Ло. Лётная школа

ГЛАВА 16. Ученья свет

— Вставай, Ленька! — побратим могучей рукой тряханул меня за плечо.

— Не-ет, я не хочу-у-у! — я накрылась с головой. Никогда больше я не выпью ни капли сухого мартини! — Отста-а-ань!

Иван распахнул настежь окно и стянул с меня одеяло. Я явила солнечному утру узкую майку и любимые панталоны.

— О! — заржал старлей, — классные труселя! Ну-ка, ну-ка!

Он схватил меня за руку и поставил на холодный пол вертикально.

— Вот это банки! Баночки! — Ваня пощупал мышцы на моих плечах, — я горжусь тобой, братка.

— А на ногах зацени! — я расставила ноги, сделала присед и напрягла мышцы бедер и икр. Впрочем, они всегда там были. — А?

— Молоток! Еще полгода и станешь похож на нормального летчика, как там пресс? — он приподнял на мне майку и сунул кулак в живот.

— И-и-и! — заверещала я. Рука у моего названного братана тяжелая. Майка к тому же опасно задралась вверх.

Ваня нахально потыкал пальцем туда, где искал пресс. Между прочим, там уже кое-что намечалось. Не пресловутые кубики, понятное дело, но мышцы наросли. От грубых пальцев сразу покраснела кожа. Жди синих пятен.

— Отвали, садюга! — я нахлобучила ему подушку на бритую башку. Вырвала руку и хотела удрать. Ага!

Старлей ловко отловил меня за щиколотку и повалил на кровать. Сунул мордой в матрас.

— Это ты мне, брату? Как у тебя язык повернулся! Кто я? — Ваня лихо оседлал мою бедную поясницу. Стянул оба локтя за спиной в одну руку. Больно! Я выворачивалась ужом из-под железного побратима.

— Пусти, дурак здоровый! Справился с младшим! Обижаешь братана? — шипела и плевалась я от злости. Тяжело!

— Ничо, ничо! Учись терпеть, пацан! — Ваня ржал в голос, держал под собой небрежно одной левой и выворачивал правой мои руки из суставов. Ничего смешного в этом я не находила. Злые бессильные слезы душили. Убью нафиг дурака! — Вот как я тебя учил? Не становись к противнику правым боком. А ты? Вот тебе за это болевой. Учти, я ведь даже не в полсилы держу.

— Отпусти-и-и! — я едва дышала от злости и боли. — Убью!

— Да ты освободись сначала, — снисходительно начал Ваня и заорал: — Сука!

Он разжал пальцы и схватился за голень. Со стороны входа раздался веселый смех.

— Тебе весело, Эспо? Ленька меня укусил! — возмутился побратим. Подтянул зеленую брючину к колену. В середине икры наливался багрово-черный кровоподтек.

— Скажи спасибо, что нога у тебе волосатая! — веселился пограничник, — у птенчика Ло зубки соскользнули, а то он мог свободно кусок мяса вырвать.

Я стояла в центре комнаты красная, злющая, в порванной майке и любимых трусах до колен. Сжимала наготове кулаки и в глубине души была согласна с Эспозито на все сто.

— Послушай, Ленька, — Иван как-то чересчур серьезно провел по мне глазом. Почесал кончик носа. — У тебя сеструхи нет?

— Нет! — заорала я сдавленным от ярости голосом, — Ничего у меня нет!

— Жалко, — улыбнулся открытым конопатым лицом Ваня, — я бы на нее запал.

Красавчик Эспо захрюкал и повалился башкой в подушку. Улегся в мои простыни прямо в ботинках и икал буквально от привалившего счастья. Охренели совсем! Не хватает только барона вместе с его чудо-задницей и кулаками на моей физиономии.

— Идите вон отсюда! Это моя комната. Что вам тут понадобилось с утра пораньше? — я продолжила орать в высоком стиле сегодняшнего начала дня.

— Как ты воспитываешь своих курсантов, командир? — спросил комэск у комэска. Ваня ткнул в мою сторону толстым пальцем, — орет, вопросы задает старшим без разрешения. Никакой субординации. Я бы его выпорол!

Эспо бросил в Ваню подушкой.

— Пороть, Ванюша, это не по твоей части. Это приблуда феодальная, баронская. Утро, конюшня, дворня, розги. Где там Кей? А ты, Лео, слушайся папу-комэска, беги в душ, одевайся быстро. Мы едем на уикэнд, — он поднялся на ноги, оправил френч. Только сейчас я заметила его белоснежную сорочку и стрелки на брюках.

— Я не могу и не хочу, — отказалась я.

