Марианна — королева океанов. Марианна — африканская богиня

Глава V ЗАБЫТОЕ КЛЕЙМО

— Ваше светлейшее сиятельство… Очнитесь…

Мужской голос, говорящий по-французски, доходил до Марианны сквозь глухую пелену забытья.

«Мой странный сон продолжается, — подумала она. — Или, может быть, я уже умерла: ведь только на том свете так могут перемешаться совершенно несопоставимые вещи: — океан, русская церковь, индейцы-золотоискатели и французские слова…»

— Очнитесь, княгиня Сант-Анна…

Голос звучал вкрадчиво и немного насмешливо.

«Ангелы не могут так разговаривать: это речь земного мужчины…»

Не размыкая глаз, Марианна провела рукой по своему телу: вместо пропотевшего кожаного платья ее окутывало что-то воздушное, невесомое…

«Нет, наверное, я все-таки нахожусь на небесах…»

— Глупая девчонка, до вас никак нельзя добудиться! Нельзя же быть такой соней!

Марианна подняла веки. На нее в упор смотрели зеленые глаза графа Чернышова.

«Это сон, сон, нелепый и дурной сон…»

Русский словно прочел ее мысли:

— Нет, Аннушка, это не сон… Хотя я вполне допускаю, что мог быть демоном ваших ночей все эти годы.

Картины минувшего живо предстали перед мысленным взором Марианны: кошмарное изнасилование в парижском доме, сабельный поединок у стен московского монастыря… и эти монголоидные скулы, и эти чуть раскосые глаза…

— Негодяй, — прошептала она, — неужели вы до сих пор живы?

Русский насмешливо ухмыльнулся:

— Да, княгиня. Сабля вашего приятеля оставила заметный шрам на моей груди, — но ваши глаза способны ранить гораздо сильнее. Наверное, это свойство всяких зеленых глаз, не так ли?

Набрав в грудь побольше воздуха, Марианна слабо ответила:

— У вас, граф, глаза блудливого кота — и потому они никогда не внушали мне добрых чувств.

— Ха! — воскликнул Чернышов. — До чего же неблагодарное создание я приютил!

— Как я могу быть благодарной вам — после того, как вы надругались надо мною как последний скот, как грубый невоспитанный мужлан?

Марианне хотелось, чтобы ее слова звучали оскорбительно, но они оказывали на Чернышова совершенно обратное действие: на губах его играла веселая улыбочка, светлые пышные усы победно топорщились.

— У вас хорошая память, Аннушка. Для меня наше интимное свидание было всего лишь незначительным эпизодом, — а вы, насколько я могу судить, до сих пор лелеете это событие в своей душе…

— Не смейте называть меня этим варварским именем! — вскинулась Марианна. — Оно достойно русской дворовой девки, но никак не княгини Сант-Анна!

— Отчего же? Аннушка — это звучит так тепло, так сердечно, — откровенно веселился Чернышов. — А кстати, почему вы никогда не называли меня по имени? Мне претит эта официальная чопорность черт возьми! Зовите меня просто Александр, ваше светлейшее сиятельство.

— Если бы у меня было достаточно сил, я бы немедленно надавала вам пощечин! И вообще: объясните мне наконец, где я нахожусь!

— Вы, моя милочка, находитесь на территории Русско-американской пушной компании, в форте Росс. Если же быть более точным — вы лежите на пуховой перине в комнате вашего покорного слуги.

«Русский дом», — всплыли в памяти Марианны слова Парнитакои. Значит, это не было болезненным бредом…

— Послушайте, Чернышов: но где же индейцы, с которыми я шла?

— Эти славные ребята сейчас отмечают удачную сделку. За свое золото они получили десяток ружей, дюжину бочонков солонины и изрядное количество так любимой ими «огненной воды», которая у нас в России, если вы знаете, называется просто «водка». Но самое интересное в этой сделке другое…

— Что вы имеете в виду?

— То, что я купил вас у этих дикарей за два галлона упомянутого напитка, — рассмеялся Чернышов. — Они оценили вас довольно-таки дешево, княгиня!

— Вы — купили меня?.. — в растерянности пролепетала Марианна.

— Именно так, Аннушка. Признаться, я был очень удивлен, увидев вас в столь варварском наряде, причесанную как индеанку. Никак не мог ожидать подобного сюрприза! Но разумеется, я не мог удержаться от такой выгодной сделки: два галлона горькой дряни за столь очаровательную женщину…

— Боже мой, какой позор…

— Отчего же? Когда я снимал с вас ужасное индейское одеяние, то с удовлетворением обнаружил на нежном бедре свое клеймо! Вы еще не забыли мой перстень?

Деланно царственным жестом Чернышов поднес к глазам Марианны свою руку, украшенную массивной золотой печаткой.

— Какой же вы подлец… — прошептала женщина, зажмуриваясь.

— Разве? Минуло уже около девяти лет после нашего тогдашнего свидания, — однако вы сберегли мое тавро на своем крупе. А ведь свести такое клеймо сравнительно несложно — остался бы лишь маленький аккуратный шрамик… Но вы, как благодарная кобылка, пронесли знак нашей близости сквозь годы… И неужели мужчины, которые состояли с вами в интимной близости, никогда не интересовались происхождением этой памятной метки?

— Замолчите! Замолчите! — выкрикнула Марианна. — Я так жалею о том, что рана, нанесенная вам Язоном Бофором, оказалась несмертельной!

Чернышов равнодушно пожал плечами:

— Что ж, тот американец и впрямь оказался бойким малым. Но я, к вашему глубокому сожалению, живуч как кошка. Таково уж свойство нас, русских… Есть у нас и другая особенность: глубокая симпатия к иностранкам, — разумеется, в том случае, если они обладают миленькой мордашкой и не очень кривыми ножками. Вы, Аннушка, как раз подпадаете под такую категорию…

Марианна собрала в кулак всю свою волю, чтобы не разрыдаться на глазах у белокурого наглеца, и процедила сквозь зубы:

— До встречи с вами я и не подозревала, что среди русских дворян могут попадаться подобные хамы. Вы позорите свой графский титул — и саму свою национальность! Я предпочла бы умереть тогда, на берегу, — лишь бы не встречаться вновь с вами!

Зеленые глаза Чернышова потемнели от гнева. Он скрипнул зубами и проговорил с расстановкой:

— Мне не хочется препираться с вами, индейская княгиня. Ваше счастье, что вы родились женщиной, — в противном случае я поговорил бы с вами иначе… Неужели вы не цените того, что я спас вас от краснокожих пропойц, с которыми вы по какой-то прихоти водили компанию? И вообще: какого черта занесло вас сюда, на побережье Тихого океана? Вас погнала в дорогу неудовлетворенная страсть к приключениям? Или вы мечетесь по белу свету, пытаясь заглушить неудовлетворенную страсть к толстячку Буонапарте?

— Не смейте говорить в таком тоне о человеке, мизинца которого вы не стоите! — вспылила Марианна. — Вы всего лишь подлый шпион, развязный повеса и жалкий пшют! Вы способны только на издевательства над беззащитными женщинами — в этом заключается ваше истинное призвание!

