От неожиданности, после сумрака красноватых ламп ателье, я зажмурилась на миг. Окна от потолка до пола в две стены. Здесь светил нормальный, ясный мартовский полдень. За высокими столами работали люди. Ходила мягким звуком электрическая раскройная каретка. Звенели стальными щелчками ножницы. Томным запахом горячего шелка пыхтели утюги. Никто из работников не повернул к нам головы.
— Вот, господин, прошу вас, — спокойнее гораздо проговорил герр Шен-зон.
Старик выпрямился, сделал жест с несуетным достоинством внуку. Тот кивнул и через пару минут положил аккуратно на стол красивый френч, брюки и рубашку. Все красивого бежевого цвета, не хуже с виду, чем у Кей-Мерера.
— Это отказная вещь. Подгонка, я думаю, времени много не займет: час, от силы, час двадцать, — говорил негромко ательер, обходя меня по кругу, — поднимите правую руку, мсье?
Он уставился на меня выцветшими, желтоватыми глазами.
— Петров, — я улыбалась. Не ожидала такого везения от слова совсем. — Кто же отказался от этого замечательного костюма?
— О! это бедняжка madam Фишер, идемте, мсье Петров, — герр Шен-зон указал на парчовые занавески примерочной, — у мадам Фишер большое горе, доложу я вам. Ее любимый сыночек, ее свет в окошке, поехал поступать в Столичный Университет! Философский факультет! И поступил-таки, представьте себе! Кому это надо? Что с этим образованием делать? Революцию? Розочка Фишер так надеялась, что ее мальчик станет имперским соколом, метеорологом, настоящим мужчиной, заказала для него полную офицерскую экипировку. Дава! Останься в дверях, не подходи. Я сам принесу мсье остальные вещи несчастной женщины.
Окончание размеренной речи портного слегка удивило. Я оглянулась на присутствующих. Ничего странного. Люди, как шили-пороли-гладили, так и продолжали, голов не подняли. Внук застрял в темно-красных портьерах, не высовывался. Дед повесил распялку с одеждой на крюк и скрылся. Что?
От герра Шен-зона на мгновение дотянулось. Запах обеспеченной, обстоятельной старости шел от него надежно и за версту. Другое я почуяла. Короткий проблеск азарта. Яркий и душный, как кровь. С какого перепуга? Продажи его так заводят?
— Это все, разумеется стоит денег, не таких, как следовало бы, но все же я должен компенсировать потраченные материалы и усилия, зарплата швейникам, фурнитура, — гундел глуховатым басом портной. Принес солидную стопку одежды в примерочную. Раскладывал по бархатной оттоманке.
Блин! Я забыла про все. Белые и голубые полотняные рубахи с большими карманами на груди и погончиками. Тонкого батиста сорочки для торжественных случаев. Жилеты, брюки, подтяжки. И! Пан-та-ло-ны! Не знаю, как называются еще эти прекрасные трусы до колен. Плевать, что со смешной прорезью в интересном месте. Их тонкий, чуткий, шелковистый трикотаж натуральным жемчужным блеском скользил сквозь пальцы, лаская. Я прижала белый ворох к груди и поняла. Не отдам. Тут же имелись майки различных длин и фасонов. Мадам Фишер! Святая женщина!
— Вы принимаете экю? — я счастливо повернулась к хозяину заведения.
Он как-то близковато придвинулся, разглядывая меня со спины. Быстро поднял глаза и смутился.
— Экю? — , повторил герр Шен-зон автоматически и тут же оживился. — Золотые? Старые? Полновесные?
— Да! Самые настоящие! У меня есть, я все беру, я хочу…, — я стрекотала, как сорока, забыв следить за тембром голоса, хорошо, что в мужской род попадала.
Гардероб — это невыносимо важно! Не зря красавица Китти поставила его на третье место после денег и документов. Душка Кей-Мерер определенно заслуживал сегодня благодарности. Куплю ему эскимо на палочке при случае.
Старый мастер слушал, кивал солидно и все обещал. Накалывал булавками боковые швы френча. Мне, оказывается, здорово повезло, что в плечах подошло, ушивать в плечах такая морока…
Серая жестянка, похожая на старинный спичечный коробок. Я увидела ее под рассыпавшейся белой кипой белья. Глазок индикатора выдавал синий сигнал сквозь тонкое трикотажное полотно. Сердце спрыгнуло в пятки.
Синий. Значит, индикатор меня не распознал. Мой код старший. Оранжевый. Я быстро глянула в зеркало на швейного деда. Он ожидаемо пялился на определитель.
