Ло. Лётная школа

ГЛАВА 2. Здравствуй, Школа!

Солнце садилось за кроваво-красный горизонт. Ветер собирается.

— Эй, парень! Тебе сюда.

Это мне? Я обернулась. Здоровенный дядя в песочно-бежевом камуфляже сделал экономный жест в сторону открытого нутра громадного Ила. Я кивнула, благодаря. Он глянул без интереса и потопал по своим делам по гладким плитам аэродрома.

Меня укачало на взлете. Это была неожиданная новость. Неприятная.

В брюхе тяжелого транспортника пассажирских кресел не водилось. Мужчины в военной форме дремали, сидя на узких, страшно неудобных лавках вдоль бортов. Один, видать самый продвинутый, удобно спал на больших пятнистых баулах. Воняло топливом и старыми носками. Я уговаривала тошноту внутри и летела на атмосфернике впервые в жизни. Впору загадывать желание. Вот я и загадала: если я поступлю… стоп! Никаких если! Я поступлю. Нет для меня обратной дороги.

В десятке километров под животом самолета ворочался невидимый океан. Я чуяла его нервное дыхание. Большая вода тревожила, не оставляла меня равнодушной. Мерещилась солью на губах. Шторм идет. Бутерброд с котлетой напомнил в желудке о себе. Брысь!

За шторкой иллюминатора чернильная чернота. Ночь-полночь, ничего интересного. Налетел тяжелым толчком ледяной шквал, и все в мгновение переменилось. Белые линейки электричества. Вспышки, тряска. Минута и наш самолет из большой, уверенной железной птицы превратился в муху, попавшую в суп. Даже не муху, а небрежно в черную точку на взбесившемся стихийном полотне. Нас мотало вправо-влево, пилот судорожно пытался лавировать между тысячевольтными столбами. И океан становился ближе. Пару раз наша птичка попыталась подняться выше, уйти за облака, но нет. Факир не справился, и фокус не удался. Нос судна заметно накренился влево и вниз. Где-то глубоко, на уровне крови пошла вибрация.

Спавший на полу мужик сел. Потряс тяжелой, короткостриженой башкой, проморгался и прислушался. Родился жуткий свист. Сначала тихий, он нарастал.

— Амба, — сказал мужик и подмигнул мне, — как тебя зовут, парень?

— Ло, то есть Лео, — меня мутило крепко, но я заставила себя говорить.

— А меня Иван, то есть Ваня. Прощай, Ленька! Встретимся на небесах.

Звук падения сделался оглушающим. Норовил перейти за грань слуха. Я зажала уши ладонями. Иван спокойно лег на свои вещи, положил руки за голову и уставился в потолок. Приготовился? Остальные участники злосчастного рейса были здесь и около. Я не глядела туда.

— Не-ет! — заорала я уже никому не слышно. Натянула капюшон куртки на голову, отвалилась спиной к жесткому борту, вцепилась намертво пальцами в искусственную кожу обивки лавки. Под правой рукой корябалась дыра. Я не умру. Я не хочу. Еще чего! Неназываемый, сила твоя! Я хочу в небо! Я хочу летать над облаками!!!

Дикий звук пошел на убыль. Тело самолета сначала выровнялось, потом стало задираться вверх в рискованный угол к горизонту. Резко мотануло вправо и потащило в хвост. Огромный тяжелый ящик падал строго на меня, за ним следом неслись мешки, коробки, люди. «Не так быстро! Стоп!» — вопила я беззвучно самой себе. Самолет будто бы послушался. Вырубил двигатели. Все поплыло в невесомости. Человек по имени Иван завис в воздухе рядом, нелепо растопырив пальцы. Я протянула ему одну руку, другой уцепилась за боковой поручень. Оп! Очнувшаяся сила тяжести и Ваня чуть не разорвали меня надвое. Я бы не удержала его ни за что на свете, но парень вовремя поймал штангу боковой двери и спас меня в ответ. Ящик, красиво поворачиваясь, пролетел перед нашими носами, упал и разбился. Лопнул синий бумажный мешок, за ним еще что-то шлепалось и впечатывалось друг в друга. Грохот и отборный мат. Люди перемешались с предметами. А железная птица вынырнула в чистое небо. Грязная грозовая вата осталась внизу. Слева месяц сияет серебром, справа рассвет розовеет, яркие звездочки везде подмигивают. Покой и чистота.