— А тебя никто не спрашивает, мальчик, — он щелкнул меня по носу. Сдернул с крючка полотенце и протянул, — баронам Кей-Мерерам не отказывают на этом полушарии планеты.

— А мне плевать! Я подданный Империи! — непроходимо глупо выступила я. Спорить с двумя мужиками, каждый из которых тяжелее вдвое, себя не уважать. К тому же они воображают себя моими друзьями, закинут на плечо или того веселее, в мешок и потащат прямо в панталонах. Я плюнула на чистый пол и добавила: — плевал я на всех баронов, сколько их там!

— Очень приятно это слышать и видеть, — раздалось за спиной. Кей-Мерер. Сделал пару тяжелых шагов ко мне. — Можно взглянуть на твою руку?

Я спрятала левую конечность за спину. Нет.

— Нельзя!

— Я только посмотрю, — Макс улыбался. Разглядывал всю меня, доведенную до злых слез побратимом, расхристанную и неумытую. И улыбался радостно.

— А ты что, доктор? — окрысилась я. Бешено хотела удрать в ванную. Знала по опыту: нельзя сейчас ничего просить и делать. Только хуже будет, медведь Ваня зажмет ручищами и сделает какую-нибудь веселую гадость. — Не доктор! Вот и отвали!

— Перестань грубить постоянно, Петров, — сказал, не уставая улыбаться, Кей-Мерер, — неужели трудно вести себя, как воспитанный человек?

— Хочу и грублю, — насупилась я. Встала спиной и пробурчала: — это ты воспитанный, что ли? Если что не по тебе, то сразу в морду? Сам перестань пялиться. Видишь, человек только проснулся.

Барон промолчал и отворачиваться не собирался.

— Научи меня ладошками пули ловить, а, Ло? — ласково произнес Эспо.

Стоял красиво в выглаженной форме, слегка прислонившись к подоконнику. Снял с вешалки халат и бросил мне. — Р-раз и бронежилета не надо.

— Тебе какой калибр? Девять, шестнадцать, тридцать восемь? — отшутилась я, благодарно улыбаясь. Спрятала себя в клетчатую ткань.

— Послушай, Ленька, я забыл совсем! Болит сильно? — очнулся побратим.

Должно же болеть! У всех нормальных людей огнестрельные раны болят невыносимо. Неназываемый! я забыла про это.

— Болит зверски! А ты меня мучаешь, издеваешься, а еще брат называешься, — проныла я складно. Направилась к двери. Снова Кей-Мерер. — Уйди с дороги, комэск!

Макс посторонился.

— Ты теперь должен пацану по гроб жизни, барон, — сказал за моей спиной Иван.

— Я знаю, — ответил Кей-Мерер, — я готов.

Я с испугом оглянулась. Он смотрел в окно.

— Да поймите же вы! — говорила я, идя рядом с Ваней по дорожке к старинному зданию библиотеки. Каменные башенки по углам и стрельчатые окна. Остальные начальники топали сзади. — Не могу я никуда ехать! Сегодня суббота, у меня коллоквиум.

— Что сдаешь? — деловито поинтересовался побратим, словно помогать в учебе намеревался.

— Мы сдаем предзачет Черепахе Бланш. А кому повезет, тот может даже на зачет налететь, — рассказали рыжие близнецы, присоединяясь к нам. Влились в общий строй.

— Всем привет! — Кацман зашагал рядом.

— Какая тема коллоквиума, Изя? — решила я узнать. Вовремя.

— В этом фишка, — засмеялся Левый брат.

— Знаменитый прикол малютки Бланш, — не отстал Правый.

— Способ казни объявляется непосредственно перед кончиной, — забулькал радостно толстяк, — злое земноводное кинет его на почту за пять минут до смерти.

— Что же надо было готовить? — опешила я, — какую тему?

— Все! — заржали хором мои милые друзья.

— А мы что будем делать? — спросил Эспо у Кей-Мерера. Звучал отчетливо в братском веселье.

— Да, — обернулся Иван к комэскам.

— Посмотрим шоу, а потом отправимся на уикэнд, — спокойно заявил барон, — как раз к обеду успеем.

Если честно, то я не особо боялась пресловутого выяснения моего уровня незнания культурных дел. Все же за моими плечами годы учебы в Лучшей школе для девушек. Наоборот, интересно! Ни о каких коллоквиумах в там слыхом не слыхивали.

— Ого! — высказалась я изумленно. Амфитеатр лекционного зала забит под завязку. — Нам не сюда, наверное.

— Сюда, сюда, — заржали рыжие весельчаки ОТуллы.

Изя протянул мне свой рабочий планшет. «История и культура расы homo verus» светилась тема собрания. Пять минут, как прилетела.