Чернышов спесиво вздернул голову:

— Вы забываете, княгиня, что именно русская армия гнала вашего императора через всю Европу, как жалкую собачонку! Наши казаки омыли сапоги в грязном ручейке под названием Сена! И теперь самоуверенный самозванец гниет на острове Святой Елены, прозябая в полном ничтожестве! Он хотел быть властелином мира — и оказался в полном афронте! Вы были свидетельницей его панического бегства из Москвы златоглавой, в очередной раз доказавшей свое право называться третьим Римом!

В запальчивой речи русского Марианна уловила странную щемящую нотку: что-то детское, мальчишеское… И женское чутье подсказало ей, что неспроста так горячится записной ловелас.

— Послушайте, Чернышов… Не кажется ли вам, что вы попросту ревнуете меня ко всему свету — к Наполеону, к индейцам и даже к самому Господу Богу? Ваша гнусная выходка с раскаленным перстнем обернулась против вас: клеймо выжжено не на моем теле, а на вашем сердце, граф!

Русский не ожидал столь точно нанесенного удара. В смятенье вскочив, Чернышов дернул воротник мундира, как будто ему не хватало воздуха.

— Вы… Вы… Вы не смеете так говорить! У парижских шлюх нет права оскорблять русских офицеров!

Он вылетел из комнаты, оглушительно хлопнув дверью. А Марианна тихо рассмеялась, празднуя свою маленькую победу над этим грубияном русским.

Спустя час раздался осторожный стук в дверь. Марианна, уверенная в том, что это не кто иной, как Чернышов, решивший доругаться, не без игривости крикнула:

— Входите, граф! Мне очень нравится ваша воспитанность: вы не позволяете себе вламываться без стука к беззащитной женщине!

И каково же было ее смущение, когда в дверях показался отнюдь не белокурый повеса, а сморщенный человечек в потертом сюртуке и с маленьким саквояжем в руках.

— Простите, мадам, — произнес он робко, — но я отнюдь не тот, кого вы, видимо, ожидали… Меня зовут Афанасий Христофорович Лещинский, я здешний доктор.

— У вас очень приличное французское произношение, — растерянно ответила Марианна.

Врач присел на стоящий у кровати табурет и принялся озабоченно рыться в своем саквояже. При этом он то и дело пристально поглядывал на пациентку, словно бы пытаясь установить по ее внешнему виду правильный диагноз. Большие уши Лещинского делали его похожим на летучую мышь, и Марианна с трудом удерживалась от смеха, разглядывая этого причудливого человечка.

— Ну-с, — задумчиво произнес доктор, — я полагаю, что эта микстура быстро поставит вас на ноги. В ее состав входит опий — и вам будет обеспечен глубокий оздоровляющий сон. Это главное, что необходимо вам в нынешнем состоянии, мадам.

Отлив лекарство из пузырька в маленькую мензурку, врач протянул ее Марианне:

— Это снадобье несколько горьковато на вкус, но действует чрезвычайно благотворно.

— Возможно, это покажется вам довольно странным, месье Лещинский, но лучшим лекарством для меня сейчас является нормальная европейская речь… — с улыбкой произнесла Марианна.

Доктор покосился на женщину с некоторой опаской и пробормотал:

— Но тем не менее, мадам, я бы посоветовал вам не отказываться от микстуры.

Марианна послушно опорожнила мензурку.

— Теперь вы заснете ангельским сном, мадам, и к вам начнут возвращаться силы.

— Мне кажется, что я готова проспать целую вечность, — проговорила княгиня слабеющим языком. — Вы не представляете, что за блаженство — оказаться в нормальной постели…

— Спите, спите, спите… — мягко прошуршал голос лекаря.

Сладкая дремота окутала тело Марианны: ей показалось, будто легкая лодка уносит ее по зыбким волнам навстречу огромному горячему солнцу…

Проснувшись глухой полночью, она долго не могла понять, где находится. Льющийся в окно лунный свет ложился на пол сверкающей дорожкой. Марианна с удивлением ощупала мягкую подушку, атласное одеяло…

«Боже мой, как же немного нужно человеку для счастья: уютная постель и прочная, надежная крыша над головой…»

Встав с кровати, она подошла к окну и осторожно провела пальцами по гладкому стеклу.

«Какое наслаждение — находиться в настоящем доме, а не в палатке из бизоньих шкур…»

В ее памяти всплыл бурный разговор с Чернышовым — и его оскорбительные претензии показались Марианне такими пустячными и забавными.

«Этот забияка русский так хотел обидеть меня, — а между тем его злобное ерничество лишь напомнило мне о том, что я — женщина, красивая женщина, белая женщина, а не индейская скво, по прозвищу Утренняя Стрела. Я — Марианна, Марианна, а вовсе никакая не Вулиадживеши. Как же давно никто не называл меня настоящим именем…»

Вернувшись в постель, она с наслаждением вытянулась на простыне.

«А какой все-таки смешной этот доктор…» — успела подумать Марианна, вновь окунаясь в сон.

Ее разбудили лучи неяркого октябрьского солнца. Щурясь спросонья, она увидела висящее на спинке кровати бордовое платье. Много замечательных нарядов бывало у княгини Сант-Анна, — но, пожалуй, ни один из них не вызывал у нее подобного восхищения. Вскочив с постели, она торопливо облачилась в обновку.

«Как жаль, что здесь нет зеркала: так хочется посмотреть на себя в нормальной одежде…»

Тихое поскрипывание двери заставило ее обернуться. Перед нею стоял русский доктор.

— О, здравствуйте, месье! — радостно воскликнула Марианна. — Ваше лекарство сделало чудо: я будто бы заново родилась!

Лещинский сдержанно улыбнулся:

— Немудрено, мадам: вы проспали почти трое суток…

— Неужели?! — опешила Марианна. — Никогда бы не подумала, что способна на такое…

— Но я все же пока что не рекомендовал бы вам вставать с постели, — наставительно сказал доктор. — Ваш организм еще недостаточно окреп после болезни.

— Знаете, месье Лещинский, — улыбаясь, промолвила княгиня, — для того, чтобы окончательно оправиться, мне теперь необходимо только одно средство.

— Какое же? — учтиво осведомился врач.

— Хотя бы небольшое зеркало и гребенка.

Лещинский с деланной укоризной покачал большеухой головой:

— Экая вы стрекоза… Но ваши слова убеждают меня, что вы и впрямь пошли на поправку. Однако прежде я попросил бы вас принять один порошочек…

— Как вам будет угодно, доктор. Я в вашем полном распоряжении!

Последняя фраза прозвучала несколько фривольно, но Афанасий Христофорович сделал вид будто не уловил этого нюанса. Покопавшись в саквояже, он достал лекарство и протянул его пациентке:

— Зеркало зеркалом, но лечение прежде всего.

Марианна не поморщившись проглотила горькое снадобье. Радость распирала ее.

— Спасибо, доктор! Поверьте: я чувствую себя так легко, так прекрасно, как весенний мотылек!

— Не горячитесь, барышня, — с напускной суровостью проворчал Лещинский. — Вот отпоим вас парным молочком да куриным бульончиком — и будете в полном порядке. А покамест рановато вам порхать.

Настроение Марианны было столь радужным и безмятежным, что она встретила пришедшего позднее с визитом Чернышова чуть ли не приветливо.

— Ну что, любезный граф, мы продолжим нашу дискуссию на тему доблести русского офицерства? Я бы только попросила вас не употреблять на мой счет излишне резких слов, как сделали вы это давеча.

Она подкрепила свои слова обворожительной лукавой улыбкой.

