Марианна — королева океанов. Марианна — африканская богиня

Глава VII ОРЕЛ В НЕВОЛЕ

Коммодор Джемс Кинг чувствовал себя совсем плохо. Он метался в жару, бредил, выкрикивая бессвязные фразы, а когда на короткое время приходил в сознание, то жаловался на страшную головную боль.

Но несмотря на болезнь и слабость, с Марианной, менявшей холодные компрессы на его пылающем лбу, сэр Джемс обращался весьма холодно и сдержанно. Он вежливо благодарил ее и умолкал, глядя в потолок каюты.

— Он чрезвычайно обижен на вас, — сказал Марианне первый помощник капитана Дэвис, ведший сейчас «Элоизу» к берегам Европы. — У сэра Джемса, к сожалению, очень хорошая память, и в том числе на неприятные вещи. Поэтому я не советую вам так часто навещать его, поскольку после ваших визитов он чувствует себя хуже.

По окончании разговора с Дэвисом Марианна испытывала смешанное чувство — с одной стороны, на губах ее играла немного нервная усмешка — сэр Джемс обижен на нее из-за того, что она не дала себя арестовать и сбежала с «Язона»! Бесспорно, она тогда подвела его, однако если и впредь перед нею встанет вопрос — обидеть друга семьи или быть арестованной, она без раздумий выберет первое. С другой стороны, ей было жаль мучившегося Кинга, и она вовсе не собиралась прекращать свои визиты к нему, облегчавшие его страдания.

Без врача на судне было тяжело, но, по счастью, никто из матросов не заболел. Они беспрекословно повиновались Дэвису, удрученные болезнью капитана и смертью Мейсона, чье изъеденное таитянским сифилисом тело уже покоилось в глубинах воспринимающего моря.

Марианна вздрогнула, вспомнив страдальческие глаза врача, понимавшего, что он обречен, и его лицо с проваливающимся носом. Кинг заболел уже после похорон Мейсона, но его болезнь была иного рода — она, скорее, напоминала лихорадку: ни одной язвы не было на его теле, в то время как несчастный Мейсон был покрыт ими.

Матросы, напуганные гибелью врача, постоянно говорили о сифилисе, не стесняясь даже присутствия офицеров и Марианны, придирчиво осматривали себя и впадали в отчаяние от любой, даже самой микроскопической, царапины. Особенно волновались те, кто охранял пленников, как-никак проведших на Таити значительное время.

— Эти — здоровы? — каждое утро слышала молодая женщина голоса матросов.

— Вроде да, хотя я их не рассматривал, — отвечали охранники.

— Вроде или здоровы? А ты рассмотри! — возбужденно кричали остальные. — Еще нам не хватало пойти на завтрак рыбам, как Мейсон!

— Да рыбы его и есть небось не станут, заразиться побоятся! — вопил кто-то из самых отчаянных, и громовой хохот сотрясал снасти.

Смехом матросы спасались от страха и уныния — «Элоиза» только-только обогнула мыс Доброй Надежды, и до Европы было еще далеко.

Стоя на палубе, Марианна напряженно вглядывалась вдаль: где-то там была недосягаемая Африка, куда ей было так необходимо попасть и куда попасть она не могла, находясь на английском корабле почти в качестве пленницы.

После этой мысля Марианне стало стыдно — она все-таки находилась в комфортабельной каюте, а внизу, в трюме, в железных клетках находились настоящие пленники, которые были вынуждены питаться кое-как и спать на соломе, и среди них был Крэг О’Флаерти.

Попасть в трюм было нелегко — вход охраняли два рослых матроса с непроницаемыми лицами, которые в ответ на любую попытку увидеть пленников отвечали:

— Сэр Дэвис запретил проходить в трюм кому бы то ни было, кроме охранников.

Просить позволения навестить О’Флаерти у сэра Дэвиса Марианна не хотела — она знала заранее, что ей будет в этом отказано. Дэвис неплохо относился к молодой женщине, однако он был ревностный служака и от своих обязанностей капитана не отступал ни на йоту.

Поэтому Марианна решила использовать свое единственное оружие — красоту. Она часто появлялась у входа в трюм, заговаривала с охранниками и улыбалась им и через некоторое время почувствовала, что оба матроса почти влюбились в нее. После чего она осторожно принялась прощупывать почву:

— А скажите, действительно ли пленников содержат в невыносимых условиях и еды у них достаточно только для того, чтобы не умереть с голоду?

— Это неправда, госпожа, — ответил Брайан, один из охранников. — Пленники содержатся в чистоте и относительном уюте, и еды им хватает.

— Я не думаю, что железную клетку можно назвать уютным местом, — хмыкнула Марианна.

— Госпожа, но мы не можем разместить их в каютах, вы же знаете это, — сказал Хью, второй матрос. — Это пленники, а пленники должны находиться в клетках.

— Я просто хотела предупредить вас, что они должны прибыть в Европу здоровыми, иначе вы понесете наказание. А так как врача на судне нет, я могла бы осмотреть их, — произнесла Марианна.

Охранники задумались.

— По этому вопросу вам надо поговорить с сэром Дэвисом. Если он сочтет нужным осмотр их, тогда мы вас, госпожа, обязательно пропустим, — наконец сказал Брайан.

Марианна была вынуждена уйти, но при первой же возможности вернулась к этому разговору, сказав, что сэр Дэвис слишком занят, чтобы поговорить с ней. Это было, конечно, обманом, но Хью и Брайан не смогли отказать Марианне, боясь, что она будет обижена.

Марианна шла по темному трюму, слегка морщась от запаха, шедшего из клеток. О чистоте говорить, конечно же, не приходилось.

— Я здесь! — послышался хриплый голос.

Молодая женщина обернулась — перед ней, держась за решетку, стоял Крэг О’Флаерти. Его рыжие волосы отросли и спутались, борода была уже довольно длинной, но голубые глаза весело блестели.

— Как вы себя чувствуете, Крэг? — спросила Марианна. — Не больны ли вы?

— Я здоров! — улыбнулся Крэг. — А не хватает мне только одного — доброй порции ирландского виски, и боюсь, здесь вы мне ничем не поможете. Что же до остальных, они на здоровье тоже не жалуются. К чему иметь хорошее самочувствие, когда эти клетки — последний наш комфортабельный приют. В тюрьме будет хуже. А меня наверняка ждет адская сковородка после крепкой веревки, поэтому здешняя прохлада меня даже радует, Марианна.

И О’Флаерти залился горьким смехом.

Марианна слегка поежилась от этого смеха. Она хотела увидеть Крэга для того, чтобы помочь ему, ободрить, но он, кажется, окончательно смирился с тем, что ему предстояло, — суд и виселица.

Она посмотрела вокруг, но люди в основном спали, свернувшись на кучах соломы, или тянули заунывные песни.

— Я надеюсь, что остальных мне удастся спасти, — снова заговорил О’Флаерти. — Мне уже ничего не светит, и перекладина с петлей ждет не дождется старину Крэга. Но если мне удастся доказать, что вся вина — моя, может быть, остальные ребята и останутся в живых и, выйдя из заключения, вернутся домой. А мне уже никогда не отпраздновать день рождения святого Патрика. Ну что ж, он не пожелал выручить меня, а я не желаю встречать его праздник.

— Крэг, — дрожащим от слез голосом произнесла Марианна. — Может быть, вам еще удастся бежать, и…

— Нет, Марианна, — сказал О’Флаерти. — Я о многом передумал, сидя в этой клетке. Даже если мне удастся выбраться из нее и отплыть на шлюпке, я не доберусь до берега — не хватит сил. И вы никак не сможете помочь мне. Но приходите — я буду рад видеть вас и слышать ваш голос.

Молодая женщина вышла из трюма и, поблагодарив матросов, поднялась на палубу, с наслаждением вдыхая свежий воздух, казавшийся ей нектаром после душного трюма.

Ей до боли хотелось помочь бежать томившимся в клетках людям, но она не могла этого сделать. Ее собственное будущее было покрыто туманом.

«Элоиза» бороздила океан, оставляя за собой пенистый след. Водное пространство казалось нескончаемым, и Марианна подумала, что это путешествие будет вечным, и вечно она будет смотреть на равнодушную гладь, и тоска не уйдет из ее сердца.

За ужином молодая женщина обратилась к первому помощнику:

— Сэр Дэвис, я сегодня неважно себя чувствую. Прошу у вас извинения, но мне хотелось бы уйти в свою каюту. Это наша семейная болезнь, и лекарство от нее покажется вам странным.

— Что же это за лекарство? — заинтересовался Дэвис.

Сделав измученное лицо, Марианна ответила.