Засада! Каких только мировых чудес и откровений ни запихнули в мою светлую голову многомудрые дамы за четыре года, но только не это. Самое сочетание слов хомо и верус считалось в Сент-Грей категорическим табу.

— А мадам Бланш в чувстве юмора не откажешь, — хмыкнул толстяк.

— И в чувстве времени, — добавил Левый. Огляделся. — Самая модная тема нынче. Вся школа пришла. Даже бригадир здесь. Как они так быстро узнали?

— Надеялись, — прикололся его брат.

— Я думал, что будут только двоечники и Бланш, а тут ходынка, — я вертела головой по сторонам. Заметила Веронику, та помахала рукой. Она ведь круглая отличница, зачем пришла? — Это все из-за нашей вчерашней перестрелки?

— Т-сс! — сказал Кей-Мерер мне в щеку. Оказался близко, — Юнкер велел про это не распространяться, ты забыл, Петров?

Я не забыла. Секрет секретный. Пальбу на школьной площади под утро не слыхал только мертвый.

— Провертит майорскую дырку в пагонах за наш счет ловкач капитан, как пить дать, — проговорил Эспо с неясным чувством. — Где сядем, Кей?

— К бригадиру присоединимся, там лучше видно, — отозвался барон, — удачи, парни!

Он вдруг слегка приобнял меня за плечи. Дружески, как тогда в клетке, когда обещал защитить. Не ожидала. Остальные два комэска наградили знакомыми до боли хлопками по спине.

— Положи планшет перед собой на стол, Ленчик, — сказал тихо Изя, — я стану подсказывать.

— А это разве можно? — изумилась я в очередной раз.

— Ничего нельзя! Не вздумай шептаться с близнецами, вылетишь отсюда, как пробка! — он поглядел на меня, как на умалишенную, — я буду кидать тебе страницы лекций Черепахи, какие успею. Своими записями она пользоваться разрешает.

Кацман уселся на пол в углу за кафедрой и приготовился. Ученый народ занял все места на белых ступенях театра. Некоторые, самые продвинутые, принесли с собой красные подушечки под зад. Акрополь. Массовая трагедия или песнь козлов. Десятку двоечников-прогульщиков на дне сцены серьезно не хватало тог и масок. Кроме рыжих братьев я не знала среди них никого. Патрицианский сектор, снабженный отнюдь не демократическими креслами, возглавлял сам начальник Школы. По левую руку от него сидели взрослые люди, чьи лица я знала по судейству Первого вылета. Одесную расположились три моих красавчика комэска. Правые ноги на коленки левых положили синхронно. К ним радостно присоединилась староста Вероника. Все это великолепие сильно смахивало на судный день. Где прокурор?

— Приятно видеть столь живой и многолюдный интерес к науке о культуре, — мадам Бланш утвердила себя на кафедре и обвела аудиторию немигающим взглядом. Лестницы и проходы продолжали заполняться учениками Школы летчиков. — Я позволю себе напомнить условия игры. Три задания по сегодняшней теме каждому. Тот из курсантов, кто ответит на все обязательные вопросы, получит предзачет и допуск на основное испытание. Два ответа или один — пересдача. Давший ноль правильных ответов…

— Будет утоплен в Заливе навсегда, — вдруг вылетело из бригадира в полной тишине.

— Вы что-то сказали, господин полковник? — змеиная голова на морщинистой шее повернулась в сторону неуместно веселого начальства.

Никто не позволил себе улыбнуться.

— Я сказал это вслух? Я не хотел, мадам, прошу прощения! — главный офицер встал и прижал руку к груди покаянно. Но черные усы его торчали в стороны задорно-усмешливо, как у кота.

— Садитесь, — взрослая женщина сделала разрешающий жест. — Тот, кто даст ноль правильных ответов, будет утоплен в Заливе навсегда, согласно пожеланию бригадира. Ибо бойтесь ваших мечт, господа, они имеют обыкновение сбываться. Начали!

Ух ты! Черепаха Бланш не чужда иронии? Амфитеатр захихикал и зашушукался. Потом звонкий девичий голос спросил:

— А вопросы с места будут?

— Обязательно, — подтвердила преподаватель, — курсант, набравший наибольшее количество правильных ответов, получит шанс на зачет-автомат. Разумеется, если я сочту его достойным.

— А за самый интересный вопрос автомат будет? — ломкий от баса до дисканта прорвался сквозь шум юношеский возглас.

— Ни разу такого не случалось на моей памяти, — хмыкнула запредельной интонацией Бланш, — но дерзайте.

