кроватью начинает истошно звенеть будильник. Я тянусь, чтобы отключить его, но не дотягиваюсь. Лука тянется к нему и бьет по будильнику, от чего он падает на пол и разбивается. Лука поворачивается ко мне, его взгляд сверкает диким огнем. Весь в напряжении, каждый мускул его тела вызывает во мне трепет. Действительно, дьявол во плоти.

— Нужно привести тебя в порядок, — Лука поднимает меня с постели, и я обвиваю его бедра ногами, пока он несет меня в душ. Одной рукой поддерживая меня за бедро, он медленно стягивает мою тонкую футболку, оставляя меня обнаженной. Он неловко поворачивается, чтобы включить воду, не прерывая поцелуев, осыпая ими мою шею и подбородок.

Наши губы соединяются, я ощущаю на нем свой вкус. Жадно забираю все, что он готов мне отдать, в каждом поцелуе — столько страсти, словно это последний раз. Он плавно вводит в мою киску свой член, позволяя гравитации притянуть меня к нему. Невероятное пробуждение, когда он прижимает меня спиной к холодному кафелю душа, пока горячая вода стекает по его плечам, как будто он защищает меня от резкого контраста температуры.

Лука удерживает мои бедра, пока я раскачиваюсь взад-вперед на его члене, доводя его до полного блаженства. Провожу пальцами по его мокрым волосам, пока мы страстно целуемся в рот попадает вода. Этот мужчина заводит меня, и все, что я могу сделать, скакать на его члене, как хорошая маленькая шлюшка, которую он хотел с самого начала.

— К такому пробуждению можно и привыкнуть, — вздыхаю я, пока он двигается внутри меня. Глухие шлепки раздаются от движения наших тел, несмотря на шум воды.

Он ухмыляется той знакомой самодовольной улыбкой, прикусывает мою нижнюю губу и обхватывает шею ладонью. Я едва дышу, но в этом жесте — столько обещаний. Лука знает, как обращаться с моим телом, он знает, как трахнуть меня, что я буду думать о нем весь оставшийся день. Правильно или нет, но он все больше заполняет мои мысли, и мне все труднее от него отгородиться.

— Мне нравится, когда ты такая покорная. Хорошая, блядь, маленькая девочка, — произносит он, усиливая хватку. Мои ноги болтаются по обе стороны от его бедер, и я подстраиваюсь под ритм его толчков.

С Лукой я чувствую себя живой. Он — единственный, кто видел меня настоящую: злую, одержимую местью, готовую лгать и манипулировать. И он принимает меня, даже в ущерб себе. Я скачу на его члене, задыхаясь под его крепкой хваткой, и мне все равно. Сейчас я могла бы умереть самой счастливой женщиной на свете. Никакого отвращения к себе, никакой неуверенности. Потому что моему телу это чертовски нравится.

— Лука… — простонала я, — Я близко.

— Я тоже, милая, — отвечает он, и мысль о том, что он заполнит меня, что будет внутри, доводит до края.

Вскрикнув, я кончаю, бессильно падая к нему на грудь, молясь, чтобы он меня удержал, потому что сама я точно не могу. Его лицо прижимается к моему уху, я чувствую его толчки внутри, как он кончает, и женская гордость расползается по мне. Он зависим от меня не меньше, чем я от него. И я невольно задаюсь вопросом, отрицает ли он это так же яростно, как я.

Он лениво осыпает поцелуями мою челюсть. Наконец выходит из меня и ставит на ноги. Первые мгновения я чуть шатаюсь, голова кружится. Пальцы следуют вниз по его груди и животу, зацепляясь за шрам в форме круга. Выглядит как след от пули. Как я раньше его не замечала? Среди множества шрамов у каждого, вероятно, своя история. Вода струится по его мускулистому телу, он притягивает меня к себе, чтобы вода падала и на меня.

Приходится задирать голову, чтобы посмотреть на него, и разница в росте становится еще заметнее.

— Этот шрам от пули? — Спрашиваю я. Он так близко к сердцу, что мне становится неловко, что раньше я видела только его шрам на спине. Возможно, он тогда был на волоске от смерти?

Лука выдавливает мой любимый гель на ладони и начинает намыливать мне руки.

— Да, — отвечает он.

Тишина. Он замечает мое выражение лица, вздыхает и добавляет:

— Это произошло, когда мне было семнадцать. Первый и единственный ублюдок, который чуть меня не прикончил. Тогда я был моложе и неопытнее. Все случилось в Италии, когда мы ездили на каникулы. Они были из другой банды, я допустил ошибку, и они загнали меня в угол. Их было четверо: я разделался с первым, принялся за второго, как кто-то из них достал пистолет. Избежать выстрела я уже не успел.