— Я думаю, что вы не сможете дать мне его. На «Элоизе» вряд ли существует запас ирландского виски.

— Ирландского виски? — изумился Дэвис. — Вы говорите, что оно вылечит вас?

— Название болезни ничего не скажет вам, — продолжала молодая женщина. — Но я уверена, что сэр Мейсон подтвердил бы вам, что ирландское виски — единственное лекарство, способствующее выздоровлению при ней.

Сэр Дэвис сделал слуге знак, и через некоторое время тот вернулся, неся большую оплетенную бутыль.

— Пожалуйста. — Сэр Дэвис налил в рюмку немного виски.

Марианна поднесла рюмку к губам. Крепкий запах ударил ей в ноздри, к горлу подкатил комок… Ей совершенно не хотелось пить это, но Марианна сдержала неудовольствие и с улыбкой осушила рюмку.

— Я благодарна вам, сэр Дэвис. Скоро мне станет лучше, и необходимость уйти в каюту отпадет. Вы не могли бы отдать мне эту бутылку? Приступ может повториться.

— Берите, конечно, — согласился Дэвис.

Для того чтобы убедить его в своем странном недомогании, Марианне пришлось выпить за ужином еще несколько рюмок, несмотря на отвращение.

Лежа вечером в своей каюте, Марианна мрачно смотрела в потолок, который качался и кружился, заползая то на одну, то на другую стену. Каюта тоже ходила ходуном.

— Наверное, начался шторм, — пробормотала Марианна, закрывая глаза.

Наутро у Марианны жестоко разболелась голова, и она не вышла к завтраку. Сэр Дэвис прислал ей со слугой еще одну оплетенную бутыль и пожелал скорейшего выздоровления. Как только молодая женщина почувствовала себя лучше, она немедленно спустилась в трюм, прихватив с собой обе бутыли.

— Один из пленников жаловался мне на недомогание, — заявила она Брайану и Хью. — Я думаю, что в скором времени добьюсь у сэра Дэвиса разрешения навещать его, а пока что позвольте мне пройти.

Ошеломленные таким натиском красавицы, охранники молча расступились, и Марианна снова прошла к клеткам, стараясь не вдыхать слишком глубоко.

О’Флаерти лежал на соломе, мурлыча под нос ирландскую мелодию. Песенка была веселой, но в исполнении пленника она превратилась в унылую.

— Крэг! — позвала Марианна, останавливаясь перед его клеткой. — Сейчас вы запоете что-нибудь более бодрое, а может, и станцуете, если сможете!

— Здравствуйте, Марианна, — улыбнулся ирландец. — Я вовсе не расположен танцевать. Есть только несколько вещей, способных заставить меня это сделать сейчас.

— По-видимому, это как раз одна из них, — улыбнулась Марианна, просовывая бутылки сквозь прутья решетки.

Крэг жадно схватил виски и прижался губами к горлышку.

— Это оно! — произнес он, отдышавшись. — Это то, о чем я мечтал, ирландское виски! О Марианна, если бы вы смогли перенести меня в Ирландию, я бы решил, что вы — божество, спустившееся на землю в обличье прекрасной женщины! Благодарю, благодарю вас!

— Я не могу перенести вас в Ирландию, — сказала Марианна, — ибо я не божество, а всего лишь женщина.

— Изумительная женщина! — Крэг снова припал к горлышку. — Вы просто спасли меня, теперь я чувствую себя человеком, на что-то способным, а не слабым несчастным узником.

Щеки ирландца раскраснелись, голубые глаза сверкали восторгом и счастьем. Марианна наблюдала за ним. Она была несказанно рада такому преображению, но понять, как можно получить удовольствие от такого ужасного напитка, не могла.

— Не знаю, Крэг, удастся ли мне добыть еще немного виски, так что советую вам не выпивать все сразу, — сказала она ирландцу.

Но О’Флаерти не слышал ее. Он влюбленными глазами смотрел на бутылку, и Марианна даже ощутила укол ревности. Попрощавшись с Крэгом, она ушла.

— Как себя чувствует пленник? — осведомился Брайан.

— Ему уже лучше, — засмеялась Марианна.

…Дни шли за днями, Марианна изредка приходила в трюм, чтобы поддержать дух пленников, среди которых были и другие ее знакомые с Таити, «Элоиза» продвигалась по направлению к Европе, ведомая сэром Дэвисом, и, по его расчетам, оставалось не так уж много времени, чтобы доплыть до берега.

Но сэр Дэвис был обеспокоен. У Марианны тоже совсем не оставалось времени на прогулки по палубе, потому что коммодору Джемсу Кингу становилось все хуже и хуже.

Он почти не приходил в сознание, лишь изредка пересохшими губами, покрывшимися белым налетом, шептал: «Пить».

Марианна страдала, видя, как мучается больной.

Она могла исполнять лишь роль сиделки, а медицинская премудрость была недоступна ей. Но, даже не зная ничего о болезнях, она понимала — Кингу оставалось жить очень недолго. Он буквально таял на глазах.

— Я принял решение, — сказал ей сэр Дэвис после одного из особенно тяжелых приступов Джемса Кинга. — Я больше не могу жить с мыслью о том, что по моей вине умирает капитан нашего корабля. Мы попадем в Европу позже. Нужен врач.

— Где мы можем взять врача? — устало спросила молодая женщина.

— Через несколько дней мы пристанем к острову Святой Елены, — произнес Дэвис. — Он хорошо охраняется, и бесспорно, надо испрашивать разрешения Лондона для того, чтобы высадиться на нем, но я думаю, что власти острова будут благосклонны к их тяжелобольному соотечественнику Так что готовьтесь ступить на твердую землю.

Войдя в свою каюту, Марианна опустилась на кровать. Усталость после бессонной ночи, проведенной у метавшегося капитана, давала о себе знать, и в другом случае Марианна бы сразу же заснула. Но известие Дэвиса поразило ее.

Меньше всего она подозревала, что увидит Наполеона еще раз в своей жизни. И вот судьба предоставляет ей такую возможность.

— Интересно, каким он стал? Сломили ли его дух годы заточения? — Марианна искала ответ на эти вопросы почти до самого вечера. Потом она вышла из каюты и отправилась к О’Флаерти.

— Похоже, старушка судьба подбрасывает нам неплохой повод! — сказал он, узнав о том, что «Элоиза» бросит якорь у Святой Елены.

— О чем вы, Крэг? — не поняла Марианна.

— О том, что будет возможность выбраться из этого чертова трюма! — Крэг с силой ударил кулаком по решетке и, вспомнив, с кем он разговаривает, извинился: — Простите, Марианна, я не смог совладать с собой. Очень устал ждать смерти в этой крысоловке.

Марианна, бродя по палубе, долго размышляла о словах ирландца. Действительно, она постарается помочь пленникам, и в особенности Крэгу, сбежать с корабля. Но вот только как? Может быть, Наполеон способен им помочь? Хотя вряд ли, она слышала, что английские власти охраняют каждый камешек острова, чтобы не дать уйти генералу Бонапарту, как они называли поверженного монарха.

Занимаемая этими мыслями и предстоящей встречей с давним кумиром и любовником, Марианна с нетерпением ждала прибытия «Элоизы» на остров.

Они пристали к Святой Елене ранним утром. Марианна была поражена: это было вовсе не райское место, где всегда светит солнце и цветут деревья. Густой туман, напоминавший молоко, скрывал остров от взгляда, но, внимательно присмотревшись, можно было различить холодные темные скалы и чахлые кусты у побережья.

— Боже мой, какое жуткое место! — вырвалось у молодой женщины.

— А что вы хотите? Это тюрьма. И потом, генерал Бонапарт не заслужил лучшей участи! — сквозь зубы процедил Дэвис.

Марианна яростно взглянула на него, но ничего не сказала. Больше всего на свете ей хотелось сойти на берег, однако этого сделать было пока нельзя.

Первый помощник отправился к губернатору острова и, вернувшись, первым делом увидел Марианну, метавшуюся по палубе подобно разъяренной пантере.

— Нам разрешено сойти, — сообщил он. — К сэру Джемсу сейчас прибудет доктор.

Движимая жалостью молодая женщина решила подождать диагноза, и доктор, невысокий добродушный человечек, не заставил долго ожидать себя. Осмотрев коммодора, он сокрушенно поцокал языком.

— Что с ним? — в один голос спросили Дэвис и Марианна.

— Лихорадка. Одна из ее тропических разновидностей, и очень, очень запущена. Необходимо длительное лечение. Больной поправится по меньшей мере через месяц.

— Мы должны плыть в Европу… — неуверенно произнес сэр Дэвис.