Коллоквиум застрекотал пулеметной очередью. Десять секунд на ответ. Изя потрясающе ловко подкидывал мне подходящие куски лекций, видно, знал их наизусть. Неназываемый! Уровень заданий бил по самолюбию наотмашь. Мне досталась мутная сравнительная характеристика Главной религии Империи и культа Неназываемого у хомо верус. А рыжему Питу довелось всего лишь назвать цвет индикации человека разумного на приборах определения. Потом я бодалась с историей возникновения тупиковой ветви цивилизации verus по официальной версии имперских антропологов, а Правый рассуждал забавно про рецепты готовки каннибалов. И чем глубже в лес, тем круче мне доставалось. Одинаковые братья ухмылялись и пожимали недоуменно плечами. Интересно, это считается здесь нормальным и беспристрастным? Спасибо Изе, я узнала для себя много нового и увлекательного и доплыла до финиша без потерь.

В полной тишине старуха Бланш выпила холодную воду из высокого хрустального стакана. Кивнула. Началась самая любимая местными часть программы шоу: вопросы публики. Народ воспрянул.

Я оторвалась от экрана планшета и посмотрела в амфитеатр. Начальственный сектор. Прошли зазря тысячи лет, смысл не пострадал. Патриции глядели вниз, скучая. Ждали кровавой бойни. Вероника в новом белом платье что-то наговаривала на ушко Кей-Мереру. Он низко наклонялся к ее губам и слушал с легкой, красивой улыбкой. Иногда они смеялись. Противно и вместе. Я пропустила мимо ушей реплику девушки из первого ряда. Она глядела возмущенно-испуганно.

— Простите, я не расслышал, — извинилась я.

Вероника положила ладошку барону на колено. Постукивала пальчиками с серебряными ноготками по дорогой ткани галифе песочного цвета. Раньше я такой прыти за ней не видала. Я вообще не замечала подобных вещей в упор.

— Что вас интересует? — вежливо в ноль желала я узнать.

Зал почему-то стал смеяться. Девушка с вопросом покраснела.

— Ее интересует, как размножаются хомо верус, — раздался чей-то охальный выкрик с галерки.

— Половым путем, как и хомо сапиенс, — тут же ответила я.

— Лежа в кровати? — уточнил тот же неизвестный и смелый.

— Да хоть стоя в гамаке, — я ухмыльнулась. Макс в клетке всплыл в памяти сам собой.

Зал заржал счастливо. Девушка, смущенно прижала ладони к щекам и спряталась за спиной соседки.

— На самом деле, она спросила, почему никто никогда не видел маленьких детей хомо верус, — сердито высказалась ее подруга. Крупная румяная девица в джинсовом сарафане. Пшеничного цвета коса защищала ее голову, как шлем. — Их, что, не бывает?

Макс снял ручку Вероники с колена и оставил в своей ладони. Слушал ее треп и смотрел ей в лицо. Судя по всему, окружающий мир мало занимал этих двоих. В животе стало пусто и холодно. В горле пересохло, встал колючий ком. Я сглотнула.

— Известный имперский ученый, которого сегодня цитировали раз сто и считают гением антропологии, написал свою работу «Об особенностях размножения хомо верус», сидя в Святой Каталине в пятом секторе пожизненно. Там он этим размножением занимался и его же описывал, — меня очевидно занесло. Я пожалела. Выпрямилась в полный рост и засунула глубоко руки в карманы. — Для справки: «Святая Каталина» — уголовная тюрьма, самый большой и теперь единственный застенок в Содружестве. Там содержатся редкие убийцы с просторов Галактики. И…

— Да ты что? Тюрьма? — парень в сером костюме с последней линии сидений под самым потолком насмешливо постучал себя пальцами по губам, типа не завирайся. — Причем здесь звери? Общеизвестно, что во время войны их тупо уничтожали, не глядя на возраст и пол, а потом поголовно выслали за пределы Содружества. Об чем спикуешь, курсант?

— А ты воображаешь, что достаточно Империи приказать и все хомо верус собрали манатки и исчезли? — я искренне рассмеялась. — Да плевать они хотели на весь Межгалактический союз. Вечные звездные странники…

— Жрут человечину, — вставил умник с галерки.

— Да. Люди в их пищевой цепочке. Вот в твоей цепочке есть крысы, но ты же их не ешь. А если доведется с голодухи, то точно их мнения спрашивать не станешь…

— Ну ты сравнил! — раздались в разных местах аудитории возмущенные голоса, — Ваще, молодец! Мы и грызуны!

— Ты вообще из чьей команды, курсант? — засмеялись в других местах. Зал гудел и спорил.

— Не отвлекайся, как тебя там! — пристрожила меня девушка с косой, — не впадай в мелочи.

— Петров, — я назвалась. Раздались хлопки ладонями в ответ.

— Продолжай, Петров. Интересно!