Слегка опешивший полковник промычал в ответ нечто неопределенное.

— Вы имели наглость заявить, — продолжала Марианна, — что я, дескать, являюсь чуть ли не вашей собственностью. Не кажется ли вам, что это неизбежно навлекает на вас определенные обязанности?

— Что именно вы имеете в виду? — осведомился Чернышов с чуть скабрезным прищуром.

— Вовсе не то, о чем вы изволили только что подумать, — отрезала княгиня. — Как вам, право, не надоест корчить такие жеребячьи физиономии…

— Отнюдь не любое желание дамы является для меня законом. Но я готов выслушать ваши просьбы — и даже выполнить их, может быть…

Марианна собралась с мыслями и спросила:

— Объясните мне для начала, что вы делаете здесь, на краю света?

— Я уже пытался втолковать вам сие во время прошлой встречи. Вы же предпочли скандальный базарный тон, который я волей-неволей был вынужден принять.

Марианна кокетливо опустила ресницы:

— Хорошо, граф, на этот раз я буду совершеннейшей паинькой.

— М-да? — недоверчиво крякнул полковник. — Что-то слабо мне в это верится… Но извольте: я готов кое-что пояснить. Итак, здесь, в форте Росс, располагается Русская пушная компания. Занята она промыслом морских выдр: у них отменные серебристые шкурки, которые идут по двести долларов за штуку…

— Это что же: вы заделались торговцем? — фыркнула Марианна.

— Отнюдь, — нахмурился Чернышов. — Я занят делами иного рода, имеющими прямое отношение к политике.

— Ах, вот оно что: вспомнили свое шпионское ремесло, которым промышляли когда-то в Париже? А я-то было подумала, что вы гоняетесь на вельботе за несчастными пушистыми зверьками и кромсаете их саблей…

— Ирония ваша неуместна, — буркнул полковник. — Русские всерьез занялись освоением здешнего края. Форт Росс — лишь первая ласточка. Ни у Соединенных Штатов, ни у Мексики покуда не доходят толком руки до Калифорнии — она же поистине представляет из себя золотое дно.

— И заодно вы спаиваете бедолаг индейцев, скупая у них за бесценок золото…

— Они сами идут на это, — пожал плечами Чернышов. — Что вы хотите — дикари-с…

— Ладно, я не собираюсь заниматься столь неблагодарным трудом, как пробуждение в вас добрых чувств, — махнула рукой Марианна. — Скажите-ка мне лучше вот что: как я могу попасть в Африку?

— Что?! — опешил полковник.

В следующую секунду он залился гомерическим смехом, хлопая себя ладонями по ляжкам. Лицо его побагровело, на глазах проступили слезы.

— В чем дело? — обиженно спросила Марианна. — Что вас так развеселило?

— Ох, да вы меня просто уморить хотите своими сумасшедшими фантазиями! В Африку! А почему, позвольте спросить, не в Австралию? Тоже весьма занимательное место: кенгурушки прыгают всякие… Знаете, с карманом на брюхе? Опять же утконосы — весьма милые создания, как свидетельствуют путешественники.

— Не морочьте мне голову! — вспылила Марианна. — Я сказала: в Африку, значит, в Африку! А если говорить конкретнее: в Сенегал.

— Нет, вы просто очаровательны, ваше светлейшее сиятельство! — продолжал резвиться Чернышов. — Много видел я женщин — но такой отчаянной авантюристки не встречал! Это что же: вы задумали совершить кругосветное путешествие? И наш скромный приют — лишь случайный пунктик на великом пути Марианны Сант-Анна.

Княгиню охватило нестерпимое чувство обиды: испытывать лишения и смертельные опасности, подвергаться пленению и насилию — а потом выслушивать смешки гуляки-ловеласа? Это было выше ее сил.

— Прекратите немедленно свои дурацкие шуточки! — крикнула она во все горло и, давая выход злости, со всего маху грохнула об пол стоявший на столе графин зеленоватого богемского стекла.

Чернышов почесал переносицу и сказал уже более нормальным тоном.

— Вероятно, наш милейший Афанасий Христофорович недодал вам успокоительного… Эдак вы нам весь форт разорите. Ладно, бросьте дуться. Но отправиться в ближайшее время хоть в Африку, хоть в Патагонию представляется невозможным.

— Почему же?

— Да потому, что прибытие ближайшего русского корабля ожидается не раньше весны. И совсем не факт, что он захочет брать на борт такую экспансивную пассажирку, — пояснил Чернышов уже совсем серьезно.

Марианна обессиленно опустилась на кровать:

— Боже, но что же делать?

Полковник пригладил свои пушистые усы и задумчиво сказал:

— Помочь вам сможет только тот человек, которого вы так упорно обзываете наглецом, хамом и прочими милыми словечками. Не даром же его клеймо красуется на вашем лилейном бедрышке…

«Что у него на уме? — устало подумала Марианна. — На что способен этот выпивоха и волокита, кроме самого непристойного предложения? До чего же трудно быть женщиной, и особенно — женщиной привлекательной: каждый мужчина стремится овладеть тобою, как вещью…»

Ее бодрое настроение враз улетучилось куда-то далеко, и даже, кажется, само солнце за окном потускнело, подернулось пыльной пленкой.

— Ну и в чем же будет заключаться ваша помощь, граф? Вы сколотите плот и отправите меня на нем в Тихий океан? И какую плату потребуете вы взамен этой услуги? Зная ваши аппетиты, я, кажется, догадываюсь…

Горькая улыбка искривила губы Марианны. Чернышов же смотрел на нее спокойно и даже, как это ни невероятно, с легким оттенком печали.

— Вы напрасно так плохо думаете обо мне, Аннушка… Разумеется, та давняя парижская выходка отнюдь не украшает меня. Но с той поры много воды утекло, — а людям порой свойственно меняться. После смерти моей матушки, последовавшей три года назад, я многое передумал… Впрочем, ладно: довольно об этом!

Марианна смотрела на Чернышова с изумлением: он ли это, лихой повеса, бретер и скандалист? С трудом верится — ведь граф отнюдь не из тех людей, которые охотно переходят с шампанского и жженки на топленое молоко… Но может быть, недаром так резко вскинулся Чернышов после ее дерзких слов о ревности… Что, если в душе его и впрямь теплится искреннее чувство? Еще пять минут назад Марианна только издевательски расхохоталась бы над подобной мыслью, но в слегка раскосых зеленых глазах русского полковника читалось что-то внушающее доверие.

— Да, но если корабль можно ожидать только весной, то что вы можете предложить? Мне совсем не улыбается зимовать с вашими выдрами…

Чернышов озорно улыбнулся:

— Зачем же вы так пренебрежительно отзываетесь о красавцах зверьках, которые могут послужить вам на пользу в самое ближайшее время?

Марианна недоумевающе пожала плечами:

— Вы, что ли, собрались подарить мне шубу из их серебристого меха?

— О, нет ведь шуба в данной ситуации вас не выручит. Но вам почему-то не пришло в голову, что на форте Росс свет клином не сошелся. Калифорния, конечно еще плохо освоена — однако…

— Господи, да говорите же! — поторопила княгиня Чернышова. — Где-то неподалеку есть еще один порт?

— Именно, именно, — кивнул тот. — Славный такой городишко Монтерей — и всего лишь в трех днях пути. Дорога, правда, небезопасна: шалят краснокожие и прочие лихие люди, но охраны из шести казаков вам, полагаю, будет достаточно.