Я растерялась. Я забыла, что такое возможно со мной. Проверки. Кордоны. Патрули. Индикаторы, датчики подданных Империи. Идентификационные коды граждан Союза. Где старый хрен откопал этот додревний аппарат? И, главное! Почему он решил проверить именно мою тощую задницу? Почуял? Не может быть! Меня способен унюхать только такой же зверь, как я. Homo verus. Ничем родственным от герра Шен-зона не разило. Да и зачем бы ему тогда подсовывать машинку? Бред! Последний раз меня серьезно обнюхивали в Святой Каталине. Десять лет прошло. Или двенадцать? не помню. Ладони вспотели и стали ледяными. Веки спрятали глаза. Я воткнула ногти в кожу и пошла ва-банк.
— Ой, гляньте, герр Шен-зон! Это ваше? — я зажала чертову коробочку в кулак.
Две секунды, пан или пропал. Мягкое покалывание вошло в шкуру указательного пальца. Я убила аккумулятор прибора, пока он не успел заложить меня. Протянула старику на раскрытой ладони мертвый аппарат.
— Я знаю, что это! — гордо сообщила я растерянному повелителю мод и подтяжек. — Это зажигалка для костра! Да?
— Ну что-то в этом роде, — пробормотал герр Шен-зон, потеряв интерес к моей персоне. Вяло забрал индикатор и спрятал в жилетный карман.
Потом подозвал внука и велел закончить примерку. Потускнел весь как-то и потяжелел от надвинувшихся лет. На меня не глядел больше, говорил мимо, в пространство солнечного дня за окном. Под гарантии сиятельного барона мне обещалось перешить и отправить вожделенные вещи сегодня вдогонку.
Комэск сидел в одиночестве у изящного круглого столика. Кофейник над спиртовкой, канапе и бисквиты. В круглом холле ателье душно застрял запах выпечки и пыли.
— Все получилось? — Кей-Мерер неожиданно тепло улыбнулся. Налил собственноручно кофе в тонкую чашку и пододвинул мне.
— Да, спасибо, — я ответила на улыбку. Не стала садиться в бархат полукресла у стола. Взяла в обе ладони белый с розовым узором фарфор. Глотнула. Крепко и сладко. Вкусно. Колени предательски дрожали мелко.
Стены украшали фотографии в рамках, не особенно выделяясь, но и не прячась в складках тканевых драпировок. Какие-то прежние времена, компании и люди. Веселый, толстощекий герр Шен-зон легко узнавался сквозь преграду лет.
— Чем еще могу быть полезен? — вынырнул он из-за боковой занавески, как из театральной кулисы. Снова прогиб в спинке, навязчиво-приторный мотив служения господину барону.
Кей-Мерер встал и следуя за мной, пошел вдоль фотогалереи.
— Служили рейнджером, уважаемый герр Шен-зон? — вдруг прозвучал вопрос. Комэск обнаружил первым то, что силилась найти я. — Когда же это было?
Старик невольно выпрямился. Расправил плечи в черноте жилета.
— Сорок лет прошло, господин барон. Под началом вашего отчаянного дедушки Отто в рейды ходил. Славные были времена! — он достал белоснежный носовой платок и погладил им золоченую рамку на фото.
Изрядно потрепанное изображение. Цветов давно не разобрать. Хозяин ателье гордо возвышался на свалке непоймичего в компании двух таких же плотных, коротковатых парней, увешанных крест-накрест кобурами-патронташами. Я пригляделась к куче. Ничего особенного. Отрубленные головы с выпавшими языками и черными глазницами. Вроде бы мужские. Или нет?
— Почем же платили за голову? — деловито поинтересовалась я.
Зачем лезу? В глотке пересохло. В пальцы ног толкнулись острые иглы крови. Несло.
— По полста, — снисходительно усмехнулся герр Шен-зон. Добавил, гордясь: — А за некоторые и по сотне двойных золотых дублонов отваливали.
— Щедро! Золотая жила, жаль, теперь такого нету, — я сделала завистливый вздох.
— Да! Порезвились над людоедами мы тогда на совесть! Есть что внукам рассказать, — солидно похлопал себя по карманам седой закройщик.
— Это так! И мне в детстве рассказывали, как рейнджеры ловили нелюдей на живца. Привяжут безнадежно раненного и ждут, когда звери попадают на запах крови. Потом покрошат всех в капусту и виктория! Золото само прыгает в карман. Вот, значит, на чем стоит ваше чудесное заведение, — ухмыльнулась я. Зря. Вот точно, не стоило.
Дед напрягся моментально. Стал пунцовым. Большой нос втянул в себя густой воздух приемной.
— Нет! Это наследство моей жены. На этих камнях крови нет, мсье Петров! — седой убийца глядел на меня чуть ли не с вызовом. От него ко мне густой черной волной прикатила ненависть. Ого!
Я сделала скоренький шажок и спрятались за сильную спину командира.