Люди смотрела на меня разными глазами. Смешливыми, умными, любопытными, настороженными даже презрительными. Но равнодушных лиц мне не встретилось.

— В новейшее время, когда Империи удается отловить хомо верус живьем, она закрывает их в «Святой Каталине», независимо от возраста и пола, намерений и заслуг.

Зачем я посмотрела? Вероника мило поправляла барону выбившуюся из прически прядь волос. Та не поддавалась. Она не оставляла попыток. Он что-то трындел с гадкой улыбочкой. Я повернулась спиной к милующейся парочке. Ненавижу! Мерзкие лицемеры.

— Межгалактическая Служба Призрения собирает всех хомо верус в это не столь отдаленное место. От нуля до восьми содержатся в приюте. От восьми до четырнадцати — в подростковой тюрьме, остальные — во взрослой…

— Чушь! Сказки! — высказался беспокойный оппонент. Я вспомнила: он уже нарывался на нас с рыжими братьями. Вечность назад, на Первом балу. — Такой информации нет в Сети.

— Если к вам не прислоняются в Столичном метро, это не значит, что его в Столице не существует, — резко высказалась я, — запишись в библиотеку, погодник, вдруг получится узнать что-то новое.

— Ты сочиняешь складно, пограничник, пять баллов! Но все это только слова, — не унимался тот, — пузыри земли.

— Ты аккуратней, парнишка, — спокойно сказал Левый и встал рядом со мной, — за языком следи.

— Хочешь сказать, что наш братан врет? — присоединился Правый.

Мы стояли плечом к плечу.

— Ладно тебе быковать, утихомирься, — махнула властно ребром ладони, как отрезала, барышня с косой, — не обращай на дурака внимания, Петров. Как рождаются полукровки расскажи, плиз.

— Геном хомо верус передается только женщиной, остальные комбинации не работают, — я улыбнулась. Приятно и тепло, когда братья с тобой. — От мужчин хомо верус у хомо сапиенс дети не рождаются.

— Значит, если я пересплю, — Иван беззастенчиво потянулся в кресле. Устал сидеть на одном месте. Волшебные качества и секреты хомо верус мало занимали большого комэска. Аудитория заинтересованно захихикала. — То есть, я хотел сказать, женюсь на хомо верус, то у меня родятся хомовирусята?

— Да. При условии, что ты женишься на женщине из племени хомо верус, — я засмеялась.

— А на ком же еще?

Искреннее изумление Вани вызвало нормальный громкий смех.

— Я понял, — он тоже засмеялся и прибавил отчего-то мечтательно: — говорят, они жутко развратные твари.

Веселье амфитеатра подошло к грани полной анархии. Черепахе пришлось вмешаться громким стуком молоточка по кафедре. Ребята переключились без паузы:

— А правда, что они могут вырастить себе заново руку или ногу?

— Да. Регенерация тканей девяностопроцентная.

— А голову?

— Нет. Поэтому так много развелось охотников за их головами в Последнюю войну.

— Правда, что звери живут вечно?

— Нет. Но достаточно долго.

— Как они перемещаются в космосе? Без скафандров, кораблей и другого оборудования? Жесткое излучение им не вредно?

— Как порталы открывают? Где угодно могут? Волшебной палочкой машут? Почему звери могут, а нормальные люди нет?

— Что такое ментальная атака? Это массовый гипноз?

Вопросы сыпались ото всюду. Я упорно стояла спиной к руководящим креслам. Край глаза зацепил планшет на столе. Экран полыхал сообщением. «Заткнись!!!!» кричали огромные буквы. Я увлеклась. Семинар стремительно перетек в интервью. Я заткнулась.

Рыжие братья и остальные мои товарищи по научному счастью пытались что-то отвечать по учебнику. Стало заметно скучно. Дождь сексуально-наивных глупостей и умных замечаний иссяк потихоньку.

— Время вышло и наш коллоквиум окончен, — объявила Бланш. — Питер и Пауль ОТуллы — зачет-автомат, остальных жду через неделю.

— А я? — я едва слышно спросила от удивления. А я?

— Я не сказала? — Черепаха сделала удивление не хуже. Смотрела непонятно.

— Нет, — я сделалась готова к любому решению.

— Как, вы говорите, называлась книга? — старуха забыла мигать. Вертикальный зрачок чернел на бледно-желтом фоне равнодушно.

— «Об особенностях размножения хомо верус» — повторила я, — автор…

— Я знаю, — перебила меня преподаватель, моргнула, — Где вы умудрились прочитать эту работу, Петров? в приютской библиотеке?

— В отцовской, — соврала я, не моргнув глазом. Не понимала, к чему клонит уважаемая дама. И неожиданно для самой себя добавила: — в приюте нет библиотеки.

