Эйдан стоял, опершись о косяк, хмурил темные брови и явно не понимал, отчего я швыряюсь золотом, как истеричка. Выходит, я ношу обиду в сердце целых пять лет, а он даже не помнит? Вычеркнул эпизод из памяти как имя блондинки?
— Совести у тебя нет, — припечатала я. — Вот я о чем. Ты ведешь себя как последняя сволочь, сол Гир.
— Хотелось бы конкретики, — потребовал он, небрежно бросив монеты на кровать, разделенную малиновой изгородью. Ягоды поспели, и теперь к терпкому аромату башни примешивался сладкий ягодный дух. — Ты все винишь меня в чем-то, а у самой, прямо скажем, носик в пушку.
— А какие у тебя могут быть ко мне претензии? — возмутилась я. — Что за постоянные намеки на других мужчин? Думаешь, у тебя есть право ревновать?
— Есть, — упрямо заявил он. — Я твой муж.
— Уж поверь, за время нашего брака я не успела тебе изменить. А раньше я ничего не обещала.
— Ты удрала до того, как я мог потребовать обещаний, — кивнул Эйдан. — Умно. Зачем ждать парня из скверны, если он там может помереть в любую секунду. Куда проще найти того, кто уже отслужил. Значит, вероятнее всего в академии ты путалась с преподом…
Я схватила воздух ртом точно рыба.
— С преподом? Удрала? — мой голос сорвался. — Да ты меня выставил вон!
Он нахмурился и, присев на край кровати, махнул рукой.
— Продолжай.
Его снисходительное позволение мне и не требовалось — у меня давно накипело. Я ему все сейчас выскажу!
— Знаешь, что бесит больше всего? — выпалила я. — Что ты пытаешься забыть прошлое. Будто можно просто так перешагнуть то, что случилось, и делать вид, что все хорошо.
— Я могу, — вздохнул Эйдан. — Неприятно, но не смертельно. Судя по нашей недавней и весьма бурной близости, ты куда горячей, чем мне помнилось. Возможно, это было даже честно с твоей стороны — не давать обещаний, которых ты не смогла бы сдержать.
— Я бы дала тебе любые клятвы, будь у меня такой шанс! — воскликнула я. — Но ты ушел еще утром. Я проснулась, а тебя нет!
Эйдан отвел взгляд и коротко бросил:
— У меня было важное дело.
Я разочарованно покачала головой. Толку объяснять?
— Одного не понимаю — почему боги соединили наши судьбы? — произнесла я. — Может, ты как-то намагичил этот сплетенный союз?
— Это невозможно, — он поднял руку, показав запястье, которое обвивала брачная вязь. — Такую магию не подделать. Так что ты там говорила — дала бы мне клятвы? Хочешь сказать, ты любила меня?
— Не хочу! — бросила я. — Потому что я тебя терпеть не могу! И никогда не смогу забыть то, как ты поступил со мной пять лет назад.
— Вот, — Эйдан щелкнул пальцами. — Давай-ка об этом подробнее. У нас явное расхождение видения ситуации.
— Тебе память отшибло? — поинтересовалась я. — В скверне головой приложился?
— Чем я там только не приложился, — ответил сол Гир. — Но по моей версии событий тебе не в чем меня упрекнуть.
— О да, — покивала я. — Ты поступил, как и положено. Все по чести. Переспал со служанкой, расплатился, да всучил оскорбительное письмецо.
Эйдан смотрел на меня в упор, но я не могла понять выражение его глаз, потемневших едва ли не до черноты.
— Ты сохранила письмо? — ровным тоном спросил он.
— Конечно! — с сарказмом заверила я. — Конечно же сохранила! Чтобы перечитывать на ночь эти волшебные строки!
— То есть нет?
— Ты издеваешься надо мной или что? — сорвалась я. — Впрочем, я отлично помню содержание этой твоей любовной записочки. Сперва благодарность за лояльность к хозяину и старательное удовлетворение его нужд. Следом — надежда на то, что последствий не будет. Затем — рекомендация обратиться к лекарю как можно скорее, если таковые все же проявятся. Ну и в завершение напоминание о том, что магический дар, если он вдруг во мне вспыхнет, требует отплаты.
Тут я слегка подрастеряла пыл — за дар я так и не заплатила. Но Эйдан молчал и даже не думал меня попрекать.
— Я просила маму отнести вам десять золотых, как по закону, — буркнула я. — Стипендию ей отправляла. Но она сказала, что я уже расплатилась. Девственность тоже считается.
Сол Гир все молчал, и только желваки на его челюсти так и играли.