Марианна поняла, что она должна уговорить Дэвиса задержаться на острове. Святая Елена давала ей шанс увидеться с Наполеоном, помочь Крэгу и — вдруг? — и самой распрощаться с «Элоизой». Но если они сейчас отчалят, прощай все надежды и возможности!

— Сэр Дэвис, мы прежде всего должны оставаться с капитаном! — горячо заговорила она. — Что толку, если «Элоиза» придет к месту назначения, лишенная своего капитана? А когда сэр Джемс начнет выздоравливать, каково ему будет одному среди незнакомых людей, кто ободрит его?

От волнения Марианна не могла придумать никаких более весомых аргументов, и ее рассуждения могли быть опровергнуты одной фразой, но, видимо, у сэра Дэвиса были какие-то свои соображения в пользу задержки корабля на острове Святой Елены, а монолог Марианны только усилил его уверенность в собственной правоте.

— Пожалуй, вы правы, княгиня, — сказал он. — Когда нам приготовят жилье, я распоряжусь, чтобы сэра Джемса перенесли в дом и устроили поудобнее. А вас, — обратился он к доктору, — я прошу почаще навещать его. Наш судовой врач умер в дороге, и никто не мог заменить его у постели капитана.

— Конечно, я буду навещать его, — кивнул доктор.

Вскоре Марианна узнала, что их разместят в нескольких домах неподалеку от Плантейшн-Хауса, где жил губернатор. Ей досталась светлая просторная комната с большим окном, чему Марианна была рада, потому что ей надоело в плохую погоду приникать к иллюминатору.

А погода на Святой Елене была плохая. Туман спал, но небо оставалось пасмурным, а от земли исходила промозглая сырость, хотя дождь не собирался.

— Как здесь, должно быть, скучно, — протянула Марианна, печально глядя в окно.

Она грустила от того, что пленники вместе с матросами оставались на корабле, и значит, она долго не сможет навестить О’Флаерти.

Раздался стук в дверь, и на пороге появился слуга, который подал Марианне письмо.

«Сэр Гудсон Лоу, губернатор острова Святой Елены, имеет честь пригласить княгиню Сант-Анна на бал в Плантейшн-Хаус, который состоится сегодня вечером».

Марианна кивком отпустила слугу и направилась было к шкафу, чтобы выбрать платье, но потом, задумавшись, опустилась в кресло.

Во-первых, со стороны губернатора по меньшей мере нетактично приглашать на бал людей, только что прибывших на остров и не успевших оглядеться и отдохнуть. Что поделаешь, провинциальные нравы! А во-вторых, она должна дать ему понять, что с ней надо считаться. Губернатор мог бы засвидетельствовать ей свое почтение не письменно, а лично.

«К сожалению, я не могу принять ваше любезное приглашение, — написала Марианна в ответе, — поскольку чувствую себя усталой. Буду очень рада принять сэра Лоу у себя завтра во второй половине дня».

Перечитав свой ответ, молодая женщина засмеялась. Слово «принять» меньше всего подходило к этой комнатке. Ну что ж, пусть губернатор знает, с кем имеет дело!

Отослав письмо, Марианна набросила теплую накидку и вышла на прогулку.

Святая Елена вряд ли была бы довольна, что ее именем назвали этот небольшой островок. Так размышляла молодая женщина, рассматривая высившиеся невдалеке горы, которые выглядели мрачновато. И хотя при свете дня остров оказался вовсе не таким жутким местом, как показалось Марианне утром, ей здесь не нравилось.

Тем не менее надо было осмотреть остров и выяснить, где находится Лонгвуд — вилла Наполеона. К тому же Марианна хотела поподробнее узнать о месте, где ей предстояло жить целый месяц, а возможно, и более.

В распоряжение экипажа «Элоизы» администрацией острова был предоставлен экипаж и несколько лошадей. Гористая и каменистая местность не вызвала у Марианны желания трястись к экипаже, и она распорядилась оседлать одну из лошадей.

Немного отъехав от домов, Марианна направилась по усыпанной гравием дорожке к деревьям, росшим вдали. По всей видимости, это был парк, и это обрадовало Марианну. Теперь можно будет совершать верховые прогулки, которых ей все это время так недоставало.

Лошадь была послушна каждому движению своей прекрасной наездницы, и Марианна в задумчивости ехала по парку. Возможно, она зря отказалась от приглашения губернатора — вдруг балы здесь бывают редко? А этот был бы прекрасным шансом познакомиться с кем-то, кто мог бы помочь ей увидеться с Наполеоном. Неужели он живет бедно и на его вилле такая же скудная обстановка, как и в комнате Марианны?

Внезапный порыв ветра сорвал с молодой женщины шляпку. Она с досадой повернула лошадь и увидела высокого лысоватого мужчину, который с улыбкой ехал к ней со шляпкой в руке.

— Сегодня плохая погода, — сказал он по-английски с заметным акцентом.

— Благодарю вас, — ответила Марианна по-французски, думая, что этим избавит своего соотечественника от необходимости говорить на чужом языке.

Однако и по-французски он говорил с легким акцентом.

— Позвольте представиться — граф Александр де Бальмен, представитель русского императора на этом острове.

Марианна назвалась, а в памяти ее немедленно возникла пылающая Москва, трудная дорога на Смоленск, потеря и обретение друзей… Жоливаль и Гракх, милая Лаура, ей больше не суждено увидеть их…

Граф де Бальмен истолковал печальное выражение ее лица по-своему.

— Я вижу, вы расстроены болезнью вашего капитана и вынужденной остановкой на нашем острове. Но я обещаю, что вам здесь не будет скучно. Вы уже получили приглашение на бал?

— Да, но я не пойду, — кокетливо ответила Марианна, следя за реакцией де Бальмена, который не отрывал глаз от прелестного лица молодой женщины.

— Отчего же? — огорчился граф.

— Дело в том, что я немного устала, путешествие было не из самых приятных, и я опасаюсь, что бал утомит меня. С удовольствием приму приглашение в следующий раз — если, конечно, еще буду на острове.

— А сколько времени вы намереваетесь здесь пробыть? Долго? — с надеждой спросил де Бальмен.

Марианна удовлетворенно отметила про себя, что де Бальмен не смог устоять перед ее красотой. Вот и спутник, и добытчик сведений.

— Врач сказал, что сэр Джемс должен будет провести в постели около месяца.

— Балы у нас бывают каждую неделю! — обрадованно заявил де Бальмен. — Это единственное, что развлекает нас здесь, — добавил он со вздохом.

Марианна решила действовать.

— А как же соседство такого человека, как Наполеон? Неужели вы не беседуете с ним? Мне кажется, одна минута такого разговора стоила бы всех балов, вместе взятых.

— Увидеть его сложно. Правду сказать, отправляясь сюда, я мечтал о долгих беседах с ним. Но… — Он на мгновение замялся и затем продолжил: — Он никого не принимает, если не просить аудиенции у его гофмаршала, графа Бертрана.

— Ну и за чем же дело стало? — удивилась молодая женщина. — Что вам мешает это сделать?

— Видите ли, княгиня, губернатор запрещает просить аудиенции, поскольку это равносильно признанию за генералом Бонапартом императорского титула.

— Значит, вы ни разу его не видели? — изумилась Марианна. — Из-за распоряжения губернатора?

Де Бальмен молча кивнул.

— Фу, как это низко со стороны сэра Лоу! — с отвращением произнесла Марианна.

— Но дело в том, что генерал Бонапарт не желает никого принимать, если разрешение на это просит губернатор.

Марианна потрясла головой. Какая-то странная, глупая ситуация. Видимо, между Наполеоном и Гудсоном Лоу шла война — мелкая и ничтожная, недостойная великого полководца.

— Он отказывается от любых улучшений своего положения и предпочитает жить в сыром и холодном Лонгвуде, где есть крысы, — продолжал де Бальмен.

— Крысы? — ужаснулась Марианна.

Ей приходилось сталкиваться на кораблях с этими мерзкими животными, но представить себе Наполеона не в роскошном дворце, а в сырой комнате, с крысами, она не могла.

— И вот последняя история — когда губернатор сократил средства на содержание обитателей Лонгвуда, генерал Бонапарт велел превратить в лом серебряные сервизы и продать их в городе, чтобы все знали о его тяжелом положении.

— А… зачем губернатор сократил средства? — неприязненно спросила Марианна.

— Генерал очень сурово принял его и, кажется, оскорбил, — пояснил граф.

Марианна была вне себя от злости на Лоу. Он пользуется беззащитностью пленника, чтобы вымещать на нем свои обиды! Значит, слухи о бедственном положении бывшего императора и о том, что в Лонгвуде живут впроголодь, оказались верными!