От его спокойного тона по спине пробегает холодок. И еще от того, что я не знала этого. Сколько я ни изучала Луку, возможно, я никогда не узнаю о нем все, если он сам не расскажет. Чем больше времени мы проводим вместе, тем больше мне хочется знать. Услышав такое, я чувствую, как мне хотелось бы защитить его, и мне приходится прилагать все усилия, чтобы его подавить. Я не могу влюбиться в этого человека. Не могу позволить себе испытывать что-то к нему. Я начинаю отвлекаться от своей мести и не позволю ни одному мужчине, ни одному представлению о какой-то извращенной романтике встать на моем пути.

Черт. Я крупно облажалась даже в том, что мы переспали несколько раз.

Он ухмыляется.

— Что такое, милая? Беспокоишься обо мне?

Да. В этом и проблема.

И он продолжает:

— Мне тогда повезло, что один из людей отца вмешался и застрелил остальных. Когда я пришел в себя после операции, отец уже разнес их клуб и стер всю семью. До сих пор жалею, что не принимал в этом участия. Тогда я пообещал себе, что больше не окажусь в такой ситуации. И именно тогда отец решил, что нам пора окончательно перебраться сюда, вместо того чтобы постоянно мотаться туда-сюда по его делам.

Интересно, как произошедшее отразилось на нем и его брате, оставшихся без матери. У них никогда не было места, которое можно было бы назвать домом, пока они не оказались здесь. Возможно, отец перевез их сюда, потому что так ближе. Возможно, даже в таком мире, как этот, их семья в какой-то степени заботилась друг о друге, несмотря на их жестокий характер.

Подобные мысли делают меня негодяйкой еще больше, ведь я собираюсь вбить клин между братьями.

Я все больше привязываюсь к Луке, и, хотя он навязывается в мою жизнь, мне все труднее отталкивать его, и он отвлекает меня от мести. Ему нужно уехать, единственный выход, который я могу придумать.

Я не могу покинуть страну и сбежать, даже если бы захотела, скованная запретами собственного отца, не имеющего возможности получить паспорт. Значит, мне нужно разбередить старые раны. Лука должен уехать, а его второй помощник, Иван, вернуться.

Лука выжидающе смотрит на меня. Как он часто делает, когда я долго думаю.

— Каково это? — Спрашиваю я с любопытством, когда он поворачивает меня спиной и начинает намыливать мою спину, разминая напряженные мышцы. — Убить кого-то?

— Осторожнее, милая. Любопытство — опасная штука. Ты планируешь убить меня?

— Думаешь, если бы я собиралась, я бы уже не попробовала?

В его тоне слышно безразличие, но есть и легкий укол — напоминание о разнице между нами.

— Не обязательно. В зависимости от причины или мести некоторые предпочитают сначала поиграть с добычей.

Эти слова ложатся тяжестью на мое сердце. Лука во многом — гениальный человек. Страшный тайфун. Но и та нежность, которую он проявляет ко мне сейчас, не соответствует ни одному из этих качеств. Интересно, не играет ли он со своей добычей прямо сейчас.

Лука продолжает:

— В первый раз, когда я убил, то ничего особенного не почувствовал. Скорее, пустоту. Потом пришло чувство вины, потому что мне казалось, что нужно испытывать хоть какое-то сильное чувство после содеянного. Но потом, после первого шока, я понял, что чувствую себя сильным. Уверен, у всех по-разному, но некоторые начинают получать от этого удовольствие. Высшая степень доминирования и власти. Словно играешь в бога.

По спине пробегает холодная дрожь. Его признание и грех — без тени вины. Я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на него.

— Тебе… это нравится, Лука?

— Да. — Никаких колебаний. Никакой лжи. — Если человек заслуживает смерть и покушался на меня или мою империю, то да. Но я не убиваю без причины. В каждом действии есть послание.

Я нервничаю, но следующий вопрос срывается с моих губ:

— Ты когда-нибудь отпускал кого-нибудь?

Его взгляд темнеет, и мы оба чувствуем скрытый подтекст. Ведь реальность такова: тот самый человек, который сейчас массирует мне плечи, скорее всего станет моим мрачным жнецом.

— Нет, — отвечает он с ледяной ноткой в голосе.