— Хорошо-хорошо, уважаемый герр Шен-зон. Я преклоняюсь, разумеется, перед вкладом отважных рейнджеров в дело нашей Великой Победы! Прекрасный кофе. Я готов рассчитаться.
Душка барон сделал царственный жест в сторону дубовой конторки. Я следом изобразила рот корытцем. Типа, деревенский дурачок. Владелец ателье скорой рысью помчался выписывать чек.
Кей-Мерер подошел к нему вплотную. Что-то терли они между собой вполголоса. Что за тайны? секретные выкройки галифе? я стояла к ним вполоборота. Кожей чуяла, что не нравлюсь больше герру Шен-зону. Колыхается в подозрениях опять. Старый параноик. Плевать на него длинно и в морду.
Ком рос в глотке, мешая вздохнуть. Скорей бы выйти на улицу. На свет. На свободу.
Скромняга-вранглер грустил, прочно запертый вдоль тротуара. Старый, добрый роллс уперся золоченым духом экстаза в задний бампер нашего внедорожника. К решетке радиатора спереди прилипла алая пузотерка. Астон Мартин кабриолет. Не кот начхал. Вся баронская родня заказывает шмотки у миляги герр Шен-зона?
Давешняя подружка комэска украшала собой перламутровую кожу сиденья лимузина. Лично держалась за рулевое колесо. Теплый ветер сквозил в открытые окна салона, свивал и развивал смоляные локоны и красные кончики косынки. Интересно, блондинчик сделал с ней свои шуры-муры, пока я торчала в швейном цехе? Такие, как он, всегда падки на таких, как эта размалеванная дура. Я судорожно втянула в себя воздух. Задолбал этот кроваво-красный цвет! Сон в руку! Хватит уже на сегодня с меня удивлений! Надо валить обратно в Школу. Где командир?
Я прикидывала варианты, как вызволить внедорожник из городской засады, но думать рационально не получалось. В кончики пальцев отчетливо стучалась загнанным ритмом сердечная мышца. Гоняла неровными толками мою нечеловеческую кровь. Надо бежать. Или убить. Или хотя бы покалечить. Рейнждер испугал меня до пустого холода в животе. За четыре мирных года в Сент-Грей я забыла про гостеприимство Святой Каталины. Никак не могла заставить себя дышать ровно. Глотала ужас пополам с унижением.
— Где твой начальник, солдат? — обрадовала меня ленивым вопросом госпожа. Мазнула краем глаза. Сделала ласково-пухленькой ручкой небрежный жестик. Ткнула красным кружевным пальчиком в мою сторону. — Отвечай сейчас же!
Ща! Че-то забыла мяукнуть блондинчику на прощание? Я оскалила зубы в улыбке.
— Погиб мой барон, — я резко махнула головой вниз. Всхлипнула. Горе. — Пал смертью храбрых, тетенька.
— Как пал? Какая я тебе тетенька! Я баронесса! Ты че городишь, недоносок! Куда это он погиб? — в поворотах собственной стилистики огорошилась дама.
— Туда! — не стала я перечить. Махнула горестно рукой на дверь ателье. — Туда погиб.
— Куда туда, тупица! Ты себя слышишь! Куда туда? — молодая женщина, собирая складки пышного платья, решилась в изумлении покинуть авто.
— Так туда! Тудее некуда! И я вам не солдат! — призналась я и сбежала за родимый вранглер на всякий случай.
Смешно! Потный ужас рейдерских проверок отпустил. Я задышала полной грудью. Простоватое личико баронессы делало розовым ротиком милое колечко. Чудно!
— Ублюдок! Как смеешь! — высокая простота выражений сановной дамы лишила меня куртуазности окончательно. Несло.
— Там и валяется твой барон, иди подбери, шалава! Где тебя откопали, дура? На какой помойке? — я нахально облизала губы и свистнула пацански оглушительно. Показала пыхтящей дурочке средний палец.
— Да как ты смеешь, подзаборник! Ты как ко мне обращаться должен! На колени! Да ты!.. Да я!..
Она подобрала юбки и понеслась ко мне. Плевалась народными перлами и тянула скрюченные пальцы в алых перчатках. До морды моей дотянуться мечтала. Я выслушала все рекомендации от девушки с мясного или рыбного рядов. Сколько новых слов узнала! Крайне познавательно! Мы бегали азартно и весело восьмерками между пафосных машин. Мамуля Максимуса Кей-Мерера смотрелась эпично в ало-черном антураже. Метлы ей серьезно не хватало. Потом бедняжка зацепилась за сверкающую железку от астон-мартина и упала. Сломала каблук. Я догнала ее по кругу и хотела дать доброго пинка под пухлый зад. Как удержалась, не понимаю. Красавица раскапустилась кружевными юбками на тротуаре и рыдала в три ручья. Я хохотала, как сумасшедшая, сидя на капоте джипа. Икала от счастья.