— Как ты мог, Эйдан? — спросила я, и злые слезы все же обожгли мои щеки. — Я ведь в самом деле влюбилась. Ты хоть представляешь, что я чувствовала, когда проснулась утром одна, когда твоя мать всучила мне то письмо и деньги? Я не стала их брать, конечно, но ты меня как дерьмом измазал. Отымел как продажную девку, дал монетки на лекаря, если вдруг залечу, и выставил прочь. Причем даже не сам. Не захотел объясняться. А теперь ты предлагаешь жить долго и счастливо?
Эйдан все смотрел на меня, не мигая, и я мысленно обозвала себя идиоткой. Устроила тут душевный стриптиз. Как будто ему не плевать. Но я хотя бы выговорилась.
Вытерев щеки, я отошла к окну. В небе уже мерцали звезды, дымка тумана текла молочной рекой, огибая пороги кустов и деревьев.
— Ладно, я все понимаю, — устало вздохнула я. — Сама виновата: уши развесила. Ты — корневой маг, а я — наивная дура.
— Я самовлюбленный эгоист, — подхватил Эйдан, и его голос прозвучал хрипло, как будто слова приходилось выталкивать силой. — И болван. Не отрицаю. Но, Малинка, я никогда не был жадным! Ты правда думаешь, я бы оценил ту ночь в два золотых?!
Я даже дар речи потеряла на миг.
— И это все, что ты можешь ответить? — воскликнула я. — Что ночь со мной стоит дороже? Интересно знать, во сколько же ты меня оценил! В три золотых? В десять? А твоя мать, значит, решила расплатиться с прислугой по обычным расценкам. Ты твердолобый как пень, Эйдан сол Гир! И эмпатии в тебе примерно столько же! Забирай свои монеты и проваливай хоть в скверну, хоть под куст! Не знаю, как боги могли ошибиться, не верю, что они обрекли меня на истинный союз с таким непроходимым тупицей!
Я бы наговорила еще больше, но сол Гир, встав с кровати, шагнул ко мне, и злые слова так и застряли поперек горла. Потому что на Эйдана было страшно смотреть: глаза черные как провалы, магия пылает в теле, просвечиваясь даже через мундир и вытягиваясь на шею багряными щупальцами.
— Я. Ходил. Делать. Ключ, — раздельно произнес он. — Утром.
— Ключ? — растерянно повторила я и накрыла ладонью ключик, который он утром повесил мне на шею.
Эйдан медленно кивнул.
— А ты в это время ушла, — сказал он. — Попросила расчет. Получила все, что хотела.
Я во все глаза смотрела на Эйдана. Он не врал сейчас, точно. Невозможно врать, когда тебя трясет от эмоций. От него так разило силой, что я будто стояла рядом с шаровой молнией! По рукам побежали мурашки, тонкие волоски встали дыбом.
— Ты не захотела ждать меня из дозора — так мне сказали, — произнес он. — Пять лет — долгий срок. А у тебя есть и другие… возможности.
— И ты поверил? — прошептала я. — Как ты мог поверить, Эйдан?! Я ведь тоже думала, вдруг ошибка. Вдруг это все навет. Ждала… А ты не пришел!
— Я пришел, — возразил он. — Твоя сестра сказала — поздно… Я ведь соврал тебе, Малинка. Ты стала новой хозяйкой вовсе не потому, что переспала со мной в доме последней. Я тебя выбрал. Пять лет назад.
Где-то вдруг громыхнуло, и дом, молчавший до этого, заскрипел. Застонал громко, протяжно, как страдающий от тяжкой боли человек, и Эйдан, опомнившись, бросился прочь.
Я видела в окно, как он выскочил из дома, отвел в сторону тучу, собравшуюся над башней. Скинул парадный мундир, стеснявший движения, и магия вспыхнула, перетекая густыми багровыми лентами в его теле и сосредотачиваясь в ладонях. Эйдан взмахнул руками, отгоняя стихию дальше и дальше, а потом обернулся и нашел меня взглядом. И стихло все, кроме сердца, что стучало гулко и сильно, будто кто-то бил меня кулаком в грудь.
А Эйдан сорвался с места и побежал куда-то к городу.
Старый мир развалился, и на руинах быстро вырастало нечто совершенно иное. Словно кто-то развернул бумажную жабу, страшную и кривую, старательно разгладил ладонью лист и теперь складывал красивую птичку.
Эйдан не бросил меня пять лет назад. Когда я проснулась, его не было, потому что он пошел делать ключ. Мэр на приеме обратил внимание на нехитрое украшение и одобрительно обмолвился про правила. Эйдан собирался сделать все по правилам. Ключ от сердца и дома. Традиции корневых магов. Он хотел назвать меня хозяйкой.