— Я знаю, — повторила мадам Бланш. Отвернула голову и стала глядеть вбок. Куда-то в сторону барона Кей-Мерера, серебряных абрисов самолетов на фоне синего неба, и дальше в горизонт. — Я поставила вам зачет-автомат, Петров. Всего хорошего.

Двухсотлетняя булыжная мостовая перед дубовыми дверями хранилища книжных знаний и убитых амбиций. Историческая кладка. На каблуках здесь ходить запрещено. Иван громко рассказывал про случай из своей жизни, махал лапами и без конца толкал Веронику плечом. Не знала, что он общался с хомо верус до меня. Барон слушал приятеля, не перебивая. Светящаяся ярко, как лампа накаливания, барышня висела на его левом локте. Близнецы подначивали старлея ехидными репликами. Заметив меня в дверях, компания неторопливо двинула вперед.

Выскользнув из здания библиотеки, я повернула налево. Изя ждал меня под кленом, жуя своеобычно и независимо уголок воротника рубашки. Сегодня он, по затейливому капризу судьбы, облачился в красную. Смахивал на цыгана, потерявшего лошадь.

— Лео, — Эспо удержал меня за локоть подле себя, — мы идем прямо на взлетную площадку.

— Я не хочу, — я не хотела никуда с ними идти. Один только счастливый вид Вероники вызывал во мне тошноту.

— Не капризничай, — улыбнулся комэск, не отпуская. — он нарочно тебя злит.

— Кто? — я дерзко высвободилась. Сунула руки в карманы по локти. Посмотрела Эспо в глаза независимо.

— Никто, — он продолжил свои улыбочки. Взял меня снова за локоть железными пальцами, повернулся к Кацману, спел: — увидимся в понедельник, девочка в красном. Не плачь, не грусти обо мне.

Изя глянул расстроено, явно рассчитывал продолжить субботнее общение. Я развела руками и виновато улыбнулась.

— Шевели поршнями, Ло, пора, — командир с заметным усилием направил нас в нужную сторону. Повторил: — никто не отказывает баронам.

Он засмеялся хрипло и подмигнул черным блестящим глазом. Сунул мою здоровую руку себе под локоть и продекламировал:

— Вперед, мой товарищ, напьемся до края из ревности чашки, холодной и злой!

Я спрятала невольную улыбку. Стихи? Чьи?

Всегда комэск пограничников казался мне слегка формальным. Отстраненным. То ли ленивым, то ли себе на уме.

Однако, пьяный треп за бутылкой мы не пожелали забыть оба. Тот, что случился с нами в половине пятого утра.

— Вези его в лазарет, Эспо, я дождусь Юнкера, — Кей-Мерер приказывал, как жил. — Иван! Прекрати размахивать своим АК. Закончилось все уже.

— Эх, жалко, быстро! — старлей опустил дуло оружия в землю, — я разойтись толком не успел.

— Быстро? — возмутился Эспозито, помогая мне подняться на ноги. Кровь уже пропитала перевязку насквозь и капала. Вид мой комэск имел весьма бледный. — Ты орал двадцать минут без продыху, громче своей шарманки. Выпустил два боекомплекта, нас с Лео чуть не угробил! И все мало ему.

— Да ладно тебе вспоминать, брат, дело прошлое. Ведь не угробил же, — Ваня закинул автомат за спину, подошел. — Как ты, Ленька? Давай я тебя на руках отнесу. Лучше бы ты в несознанку ушел, бедолага. Как терпишь?!

Все трое внимательно заглядывали мне в лицо. Подстреленная рука отнималась по самую шею, болела зверски, особенно лучевая кость, которая не пострадала вовсе. Но сознание прочно приклеилось ко мне, не уходило. Да и когда это я от боли в обморок падала? Не припомню такого случая. Побратим посадил меня на локоть, как ребенка. Раненная рука зацепилась за ремень.

— А-а-а! — заорала я вполне искренне.

— Да что ж ты делаешь, медведь! — сунулся было ко мне Макс. Ближе сделался. Лицо серое в сереющем воздухе, губы сжаты. Светлые глаза потемнели. Что?

— Орешь, сука! Еще не так будешь орать, когда я тебя во все дыры прополощу, звереныш!

Кей-Мерер резко обернулся. Очнулся убийца Маркуша. Щерился разбитым ртом, едва шевелил пальцами. Окровавленные его руки в измочаленных выстрелами рукавах валялись мертво по обе стороны от тела. Центуриона не стали заковывать в наручники. Нет смысла. Никто его родного языка здесь не понимал, кроме меня и пленных, но те признаков жизни не подавали. Валялись грязной вонючей кучей по центру площадки. Шесть человек. Никто не увернулся от Вани.