Поглядев в кипевшие негодованием глаза Марианны, де Бальмен поспешил перевести разговор на другую тему:

— Княгиня, вы не откажетесь от небольшой прогулки по острову? Здесь есть немало прекрасных уголков, где можно отдохнуть от обид и интриг.

Марианна кивнула, боясь, что клокочущая в голосе ненависть выдаст ее отношение к губернатору и заставит де Бальмена насторожиться. Ей не нужны были враги на этом острове, и она сильно опасалась, что сэр Дэвис расскажет губернатору о том, что Марианна когда-то была с Наполеоном в коротких отношениях и даже выполняла его задания. В этом случае она никогда не смогла бы увидеть поверженного, но не сдавшегося узника.

— В получасе езды находится скала — она называется Король и Королева. Оттуда открывается прекрасный вид на океан, — сказал граф. — Правда, путь туда довольно опасен, надо будет ехать по обрывистой дороге вдоль ущелий.

— В другой раз, граф, — улыбнулась Марианна. — Я достаточно налюбовалась океаном за время плавания. Если это возможно, мне бы хотелось взглянуть на Лонгвуд.

Она поймала опасливый взгляд де Бальмена и, улыбнувшись, добавила:

— И на город. Здесь есть город, я слышала?

— Да, он называется Джемстаун. Наверное, в честь вашего капитана.

Они со смехом поехали по дороге. Марианна пересказала графу старые парижские сплетни, услышанные еще в Лукке от Аделаиды, — странно, но они отчего-то задержались в памяти молодой женщины, а де Бальмен говорил о Петербурге и о своем желании вернуться в Россию. Он вскользь упомянул о старшей дочери Гудсона Лоу, на которой собирался жениться, и Марианна поняла, что у Сюзанны не будет спокойной жизни — судя по всему, русский граф был крайне любвеобилен.

Де Бальмен остановил коня на склоне высокого холма.

— Смотрите вниз, княгиня. Это Джемстаун.

Марианна увидела островерхие крыши домиков, утопавшие в зелени. Джемстаун показался ей очень приятным местом, резко контрастировавшим с ее домом.

— Мне хочется побывать там, — сказала она.

— Сверху город кажется гораздо красивее, чем он есть на самом деле, — произнес де Бальмен. — Но если вы хотите, мы можем посетить его. Скажем, завтра или послезавтра.

— Завтра я планирую встретиться с губернатором, — сказала Марианна. — Благодарю вас за любезное приглашение. А теперь покажите мне Лонгвуд.

Ей нравилось беседовать с де Бальменом, он очень увлекательно рассказывал о своих дипломатических миссиях и о встрече с бразильским королем, которого он навестил, измученный скукой на острове.

— Бразильский король — на редкость глупый человек. Общаться с ним мне было еще тоскливее, чем коротать холодные вечера здесь. И к тому же мне так и не удалось поохотиться на ягуаров.

Они подъехали к Лонгвуду, когда уже начало темнеть, и Марианна смогла разглядеть только мелкие деревья парка, где Наполеон иногда гулял. Повсюду были расставлены часовые, пристально вглядывавшиеся во всадников.

Де Бальмен пообещал Марианне, что покажет ей Лонгвуд, а также скалу Король и Королева в другой день, и они расстались — графу надо было присутствовать на балу.

Он прощался с Марианной с видимой неохотой, и она догадалась, что он предпочел бы ее общество обществу губернатора и своей невесты, и еще раз пожалела Сюзанну, которая была моложе сорокалетнего графа на двадцать четыре года.

На следующий день после полудня Марианна услышала стук колес. Губернатор спешил нанести ей визит. Она легким движением поправила белое платье в строгом английском стиле и, услышав шаги на крыльце, произнесла:

— Войдите.

На пороге стоял долговязый и неуклюжий человек. Его туповатое лицо было украшено рыжими бакенбардами, голубые выцветшие глазки смотрели подозрительно.

— Я — губернатор острова Святой Елены Гудсон Лоу, — скрипучим голосом произнес он, и Марианна почувствовала, что ее неприязнь к Лоу усилилась после знакомства с ним.

— Довольны ли вы, княгиня, и нет ли у вас каких-либо претензий?

Марианна совладала с собой и, ослепительно улыбнувшись губернатору, мелодично сказала:

— Ну что вы, сэр Лоу! Я от всей души благодарю вас за оказанное мне гостеприимство и искренне сожалею, что не смогла вчера присутствовать на балу.

Тонкие губы Гудсона Лоу растянулись в улыбке.

— Я буду рад видеть вас в Плантейшн-Хаусе, княгиня, — проскрипел он. — Моя жена с дочерьми тоже будут рады.

— Я слышала, ваша старшая дочь выходит замуж за русского представителя? — блеснула Марианна своими познаниями о жизни обитателей острова.

— Это правда, — Лоу вновь улыбнулся.

— Сэр Лоу, — нерешительно произнесла Марианна, — должно быть, все, кто посещает этот остров, хотят видеть человека, которого вы охраняете?

— Вы имеете в виду генерала Бонапарта? — жестко уточнил Лоу.

Как ни неприятно было Марианне произносить новое имя Наполеона, она выдавила из себя:

— Да, генерала Бонапарта. Мне хотелось бы его видеть.

— Он никого не принимает, — отрезал губернатор.

— Но я… — начала было Марианна и осеклась: она едва не проговорилась, что ее имя может сказать Наполеону больше, чем любое другое.

Глазки Лоу подозрительно блеснули.

— Я слышал, вы когда-то были знакомы с Бонапартом? — поинтересовался он.

— Что вы, конечно же, нет! — поспешно ответила она. И, пожалуй, чересчур поспешно — губернатор продолжал смотреть на нее очень недоверчиво.

Марианна сочла нужным одарить Лоу новой улыбкой:

— Просто я несколько лет жила в Париже, но это еще ни о чем не говорит. Жители Парижа вовсе не обязательно были знакомы с Наполеоном.

— С генералом Бонапартом! — сурово поправил Лоу.

Раздражение Марианны перешло через край.

— А скажите, сэр Лоу, называть Наполеона генералом Бонапартом необходимо всем, кто ступает на берег Святой Елены, или только тем, кто по долгу службы вынужден общаться с узником, как, например, вы? — язвительно спросила она.

Щеки губернатора приобрели кирпичный оттенок.

— Нет, княгиня. Вы можете называть генерала Бонапарта, как вам заблагорассудится, но возвращать ему императорский титул я вам искренне не советую!

После этой фразы Лоу поспешил откланяться, и Марианна его не задерживала. Когда губернатор уехал, она пожалела о своем срыве. Теперь у нее на острове был недоброжелатель, и при этом весьма могущественный.

Сэр Дэвис знал об отношениях Марианны с Наполеоном очень немного. Хотя его слова, без сомнения, могли сильно повредить Марианне и теперь наверняка повредят, она больше всего опасалась откровенности Джемса Кинга. Если бы Лоу знал, что перед ним не просто путешествующая княгиня, а подруга, бывшая спутница и исполнитель заданий Наполеона, он не был бы столь благосклонен к ней. Марианна возблагодарила Бога за то, что Кинг был еще очень болен и не мог поговорить с губернатором.

А у Лоу теперь надо добыть разрешение на встречу с гофмаршалом Бертраном, и это будет очень нелегко.

С жалостью припомнила она чахлые низкорослые деревца в парке возле Лонгвуда, и ей до боли захотелось поскорее увидеть великого пленника.

В окна било яркое солнце, и от земли вместо сырого тумана поднималась пыль — климат Святой Елены был крайне переменчив, и человеку с плохим здоровьем следовало бы держаться подальше от этих мест.

В дверь постучали. Открыв ее, Марианна увидела улыбающегося графа.

— Посмотрите, какое солнце, княгиня! — сказал он. — Как вы отнесетесь к продолжению экскурсии по острову? Обещаю вам много интересного!

— С удовольствием! — ответила Марианна.

…Прошла неделя. Марианна уже знала остров Святой Елены как свои пять пальцев. Не без помощи графа де Бальмена, конечно, который был пленен ее красотой. От него она узнала о том, что Наполеон болен и никого не принимает именно по этой причине. Губернатор Лоу старательно избегал встреч с Марианной, а она не спешила воспользоваться его приглашением побывать в Плантейшн-Хаусе. Лоу был нужен Марианне исключительно для того, чтобы получить разрешение пройти сквозь посты, дабы обратиться к Бертрану. Но так как Наполеон был болен, молодая женщина также старалась не видеть Гудсона Лоу.

