Глаза Полин распахнулись в ожидании очередной волны боли. Пальцы впились в деревянное основание кровати. Все стоящие рядом непроизвольно сделали первый вздох вместе с ней. Руфь, придерживая ее под плечи, что-то тихо нашептывала ей на ухо. Роза навалилась на живот, помогая протолкнуть плод к выходу. Я мягко придерживала ножки, слегка разворачивая в сторону, чтобы ребенок в самом конце развернулся боком.
— Ну же, Полин, толкни его сильнее, — как можно спокойней попросила я, зная, что если я напугаю ее беспокойством в голосе, все только усложнится.
А беспокоиться было о чем. Кровотечение при потуге только усилилось. Но кровь была какой-то темной и очень отличалась от обычного маточного кровотечения. Плохо. Очень плохо. Это значит, что есть дополнительные причины кровопотери, и это еще больше усугубляет и без того сложную ситуацию. Нужно срочно найти причину, иначе Полин погибнет. Но это невозможно, пока плод остается в ней.
— Еще вздох и задержи его, — скомандовала я, как только первый выдох не принес результатов.
Полин всхлипнула.
— Ну же! — прикрикнула я, стараясь перебить ее истерику.
Она послушно набрала полные легкие воздуха и замерла в напряжении.
— Подтолкни же его. Помоги ему протиснуться.
Но и на этот раз результата не было. Лишь третий вздох и более сильный толчок пододвинул ребенка ближе к выходу, но как только схватка прекратилась, его тотчас же втянуло назад. Я уже видела подобное, так случается, если пуповина обмотана вокруг тельца, она не дает ему сдвинуться.
— Полин, его держит пуповина, тебе придется при следующей потуге стараться сильнее, вытолкни его как можно ближе, чтобы я попробовала нащупать петлю и снять ее.
Я уже не церемонилась с ней и не обращала внимания на ее усталость. Я знаю, что ей очень плохо сейчас, но в данной ситуации помочь себе и своему ребенку может только она. Ее бледный вид все больше пугал меня, заставляя действовать жестче. Время утекало как песок сквозь пальцы.
Минуты шли, а очередной потуги все не было. Холодный пот тек по позвоночнику и по лбу, застилая глаза. Грудь стягивало, словно стальным канатом, а в животе образовались тяжесть и холод, как будто я наглоталась речных камней. Минуты беспощадным потоком проходили, не принося и намека на то, что все обойдется.
— Больше нельзя ждать, — сказала я скорее себе, чем остальным, и принялась резко и очень ощутимо щипать кожу под животом, заставляя мышцы сжиматься, в надежде, что спазмы вызовут новую схватку.
Девушки, все как одна, молча наблюдали за моими действиями, боясь даже дышать. А я все больше отчаивалась, видя всю бесполезность того, что делала.
— Роза и ты, — указала я на вторую неизвестную мне помощницу. — Встаньте по бокам и поставьте колени на кровати, так чтобы она уперлась в них пятками. Руфь обними ее за плечи, и будешь наклонять ее корпус вперед каждый раз, когда она будет тужиться.
Ни слова против, ни единого вопроса. Все четко выполняли мои приказы, и даже Руфь перестала плакать, только ее губы слегка шевелились в молитве.
— Полин, постарайся потужиться без схватки, мне нужно, чтобы ты сдвинула ребенка с места и тогда, сняв петлю, я постараюсь вытянуть его.
Она безразличным мутным взглядом смотрела в потолок и не реагировала на мои слова. Ну, уж нет! Не на ту нарвалась. Она решила, что я дам ей сдаться? Что позволю умереть ей и ее ребенку? Обогнув кровать и нависнув над ней, я, размахнувшись, отвесила ей сильную пощечину. Злой взгляд в мою сторону еще никогда меня так не радовал, как сейчас. Злость это хорошее чувство, оно всегда добавляет стимула.
— Что уставилась? — еще больше заводила я ее.
Она стиснула зубы.
— Вот родишь, ответишь, а пока ты валяешься здесь, как мясная туша, и ничего не можешь.
Женщина вся подобралась и, проводив меня злым взглядом на мое прежнее место, крепко взялась за края кровати. Все-таки очень хорошо, что она из оборотней, обычная человеческая женщина вряд ли нашла бы еще силы после такой кровопотери, а эта еще и беситься может. Успеть бы потом ноги унести, с черным юмором подумала я.
— Вздох, и тужишься, насколько хватит дыхания. Дай мне время.