— Эй, парнишка, ты как? — Иван, радостно скалясь, заглядывал мне в лицо. передумал умирать. Рыжий, здоровенный. Курносый подданный Империи, к гадалке не ходи. Лет двадцать пять на вид. — Чудо, брат Ленька, произошло! Чу-до! Ты че молчишь? Глотни воды.

Я послушно отпила из армейской фляги. И задохнулась.

— Что? — удивился Иван. Перемазанный в ходе полета к небесам, он смешно таращил ярко-голубые глаза. Принюхался, — А! сори, пацан, это водка. Вот тебе вода.

Я осторожно поднесла фляжку к носу, прежде чем глотать. Вода.

— За здоровье! — мы стукнулись флягами.

Внезапно глаза стали закрываться. Отходняк. Я честно расшиперивала веки. Я устала. И я не пью. Алкоголь отнял последние силы.

— Падай сюда на мешки, брат! Какой ты чумазый, как черт, — ржал надо мной большой Ваня, освобождая половину своего лежбища. Себя в зеркале еще не видел. Он щедро плюнул на какую-то тряпку и размазал грязь на моем лбу. — Вот, так лучше. Предлагаю побрататься, Ленька, раз мы с тобой смерть видели одну на двоих. Ты как?

Я сонно кивнула, вяло стиснула широченную ладошку. Побратим улегся рядом. От его рубахи тянуло свежим потом, мятной жвачкой, стиральным порошком, водкой, порохом, армейским духом и молотым кофе. Вот что хранилось в синем пакете. Это коричневая, кофейная пыль так нас разукрасила.

— Теперь я стану за тобой приглядывать, а ты должен слушаться, — гудел в ухо мой новоиспеченный брат.

— Отвали, придурок, — честно промямлила я.

Бешеная усталость присела на веки. Но я видела, как шел вдоль левого борта один из пилотов. Взрослый мужчина с пышными седыми усами. Он гладил обнаженные, грубоватые ребра транспортного судна трудовой ладонью. Приговаривал негромко:

— Спасибо, Илюшка. Спас, спас. Вытащил. Спасибо, мальчик мой дорогой…

Мы лили на себя холодную воду из пожарной колонки на краю летного поля. Я и Ваня. Остальных спасенных и спасателей увезли по домам родные и сослуживцы.

Мужчина, не стесняясь, скинул с себя все, вплоть до черных трусов. Мылся под ледяной струей и орал, как сумасшедший. Фыркал и отплевывал мыльную пену. Я успела первой смыть кофейную пудру с лица и рук. Быстренько натянула на себя чистые брюки и толстый свитер.

— Ты будешь тихий, интеллигентный мальчик с домашним воспитанием. Тихоня-космолетчик. Не лезь на рожон. Не лезь в глаза, не выпендривайся. Тихой сапой грызи гранит науки. Если почувствуешь, что будут лупить, бей первая, не раздумывая, и со всей силы. Пальцами в глаза, коленом в пах, пяткой в голень, — наставляла меня вчера Китти, складывая в ярко-желтый рюкзак мальчишеские вещи. Делилась опытом. У нее пять родных братьев, а сколько двоюродных… — Я все приготовила: белье, одежду, длинные рубахи до колен, чтобы тебя не расшифровали. Как ты вывернешься в бане и на медосмотре, не представляю. Если что, засовывай носки в трусы для достоверности.

Я благодарно погладила мягкий синий трикотаж свитера. Спасибо, милая! Расчесала пальцами короткие волосы и посмотрела в наступающий день.