— Я нарежу тебя живого на ремни, поганая тварь, клянусь, — не унимался мой личный поклонник.

— Заткнись, — прохрипел его брат. Лежал рядом мордой в землю. По спине его разливались черные пятна. Душный запах крови царил над всем. — Эти имперские его очень скоро запрут с нами в одну камеру. Еще не известно, кто кого из вас станет полоскать.

Он захрюкал хрипло, смеялся, что ли? Потом коротко взвыл и отключился.

— Давай, Кей, я побырику сделаю им контрольные дырки в черепа, — сказал Иван. Держал меня обеими руками.

— Сразу надо было делать, Иван, теперь поздно. Я запрещаю расстреливать пленных, — резко оборвал его барон. Глядел прозрачными глазами. — Ты еще здесь. комэск? Марш в лазарет! Зачем ты его на руки взял? Он курсант, будущий офицер, ногами идти должен!

— Это для тебя, тварь неблагодарная, мой Леня всего лишь курсант, — бормотал себе под нос Иван, унося меня быстрыми шагами с поля боя, — а мне братик названный. Ленька, ты как? Не молчи!

— Петь я, что ли, должен? — спросила я негромко. Держала левую кисть на весу. Плакала.

Боль, страшно медленно, толкаясь бешено кровью по нервам, жгла и уходила. Я знаю этот фокус за собой.

Старенький доктор и такая же медсестра ждали нас на пороге медчасти. Муж и жена, они понимали друг друга без слов. Иван, всем и всегда свой в доску, потопал прямо в перевязочную. Но когда доктор принялся разрезать кровавые бинты, мужественный комэск поспешно удалился. Открытые раны не всем по плечу. Залетела в голову шальная мысль: Маркуше бы здесь понравилось. И вид, и запах.

— Смотри! Нет, ты только посмотри!

— Не кричи, я вижу.

— Надо доложить по инстанции.

— Не смей! Он просто раненный мальчик, так и станем поступать.

— Как?!

— Лечить. Оказывать медицинскую помощь. Остальное нас не касается.

— Да зачем ему наша помощь, дорогой мой! Рана затянется сама через пару часов. Ты знаешь это все не хуже меня.

— Ничего не знаю, сестра. Делаем свою работу. Колем анестезию и достаем пулю.

— Револьверная. Семь шестьдесят две. Наган, похоже… — тускло звякнуло металлом об металл.

Двое взрослых людей в бирюзовых халатах переговаривались надо мной, словно я лежала под общим наркозом. Я пошевелилась.

— Цыц! Лежи неподвижно, курсант. Иначе кривой получится шов! — прикрикнул на меня сердито врач.

— Кривой! — хмыкнула его ассистентка, — тут черт те что получается.

Рука отнялась снова, теперь от чудо-препаратов. Я замерла. Слушала, как скрипят иглы и скобы, протыкая мою шкуру, стягивая концы уродливой дыры на левой ладони. Древняя медсестра преувеличивает. Пока зарастет дыра, пройдет часа три. Возможно, пять. Главное, не забывать потом ныть от боли и менять повязку.

— Спасибо, — сказала я, когда они закончили, — я пойду.

— Иди, — согласился старый мужчина и впервые посмотрел мне в глаза. Взял со стола экспресс-тест крови и выбросил в утилизатор.

Рассвет приготовился. Выкрасил розовым верхушки пологих гор с восточной стороны. Ветер лез в сыроватую от недавнего пота одежду. Конечно, я хомо верус и все такое, но мерзла, как обычный человек. Брела потихоньку домой в эскадрилью. Я умею менять дома. Один на другой. Я быстро привыкаю.

Эспо на своем любимом кабриолете догнал меня у самых дверей казармы.

— Есть хочу, — подумала я вслух.

Комэск кивнул, и мы направились к нему.

В отличие от барона, с его армейским аскетизмом, Эспо жил с комфортом. Две комнаты, спальня и гостиная. Старинный камин, ковер на полу, мягкие кресла. Я поглядела на чудесный темно-красный велюр обивки, потом на себя в кровавых пятнах по всему полю и решила пойти переодеться. Хозяин апартаментов не стал возражать.

— Знаешь, Лео, мне тебя искренне жаль, — начал Эспозито. Налил себе любимый драй в стакан на две трети. И мне тоже. — Коньяка нет, сори.

— Да ладно, я переживу, — я радостно засмеялась. Теплый душ сотворил из меня нового человека. Ладонь зудела, зарастая.