Я быстро подняла руки, расстегнула цепочку дрожащими пальцами, едва управившись с крохотным замочком, и поднесла ключ к глазам. Он был изящным и маленьким, и еще теплым, мне это вовсе не показалось. Магия мерцала в зеленом камешке, искрилась на золотом стержне. Артефакт, сделанный корневым магом, вечно хранящий его любовь.
Все могло быть иначе. Конечно, я бы ответила «да». Я бы ждала его, любила. Я бы навещала его в скверном дозоре — для невест есть такая возможность. И, как знать, может, мы бы поженились еще раньше. Но главное — у нас была бы наша любовь.
Бумажный журавлик в моем воображении, ладный и стройный, вспыхнул, объятый пламенем, и рассыпался пеплом.
Вместо пяти лет любви, пусть даже в разлуке, нам достались обиды и злость.
Как же так?!
Сжав ключ в кулаке, я кинулась вниз вслед за Эйданом, но дверь не открылась, как я ни умоляла. Я ходила по дому, не находя себе места, а он все шумел, скрипел, говорил, пока я не догадалась спуститься вниз, в круглую комнату, исписанную именами хозяек.
Джиневра сол Гир. Малин сол Гир.
Эйдан выбрал меня следующей хозяйкой башни.
Он любил меня!
Но я легко поверила и письму, и равнодушным словам, что бросила в меня его мать. Это было куда больше похоже на правду, чем то, что корневой маг, наследник дома Сол-Гират, влюбился в простую служанку.
Я опустилась прямо на пол, сминая пышные шуршащие юбки, сжала ключ одной рукой, а второй накрыла бабочку на груди. Сосредоточилась на имени перед собой. Джиневра. Выровняла дыхание. А после закрыла глаза, позволяя дому говорить.
***
Аделина сол Гир знала, что это случится, но все равно подскочила на месте, когда дверь вылетела, раскрошившись в щепки, и врезалась в дальнюю стену холла.
Выдохнув, госпожа сол Гир выпрямилась в кресле, торопливо взяла в руки вышивание. Эйдан появился на пороге гостиной, страшный, как будто из скверны: глаза бешеные, а шею обвивают багровые полосы магии.
— Неужели ни один из твоих наставников и гувернеров не научил тебя стучаться? — невозмутимо поинтересовалась она. — Их было с десяток.
Эйдан подошел ближе, вырвал из ее рук вышивку и отшвырнул прочь. Жаль. Само вышивание — пусть, Аделина никогда не любила рукодельничать, но им можно было скрыть дрожащие пальцы.
— Почему? — спросил Эйдан.
Аделина сокрушенно вздохнула.
— Потому что ты был так молод, — сказала она. — Безрассуден. Влюблен. Впереди маячил дозор, и ты хотел урвать больше в последние дни мирной жизни.
Она с жалостью посмотрела на него снизу вверх. Как же похож на отца: глаза, губы, магия. Та же категоричность. Жесткость. И мягкость внутри.
— Я пыталась уберечь тебя от ошибок, — пролепетала Аделина, и ее глаза послушно наполнились слезами. Это трюк она отлично отрепетировала в браке.
Эйдан сунул ей под нос руку с брачным плетением на запястье.
— Это по-твоему ошибка?! — рявкнул он.
Шторы колыхнулись как от порыва ветра, а в комнате запахло надвигающейся грозой.
— Ты — корневой маг. Блестящий юноша. Наследник великого дома, — настойчиво произнесла Аделина. — А она — никто.
— Я любил ее всем сердцем! — выкрикнул Эйдан.
— Тебе было двадцать! Ты каждую неделю влюблялся! Сегодня одна, завтра другая, откуда мне было знать, что эта служанка какая-то там особенная?!
— Я знал! Я — корневой маг и сумел увидеть настоящее. Сердцем.
— Вы ведь все равно вместе, — пожала она плечами. — Видимо, это судьба.
— Ты унизила ее напоследок, — напомнил Эйдан. — Деньги, письмо…
— Стандартная процедура расчета. Не она первая, как помнишь.
— Но последняя. Ты оскорбила мою жену.
Новый порыв ветра опрокинул вазу с цветами, пронесся по комнате, сбрасывая картины со стен, срывая с карнизов тюль. Стекла в окнах треснули и со звоном разлетелись осколками.
Аделина зажмурилась, сжалась от страха. А когда вновь открыла глаза, ей показалось на миг, что в гостиной стоит совершенно незнакомый мужчина, безжалостный и опасный. И не помогут ей ни мольбы, ни слезы.
— Если бы ты не была моей матерью, я бы тебя убил, — ровно произнес Эйдан и, развернувшись, ушел.