Княгиня Сант-Анна восхищенно всплеснула руками.

— Да неужели это реально? Погодите: и специально для меня выделят охрану?

— Разумеется, нет. Просто вы станете приложением к тому ценному грузу, который будут оберегать казаки. То есть к тем самым серебристым шкурам выдр… А в гавани Монтерея вполне может отыскаться подходящий для вас корабль: для этого вам будет достаточно пустить в ход свое обаяние, а мне — дополнить его подходящей суммой… В этом нет большой сложности.

— И вы отправитесь со мной в Монтерей? — все еще не веря собственным ушам, спросила Марианна.

— Да, у меня там есть кое-какие делишки по службе, о которой вы отзываетесь столь уничижительно. И вообще: имею я право позаботиться о красивой женщине, моей старой знакомой, или нет? Семьей я так и не обзавелся, а иной раз взбредает в голову кого-либо поопекать. И вы для этого вполне подходящая кандидатура. Обоз отправляется через неделю — и вы пока окончательно оправитесь под присмотром добряка Лещинского.

— Граф, вы так добры… — промолвила Марианна неуверенно.

— Пустое! — оборвал ее Чернышов. — Считайте, что я делаю это в память о старом клейме…

И он вышел, хрустя подошвами сапог по осколкам разбитого графина.

Неделю до отъезда Марианна провела в неторопливых прогулках по форту, который своими бревенчатыми постройками живо напомнил ей Россию и суровую зиму двенадцатого года. К ней в спутники то и дело набивались молодые русские офицеры, в разговорах с которыми княгиня наслаждалась возможностью вволю поболтать по-французски. К большому удивлению Марианны, Чернышов ей никак не докучал, а во время редких встреч беседовал о разных пустяках, не касаясь каких-либо фривольных тем.

Обоз, состоящий из трех крытых повозок, запряженных медлительными волами, вышел в путь рано утром. Шестеро вооруженных казаков под предводительством Чернышова медленной рысью следовали рядом.

Впервые оказавшись за частоколом форта, Марианна с любопытством озиралась по сторонам. Совсем рядом шумел океан, на берегу которого лежала она две недели назад — обессилевшая и измученная изнурительным переходом через горы, видневшиеся вдали. Казалось, что это было так давно — да и было ли на самом деле вообще?..

На ночлег путники располагались в повозках, выставляя охранение. Постелями служили большие тюки с мехами, казавшиеся мягче, чем какая-нибудь роскошная перина.

За время дороги произошел только один неприятный случай. На закате второго дня, когда щедрое калифорнийское солнце огромным багряным шаром опускалось за верхушки могучих деревьев, из близлежащей рощи прогремели два выстрела, никому не причинившие вреда. Казаки проворно пришпорили лошадей и принялись прочесывать рощицу, но неизвестные разбойники успели скрыться.

В Монтерей обоз прибыл на третью ночь. Марианна с любопытством всматривалась в темные дома, напоминающие по своей архитектуре те постройки, что составляют небольшие испанские городки. Приют княгиня со спутниками нашла в уютной гостинице, носившей многозначительное название «Золотой овен». Наутро озабоченный Чернышов строго-настрого наказал Марианне никуда не отлучаться, и ей весь день пришлось провести у окна, созерцая пыльную улочку, на которой вялых собак в репьях было куда больше, чем прохожих. Видимо, деловая жизнь города кипела в других кварталах.

Полковник вернулся под вечер — усталый, пропотевший, но явно довольный собой. Марианна с надеждой смотрела на него, боясь первой задать вопрос. Чернышов же откупорил бутылку шампанского, не спеша, со вкусом осушил бокал и лишь после этого снизошел до терпеливо ожидающей женщины:

— Итак, милочка моя, я провел в гавани тщательную разведку и…

Он замолчал и снова потянулся к бутылке.

— Договаривайте, граф! — взмолилась истомившаяся Марианна.

— А к чему лишняя спешка? — невозмутимо промолвил полковник. — Она, как известно, уместна только при ловле блох, Аннушка…

— Боже, да оставьте вы свой казарменный юмор! Вы нашли подходящее судно?

Граф коротко кивнул.

Не в силах сдержать своей радости, Марианна подскочила к Чернышову и пылко расцеловала его в обе щеки. Тот даже слегка опешил от подобного напора.

— Однако вы, княгиня, напоминаете мне страстную пастушку, спешащую в объятия фавна… Будьте, Христа ради, благоразумнее — не то ведь я могу и чрезмерно воспылать в ответ.

У Марианны же совершенно сумасшедшим образом закружилась голова: тому причиной было и радостное известие, и давно забытое ощущение колючих усов на своих щеках, и густой мужской запах, исходящий от полковника…

— Спасибо, миленький Чернышов! Я совершенно безмерно благодарна вам!

Смущенно откашлявшись, граф наполнил бокал для Марианны.

— Что ж, наш успех и впрямь стоит хорошенько вспрыснуть. Я надеюсь, вас устроит это шампанское, княгиня. Или вы за время скитаний в прериях пристрастились к столь излюбленной вашими друзьями-краснокожими огненной воде?

— Отнюдь! — рассмеялась Марианна. — Но я настолько отвыкла от вина, что, боюсь, оно ударит мне в голову не хуже этой вашей ужасной русской водки…

На лице Чернышова появилось вкрадчивое кошачье выражение.

— Вы и так достаточно шальная особа, но когда красивая женщина находится слегка под шафе — это бывает просто-таки очаровательно.

Они чокнулись и единым духом опорожнили бокалы.

— А вы, однако, лихо пьете! — похвалил полковник. — Можете потягаться с любым гусаром!

— Что — с любым гусаром? — кокетливо переспросила Марианна.

В ушах у нее шумело, тубы сами собою расплывались в легкомысленной улыбке. Она вновь наконец почувствовала себя обаятельной женщиной, ради которой мужчины готовы совершать всяческие сумасбродства.

— Так что же это за корабль, полковник? Какой-нибудь американский?

— Нет-нет, французский. И мне особо приятен данный факт, поскольку я знаю вашу симпатию к отдельным представителям этой национальности, — усмехнулся Чернышов.

Марианна игриво погрозила ему пальчиком:

— Эй-эй, граф, не забывайтесь!

— О, что вы, это сказано исключительно в качестве комплимента!.. Так вот: посудина эта называется «Серебряная антилопа», командует ею некий Бушар. Корабль должен сняться со стоянки через двое суток. Он пойдет курсом на Францию — через Полинезию, Индийский океан, а далее — в обход мыса Доброй Надежды. Так что заход в ваш вожделенный Сенегал трудности не составит.

— Это изумительно! — воскликнула Марианна, в очередной раз прикладываясь к бокалу.

Чернышов придвинул свой стул поближе и доверительно нагнулся к княгине:

— Послушайте, Аннушка, ну на кой ляд сдалась вам эта дурацкая Африка? Отправляйтесь прямиком до Сен-Мало, а там уже и до Парижа подать рукой! Боже мой — Елисейские поля, Пляс Пигаль, красавцы мужчины, изящные женщины, обдающие тонким ароматом духов… Вы, безусловно, романтическая особа, — но надо же знать и меру! Джунгли, кишащие ядовитыми змеями и прочей ползучей гадостью, лихорадка, иссушающая жажда… Вы рождены для иной жизни — и вольно же вам изображать из себя Магеллана в юбке!