Как и ожидалось. Я стараюсь не показывать никаких признаков слабости или беспокойства. Скоро я освобожусь от этого человека. Но для этого мне нужно использовать нашу близость себе на пользу. Нужно немного больше завоевать его доверие.

— Я хочу, чтобы ты отозвал человека, который следит за мной каждый день. Я задыхаюсь.

Кажется, он озадачен сменой темы и моей просьбой.

— Нет. Кто знает, в какие неприятности ты ввяжешься без него.

— Лука, у меня тоже есть своя жизнь.

— Та, что ты придумала, чтобы подобраться ко мне, — возражает он. И, надо признать, он не совсем неправ. — Ты понимаешь, что это и ради твоей безопасности тоже?

— Моей безопасности? — Спрашиваю с подозрением.

— Здесь, в Нью-Йорке, не все являются моими друзьями. Наша публичная связь делает тебя потенциальной мишенью.

Холодный озноб пробегает по коже. Даже страшно представить, какие люди могут искать слабые места в его защите. Слабость. Я чуть не даю себе пощечину. Как будто я настолько ценна для него.

— Я хочу, чтобы ты отозвал их, Лука, — настаиваю я.

Он изучает меня.

— А что я получу взамен?

Я удивлена, что он вообще об этом задумался. Мне просто нужно надавить чуть сильнее.

— Не думаю, что за свое право на свободу я должна что-то предлагать взамен.

— Мир жесток, дорогая. Все можно купить или забрать.

Я раздраженно выдыхаю и скрещиваю руки.

— Так чего же ты хочешь?

Высокомерная улыбка возвращается, и он задумчиво смотрит на меня.

— Ты будешь отвечать на каждое мое сообщение с этого момента. Если не ответишь, я найду тебя сам, и за этим последует наказание. И еще, я хочу ключ от твоей квартиры.

Я смотрю на него в недоумении.

— Зачем? Ты и так врываешься в мою квартиру, когда тебе вздумается.

— Это мои условия, дорогая.

Я тяжело вздыхаю, смываю пену водой, затем встаю на цыпочки и нежно целую его.

— Ладно. А теперь мне нужно собираться на работу, — говорю я, выходя из душа. Если это стоит мне еще одного кусочка свободы, считайте меня полной дурой, раз я пытаюсь договориться с самим дьяволом.

Наматываю на себя полотенце, в голове каша из мыслей о том, что между нами происходит, и я пытаюсь снова укрепить свою решимость. Раньше я легко могла просто «выключить эмоции». Но теперь с этим возникают проблемы. Я слишком смирилась с его навязчивостью и, по правде говоря, в какой-то мере ожидаю этого.

Собираю нашу одежду с пола, и что-то блестящее выпадает из кармана брюк Луки. С нахмуренными бровями поднимаю вещь с пола, и кровь стынет в жилах. То же самое ожерелье, как у моей матери. Этого не может быть, верно?

Я кручу его в руках, и сердце замирает, когда мои глаза натыкаются на маленькую гравировку с моими инициалами. Это точно ее. Мамино ожерелье. Почему оно в кармане Луки?

Меня осеняет осознание.

— Ты что, украл ожерелье моей матери?

— Я украл ожерелье, да, — отвечает он так спокойно, будто речь идет о погоде.

Внутри меня бушует дикая буря, паника поднимается из самой глубины. Пальцы сжимаются вокруг ожерелья, и крестик впивается в ладонь, обжигая кожу. Это все, что у меня осталось от мамы. Единственное, что она оставила мне, и что отец не успел уничтожить. Потому что я успела украсть его раньше, чем он стер память о ней из нашей жизни, будто ее и не было. Прежде чем он наказал меня в детстве за то, что я каждую ночь звала ее в безутешной тоске, которую время так и не залечило. Теперь этот пластырь сдернули, и рана снова кровоточит.

Я пытаюсь всеми силами заглушить вспыхнувшие эмоции, засунуть чувства обратно в ящик Пандоры, потому что не знаю, на что способна в таком состоянии. Я даже не заметила, что ожерелье пропало. Я была настолько поглощена своим новым миром, который всецело принадлежит Луке Армани, что даже не заметила, как он забрал у меня самое важное.

Он не может забрать и его.

Я прижимаю ожерелье к груди.

Он никогда не сможет заполучить эту часть меня.

Я слишком привязалась. Позволила себе расслабиться. А Лука заметил и воспользовался этим. Так сколько еще он готов отобрать у меня?