Отсюда, с плоской горной площадки аэродрома, полуостров виднелся лениво-доверчиво, как спящая черепаха. Бухта гнулась синей подковой. Белые лодки, цветные паруса. Пологие, старые горы. Городок зелеными террасами дворов, садов и огородов симпатично спускался к светлой полосе пляжа. Белые домики, красные крыши. Ну, допустим, домики не все белые, и некоторые из них далеко не домики. Виллы а-ля Фарнезина и замки в стиле Птичье гнездо выглядывали из шевелюр кипарисов ненавязчивым обаянием имперских денег. Где же Школа?

— Шикарный вид, да? — Иван подошел сзади. Погрузил свои мешки на синюю автотележку. — Впервые здесь?

— Ага! — я не стала скрывать восхищения. По большому счету, я никогда в жизни не видала столько красоты сразу.

— Я, глядя на твой культурный костюмчик, Ленька, решил было сначала, что ты местный, правосторонний, — улыбнулся парень. — Удивился, что не встречает тебя никто. Но если тебе на Левую сторону, то могу подвести.

— Это где? — я машинально посмотрела влево. Там выступал в море длинный рог бухты, поросший синим лесом.

— Это там, — Ваня кивнул вслед за моим взглядом, — Отсюда не видно.

— Мне в Летную школу, — не хотела признаваться, а пришлось.

— Отлично! И мне туда же, — неожиданно легко согласился мой новый родственник. — Погнали.

Тележка взяла солидную скорость на серпантине дороги. Километров тридцать рвала, не меньше. Хороший асфальт шуршал добродушно. Ванька улыбался рядом, шуруя рычагами. Солнышко вынырнуло из-за моря. Мы миновали гору.

В глаза плеснул весенний двухколесный мир. Байки, мотики, мотороллеры и велики. Несмотря на ранний час, местная жизнь жала на газ и крутила педали вовсю. Мчалась на работу, в школу, в университет. И да. Имперская архитектура вилл Боргезе осталась на Правой стороне. Здесь все проще гораздо.

— Ленька, ты погодник? — спросил Иван, руля лихо на своем чудо-аппарате мимо древнего самолета, памятника героям Последней войны на высоком постаменте.

Тяжелые мотоциклы обгоняли нашу телегу небрежно, забивая ноздри презрительным вонючим выхлопом. Изящные барышни на мотороллерах оглядывались на нашу парочку с откровенным любопытством. Велосипедисты равнодушно огибали справа и слева.

— Что? — я не поняла.

— Я спрашиваю, ты на какое отделение поступил? Регулировщик или метео?

Я не хотела отвечать. Нечего сказать. Дорога уперлась в черную чугунину прутьев и перекрещенных копий. «Имперские соколы». Без лишних затей сообщала надпись на железном щите.

Густая решетка ворот была очевидно на замке. Сквозь них виднелась другая жизнь. Мой товарищ остановился, вытащил смартфон, настойчиво водил пальцем по экрану. Ворота не реагировали.

Я спрыгнула на землю с синей платформы. Задрала голову вверх. Какая огромная арка! Зачем? Самолеты под ней провозить? Сердце билось, шутить не получалось. Сейчас откроется калитка в заборе, и жизнь опять разделится на двое. Здесь и там. Сердце вдруг затрепыхалось испуганно, как в детстве. Которого не помню.

— Плевать на все, — сказала я сама себе вслух, — я на летном!

— Врешь, братан! — расхохотался обидно Ваня. Смерил меня синим взглядом с головы до ног. — Таких не берут в космонавты!

Дверь Школы отворилась с мелодичным щелчком магнитного замка.

Я сразу увидела знаменитый испытательный полигон. Открытая широкая палатка, смахивающая очертаниями на шапито. Флажки и вымпелы на распялках добавляли впечатления. Вытоптанное футбольно-бейсбольное поле и высокий берег моря во всю синеву горизонта. Солнце.