На верховых прогулках она видела двух его дочерей, Каролину и Сюзанну, которая смерила Марианну ревнивым взглядом, и успела познакомиться с другими представителями иностранных государств: маркизом де Моншеню, ее соотечественником, и австрийским комиссаром бароном, Штюрмером.

Маркиз де Моншеню был немного неприятен Марианне. Он почему-то решил, что ей нравится беседовать с ним, и изрядно докучал ей своими рассказами о молодости Наполеона. Особенно часто он говорил о том, что Наполеон когда-то задушил чем-то обидевшую его проститутку.

— Это страшный человек, княгиня, это злодей! — постоянно повторял он.

Выслушав рассказ об этом происшествии в четвертый раз, Марианна сказала:

— Вы знаете, маркиз, иные женщины, да, впрочем, и мужчины, таковы, что их не грех и задушить.

Маркиз де Моншеню осекся и больше о злодействах Наполеона при Марианне не говорил.

Ей вновь пришло приглашение на бал в Плантейшн-Хаус, написанное несколько суше, чем предыдущее. Молодая женщина приняла его, потому что Наполеон чувствовал себя уже лучше, как недовольно сообщил ей маркиз де Моншеню.

Марианна тщательно готовилась к предстоящему балу. Если ей из-за неосторожно оброненной фразы не удалось завоевать доверие Гудсона Лоу, она постарается завоевать расположение его жены. По словам иностранных комиссаров, миссис Лоу была красива, а значит, Марианна могла не бояться, что затмит ее и тем самым вызовет плохое к себе отношение. Она и так уже в последнее время старалась пореже видеться с графом де Бальменом. Это не удавалось Марианне — каждое утро граф стучал в ее дверь, чтобы позвать на прогулку. Однажды она сослалась на головную боль, но де Бальмен так огорчился, а Марианна так живо представила себе тоскливый день взаперти и без новостей, что поспешила согласиться с рассуждениями графа о пользе свежего воздуха при головной боли.

Светло-зеленое атласное платье, украшенное мелкими бриллиантами поразительно шло к изумрудным глазам Марианны. Придирчиво осмотрев себя в зеркало, молодая женщина осталась довольна.

— Вы ослепительны, княгиня! — горячо шептал ей в ухо граф де Бальмен, заехавший за Марианной, чтобы сопровождать ее на бал.

Марианна с досадой смотрела в сторону — ко всем ее целям добавилась еще одна — постараться подружиться с Сюзанной Джонс, падчерицей Лоу, и доказать ей, что она вовсе не собирается лишать ее будущего мужа.

Но внимание графа нравилось ей — у де Бальмена была чуть усталая, как бы сумрачная походка и такое же выражение лица. Его губы часто трогала ироническая усмешка, и беседы с ним были весьма занимательны. Марианне совершенно не хотелось привлекать к их разговорам Сюзанну — хрупкую девочку, по всей видимости без памяти влюбленную в де Бальмена и ошеломленную его предательством.

— Здравствуйте, княгиня. Я рад вас видеть, граф. Сегодня очень свежий вечер, не правда ли? — лишенным всякого выражения голосом поприветствовал их Гудсон Лоу и представил Марианну миссис Лоу.

Синие глаза жены губернатора цепко и немного завистливо оглядели изысканный туалет и сиявшее свежестью лицо Марианны.

— Я рада видеть вас, княгиня, медленно произнесла она. — Как вам нравится остров?

— Остров, бесспорно, красив, — осторожно сказала Марианна, — но здесь не самый хороший климат.

Миссис Лоу заговорила о Святой Елене, а Марианна тем временем оглядывала зал. Он напоминал цветущий сад — изящные бальные платья дам, разноцветные фраки мужчин… Играла музыка, кружились пары — словом, бал был в полном разгаре.

Граф де Бальмен, элегантный и ироничный, склонившись, беседовал со своей невестой, а та лучилась счастьем, изредка бросая по сторонам гордые взгляды.

Дамы сидели на невысоких пуфиках, и их окружали поклонники — у каждой дамы на острове Святой Елены был свой круг поклонников. Де Бальмен со смехом рассказывал Марианне, как дамы соблюдают традиции, не позволяя своим поклонникам подолгу беседовать с другими дамами.

Видя сейчас это воочию, Марианна не могла удержаться от легкой улыбки. Она старалась держаться чуть в стороне, чтобы не обидеть дам, поскольку мужчины начали обращать на нее усиленное внимание.

Но красота Марианны была слишком заметна, чтобы ее можно было бы скрыть от мужских глаз. И когда оркестр заиграл вальс, множество мужчин, ранее с гордостью считавших себя поклонниками леди Лоу, баронессы Штюрмер и даже Прелестной Сюзанны, покинув свои «предметы», устремились к Марианне.

Граф де Бальмен опередил всех и пригласил Марианну на танец, а его маленькая невеста, не успев опомниться, была подхвачена каким-то бойким капитаном.

— Граф, вы ведете себя неосторожно, — пожурила своего партнера Марианна, кружась в вихре вальса. — Вам не кажется, что вы обижаете свою будущую семью?

— Княгиня, когда я вижу вас, я забываю и о Сюзанне, и о своем предложении, — счастливым голосом произнес граф. — Ах, если бы вы были свободны, я увез бы вас в Россию!

— Нет, граф, туда я больше не поеду, — засмеялась Марианна… — Мне больше нравится Италия.

— А когда вы были в России? — заинтересовался де Бальмен, отводя Марианну на место.

— В тысяча восемьсот двенадцатом году, — ответила молодая женщина.

В глазах де Бальмена мелькнула догадка, но он больше не стал расспрашивать Марианну. А она, обмахиваясь веером, чуть повернула голову в сторону — и увидела голубые глазки Гудсона Лоу. Он слышал!

— Вам нравится Плантейшн-Хаус, княгиня? — спросил он, словно буравя Марианну взглядом.

— О да, очень! — беспечно ответила она, стараясь и виду не подать, что догадывается, что творится в душе у губернатора. Сюзанна стояла рядом с матерью, которая, видимо, утешала ее.

— Вы поразительно красивы, — констатировал Лоу и снова уступил де Бальмену место возле стула Марианны.

Но графу удалось танцевать с Марианной всего три раза за весь вечер — охотников вальсировать с прекрасной княгиней нашлось предостаточно.

И каждый говорил ей:

— Как вы прекрасны! Вы всех затмили собой, теперь я не смогу смотреть ни на одну женщину! Как жаль, что вы скоро покинете нас!

После часа беспрестанных танцев Марианна устало присела на стул и принялась овевать разгоряченное лицо веером, отмахиваясь им же от надоедливых пригласителей.

Дамы сбились в кучку в углу зала и о чем-то шептались, зло поглядывая на Марианну.

— Здесь совсем юные девушки, а у нее такое декольте! — донеслось до нее.

Марианна от души расхохоталась — здесь, в далекой английской глуши, и понятия не имели о сегодняшней моде!

Услышав смех Марианны, леди Лоу обернулась и смерила молодую женщину яростным взглядом. Марианна поняла, что завоевать расположение жены и падчерицы губернатора ей не удалось и не удастся, видимо, никогда.

— Граф! — мелодично позвала она. Де Бальмен мгновенно очутился возле своего кумира. — Проводите меня домой, у меня от музыки разболелась голова.

— Еще один танец! — взмолился граф.

— Ну, хорошо, — Марианна чуть ударила его по руке сложенным веером. — Но только один!

Кружась с графом, Марианна спиной ощущала злые взгляды дам и отвергнутых ею мужчин. Ей было жаль де Бальмена — так или иначе, она покинет этот остров, а ему придется вновь завоевывать расположение губернатора.

Граф проводил Марианну до дома и затоптался было на пороге, но Марианна холодно поблагодарила его за прекрасный вечер, и де Бальмен ретировался, пообещав очередную утреннюю прогулку.

Несмотря на полное крушение планов, Марианна была довольна. Она вспомнила обескураженное лицо красотки баронессы, Штюрмер и засмеялась, представляя, что говорили о ней дамы.

Но так или иначе, ей необходимо было увидеть Наполеона. И она твердо решила написать письмо Гудсону Лоу и попросить у него разрешение посетить генерала Бертрана.

Письмо она отправила на следующий день, но губернатор получил его лишь поздно вечером — днем он наносил визит выздоравливающему Джемсу Кингу.

Узнав об этом, Марианна похолодела. Улик у губернатора было достаточно, и он наверняка осведомился у коммодора о ее прошлом, а значит, ничего хорошего ожидать молодая женщина не могла. Она легла на кровать, закрыла глаза и покорно вверилась судьбе.