— Что происходит? — ледяной вопрос комэска вернул действительность на место. Блондин сделал два шага и подал руку даме. Та вцепилась мертво. Я видела, как дрогнули его губы в досаде. — Курсант Петров!
Мадам Кей-Мерер не дала мне шанса. Пока я дышала носом, пытаясь угомонить смеховую икоту, женщина вдруг сделалась нежной и беззащитной. Придыханным голосом докладывала дорогому как бы сыночку мои преступления. Самое малое, что мне грозило в итоге рассказа — это смертная казнь колесованием.
Он взял свою баронессу под руку и аккуратно повел к роллс-ройсу. Аккуратный пучок на его затылке рассыпался. Волнистые волосы свободно упали почти до самых плеч. Он слушал противный голосок мадам терпеливо и кивал согласно. Убирал пальцами, как гребнем, выгоревшие пряди назад. Что-то вежливо вещал светлыми губами. Усаживал деликатно на сиденье. Уговаривал. Я отвернулась. Бе! Спрыгнула на землю и ждала, скрестив руки на груди, когда командир соизволит вернуться в родную машину.
— Курсант Петров! — комэск возник передо мной. Глядел холодно и зло. — Извольте извиниться перед госпожой баронессой Кей-Мерер.
Ага, жди! Я вытянула руки по швам под командирским взглядом. Неназываемый! Вот зачем ему столько красоты, этому солдафону? Не понимаю.
— Я жду, — Максимус Кей-Мерер пялил на меня обесцветившиеся зенки. Побледнел заметно.
— Ладно, — промямлила я. Не выдержала нажима. Пойду наплету что-нибудь этой дуре.
— Не ладно, а слушаюсь! — рявкнул комэск. Подошел к грани, ноздри на безупречном носу раздувал.
Я неумело прижала правую ладонь ребром к виску. Вышло издевательски глупо. Возможно, кому-то было бы смешно. Но точно не участникам событий. Не разглядывая реакцию грозного начальства, я громко потопала к лимузину. Снова повторила армейский жест. Вышло лучше, элегантнее. Наклонилась к холодному профилю красавицы в амбразуре открытого окна автомобиля:
— Учись бегать и прыгать, малышка, пригодится по жизни. — я улыбнулась во весь рот. Говорила интимно, так, чтобы бродяга-ветер командиру не донес ни словечка. С удовольствием резко махнула рукой к кудрям. — Бывай здорова, баронесса! Не кашляй!
Лихо повернулась на каблуках и пошагала к вранглеру. За спиной взвыл мотор несчастного роллса. Наша с комэском подруга рванула с места в карьер.
— Что ты ей сказал? — спросил начальник.
— Все, что положено, — я подошла к нему. Не знала, куда мне садиться. За руль или на заднее сиденье, с глаз долой.
— Странный ты парень, Петров. Девушку обидел. Зачем? — Кей-Мерер глядел задумчиво. Вертел баронскую печатку на мизинце левой руки. Туда, сюда, по кругу.
— Так она же дура! — откровенно призналась я. Засмеялась. Что тут непонятного?
Короткий удар слева прилетел мне прямо в радостные губы. Разодрал черным камнем перстня. Больно, обидно. За что? Кровь текла по подбородку.
— Женщин, Петров, следует уважать всех, независимо от уровня их интеллекта. Узнаю еще раз, что ты оскорбительно ведешь себя по отношению к дамам, получишь в морду по-настоящему и вылетишь из моей эскадрильи на раз-два. Понял? — блондин брезгливо протер салфеткой левый кулак. Смотрел с надменным интересом, как распухает моя нижняя губа.
В моей бедной голове звенело и блямкало. Гуля наливалась и пульсировала. Я потрогала осторожно языком зубы. Вроде бы не шатаются. Всегда я доверяла своей интуиции. Почему вдруг решила, что сон не для меня? Как же! Неприятностей огребла по полной. А душка комэск? Защитник дамских прелестей выискался. С самого начала он восторга не вызывал. Только подозрения. Нечего с этим надутым индюком откровенничать было. Сама виновата. Расслабилась под его добренькими взглядами, дура.
— Не слышу! — отправил очередное напоминание командный голос.
— Да, сэр, — буркнула я.
— Тогда марш за руль, курсант. Пора возвращаться.
Молодой мужчина в шикарной форме имперского летчика легко вбросил себя через борт на заднее сидень внедорожника. Я поймала его взгляд в зеркале заднего вида, когда крутила ключ в замке зажигания. Безупречный Макс улыбался.