У палатки суетились люди. Многовато, на мой вкус.

— Девять часов пятьдесят минут, — сообщил женским голосом будильник в моем кармане. Пора.

Я бросила свой цыплячьего цвета рюкзак с пожитками у полосатого столбика ограждения. Перешагнула пластиковую ленту, сделала десяток шагов и оказалась в общем строю.

— Вы напрасно думаете, что кому-то из вас обязательно повезет, — заявил насмешливо красивый мужчина. Френч, галифе, сапоги пускают зайчиков в глаза надраенными голенищами. Погоны, фуражка, усы. Кавалерист. Его вороной жеребец косил на меня недобрый глаз. — Зачислен будет только действительно достойный. Была б моя воля, я и половины из вас не допустил к испытаниям, но правила Школы разрешают любому здоровому мужчине от шестнадцати до двадцати лет претендовать на право обучаться в этих легендарных стенах. Дерзайте!

Добрый дядя тронул стеком бархатную шею коня и отбыл величавым шагом. Претенденты остались дожидаться своей участи.

— Слушай, Ленька, а ты и вправду отчаянный паренек, — высказался позади Иван. Пристроил куда-то свои мешки и вернулся. — Легче было поступить в Школу с самого начала, чем сейчас. Чертова дюжина кандидатов! Ходынка, а не конкурс. И зрителей набежало, как в цыганском цирке. Жесть, братишка!

Ваня похлопал меня по плечу, подмигнул и ушел за черту. Границу между теми и этими.

Реально полегчало от его дружеской тяжеленькой руки. Я задрала нахально подбородок вверх, хотя, куда уж выше. Стояла последней в шеренге испытуемых. Или первой, это с какой стороны считать. Торчала длинным тощим гвоздем.

Да. Зрителей хватало. Похоже, что все счастливые обладатели курсантских нашивок в компании мам, пап, подруг-недругов и всех зевак Левобережья собрались полюбоваться испытательным шоу. Если оторопевшие глаза меня обманывали, то ненамного. Кто-то пришел поболеть за товарища, кто-то насладиться провалом.

Белый кабриолет придымил финальным апофеозом. Загорелый здоровяк за рулем и букет разноцветных красавиц выпадает наружу с красных диванов машины. Выплескивается от переизбытка тела, как они сами из крошечных маечек.

— Это камэск пограничников! Сам Эспозито приперся, гад! — пробормотал стоящий слева от меня смешной парень. Толстый, в очках, помятый какой-то весь. Тот еще конкурент. — Будет глумиться над нами, сволочь!

Глумиться, положа сердце в руку, а глаза в ладонь, было над чем. Я зря переживала, что окажусь белой вороной среди статных молодцов и могучих, как на подбор, атлетов. Ничего подобного! На единственное свободное место претендовали тринадцать человек. Пара кандидатов мускулистыми голыми торсами в наколках более-менее тянули на спортивных людей, остальные: сбор хромых и нищих. Неудачники, пролетевшие со свистом на остальные отделения. Надежда, глупое чувство, здесь умирала последней.

— А это какое отделение? — спросила я ненужно. Несвоевременно, точно.

— Универсальное, дубина! Откуда ты взялся, ваще? — сосед повернулся и попытался облить меня презрением снизу-вверх. Не вышло.

— Только что прибыл! — мне нравилось говорить о себе в мужском роде. Прикольно. Улыбалась.

— Начали! — раздался крик наблюдателя.

Полсекунды и на старте остались только мы.

— Че делать-то? — спросила я у толстяка. Глядела, как побежали в разные стороны люди.

— Пятиборье, — кинул он и потрусил вперевалку за остальными.

Я мысленно поблагодарила Китти за кроссовки и сделала выговор за щегольский ярко-синий костюмчик. Понеслась.

Бегаю я неплохо. В Сент-Грей тренировала кросс и спринт. Сливала лишнюю энергию дорожке. Только там это было не нужно никому, так игры в физкультуру. Претенденты ожидаемо поделились на батанов и качков. Обгоняя очередного умника, я гадала, что там дальше.