Глупая. Я влюбилась. Но это ожерелье — жесткая пощечина реальности. Он не может отнять у меня и эту часть, ту, что кричит о мести. Я не смогла ничего сделать для мамы тогда, но я сделаю все возможное сейчас.

Он смотрит на меня с усмешкой:

— Не могу припомнить, в какой из визитов в твою квартиру я его украл. Просто захотел что-то твое — и взял.

Он делает шаг ко мне, будто собирается заправить прядь волос у меня за ухом. Я отшатываюсь, прижимая ожерелье ближе к сердцу.

— Ты не можешь забрать все мои вещи, Лука!

Его брови хмурятся, взгляд темнеет, свет в глазах гаснет.

— Я могу владеть каждой частичкой тебя, — холодно произносит он.

— Нет! — Твердо отвечаю я.

Это единственное, что у меня осталось от нее. Единственный мой ориентир в пустом доме, где вокруг меня была новая семья. Все, что у меня было, — это ожерелье и старая фотография. И мысль, что Лука так легко взял его просто потому, что захотел…

— Ты не получишь и это тоже.

— Чем это отличается от того, как ты вломилась в мой особняк, Ара? Просто я лучше тебя, когда дело доходит до воровства, и ты бесишься, потому что не можешь контролировать ситуацию.

— Я так устала от тебя, Лука.

— Мы закончим, когда я скажу, что мы закончим, — прорычал он, делая шаг вперед и приподнимая мой подбородок. В его глазах бушует буря, как обычно, но я больше не собираюсь плавиться от его взгляда, сдаваясь и уступая.

Я рывком вырываюсь из его рук.

— Убирайся из моего дома.

На его губах появляется извращенная усмешка.

— Мне нравится, когда ты злишься на меня.

— Может, твой брат был бы лучшим вариантом, — бросаю я с ядом, зная, что это единственное, что сможет остановить его. Перевести все с извращенного увлечения на ненависть.

И срабатывает. Его улыбка тут же исчезает, и передо мной предстает хищник. На это раз мне плевать.

— Поосторожнее, Ара, — предупреждает Лука, и у меня мурашки по коже от смертельной угрозы в его тоне. Но я уже встречалась лицом к лицу с этим монстром, и сделаю это снова и снова, чтобы защитить то, что осталось от моей мамы.

— Убирайся к чертовой матери. Сегодня я не буду играть в твои игры.

Лука тихо смеется, и этот жуткий смех только разжигает мою ярость.

— В игры здесь играешь только ты, милая.

Мама. Я вспоминаю ее живой, смеющейся, заботливой. И не позволю этому чудовищу вытеснить ее из моего сердца.

— Ты получил то, зачем пришел, верно? Твой член мокрый? Теперь мы закончили. Все, конец. Больше ничего не нужно? — Бросаю я с вызовом. Независимо от того, чувствует он что-то или нет, я знала, что одна мысль о том, что мы могли бы быть чем-то большим, чем хозяин и рабыня, заставит его нервничать. И я делала ставку на это.

Реакция мгновенная: он сжимает зубы, взгляду возвращается холод.

— Радуйся, что я тебя еще не убил, — прошипел он.

— Это не так мило, как тебе кажется. Проваливай из моего дома, — повторяю я.

Какие слова еще найти, чтобы ранить этого человека? Чтобы он устал от меня и дал мне передышку. Или хотя бы расстояние, достаточное, чтобы я могла разрушить его мир до основания.

Я потеряла себя, запутавшись в этом препятствии, которая слишком быстро превратилась в какое-то недоразумение.

— Твой ядовитый язык тебе к лицу, — провоцирует он.

— Я твое больное наваждение, Лука. И не стану заменой той любви, которую ты жаждешь получить.

— Любви? — Его лицо искажает презрительная усмешка, и я понимаю, что попала в точку. Его взгляд становится холодным и опасным. — Сильно ты себя переоцениваешь.

— Тогда уходи. Ты же уже получил, что хотел.

Он напрягает челюсть, и я понимаю, что задела его за живое. У нас обоих есть одна и та же слабость. Поэтому мне было проще проецировать это на него и нападать.

— Считай, что тебе повезло, что у меня сегодня есть дела, — прорычал он, и я замечаю, как потеют мои ладони. Он взбешен. Но также заблокировал все свои эмоции. Той его версии, которая всего несколько минут назад делилась со мной своей уязвимостью, больше нет.

Я заставляю себя окаменеть, потому что собираюсь сделать то же самое.

Лука Армани забрал слишком много.

Теперь ему предстоит за это заплатить.