Когда его шаги стихли, а госпоже сол Гир удалось выровнять дыхание, в комнату заглянула испуганная экономка.
— Найди плотника и стекольщика, — сказала Аделина. — Доплати за срочность и ночную работу. И пусть кто-нибудь уберет стекла на улице.
Она откинулась на спинку кресла и прижала руку к груди. Подождав, пока успокоится сердце, прикрыла веки и помассировала виски. Эйдан изменился, но одному его точно не научили в дозоре — задавать правильные вопросы. Он должен был спросить не почему она так поступила, а зачем.
***
Эйдан шел по опустевшей улице, и ярость переполняла его до краев. Он готов был взорваться как бурлящий котел и разнести в клочья весь спящий город. Только прошлого все равно не исправить.
Пять лет назад Малин не ушла. Ее выставили вон как продажную девку. Вместо ключа невесты она получила две монеты и направление к лекарю, если вдруг понесет.
И ведь не упрекнешь, что она так легко поверила — в годы бурной юности Эйдан сол Гир успел заработать определенную репутацию.
Но почему поверил он?
Потому что это была его мать, и она говорила с такой снисходительной жалостью.
«Да, дорогой, девушка ушла. Попросила расчет, забрала причитающееся вознаграждение и покинула дом. А что ей тут делать, если ты уезжаешь в дозор? Вот и капитан уже прибыл, и форма готова. Ты такой взрослый, сынок. Ты должен исполнить свой долг корневого мага перед домом и перед всеми людьми. А девушка — что ж… Сколько их еще будет! Пять лет — целая жизнь. Ты забудешь ее совсем скоро. А она уже позабыла. Строила глазки дозорным, сам их спроси.»
И капитан, подкручивая усы, ухмыльнулся и подтвердил — хороша девка. В скверне такие не водятся.
Эйдан все же надеялся, что это ошибка. Малин не такая. Сердце не стало бы врать. Капитан согласился проехать по ее улице, и ключ с магией пульсировал в руке Эйдана, когда он поднимался на крыльцо. Но дверь открыла Лисана.
«А Малин ушла на свидание. Ох, не знаю, когда вернется. Сказала — не ждать до утра. Есть у нее кавалер, богатый и знатный, не чета вам, господин маг, зато рядом. Да и не он один. Многие порог обивали, но Малин сперва хотела в башню попасть — вдруг одарит магией. А теперь-то что ей терять… Так что прощайте, господин маг. Берегите себя в дозоре. А если уцелеете, да вернетесь, так я бы к вам в башню пошла…»
И капитан, к которому Эйдан вернулся в обоз, протянул фляжку и горько вздохнул.
«Вот и меня не дождалась… А я что? Дальше служил. Пять лет мало кто дожидается, да еще в самые сладкие девичьи годы! Красавица не станет сидеть у окошка и лить слезы. А если и попечалится, так всегда найдется тот, кто утешит. Ты дозорный теперь, твоя жена на пять лет — скверна. Ух, она всех поимеет, да еще как!»
Туман стелился под ноги густой молочной рекой, и Эйдану вдруг померещился вдали до дрожи знакомый силуэт: крутой хребет, выползающий из реки, горящие злобой глаза, когтистые лапы. Он рванул с места, разминая пальцы, навстречу скверной твари, которую занесло в родной Сол-Гират. Но, подбежав ближе, осознал, что это всего-навсего изгибающийся над рекой мост, с горящими на нем фонарями и уродливыми горгульями на перилах.
Вот и пять лет назад он ошибся. Увидел то, чего нет. Малин такая красивая, нежная, сладкая. Конечно, ее хотели сорвать и другие. Это у него долг перед всем миром, а она никому ничего не должна. И ему тоже…
Эйдан выплеснул магию, и стихия ответила тут же: тучи стянулись, небо взорвалось раскатом грома, и молния ударила прямо в горбатую спину моста, взрывая его в каменное крошево. А потом еще и еще, и еще…
Выдохнув, Эйдан посмотрел на реку, похоронившую в своих водах и останки моста, и фонари, и горгулий, и пошел к другой переправе.
\\\
Отрывок из контрольной работы по ритуалистике Малин Руа, одаренки первой степени, третий год обучения:
«После Кормилицы следует выждать два дня, а после оценить результат. Ритуал считается удачным, если появились новые побеги или как минимум почки. Однако если земля была заражена скверной, то часто требуется повторение ритуала, а также работа в связке с магом-мужчиной. Скверна — тоже жизнь, пусть и в уродливой форме, а женская энергия не может уничтожать живое. Зато мужчинам это удается очень легко.»