Стрельба из пистолета. Это я умею. Это, как дышать. Я легко вышла в тройку лидеров абсолютным результатом, сорвав аплодисменты уважаемой публики. Краем уха пронеслись цифры ставок. Моя персона нежно заплывала в ординар. Я полетела дальше. Но тут.

Какой кретин засунул в конкурс для космолетчиков верховую езду? Красавец бригадир, не иначе. Маньяк-лошадник. Я сбросила на штакетник промокший от пота пиджак и попробовала подойти к коню. К кобыле в соседнем стойле даже пытаться не стала. Лошади боятся меня. Как ни бился со мной и ими тренер в Самой престижной школе для девиц, ничего не вышло. Это мой единственный прочерк в аттестате.

— Послушай, дед, — я медленно сделала шаг вперед. Этот зверь явно видывал виды по жизни немалые. Взрослое животное переступило копытами, уходя. Ни сахара у меня нет, ни морковки. — Ну потерпи, ну хоть чуть-чуть. Хрен с ним, с барьером, давай просто сделаем круг…

— Ты разговариваешь с лошадями? — жирный мой приятель повалился на доски конюшни. Дошкандылял, наконец-то, мокрый и опасно пунцовый. — Я ни разу не попал по мишени. Я домой пойду.

— Зря, — я возразила. Конь отвлекся на вонючего парня. Я протянула короткий шажок. — Эта гонка заточена на выживание, как ты не понимаешь, тупица.

Мне стало жаль потного недотепу. Конь, кажется, забыл обо мне. Я тихонько, по стеночке подбиралась ближе

— Нужно обязательно дойти до финиша, толстый. Как угодно, хоть доползти. Этим татуированным голым чудо-спортсменам важно, чтобы мы свалились с гонки сейчас, потому что на общем тесте им нас не обскакать, понял? — заговаривала зубы я коню и конкуренту. Те кивнули согласно оба.

Воодушевившись, я вскочила в седло.

Ну, мне так показалось. Все, что получилось, это повиснуть поперек седла. Тыбы-дым, тыбы-дым. Земля раскачивалась в такт перестуку копыт. Мудрое животное само прошло положенные преграды. Запах конского пота вызвал приступ голодной тошноты. Я сглотнула. Громко и искренне. Конь заорал нечеловеческим голосом, мгновенно учуяв опасность, запаниковал, дал резко вперед и вдруг встал столбом. Инерция выкинула меня за низкий заборчик. Ржание, не хуже конского сопроводило мой высокий полет.

— Ох! Девочки, я чуть не описался! Но все равно ставлю на худышку! — красивый смеющийся голос донесся слева. — Твой кандидат не пройдет, Кей, не надейся. Эй, синий костюм! Хорош валяться! вставай и неси свою тощую задницу к финишу. Я поставил деньги на тебя!

— Аккуратней на поворотах, Эспо! Это мой младший братишка, камэски, — Ваня пытался побороть смех, получалось плохо, — вставай, Ленька, беги! Я тоже на тебя поставил, брат, не подведи.

— Не дойдет. Не доплывет, утонет. Прощайтесь со своими деньгами, — холодно заметил третий зритель в зеленой куртке.

Времени разглядывать не осталось. Я попрыгала на одной ножке по маршруту из вереницы зрителей и красных флажков. Ушибленное колено ныло зверски.

Следующей летной фишкой оказалось фехтование. Я нервно хмыкнула. Че делают электрическими рапирами воздушно-космические ассы? Дуэлят дуэли, ковыряют в носу? Ощущение идиотски-развлекательного фарса не отпускало. Росло. Интересно, билеты устроители догадались продавать?