Судьба явилась к ней в образе Гудсона Лоу.

— Княгиня, вчера я беседовал с сэром Джемсом, который, как вам известно, поправляется, — начал Лоу. — А вечером того же дня получил ваше письмо с просьбой об одноразовом паспорте. С каким поручением к генералу Бонапарту вы явились на наш остров? Что вы привезли ему?

— Если вы говорили с сэром Джемсом, — ледяным тоном произнесла Марианна, — то, я думаю, вы осведомлены об истории моего попадания на «Элоизу». И наверное, вы способны самостоятельно сделать вывод, что никаких поручений для вашего пленника у меня быть не могло.

— Вы знаете, что любая помощь Бонапарту в совершении побега карается смертной казнью? — спросил губернатор.

Марианна кивнула.

— А вы знаете, что одно ваше появление на острове равноценно помощи Бонапарту? — Губернатор в упор смотрел на Марианну.

— Нет, это неправда! — сказала она. — Моя вина ничем не будет доказана, даже если вы и захотите этого!

— Применить к вам смертную казнь я, конечно, не могу, — осклабился губернатор, — да и не хочу. Было бы глупо лишать жизни такую прелестную женщину, горячий источник наслаждений…

Молодая женщина вздрогнула — в голосе Лоу зазвучали странные нотки.

— Но взять вас под стражу я имею право. Причем на весьма долгий срок.

— Но… но зачем вам это нужно, ведь вы же знаете, что я ничего не передам Наполеону и ничего не возьму от него! — вскричала Марианна.

Губернатор потеребил бакенбарды.

— Я предлагаю вам сделку. Вы остаетесь на воле и вдобавок получаете разрешение на визит к Бертрану. В том, что Бонапарт вас примет, я не сомневаюсь. Отказать такой женщине может только чудовище. И хоть Бонапарт и есть чудовище, вас он примет.

Марианна молчала.

— Но при этом я тоже должен что-то получить, не так ли? — продолжал Лоу. — И я хотел бы получить — вас, княгиня.

— Меня?! — Марианне показалось, что она ослышалась. Этот рыжий слизняк, тощий, как жердь, со скрипучим голосом, осмелился пожелать ее — княгиню Сант-Анна?

— Да. Я хочу получить за плату то, что бесплатно получил де Бальмен, — жестко сказал губернатор. — Я думаю, вы пришлись ему по вкусу.

Марианна вспыхнула.

— Да как вы смеете, ничтожество! — закричала она. — О том, что вы осмелились сделать мне это гнусное предложение, могут узнать все, и в том числе ваша жена!

— Вы не успеете доехать до Плантейшн-Хауса, — спокойно сказал губернатор. — Вас схватят по пути, ибо распоряжение мое об этом уже готово. Хотите посмотреть?

На глазах Марианны вскипели злые слезы.

Подождав еще немного, Лоу поднялся.

— Я даю вам на размышление день и ночь и завтра приду за ответом. Не пытайтесь убежать, я оставлю своего человека караулить вас. Если вы выберете единственно правильное, по моему мнению, решение, поставьте завтра вечером на окно зажженную свечу.

И губернатор вышел, слегка хлопнув дверью.

Марианна в ярости замолотила кулаками по подушке, как будто та была ненавистным лицом губернатора Лоу.

Она бросилась к двери, распахнула ее — и увидела солдата, который мерно расхаживал вдоль стены. Увидев Марианну, солдат сделал шаг по направлению к ней.

— Уходите! Уходите отсюда! — закричала она.

— Губернатор приказал беречь ваш покой и ни на шаг не отлучаться, — вежливо ответил солдат.

Захлопнув дверь, Марианна разрыдалась. Сколько времени Лоу способен продержать ее в тюрьме? Она не увидит Наполеона и не сможет, никогда не сможет попасть в Африку и найти Коррадо…

Зачем Бог дал ей такое прекрасное лицо и тело? Везде, где бы она ни была, находятся грязные души и похотливые глаза, мечтающие заполучить ее.

Череда этих негодяев прошла перед мысленным взором Марианны, и она почувствовала, как комок отвращения подкатил к ее горлу.

Завтра она даст пощечину Лоу, и солдаты схватят ее и посадят в холодную сырую камеру.

— Я не буду принадлежать ему! — гордо вскричала Марианна.

Но потом другие лица вспомнились ей — горько улыбающийся О’Флаерти, смирившийся с мыслью о виселице, перепуганная Лаура, не теряющий присутствия духа Аркадиус де Жоливаль, измученный дьявольской тайной Коррадо, смеющийся, беспечный, такой далекий Себастьяно… И властные серые глаза императора Наполеона, задыхающегося от пыли Лонгвуда здесь, совсем рядом, в каких-то трех милях от нее.

…Она проснулась поздно утром и, подняв голову с промокшей подушки, произнесла:

— Мне многое нужно сделать. И если я не могу сделать это иначе — пусть будет так.

Когда стемнело, Марианна зажгла свечу, поставила ее на подоконник и долго глядела на дрожащий огонек.

— Я так и знал, моя кошечка, что ты согласишься! Ни одна женщина не могла устоять передо мной! — проскрипел Лоу, войдя в комнату.

Марианна не произнесла ни слова — и когда Лоу, дрожа от похоти, срывал с нее одежду, и когда его липкие руки шарили по ее прекрасному телу, и когда его слюнявый рот прижимался к ее губам. Она молчала, хотя ей больше всего хотелось закричать в голос, ударить губернатора по лицу, а там будь что будет.

«Прости меня, Коррадо», — одними губами прошептала Марианна, ощущая последние содрогания Гудсона Лоу.

Когда губернатор вышел, Марианна постаралась забыть о том, что было только что, но чувство липких прикосновений не прошло даже после того, как она несколько раз вымылась, докрасна растирая тело губкой.

Ей пришлось выпить бокал вина для того, чтобы погрузиться в тяжелый сон, а когда Марианна проснулась, на столе лежал одноразовый паспорт, подписанный сэром Гудсоном Лоу, губернатором острова Святой Елены.

Экипаж трясся на каменистой дороге, но Марианна не замечала этого и, глядя в окно на обрыв и глубокое ущелье, не испытывала страха. Ее занимала только предстоящая встреча с Наполеоном.

— Император вряд ли примет вас, — будто ледяным душем обдали ее слова графа Бертрана. — Визиты любопытных путешественников сильно утомляют его.

— Но… но я вовсе не любопытная путешественница! — оскорбленно закричала Марианна. — Я прошу аудиенции!

— Все, кто появляются здесь, должны просить об аудиенции, — словно маленькому ребенку, объяснил граф Бертран.

— Хорошо, — сдержалась Марианна. — Скажите императору, что приехала княгиня Сант-Анна.

Когда Марианна произнесла слово «император» глаза графа Бертрана одобрительно блеснули.

— Я доложу о вас, — коротко сказал он и удалился, оставив Марианну в одиночестве.

Она ждала. Граф де Бальмен не раз рассказывал ей о капризном нраве Наполеона, заставлявшего часами ждать в своей приемной самых разных посетителей и после отказывавшего им в аудиенции. Марианна догадывалась, что Наполеон, прежде использовавший свой ум и колоссальную энергию в великих завоеваниях и глобальных переворотах, ныне тешит свое оскорбленное самолюбие тем, что прогоняет нежелательных посетителей да ведет бумажную войну с администрацией острова. Но что, если он и сейчас находится в не самом лучшем расположении духа и велит отказать Марианне? Она не сможет вторично попросить пропуск у Гудсона Лоу — ведь ей придется вынести все это еще раз…

Ну что ж, она не в первый раз ставит все на карту. И кто, как не великий человек, способен разрушить одним движением пальца все планы, все сокровенные помыслы своих подданных. Пусть и бывших, но оставшихся верными ему.

Вошел Бертран. Его лицо выражало крайнюю степень изумления.

— Прошу вас, княгиня, — сказал он, почтительно склонившись. — Император велел проводить вас к нему немедленно.

Марианна вошла в комнату, желая поднять голову и одновременно не решаясь сделать это. И тут она услышала до того знакомый голос, что у нее защемило в груди:

— Марианна! О боже, моя девочка! Я никак не ожидал, что когда-нибудь увижу тебя.

Она вышла на середину комнаты и опустилась в глубоком реверансе:

— Приветствую вас, сир.

Она подняла глаза и увидела Наполеона. Его лицо, которое когда-то казалось ей словно выточенным из мрамора, теперь стало одутловатым и пожелтело, он сильно обрюзг, но одно осталось неизменным: серо-голубые глаза — глаза императора. Сейчас они излучали тепло.