Между креслами обнаружился удобный столик, уставленный изыскано-мужским набором еды. Консервированные свиные языки в желе, колбаса, сыр, оливки. Крупно порезанный хлеб. Пяток вареных яиц ласкали взор половинками под соусом провансаль. Откуда?

— Угощайся, малыш. И я не коньяк имел ввиду, — тонко улыбнулся гостеприимный хозяин, пятерней заводя черные пряди волос назад.

— А что? — беспечно поинтересовалась я, засовывая в рот поочередно оливку, салями и яйцо. Вкусно!

— Твои отношения с Кей-Мерером, — Эспо смотрел грустно, как я кашляю, подавившись. Протянул стакан холодной воды. — Вернее, твои попытки ему понравиться, Лео. Это безнадежно, малыш. Мне жалко тебя до слез.

Я напилась и отдышалась. Сделала глоток алкоголя. Я не поняла. Неужели все настолько очевидно? Он знает про нас с бароном, мой наблюдательный комэск, или догадки строит? Вилами рисует по воде. Стоп! Ведь нет никаких нас с Максом. Я примчалась его спасать, словила сначала по физиономии и матерный выговор потом за то, что вылезла вперед без приказа. Нет ничего.

— Почему? — задала я самый тупой вопрос во Вселенной.

— Знаешь, Ло, у меня на родине нормально относятся ко всем вариантам любви. Какая разница? Лишь бы люди были счастливы. Но Кей-Мерер не такой…

Я слушала набившие уже оскомину рассуждения про то, что есть люди и бароны, геи и нормальные, и тп. Эспо незаметно подливал мне мартини, пил с удовольствием сам, разглагольствовал и поучал:

— Ты должен затвердить себе главное, малыш. Никогда он не оценит твоего прекрасного отношения, птенчик Ло. Ни-ког-да. Кей тупо не видит ни чьих подвигов и воспринимает их, как само собой разумеющееся. Он с детства привык, что мир вертится только для его удовольствий, интересов, планов…

— А ты труханул сегодня не по-детски, комэск, — сказал я поперек стройной речи, — если бы не Иван со своим калашом, то еще неизвестно, как все повернулось. Бы.

— Он опоздал! — ничуть не смутившись, сказал Эспо, — я позвонил ему сразу. Ты про свои шуры-муры с Кацманом не закончил рассказывать, а я уже его вызвал! Где он шлялся двадцать минут?

— Шуры-муры? С Изей? — я задохнулась снова, теперь уже от смеха и упала на спинку мягкого кресла. Голова слегка кружилась. От потери крови? Или? Всегда подозревала, что вермут — коварная вещь.

— Перестань смущаться, Лео. Нормально все, — Эспо сел глубже, расставил колени, вольготно развалясь. Глядел на свет настенного бра через бледную жидкость в стакане. — Девушки тебя не заводят, это все знают. Кей-Мерер не даст тебе никогда. Должен же ты как-то снимать напряг. Смешила погодник — не самый проходной вариант…

— Мы друзья! — возмутилась я, поняв запоздало, что мой командир совсем не думает шутить.

— Ага, — он ухмыльнулся во все тридцать два зуба. Ни разу не видела у него такой похабной гримасы. Пьян, к гадалке не ходи. — Твой любимый и бывший комэск так и сказал: надо же этим двоим убогим кого-то трахать…

Я вскочила на ноги. Не может быть. Макс не мог! Он даже думать не способен в таком беспросветно-пошлом ключе!

— Ты врешь, скотина! — я выплеснула остатки вина в гадкую бородатую физиономию, — Макс такого не мог сказать! Он барон, сноб и имперская сволочь! Он кто угодно, но только не пошляк!

Сладкие капли пачкали собой чистую белую рубаху из тонкого полотна. Эспозито медленно провел ладонью по мокрому лицу. Выпрямился.

— Да, ты прав, влюбленный дурачок. Ничего такого он не говорил. Ничего у тебя с ним не выйдет, Ло. Я хотел помочь, прости.

Мужчина встал, распахнул окно.

— Скоро шесть. Надо поспать хотя бы немного, завтра длинный день, — говорил он монотонно светлому небу. И обернулся: — она совсем меня не замечает.

— Кто? — я опешила.

Кто в состоянии не заметить горячего брюнета?

— Вероника.

Вероника? И этот туда же! Что они оба в ней нашли? Пару месяцев назад эту редкую жемчужину никто в упор не видел.

Красивый, умный, успешный, обаятельный. Эспо смотрел на меня с надеждой. Вдруг, я знаю некий секрет. Или заветное слово.

Я резко помотала головой справа налево. И в обратную сторону. Мартини из желудка попытался вернуться в горло. Я запретила. Вылезла из кресла и молча убралась к себе.

Клуб одиноких сердец на сегодня закрыт.