Марианна отрицательно покачала головой:

— Увы, Александр, рок событий ведет меня именно на черный континент… Не думайте, что изнурительные скитания доставляют мне радость: просто я не имею иного выбора. Есть вещи, которые можешь сделать ты и только ты, а потому волей-неволей приходится взваливать на хрупкие плечи столь тяжкий груз…

— Вы говорите довольно-таки уклончиво, — прищурился Чернышов, — но меня вам провести не удастся: причиной тут служит мужчина. Ведь так?

— Да что вам за дело до этого… Какая разница — мужчина либо нет…

— Разница чертовская! — пристукнул кулаком по столу полковник. — Если бы вы пускались в столь рисковую эскападу в интересах наживы — это объяснимо, но неблагородно. А вами движет страсть — и вероятно, настолько всепоглощающая, что во имя ее вы поступаете, как доблестная амазонка, женщина-воин!

— Право, Александр, вы чрезмерно захваливаете меня, — попыталась слегка остудить пыл Чернышова Марианна. — Любой по-настоящему любящий человек поступил бы так же. Взять хотя бы вас: разве вы не последовали бы за предметом своей страсти куда угодно?

Полковник слегка нахмурился и неопределенно пожал широкими плечами:

— Я знавал немало женщин, однако… Как правило, они не стоили подобных усилий.

— Просто вы так и не встретили ту самую, одну-единственную…

Лицо Чернышова напряглось, и он проговорил с явной неохотой:

— Однажды мне показалось, что это произошло. Но мой дурацкий нрав испортил все дело… Наверное, я слишком азартный человек.

Щеки Марианны пылали, сердце трепетно вздрагивало в груди.

— А она была красивой — эта женщина? — тихо спросила она.

— Да. Очень. Она и сейчас хороша несравненно… Но даже если я и последую за ней на край света — это не поможет, увы… Дружеская услуга — вот единственное, что я могу ей оказать. Но никогда, ни при каких условиях она не простит меня.

— Она так бессердечна? — подняла брови Марианна. — Женщина должна быть снисходительной к промахам мужчины. Ведь их ошибки в основном происходят из-за того, что они не рассчитывают своих сил. Это как слишком крепкое рукопожатие — оно может принести боль, но делается же оно от всей души. Понимаете?

— Я не могу назвать эту женщину бессердечной, — покачал головой Чернышов. — Собственно, вы знаете, кого я имею в виду…

— Абсолютно не представляю, — промолвила Марианна.

Но внутренний голос подсказал ей, что она явно покривила душой.

— Эта женщина — вы, Марианна, вы, Аннушка… — проговорил Чернышов.

Было заметно, что слова даются ему с трудом.

— Тогда, в Москве, я готов был уничтожить самоуверенного типа, посмевшего встать на моем пути. Но мне не повезло… Но полученный в том поединке шрам я ношу на груди, будто дорогую награду: ведь я дрался за вас, Марианна.

— Вам ли говорить о чьей-то самоуверенности, граф. Этот недостаток присущ вам более, чем кому-либо. А что касается шрамов… Тот, что по вашей милости украшает мое бедро, наградой не назовешь, — язвительно напомнила княгиня.

Чернышов опустил глаза и глухо проговорил:

— Но ведь существует же отпущение грехов. Я готов замолить этот свой дикий проступок.

Марианна печально улыбнулась:

— Как вы это себе представляете? Будете отбивать поклоны в церкви форта Росс? Наложите на себя какую-нибудь страшную епитимью вроде отказа от шампанского?

— Я хочу сделать это здесь и сейчас, — проронил полковник.

Сердце Марианны забилось сильнее: смысл слов Чернышова был более чем красноречив, но она предпочла прикинуться непонимающей:

— Вы не могли бы выразиться яснее? Ваш намек звучит слишком туманно…

— Намек? — переспросил граф. — Что ж, я скажу откровеннее: я замолю свой грех здесь, сейчас, на этой вот постели, Аннушка…

Кровь ударила в голову Марианне, она с трудом перевела дыхание.

— Я не зря говорила о вашей самоуверенности, Александр. Не лучше ли вам удалиться в свою комнату и не делать необдуманных поступков, о которых впоследствии можно пожалеть. Будете потом каяться…

— Я знаю только одно: вы, Марианна, об этом никак не пожалеете.

Он резко встал из-за стола и, схватив бутылку, сделал несколько крупных глотков прямо из горлышка. Шампанское стекало у него по подбородку, по кадыку, просачиваясь за воротник мундира.

— Очнитесь, полковник, — пролепетала Марианна. — Не повторяйте своей старой ошибки.

— Тут нет никакой ошибки, — хрипло проговорил Чернышов. — И вы сами прекрасно это знаете… Я вижу, что написано у вас на лице.

— Что же?

— Желание. Нестерпимое желание отдаться мне, кающемуся грешнику.

И женщина не могла не признать справедливости этих откровенных слов: все внутри у нее горело от страстного огня…

— Однако вы изобрели весьма и весьма оригинальный способ покаяния…

С грохотом упала на пол тяжелая сабля Чернышова — и вот уже Марианна ощутила, как сильные руки русского освобождают ее тело от одежды, волокут к постели…

— Александр, сумасшедший, задуйте хотя бы лампу…

— Ерунда, ни к чему, — прошептал Чернышов. — Я хочу видеть тебя всю. Я хочу видеть, как ты мне отдаешься, как закусываешь губы от страсти, как мечутся по простыне твои пышные волосы… И я хочу, чтобы ты видела меня, берущего тебя мужчину.

И губы его жадно припали к тому месту на бедре Марианны, где оставил клеймо раскаленный перстень в давнюю безумную ночь.

И наступил момент, когда истосковавшееся лоно приняло в себя мужчину, овладевшего ею стремительным кавалерийским наскоком. Их сплетенные тени метались по стене, создавая впечатление таинственной мистерии, имя которой — любовь…

«Нет, Далилы из меня не получится…»

То была последняя трезвая мысль Марианны, а все последующее словно погрузилось в горячий разноцветный туман, и волны острого наслаждения прокатывались по ее гибкому телу.

Когда к женщине вернулось восприятие реальности, первое, что она увидела, было влажное от пота лицо Чернышова. В глазах его читалось чуть ли не молитвенное обожание, перемешанное с мутной дымкой страсти.

— Ты так смотришь на меня, Александр, — прошептала Марианна, облизывая пересохшие губы.

— Я смотрю так, как только и можно смотреть на столь прелестную женщину, на женщину, свой грех перед которой я хочу искупить.

— Тебе хорошо удается это… — ласково произнесла княгиня.

— Что ж, но это только первый акт нашей любовной мессы.

— Ты молишься так исступленно… Дай же мне передохнуть хоть чуточку.

Чернышов встал, принес бокал с шампанским и поднес его к губам Марианны. Несколько капель упали на ее высокую грудь — и тут же были нежно собраны губами.

— Божественный напиток, — пробормотал полковник. — Он имеет вкус тебя, твоей кожи…

Его руки мягко скользнули вдоль ее тела — как будто теплые щекочущие струйки текли по бокам, бедрам, плечам. Марианна ощутила себя сосудом, переполненным сладчайшей негой…

Вдруг несколько выстрелов кряду грянули на улице.

— Что это? — встрепенулась княгиня.