— Никто не может сделать реверанс лучше тебя, Марианна, — произнес он, протягивая ей руку.

Марианна прикоснулась губами к этой маленькой, по-прежнему сильной руке и подняла счастливое лицо к своему императору.

— Оставьте нас вдвоем, — резко произнес Наполеон, обращаясь к Бертрану и слугам. — Мне никто не нужен!

Все вышли, оставив Марианну наедине с Наполеоном.

— Ты видишь, что они делают со мной? — Он вскочил с кресла и нервно заходил по комнате.

Марианна поднялась было, но он вновь указал ей на стул:

— Сядь. Сиди и слушай меня.

Марианна с почти материнской нежностью глядела на невысокого грузного человека, расхаживавшего по комнате и возмущавшегося порядками на острове. Он был все тот же…

— Гудсон Лоу! Кто он такой, этот Гудсон Лоу? Это мерзавец, скотина! Он говорит, что участвовал в сражениях! Эта штабная крыса сражалась! Если бы он знал, что такое быть солдатом, он не вел бы себя как самый последний тюремный надзиратель! Ты видела его? — внезапно обратился он к Марианне.

Она не успела ответить.

— Да, конечно, иначе ты не смогла бы сюда попасть. Бедная девочка, ты была вынуждена просить эту тварь…

Наполеон взглянул на Марианну, и лицо его смягчилось.

— А ты все такая же красавица, даже стала еще лучше. А я? Я сильно изменился? — обеспокоенно спросил он.

— Годы, проведенные в заточении… — начала Марианна, но Наполеон перебил ее:

— Да, конечно. Я знаю, как я выгляжу. Эти скоты добились своего. Но я не собираюсь ни в чем уступать им. Однажды этот Лоу приехал сюда в жуткий дождь, а я запретил пускать его в дом. И эта крыса стояла перед закрытой дверью и мокла целый час!

Наполеон коротко засмеялся и, резко оборвав смех, обратился к Марианне:

— Ты часто вспоминала обо мне?

— Да, сир, — ответила молодая женщина, и это было истиной.

— О чем ты думала, когда я покинул Эльбу?

Серо-стальные глаза, казалось, смотрели в самую душу Марианны.

— О вас, сир, — просто ответила она.

Наполеон поморщился.

— Я всегда считал, что женщины, а особенно красивые, неспособны досконально разбираться в политических тонкостях, — сказал он. — Их гораздо больше волнуют платья и романы. А я… Я мог одержать победу при Ватерлоо и тогда не был бы вынужден сидеть в этом гиблом месте! Тогда бы пало английское правительство… А сейчас они восхваляют бездаря Веллингтона, который как полководец не стоит и моего мизинца. Он не совершил ничего, кроме сплошных ошибок, а его называют гением. Это я — гений!

Марианна слушала отрывистую речь узника Святой Елены, и ей было немного грустно. Она, конечно, не ожидала, что Наполеон примет ее так же, как принял бы Жоливаль после долгой разлуки, но все-таки подробности сражения при Ватерлоо ее интересовали куда меньше, нежели состояние души бывшего императора. А он, по всей видимости, обрел в Марианне нового, свежего слушателя.

— Я — гений, я — человек, перед которым страны падали ниц, — продолжал Наполеон, — вынужден подчиниться этой гнуси, этому Лоу. Прошу тебя, Марианна, рассказывай всем, всем, кого только не увидишь, о том, что здесь происходит, как они издеваются надо мной!

Марианна скользнула взглядом по убранству кабинета — пятна на стенах, на стульях потрескался лак, желтый ковер на полу совсем вытерся. И в довершение всего что-то заскреблось в углу комнаты.

— Это — крыса? — вздрогнула молодая женщина.

— Крыса, — спокойно ответил Наполеон. — Они меня не очень беспокоят, потому что есть твари и похуже.

Марианне совершенно не хотелось обсуждать деяния Гудсона Лоу, и она поспешила спросить:

— Как вы проводите свой день, сир?

Она пожалела о своем вопросе — по лицу Наполеона пробежала тень.

— Мои дни не слишком отличаются друг от друга, — сказал он. — Что я делаю? Я делаю то, что хочу! — Эти слова прозвучали с внезапной яростью. — Поступаю так, как мне хочется, потому что я велик!

Судорога прошла по его телу, и он грузно опустился на диван, схватившись за бок.

Марианна бросилась к нему:

— Вам плохо, сир? Я позову кого-нибудь!

— Не надо, — слабо махнул рукой Наполеон. — Мне не нужен врач. Этот дурак Антоммарки считает, что я симулирую болезнь, чтобы вызвать сочувствие.

— Но как я могу вам помочь? — спросила она.

— Никак. Знаешь, у меня часто, теперь часто возникает ощущение, будто мне в бок вонзается острая бритва. Я знаю, что это такое. От этой болезни умер мой отец. И я, Марианна, тоже скоро умру.

— Что вы, сир! — вскричала Марианна, но Наполеон отмахнулся:

— Не надо ничего говорить об этом. Они хотят меня отравить. Я приказываю Монтолону пробовать все кушанья, но рано или поздно они доконают меня. Или они, или эта бритва. Она такая узкая и горячая, она проникает в меня и приносит такую боль…

Марианна с состраданием глядела на него — располневшего больного императора в сером сюртуке, на котором горела золотая звезда.

— Ты спрашивала, как я провожу свой день? — с усилием произнес Наполеон. — Я диктую мемуары своим приближенным. Раньше, когда со мной еще был Лас-Кас, я диктовал ему. Сейчас его обязанности исполняет графиня Монтолон, но сегодня мне не хочется видеть ее. Так что бери-ка перо, моя дорогая, и приготовься писать.

Марианна перешла к небольшому столику, на котором стояла чернильница и лежала бумага. Ее руки немного дрожали от мысли о том, какая ей выпала честь — записывать мемуары Наполеона Бонапарта, императора.

— Ты готова? Пиши, — сказал он и начал диктовать: — «У меня несгибаемый характер. Я был подобен гранитной глыбе, брошенной в мировое пространство. Я чувствовал, что мое предназначение — изменить облик мира. На вершинах, куда я поднялся, ничто не мешало мне владычествовать, не было лишь уверенности в вечности этого».

Наполеон диктовал чрезвычайно быстро, и Марианна торопилась изо всех сил, не решаясь перебить его просьбой говорить чуть помедленнее.

— «Я не завладел короной, — продолжал он, — я только поднял ее из сточной ямы. Я совершал политические ошибки, — эти слова он произнес с видимой неохотой, — но мой характер, который заставлял меня их совершать, уже и был причиной моего возвышения. В конце концов судьбе надоело быть ко мне благосклонной и она ниспослала на меня сразу все возможные несчастья».

Наполеон вздохнул и задумался, продолжая мерить шагами кабинет. Марианна не заметила, когда он поднялся с кресла, и поэтому сейчас, взглянув на него, поразилась происшедшей с этим человеком перемене: из глаз пропало страдание, безвольно опущенные плечи распрямились, и ничто не выдавало того, что он был болен и измучен.

Он гордо поднял голову и продолжил:

— «Фортуна устала лицезреть мои успехи. Но слава моя не может быть погребена. За десять лет я сделал столько, сколько не может быть сделано за десять веков. В будущем все будет напоминать о моем могуществе. — Голос Наполеона звучал все громче и громче. — Моя эпоха будет самой великой в истории Франции. О моих деяниях будут читать, как о деяниях Цезаря и Александра Великого. Я уже историческая личность!» — почти прокричал он последние слова и умолк.

Написав эту фразу, Марианна выжидательно посмотрела на Наполеона. Он был очень доволен.

— Пожалуй, на сегодня хватит, Марианна, — сказал он, блестя глазами. — Я голоден, так что давай поужинаем. Я прикажу принести шампанского. Надеюсь, ты не откажешься?

— Конечно, нет, сир! — улыбнулась Марианна.

Она вспомнила, как когда-то, давным-давно, император Наполеон в образе буржуа, Шарля Дени открыл вкус восхитительного золотистого напитка для молодой неопытной девушки, Марианны д’Ассельна.

— Мы будем ужинать вдвоем, — сказал Наполеон. — Мне не хочется видеть никого, кроме тебя.

Вошедший камердинер Маршан дал знак лакеям, и в мгновение ока стол был накрыт, и принесено шампанское в серебряном ведерке со льдом.

Они принялись за ужин. Марианна заметила, что Маршан, стоявший неподалеку, с нескрываемым удивлением наблюдал за Наполеоном, с аппетитом поглощавшим принесенные блюда.