После трех безрезультатных попыток я с дикой внутренней радостью ощутила под рукой, как сократился живот, и самая настоящая потуга накрыла роженицу.
— Толкай! — крикнула я ей и с восторгом наблюдала, как маленькое тельце скользнуло в мои руки почти до плечиков.
— Стоп!!! Выдохни и не тужься, знаю, что сложно сдержаться, но очень постарайся.
Полин задышала отрывисто и костяшки ее пальцев побелели от напряжения. Я, тем временем, аккуратно, боясь навредить и ребенку и матери, просунула пальцы в напряженный вход и нащупала плотную петлю на шее ребенка. Очень тугое обвитие, с которым я провозилась долго, стараясь поддеть его пальцами под горлышком ребенка. Кровь, задние воды и естественная детская смазка усложняли работу, заставляя, стискивать зубы, и пробовать снова и снова.
— Что там? — подалась вперед Роза.
— Тугое обвитие на шее, снять не могу.
— Если обрезать?
— Нельзя. Мы не знаем, как долго еще все продлиться, а дышит он только через пуповину.
Боже, какая ирония судьбы. Единственный источник жизни, связывающий ребенка с матерью все это время, может сейчас оборвать эту самую жизнь, не позволив младенцу сделать ни единого вздоха.
Полин боролась с очередной потугой, стараясь не тужиться, пока я, пользовалась тем, что природа подталкивает ближе не только ребенка, но и все детское место. Петля ослабла всего на несколько секунд, но я, готовая к этому, потянула ее вверх, высвобождая голову ребенка от удавки.
Мой медленный облегченный выдох поддержали все.
— Ну, Полин, осталось совсем чуть-чуть и ты сможешь сказать мне все, что обо мне думаешь.
Нервный смех в комнате немного разрядил обстановку, хоть я знала, что впереди еще много проблем, ведь в отличие от остальных я отчетливо видела поток темной крови, так и не прекращающий сочиться вдоль тела ребенка.
— Там твой муж совсем извелся, ты же не хочешь, чтобы он явился сюда проверять как у нас тут дела?
— Нет, — шепнула она устало.
— И дети уже по маме соскучились.
На этот раз она кивнула, с трудом сдерживая слезы.
Мне очень нужно, чтобы она боролась и дальше. Рождение ребенка может заставить ее посчитать себя выполнившей свое предназначение. У нее семья, которой она нужна, и я не дам ей об этом забыть. Только тот, у кого есть достаточно сильный якорь, будет бороться до конца. И сейчас очень важно, чтобы она помнила о своих близких. Чтобы желала всей душой увидеть и обнять их.
Тем временем новая волна потуги скрутила Полин. Вздохнув вместе с ней, я просунула пальцы вдоль шеи ребенка и очень осторожно подцепила ими его нижнюю челюсть. Пальцы соприкоснулись с гладкими беззубыми деснами, и я потянула их вниз, наклоняя голову вперед, чтобы она вышла под правильным углом, и шейные позвонки не переломились, проходя через тазовые кости.
Крошечный мальчик скользнул в мои руки. Сморщенный, с кожей голубоватого оттенка и недвижимый. Мне хватило мгновения, чтобы понять, что ребенок не дышит. Быстрым движением рассекла пуповину, и, зажав ее обрывком чистой ткани, подняла младенца за ножки и шлепнула его по попке.
— Что с ним? Что с моим мальчиком? — зарыдала измученная мать. — Господи, сделайте что-нибудь.
Еще шлепок, который, как и первый, не возымел действия.
— Ну же маленький, давай! — не обращала я внимание на причитания женщин, которые все как одна зарыдали, поняв, что ребенок не дышит.
— Роза, займись детским местом, — бросила я своей помощнице, как самой вменяемой в этот момент.
Сама же я отошла к столу, приготовленному для пеленания ребенка и, уложив тельце на него, решила воспользоваться единственным известным мне методом. Я, прижавшись губами к его ротику, вдохнула в него воздух, надеясь, что под этим давлением легкие развернутся.
За моей спиной плач становился все более отчаянным и рвал душу так, словно стальные крючки вонзили в мое тело и дернули в разные стороны.
— Давай же парень, мы с тобой через столько уже прошли, не сдавайся, — шептала я между вздохами, выдохи от которых отдавала ему.
Слезы градом потекли по щекам, когда грудная клетка под руками впервые вздрогнула без моего участия. Метнувшись к двери, я зачерпнула пригоршню снега и высыпала ее на спинку перевернутого мной ребенка, заставляя разреветься. Его громкий, обиженный плач стал лучшим звуком за всю эту длинную ночь.