Подбежавший к окну Чернышов тревожно проговорил:

— На хлопки пробок от шампанского как будто не очень похоже…

Завернувшись в простыню, Марианна тоже подошла к окну и выглянула из-за плеча графа. В ночной темноте, окутывавшей Монтерей, отчетливо виднелись сполохи разгорающегося пожара.

— Горит в стороне порта, — прокомментировал Чернышов. — Что же там могло случиться?

Как бы ответом ему послужили несколько пушечных выстрелов.

— Это бьют корабельные каронады, — процедил сквозь зубы граф. — Они стреляют по городу. Я прошу вас отойти от окна: сюда легко может угодить хорошая порция шрапнели.

— Но что могло произойти? — спросила Марианна, натягивая платье.

Она невольно отметила, что ее собеседник вновь перешел на «вы». Волшебная любовная месса окончилась, жестокая действительность скалила свои огненные зубы из потревоженной ночной темноты.

— Судя по характеру обстрела — похоже на корсарский налет, — пояснил Чернышов. — Лихие ребята, судя по всему: действуют отчаянно.

Он уже застегнул мундир и перепоясывал себя саблей.

— Ждите меня здесь.

Торопливо выбежав из комнаты, он вернулся через минуту, держа два пистолета.

— Вы умеете пользоваться оружием?

— Да, мне приходилось делать это.

Чернышов невесело улыбнулся:

— О, я задал явно неуместный вопрос: с учетом вашей бурной биографии трудно было бы предположить иное… Что ж, держите, и дай Бог, чтобы вам не пришлось пустить в ход. Хотя… — Он прислушался к доносящимся с улицы звукам и с досадой заключил: — Хотя без этого, кажется, не обойтись.

Марианна осторожно выглянула в окно. По улице неслась группа вооруженных людей. Поначалу женщине померещилось, что это негры, но, присмотревшись получше, она поняла свою ошибку: в город ворвались представители белой расы.

— Боже, какой ужас… — прошептала она в растерянности. — Ну почему мне так не везет и всякие напасти упорно преследуют по пятам?

— Не бойтесь, Аннушка, я ведь с вами, — промолвил Чернышов, приобняв женщину за плечи. — Мы не дадимся этим прохвостам.

Им хорошо было видно, как налетчики вламываются в дома, разнося двери в щепы тяжелыми абордажными тесаками, выволакивают на улицу плачущих полуодетых женщин и гонят их в сторону порта.

— Негодяи! — рявкнул рассерженный Чернышов. — Нам уже поздно отступать. Давайте забаррикадируем дверь и потушим лампу.

Он проворно подтащил к порогу кровать, сетуя на ее легкость. Марианна задула лампу, но в комнате от этого стало ненамного темнее, ибо свет пожара заливал ее колеблющимся багровым светом.

Внизу послышался грохот, пронзительные крики, из чего можно было заключить, что бандиты уже ворвались в гостиницу. Не прошло и минуты, как мощный удар сотряс дверь комнаты.

— Поцелуйте меня, Александр, — попросила княгиня. — Может быть, нам не суждено дожить до рассвета.

— Простите меня. Простите меня за все, — пробормотал Чернышов, впиваясь в ее губы крепким поцелуем.

В дверь барабанили все сильнее — и наконец она не выдержала, сорвавшись с петель. Кровать была слишком слабой преградой, и несколько мужчин с тесаками ворвались в комнату.

Не раздумывая ни секунды, Марианна вскинула пистолеты — и два выстрела слились воедино. Одна из пуль угодила в цель: рослый детина со всего маху грянулся об пол замертво. Но трое остальных бросились на Чернышова, уже обнажившего свою саблю. Сталкивающиеся клинки высекали яркие искры, слышались тяжелое дыхание дерущихся и изрыгаемые по-французски ругательства.

Полковнику удалось поразить одного из нападавших в шею, но двое бандитов продолжали яростно наседать на него. Внезапно сабля Чернышова со звоном переломилась надвое. Зарычав от злобы, русский отшвырнул искалеченное оружие и перешел в рукопашную схватку. Однако теперь силы были чересчур неравны — и один из тяжелых клинков глубоко вошел в грудь графа. Марианне показалось, что она слышит, как с хрустом переламываются ребра мужчины, который всего лишь каких-то полчаса назад держал ее в своих объятиях. Из груди Чернышова раздался хриплый клекот, с бульканьем хлынула изо рта кровь — и могучее тело полковника медленно осело на пол. Налетчики разразились торжествующими криками и бросились к забившейся в угол Марианне.

— Не смейте трогать меня, мерзавцы! — крикнула княгиня. — Прочь, убийцы!

Но бандиты с довольным хохотом вытолкали женщину из комнаты, не забывая при этом потискать ее за наиболее соблазнительные места.

— Шевелись, шевелись, девчонка! — приговаривал один из них по-французски.

— Ублюдки, как вы смеете?! Я — княгиня Сант-Анна! Оставьте меня!

— Заткнись, американская девка! Или мы попользуем тебя прямо на мостовой!

Вместе с несколькими другими перепуганными женщинами ее повели по темной улице, озаряемой отсветами уже вовсю бушующего вокруг пламени. Треск пожара, отчаянный плач, грубые окрики сливались в одну адскую какофонию.

— Что это значит? Куда нас гонят? Кто эти люди? — прокричала Марианна, но не получила ответа, если не считать таковым грубый толчок в спину.

В порту разворачивалась еще более ужасающая картина. Толпу женщин в ночном неглиже бандиты загоняли по узкому трапу на корабль. Иные из них срывались в воду, но никто не торопился приходить на помощь к бедняжкам.

«Серебряная антилопа» — успела прочесть Марианна надпись на корме корабля. Это открытие поразило ее до глубины души: значит, то самое французское судно, на котором она собиралась с помощью Чернышова отправиться в плавание до Сенегала, оказалось пиратским бригом! И что за злодей этот Бушар, устроивший кровавый налет на мирный спящий Монтерей?

Ее тоже провели по трапу, прогнали пинками по палубе и сбросили в распахнутый зев трюмного люка. Марианна сильно ударилась обо что-то лицом и погрузилась в спасительное забытье…

Сознание возвращалось к ней медленно, пульсирующими толчками. В памяти вспыхивали короткие фрагменты минувшей ночи. Чернышов, пьющий из горлышка шампанское… Он же, падающий замертво с рассеченной грудью… Хохочущие физиономии налетчиков… Пламя, охватывающее фасад гостиницы «Золотой овен»… Полуобнаженные женщины, семенящие по трапу «Серебряной антилопы»…

С трудом подняв веки и дождавшись, пока глаза привыкнут к полутьме, царящей в трюме, Марианна увидела своих подружек по несчастью. Кто-то из них лежал без сознания, кто-то тоненько причитал, раскачиваясь из стороны в сторону, как в трансе. По легкому покачиванию судна Марианна догадалась, что оно находится уже в открытом океане.

Княгиня попыталась вступить с кем-либо из женщин в разговор, но почти все они еще не отошли от пережитого шока. Одна из девушек, по виду совсем еще ребенок, всхлипывая и захлебываясь слезами, поведала, как ворвавшиеся в дом пираты зарубили у нее на глазах родителей.

«Мама так кричала, так кричала…» — твердила она как заведенная.