Любители ставок прикатили. Кабриолет, вранглер и знакомая синяя тележка. Загорелый красавчик подрастерял половину девчат, поглядывал в мою сторону и строчил что-то в смартфоне. Зеленая куртка во внедорожнике держалась за руль, два ухмыляющихся рыжих близнеца на заднем сиденье пялились на меня прицельно. Добрый Ваня бросил мне через желтую ленту бутылку воды. Я не удержала в трясущихся руках с первого раза. Ловила в воздухе непокорную баклашку, как сине-грязный клоун. Аудитория зарыдала от счастья. Мой побратим вытирал ладошкой набежавшую слезу.

— Дай мне попить, — услышала слабый голос товарища по несчастью, — пожалуйста-а-а.

Больше всего на свете мне хотелось наглотаться досыта и облить пылающую от стыда и злости голову этой прекрасной, чистой, сладкой и холодной водой. Голубые плачущие глазки глядели снизу брошенным щенком.

— Потерпи, — я все же напилась первой. Дыхание выровнялось и колено почти успокоилось. Я пожертвовала страждущему половину живительной влаги. — Как ты прошел конкур?

— А никак! — радостно пробулькал мой приятель. Вода, проливаясь, чертила белые дорожки по чумазой, исцарапанной физиономии. — Я удрал, я лошадей и не видел близко никогда, боюсь страшно. Давай фехтоваться.

— Я не умею, — честно призналась, оглядываясь.

Внутри огороженного участка полигона стоял простой стул. Пустой. Никто, кроме веселящихся игроков за желтой лентой, не наблюдал за ходом состязаний. Я посмотрела на побратима. Он быстро крутил запястье, мол, давай-давай.

— Ты до фига очков набрал, приятель, даже чересчур, хватит. А у меня нету почти, давай я тебя заколю, — незатейливо предложил мне жирный парнишка. Судя по тому, как бедолага запутался в датчиках колета, рапиру он видел не чаще, чем конкур. — Я вот сейчас…

— Готов? — я защелкнула пластик защиты на груди. — Атакую!

— А! — мой визави обиженно дернулся.

Три укола, как в кино. Плечо, бедро, сердце приняли пинки электричества. Я не стала жалеть.

— Я не ответил тебе! Я не приготовился! Это нечестно! — он заплакал, упав на колени от боли. Затрясся мелко телом под рубашкой.

— Честь — это не ко мне, малыш! — я сварганила красивую фразу. Чуть было не протянула руку, чтобы погладить смешную грязную голову конкурента. Ревел неуклюжий претендент на место имперского сокола убедительно. Жалко.

— У-у-у! — улюлюкали и свистели дружно Иван и неприятно-красивый Эспо.

Вранглер, мягко урча дизелем, равнодушно двинул вперед.

Я сбросила серебристую амуницию без затей, прямо на землю. Дальше что?

— Ты много набрал очков, брат, — рассказывал Иван, двигаясь параллельно за лентой. — Идешь третьим, молодец! Как у тебя с общими знаниями? Ты в школу ходил?

— Ходил, — меня слегка покачивало от усталости. Квази убийство товарища по несчастью почему-то осело неприятной тяжестью внутри. Глупо и непохоже на меня. — Че там дальше?

— Рукопашная. Может, ну ее нафиг? Там серьезные ребята остались. Не участвуй. Доберешь потом свое на общем тесте, а? — мой побратим, нарушая правила, протянул руку через границу и положил теплую на мое плечо. Сжал. Он не верил в мою победу.

В синих глазах читалась жалость пополам с состраданием. Надо же, не ржет больше вместе с остальными.

— Я пошел, — я отодвинулась подальше от Вани. Хватит соплей. Я здесь для другого.

Вот и срослось. Я не верила им всем здесь ни на грош. Никакого потом не будет назавтра. Никакого общего теста на выявление уровня айкью. Зачем ненужные танцы с бубном? Здесь и сейчас отвалятся лишние умники-неудачники-надоеды. Наверняка, кандидатик уже определен и в списках значится. Придурочное пятиборье — это дань традициям Школы и обязательное сохранение лица. Шоу для наивных дурочек, вроде меня, и дюжины юношей, что питаются надеждой. Не зря же так заводят комэсков ставки. Веселят не по-детски. Напрягают красавчики крепкие задницы, словно корову проигрывают. Я влезла в заранее обкатанную схему и сделала их жизнь новой. Непредсказуемой. Да, мальчики, не сомневайтесь, скучно не будет.