Роза, не веря своим ушам, подошла, чтобы взглянуть через мое плечо на плачущего младенца.
— Что с Полин? — вытирая рукавом мокрое лицо, спросила я.
— Кровотечение. Сильное.
— Пусть твоя сестра займется мальчиком.
Шорох юбок ознаменовал появление еще одной пары рук. Оставив младенца на попечение второй акушерки, ушла к Полин, уже зная, что очередной бой только начинается.
Хоть послед и вышел в срок, это не улучшало положения. Кровь не останавливалась.
— Роза, ты знаешь, что делать?
— Да, мне приходилось массировать живот роженицы.
— Тогда приступай, а я постараюсь найти еще источник кровотечения.
Роза замерла в полушаге.
— Еще что-то?
— Да. Сама взгляни, цвет слишком темный.
Роза внимательно осмотрела промежность и побледнела.
— Боже мой!
— Не стой, займись делом, — подтолкнула я ее.
— Плохо дело, да? — сипло спросила Полин, не отводя взгляда от своего ребенка, которого обмывали и укутывали в теплые пеленки.
— Все будет хорошо! — сказала я ей, про себя добавляя, что по-другому я не позволю.
Я не оставлю еще одну потерянную мать на своей совести, я этого не перенесу.
— Даже если не будет, все равно спасибо, — перевела взгляд Полин на меня. — Ничто не может быть важнее для матери, чем знать, что с ее ребенком все в порядке.
Я не ответила, продолжая сосредоточенно мыть руки, перед тем как приняться за дело.
— Они важнее. Их жизнь важнее всего. Я готова вечно гореть в аду, но знать, что мои дети живы. И никогда не думайте иначе.
Я подняла голову, посмотрев в бледное лицо, и видела правду в ее глазах. Она действительно готова на все.
— Ты нужна им не меньше, — сказала я ей.
Она улыбнулась.
— Конечно. Но они мне нужны гораздо больше.
Вот она материнская правда. Все на алтарь, ради своей плоти и крови. Ради своего ребенка.
Лея тоже это знала и, делая свой выбор, делала его осознано. Только я все не могла осознать, что случившееся тогда в лесной избушке не моя ошибка, а выбор женщины, которая понимала гораздо больше меня.
Из размышлений меня вывела Роза, случайно толкнув локтем. Не время сейчас для размышлений.
Источник кровопотери был найден относительно быстро, и, нащупав разрыв тканей, который кровоточил достаточно сильно, чтобы убить даже женщину из семьи оборотней, я добрым словом вспомнила Ли Бэя. Еще месяц назад я бы выла в голос от безысходности, но теперь, имея наставника, владеющего многими недоступными мне прежде знаниями, я могу помочь.
Спустя несколько минут, пока Руфь ворковала над колыбелью, обе помощницы заглядывали через мое плечо, пока я, основываясь на том, что мне показывал Ли Бэй, накладывала швы на разрыв. Процесс шел медленно из-за обилия крови и очень неудобного места расположения раны.
— Это невероятно, — прокомментировала Роза. — Никогда такого раньше не видела.
— Лекарь из замка научил.
— Этот старикашка? — подала голос вторая помощница.
— Он лекарь, владеющий множеством знаний, — одернула я ее. — И только благодаря ему я могу помочь в этой ситуации.
Она стыдливо замолчала и дальше наблюдала, не произнося ни звука.
Уже светало, когда мы обмыли Полин и, заменив простыни, устроили ее удобнее. Она все это время жадно рассматривала ребенка, спящего в люльке, и все не переставала улыбаться, хоть в лице не было ни кровинки.
— Вам нужно отдохнуть, — шепнула я ей, погладив по спутанным волосам.
— Спасибо, — со слезами на глазах сказала она, ловя мою руку и целуя мне ладонь.
— На все воля Божья, я лишь помогаю, — чувствуя себя неловко, отступила я.
— Не думаю. Вы само благословение.
Она в очередной раз метнула взгляд на ребенка, словно все время проверяя на месте ли он, не сон ли все это.
— Я слышала, что вы спасли племянника милорда.
Я не ответила.
— Руфь говорила, что вы вините себя.
Я принялась поспешно собирать инструменты и травы, которые не пригодились сегодня.
— Зря, — тем временем продолжала Полин. — Уверена, что Лея благодарна вам.
— За смерть? — почти грубо спросила я.
— За жизнь! — исправила она меня.