Марианна, не выдержав леденящего душу рассказа, заткнула уши и забилась в угол трюма. Для ее истерзанной психики достаточно было виденного самой…

Она не знала, сколько прошло времени до тех пор, когда лязгнул люк и в трюм спустились два матроса, стащив за собою два ведра воды и большую корзину с вареной кукурузой. Запуганные женщины осторожно приблизились к пище, но затем, не выдержав мучащей их жажды, принялись, отталкивая друг друга, черпать воду прямо ладонями. Матросы, посмеиваясь, наблюдали за этой сутолокой, отпуская соленые шуточки, а то и бесцеремонно задирая женщинам подолы, чтобы полюбоваться на их прелести. И как ни хотелось Марианне пить, она погнушалась стать участницей столь отвратительного спектакля и осталась в своем углу. Терпения, однако, хватило у нее только до следующего утра: голод и жажда сделали свое дело.

Потянулись томительные дни плавания. Единственным разнообразием было то, что время от времени одну-двух женщин уводили наверх. Что с ними там происходило, никто не расспрашивал: все было ясно и без слов… Марианну не постигала подобная участь, видимо, потому, что лицо ее, разбитое при падении в трюм, было покрыто коркой засохшей крови, отчего внешность женщины не внушала соблазна пиратам.

По ее подсчетам плавание длилось уже около двух недель, когда произошло событие, которого княгиня никак не могла ожидать.

Как обычно, двое пиратов принесли ежедневную порцию пищи: все ту же опротивевшую вареную кукурузу. Марианна подошла за своей порцией — и тут ее внимание привлек один из моряков. Мужчина вел себя иначе, чем его развязные сотоварищи: не отпускал сомнительных острот, не занимался грязными приставаниями к женщинам. Но не это заинтересовало Марианну прежде всего: его осанка, светлые золотистые волосы казались странно знакомыми…

Калейдоскоп лиц промелькнул перед ее мысленным взором, и наконец из тайников памяти выплыла ночная рига, молодой бретонец, прикованный цепью к стене…

«О Боже! — едва не вскрикнула Марианна. — Ведь это же — Жан Ледрю!..»

Она стояла как вкопанная, не зная, что делать. Но вот мужчина посмотрел в ее сторону. Легкое недоумение промелькнуло в его голубых глазах. Ледрю провел по лицу ладонью, будто стирая пелену, застящую ему зрение.

— Да, это именно я, — одними губами произнесла Марианна.

Ледрю подошел к ней и растерянно взял за руку повыше локтя. Он растерянно открыл рот и с ног до головы осмотрел истерзанную женщину.

— Вы сильно изменились с той поры, как мы виделись в последний раз, — промолвил наконец моряк. — Как вы оказались здесь?

— Вашими молитвами, надо понимать, — язвительно усмехнулась Марианна. — И здесь, как вы понимаете, не столь комфортабельные условия, чтобы поддерживать себя в хорошей форме…

— Вы что, боцман, нашли себе крошку по вкусу? Надоело поститься? — поинтересовался напарник Ледрю.

— Да-да… — рассеянно пробормотал тот. — С этой кралей я, пожалуй, пообщаюсь в приватной обстановке.

— Вот только посмейте… — зло прошипела Марианна. — У меня хватит ногтей, чтобы выцарапать ваши лживые голубенькие глазки.

— Не глупите, — понизив голос, сказал Ледрю. — Нам нужно поговорить, а здесь это сделать невозможно.

Немного поразмыслив, Марианна кивнула. В конце концов будет хотя бы возможность подышать свежим морским воздухом после вонючей атмосферы трюма. А если этот наглец попытается посягнуть на ее честь, то ему придется горько пожалеть об этом.

Поднявшись на палубу, княгиня едва не упала в обморок: солнечные лучи больно ударили по глазам, от знакомого запаха океана перехватило спазмой горло. Марианна пошатнулась и наверняка упала бы, если б Жан Ледрю не поддержал ее под руку.

Приведя женщину в каюту, бретонец сразу же предложил ей умыться, на что она ответила гордым отказом:

— Скоты, которые заправляют делами на этом корабле, недостойны видеть лицо княгини Сант-Анна!

— Вы, вероятно, и меня причисляете к этим мерзавцам? — с горечью спросил Ледрю.

Марианна всплеснула руками:

— Помилуйте, а что я еще могу подумать?! Чего стоит хотя бы тот ужас, который устроили ваши головорезы в Монтерее: убийства, насилие, грабежи…

— Меня там не было, — покачал головой Ледрю. Подобными делами я не занимаюсь.

— Ах, значит, вы наблюдали с борта за панорамой пылающего города? — рассердилась Марианна. — И потому считаете себя чистеньким? Да как же у вас хватает совести себя выгораживать!

Ледрю уклончиво отвел глаза в сторону.

— Когда-то мы с вами называли друг друга на «ты», — пробормотал он.

— Подлецов я способна называть только на «вы»! — парировала Марианна.

— И вы не испытываете добрых чувств к человеку, ставшему вашим первым мужчиной?

— Фу, тоже мне, велика заслуга! Не вы бы, так кто-нибудь другой постарался! Да и любовник из вас, прямо скажем, никудышный: в постели вы думаете только о собственном удовольствии — я, к сожалению, имела возможность убедиться в этом на собственном опыте.

— Не думал, что вы столь злопамятны…

— А вы не хотите вспомнить о том, по чьей милости я угодила в тюрьму? И если бы не заступничество благородного Сюркуфа…

— И вы называете его благородным? — с горечью сказал Ледрю.

— Что-то я не понимаю, — удивилась Марианна, — ведь этот человек был вашим кумиром. Вы ведь едва ли не молились на него…

Ледрю взял со стола трубку, набил ее табаком и выпустил густой клуб дыма.

— Видите ли, Марианна, оказалось, что этому человеку присущи некоторые слабости: ради наживы он готов на нечистоплотные вещи. Известно ли вам, к примеру, что он долгое время промышлял самым презренным промыслом, а именно работорговлей?

Княгиня Сант-Анна кивнула:

— Да, мне довелось слышать об этом от одного достойного человека — погибшего, между прочим, от руки вам подобных негодяев.

— Тогда, быть может, знаете и то, что, распрощавшись с океаном, он продолжает посылать свои суда с теми же целями. И как раз по его милости я оказался на этой проклятой «Серебряной антилопе»…

— Старый морской волк совратил неопытного мальчугана? — не удержалась Марианна от ехидства.

— Вольно же вам посмеиваться… — заметил Ледрю, попыхивая трубкой. — Находясь в столь плачевном положении, вы не растеряли своего мужества…

— Мерси за комплимент, — холодно отозвалась Марианна. — О себе я знаю все и без вашей подсказки. А вот что касается вас, Жан Ледрю, тут для меня много неясного.

— Извольте, я могу рассказать…

— Забавная складывается у нас ситуация: пленница допрашивает своего тюремщика, — фыркнула Марианна. — Видели ли вы что-нибудь подобное?..

— Если я и выступаю в роли тюремщика, то только в силу стечения обстоятельств, — невесело сказал Ледрю. — Случилось так, что Сюркуф представил меня Бушару, который является капитаном «Серебряной антилопы»…

— А судно, надо полагать, принадлежит Сюркуфу? — уточнила Марианна.

— Именно так… И мне был предложен выгодный контракт. Но я, право, не знаю, был ли Сюркуф в курсе планов этого подонка Бушара. Давно миновали времена, когда в обычае были подобные корсарские налеты. Я был уверен, что мы идем в Калифорнию за грузом мехов…

— Но калифорнийские женщины показались вам более выгодным товаром?