Главное для меня — это я сама. Я сама у себя выигрываю, я сама себе судья. Единственное мнение от племени людей, которое меня еще недавно волновало. Да. Андрей. Но сейчас это не играет. Не об чем. Я — это я. Остальные — только люди. Я чуяла разные взгляды в затылок. В шею. В спину. Шла по просыпающейся зеленой травке поля ровно, не хромала.

Рукопашная. Неназываемый, слава тебе! Никуда бежать не пришлось. Место боя обнаружилось неподалеку. Зрители заметно увеличились в числе, зажали кулачки и ставки. Канвас хрустел от натиска страждущих зрелища. Солнце взошло беспощадно в зенит. Круглый дяденька в белом халате расставил нас парами. Попытался. Из чертовой дюжины до рукопашной нас добралось трое. Не по плану. Доктор заметно обескураженно задумался. Следом задумался судья в черном.

— Сколько тебе лет? — спросил нелогично-вовремя рефери. Глядел на меня с веселым интересом. Вот он точно не пропустил подозрительно гладкой кожи моей нечистой физиономии.

— Шестнадцать, — я хотела изобразить грубый голос. Закашлялась.

Подозрение родилось и усилилось. В потном запахе разгоряченных тел потянуло холодком канцелярских выяснений.

— А вот и я! — хромая на все четыре, мой славный толстун явился-таки к рингу. Еще один незапланированный мечтатель. — Я участвую!

Один в белом, другой в черном, взрослые мужчины глядели на полуживого парня с известным испугом. Слегка потрепанные физкультурники-абитуриенты сложили небрежно ручки на груди и скалились на нас двоих однозначно. Как на жертвенных агнцев.

— Тянем жребий, — разродился идеей рефери. Пока мы колыхались с записочками в его фуражке, напоминал: — удары ниже пояса запрещены, пальцами в глаза — запрещены, пяткой в середину голени…

Ясно. Кусаться можно?

— Никаких зубов, локтей…

В моем боевом арсенале не осталось ничего. Только женское обаяние.

Врач все же вспомнил о долге и выступил вперед. Пощупал моего рыхлого приятеля за ребра и безоговорочно снял с соревнования. Его соперник выиграл бой автоматом. Вот мне почему не достался толстый неудачник?

Фортуна приготовила для меня коренастого парнишу в пару. Он скользнул по моей невпечатляющей фигуре коричневым взглядом и ушел в синий угол. Отмахнулся небрежно от шлема, капу проигнорировал, отвел руку товарища с боксерскими перчатками. Полоскал рот водой и презрительно выплевывал в пластиковое ведерце, широко расставив ноги в коротких спортивных трусах. Тяжелее килограмм на двадцать и ниже на ладонь. Сбитые в костяшках кулаки надежды не оставляли.

Я посмотрела в мир. Полдень. Птички не пели песенок, жарко. Рыжий Ваня голубых глаз от ринга не отрывал, забыв хлопать ресницами. Красивый Эспозито жевал соломинку, щупал подружку за узкую полоску нежной кожи между маечкой и шортиками, прятал интерес. Парень в зеленой куртке глядел открыто светлым взглядом из-под широких бровей. Блондин, надо же. Никогда они не нравились мне.

Не ухмылялся никто.

Рефери свистнул начало боя.

Я не умею этого, никто меня не учил. Я могу только то, что против правил. Пах, глаза, локти, зубы и дальше по списку. Парень сделал обманный выпад правой, проверяя. Все. Медлить дальше сделалось нельзя, если дороги зубы. Я окрасила радужку в цвет крови и показала Настоящего человека.