— Да, как я выяснил позднее, у Бушара есть договоренность на поставку белых женщин одному богатому индийскому радже.

— А не много ли ему одному? Нас в трюме примерно тридцать.

— Будет какой-то отбор, — вяло объяснил бретонец. — Те, что поплоше, будут сбыты с рук на восточных невольничьих рынках.

Марианна невольно поежилась:

— Ничего не скажешь — миленькая перспектива… Впрочем, мне уже приходилось выступать в качестве живого товара. Может быть, на сей раз меня оценят подороже?

— Не надо так горько шутить, — вздохнул Ледрю. — Ваше положение крайне опасно.

— О, мне еще повезло, — протянула Марианна. — Во всяком случае, еще ни один из ваших головорезов не пытался посягнуть на обладание моим телом. Ирония же судьбы заключается в том, что именно на борту «Серебряной антилопы» намеревалась я оказаться накануне налета на Монтерей. Что называется: сбываются мечты…

— Вам нужно было попасть в Европу?

— Нет, несколько южнее. В Сенегал, если вас это интересует.

— Зная вас, я ничему не удивлюсь. Однако теперь вам суждено доплыть только до Индостана.

— А где находится «Серебряная антилопа» сейчас, господин боцман?

— Мы прошли Маркизские острова и Низменный архипелаг: туземцы называют его Паумоту…

— Полюбоваться их видом мне, к сожалению, не довелось, — иронически заметила Марианна.

Ледрю задумчиво посасывал погасшую трубку. Было видно, что его занимала какая-то неожиданная мысль.

— Вы что, размышляете над тем, не заняться ли нам с вами любовью? — осведомилась Марианна, которую от бушевавшей в душе злости одолевала язвительность. — Так вот: этого, доблестный корсар, я вам не позволю. Уведите-ка меня лучше обратно в трюм.

— Погодите, погодите… — пробормотал Ледрю. — Мне кажется, у вас есть шанс не попасть в заложницы. Только способ я могу предложить весьма рискованный.

— Устроить бунт на корабле? Заманчиво — но неосуществимо. Хотя я готова собственноручно перестрелять этих подонков. И вас заодно, может быть.

— Погодите со мной расправляться, может быть, я вам еще пригожусь…

Марианна чувствовала, что ее упорно клонит в сон: порция свежего воздуха разморила ее. Она вытянулась на койке, ощущая приятную истому во всем теле: это ложе было куда мягче, чем грязные тростниковые циновки в трюме.

— Господи, Жан, если бы вы знали, как мне осточертели всяческие морские приключения… Так что же вы хотели мне предложить: давайте выкладывайте. Я уже не та маленькая семнадцатилетняя девочка, какой повстречали вы меня когда-то, и, поверьте, готова на все.

Ледрю побарабанил по колену пальцами:

— Способ, я повторяю, рискованный, но ничего иного мне в голову не приходит.

— Ладно уж, не пытайтесь запугать бедную женщину.

— Вы помните наше вынужденное купание в Ла-Манше?

— Да уж, такое разве забудешь? — передернула плечами Марианна. — Вода, признаться, была для меня холодновата. И море излишне бурным.

— На этой широте океан очень теплый… — начал бретонец.

— Ага, — невольно рассмеялась княгиня, — вплавь добираться до Африки?

— Ну, зачем же, задача у вас будет попроще. Дело в том, что ночью мы будем проходить мимо Таити. Если вы воспользуетесь спасательным кругом, то течение вынесет вас прямиком к острову. Вам только надо постараться не захлебнуться по дороге. Но поскольку погода стоит штилевая, вам вряд ли угрожает такая опасность. Важно только не терять самообладания и не пытаться спорить с течением.

Сонливость как рукой сняло с Марианны. Перспектива побега представлялась весьма соблазнительной, но…

— Хорошо, допустим, я благополучно добралась до острова. И что же: окажусь в положении потерпевшей кораблекрушение? Добрые туземцы откормят меня кокосовыми орехами, и какой-нибудь местный царек возьмет в жены. И кстати, там, на Таити, уж не людоеды ли обитают?

— Тамошние жители очень добры и гостеприимны. Там наверняка обитает какой-нибудь английский миссионер: эта братия распускает свои щупальца по всему миру. Кроме того, на Таити часто заходят корабли из Европы и Америки…

Последний аргумент лишил Марианну последних колебаний. Ведь оставаться в лапах Бушара и его молодчиков — поистине самоубийственно.

— Но в таком случае мне понадобится ваша помощь, Жан. А кстати, почему бы вам не сбежать вместе со мной и оставить эту проклятую «Серебряную антилопу»?

Ледрю помотал головой:

— Я хочу во что бы то ни стало добраться до Франции и вывести на чистую воду этого проходимца Бушара. И если даже мне придется схлестнуться ради этого с самим могущественным Сюркуфом — что ж, я готов.

— Все же вы не такой отпетый негодяй, как я поначалу подумала. В таком случае мне было бы трудно принять от вас помощь.

Бретонец улыбнулся:

— Все-таки я когда-то, можно сказать любил вас, Марианна…

— Не надо лгать, мой дорогой. Просто вы воспользовались моей неопытностью, и не более того, — возразила княгиня. — И в вашем донжуанском списке стало больше на одну невинную дурочку-овечку.

— Что ж, не стану спорить… Итак, решено? Оставайтесь пока в моей каюте: нужно дождаться ночи. И постарайтесь хоть немного поспать: вам понадобятся силы…

Оставшись одна, Марианна хотела привести себя в порядок — вымыть хотя бы лицо. Но усталость навалилась на нее тяжкой тушей, и сон смежил глаза женщины.

Проснулась она от легкого толчка в плечо. В полутьме каюты перед нею стоял Жан Ледрю.

— Нам пора.

Они вышли наружу, на залитую лунным светом палубу брига, и крадучись направились в направлении полуюта.

— Вам придется спуститься вниз по веревке, — вполголоса произнес бретонец. — А следом я брошу вам круг. Вахтенные несут службу из рук вон плохо — поэтому вряд ли кто-нибудь вас заметит. Когда останетесь в открытом океане, помните главную заповедь во что бы то ни стало сохраняйте спокойствие Течение вынесет вас куда надо примерно к рассвету. А дальше вам придется полагаться лишь на удачу. Но я знаю, что она постоянно улыбается вам.

— Спасибо вам, Жан…

По канату, привязанному к поручню, Марианна соскользнула вниз, к темной воде. Не выпуская из рук веревки, чтобы не быть случайно затянутой под киль судна, дождалась, пока рядом плюхнулся спасательный круг. Забравшись в него по пояс, подумала, что надо было бы заранее подоткнуть повыше платье — его намокший подол немного тянул книзу.

«А боцман Ледрю имел бы возможность немного полюбоваться моими княжескими ножками…»

Громадина «Серебряной антилопы» бесшумно удалялась в океан. В оставляемой кораблем кильватерной струе приветливо серебрился лунный свет. На мгновение Марианне показалось, что она видит над бортом светловолосую голову своего спасителя, определить, так ли это в действительности, было уже затруднительно.

Очертания брига становились все более смутными — и вот он уже окончательно растворился во тьме. Женщина осталась одна в открытом океане.