«Наверное, он мало ест из-за болезни и из-за боязни отравления», — догадалась Марианна, не отстававшая от Наполеона, потому что последние два дня она крошки в рот не брала, измученная тяжелыми мыслями. Но сейчас ей было очень хорошо. Золотистое шампанское разогрело ей кровь и наполнило душу весельем. Наполеон тоже выглядел веселым и помолодевшим.

— А помнишь тот день, когда мы с тобой впервые увиделись? Когда Талейран подарил тебя мне? — спросил он, поддевая вилкой кусок фазана.

Марианну обрадовало совпадение их воспоминаний, но фраза «Талейран подарил тебя мне» обидела ее.

— Я помню его, сир, — вежливо сказала она, — но мне кажется, что я сама подарила себя вам. И от Талейрана, да и от вашего титула тогда ничего не зависело, как вы помните.

Наполеон откинулся на стуле и весело расхохотался.

— А ты все такая же непокорная птичка! Гордая и самолюбивая. Но я всего лишь хотел попросить тебя спеть мне тот романс — «Радость любви», помнишь?

Кивнув, Марианна встала и прошла к пианино.

— Нет, не играй, — остановил ее Наполеон. — Я хочу видеть твои глаза.

Молодая женщина остановилась на середине комнаты и запела своим чудесным голосом:

Она пела, и ей чудились певучие ручейки Святой Елены, на берегах которых росли плакучие ивы, склонявшие печальные ветки к веселой воде, поля, заросшие яркой зеленой травой и желтыми цветами дрока, и живые изгороди из черной смородины, ягоды которой, как рассказывали обитатели острова, были необыкновенно вкусны.

Она видела гордые и яростные океанские волны, бившиеся в берег под скалой Короля и Королевы, и милые белые домики Джемстауна. Остров Святой Елены мог бы стать чудесным местом, но волею судьбы он стал мрачной тюрьмой.

И узник этой тюрьмы сейчас растроганно смотрел на поющую Марианну. О чем он думал — ей было неизвестно.

Когда отзвучала последняя нота, Наполеон произнес:

— Как бы мне хотелось, чтобы ты осталась здесь, со мной. Но ведь ты, как всегда, куда-то мчишься?

Но когда она начала рассказывать, как и почему попала на Святую Елену, он сделал ей знак замолчать.

— Не стоит объяснять, я понимаю, что ты уедешь. Но я буду думать, что ты приезжала ко мне.

Когда слуги унесли приборы и оставили их, Наполеон подозвал Марианну и усадил рядом с собой. В пламени свечей его глаза горели стальным блеском.

— У меня сейчас нет императорского титула, — с горечью произнес он, привлекая к себе молодую женщину.

— Это не имеет значения, сир, — шепотом ответила Марианна и закрыла глаза, потому что губы Наполеона прильнули к ее губам.

Ни поражения, ни болезнь не повлияли на искусство любви, которым Наполеон владел в совершенстве. Его ласки и поцелуи были все так же изощренны и умелы, и прекрасное тело Марианны раскрывалось, как цветок, под теплыми руками ее прежнего любовника. Она не спешила унять счастливый озноб и с восторгом ощущала себя во власти Наполеона, который шептал ей по-итальянски ласковые слова.

Она уснула, утомленная, спрятав голову на его груди. И проснулась под утро, быстро и резко, будто ее ударили.

Марианна оглядела комнату, пытаясь понять, что могло стать причиной ее внезапного пробуждения. В углу она увидела огромную отвратительную крысу, которая немедленно метнулась к приоткрытой двери и была такова.

Молодая женщина снова попыталась заснуть, но этого сделать ей не удалось. Она взглянула на Наполеона, мирно спавшего рядом.

Он спал, отбросив одеяло, и слабо брезживший рассвет освещал его тело. Почти восемь лет прошло с того момента, когда Марианна последний раз видела его. Наполеон был уже немолод, и мускулы его были уже не столь упруги, как тогда, в период расцвета их любви, и все же Марианна искренне любовалась его смуглым телом и лицом, на котором сохранилось довольное и счастливое выражение.

Внезапно Наполеон застонал, и его губы исказила гримаса боли. Еще не открывая глаз, он положил руку на бок.

— Я умру, Марианна, — прошептал он. — Или они убьют меня. Я знаю, я знаю, что когда-нибудь меня отравят. О боже, опять эта боль, опять эта бритва!

Он свернулся калачиком, стараясь унять боль в боку и хрипло прося Марианну, чтобы она ни в коем случае никого не звала.

«Да, он умрет», — думала Марианна, глядя на покрывшееся испариной смуглое лицо Наполеона. Она легко прикасалась к его лбу и говорила первое, что приходило ей в голову, — но, как ни странно, Наполеон скоро успокоился.

— Наверное, ты обладаешь каким-то лечебным действием, — слабо улыбнулся он Марианне, кладя голову на ее плечо. — Вот кто должен был быть моим врачом, а не этот идиот Антоммарки. Он вообще не достоин был родиться корсиканцем.

За завтраком Наполеон был весел, хотя аппетит его ухудшился, и Марианна даже чувствовала некоторую неловкость за свой голод. Принесли кофе, и она уже с наслаждением предвкушала первый глоток своего любимого напитка, как распахнулась дверь и вошел чем-то обескураженный Бертран.

Он поклонился Наполеону и поздоровался с Марианной.

— Что тебе, Бертран? — недовольно спросил Наполеон. — Почему ты прервал наш завтрак?

— Сир, пришло письмо от Гудсона Лоу… — начал Бертран, но громовой голос Наполеона заглушил его слова:

— Как ты смеешь говорить о нем сейчас? Лучше бы ты принес нам дохлого кота!

— Но, сир… Это касается… — и Бертран глазами указал на Марианну, пока ни о чем не догадывавшуюся.

— Не беспокойся, Бертран. Этот рыжий суслик недоволен, что аудиенция несколько затянулась! — рассмеялся Наполеон.

— Не совсем так. — Бертран продолжал оставаться серьезным и даже немного испуганным.

Наполеон тоже посерьезнел:

— Читай.

— Но… в присутствии… — замялся Бертран.

— Именно в ее присутствии! — рявкнул Наполеон. — Я приказываю тебе читать!

Бертран еще раз покосился на Марианну и начал читать:

— «Я сообщаю вам, что, согласно инструкции для посетителей Лонгвуда, княгиня Сант-Анна обязана незамедлительно покинуть виллу. В случае, если Наполеон Бонапарт согласится делить ее со мной, княгиня получит очередной одноразовый паспорт. Губернатор острова Святой Елены Гудсон Лоу».

— Письмо пришло на мое имя, — сказал Бертран.

Но Наполеон не слышал его. Его глаза медленно наливались яростью, и он не сводил их с побледневшего лица Марианны.

— Это правда? Ты спала с губернатором? И не смей лгать мне!

Марианна едва заметно кивнула.

Увидев это, он швырнул об пол серебряную тарелку, которая со звоном покатилась и остановилась, ударившись о ножку стола.

— Убирайся вон, мерзкая шпионка! — закричал Наполеон, угрожающе взмахивая кулаком.

Марианна бросилась на колени:

— Я не шпионка, сир! Я была вынуждена так поступить, иначе…

— Убирайся!

— Иначе, сир, он не разрешал мне…

— Вон! — побелевшими губами прокричал Наполеон и вышел из комнаты.

— Вам лучше уйти, княгиня, — тихо произнес Бертран. — Вы тревожите его.

Как оплеванная, Марианна вышла из дома и села в экипаж. Она ненавидела Гудсона Лоу, как не ненавидела наверное, никого в своей жизни. Даже Лейтона. Даже Дамиани. У нее не было слез, и она сухими глазами смотрела в окно кареты.

Когда экипаж поравнялся с постом у въезда в Лонгвуд, лошади внезапно остановились. Не успела Марианна спросить кучера, что случилось, дверца кареты распахнулась, и она увидела запыхавшегося Бертрана.

— Княгиня, император велел передать вам это. — Он сунул что-то ей в руку и мгновенно исчез.

Лошади тронулись. Марианна разжала ладонь и увидела несказанной красоты перстень с большим изумрудом.

«У тебя прекрасные глаза — я немного видел изумрудов, похожих на них» — вспомнила она и только тогда разрыдалась.

Войдя в комнату, Марианна обнаружила там губернатора, сидевшего в кресле.

— Что ж вы так задержались, княгиня? Мы с вами договаривались о небольшой аудиенции, а вы пробыли почти два дня! За задержку надо платить! И желательно сейчас, поскольку вечером у меня не будет времени.

Он поднялся и протянул руки к груди Марианны. Она отпрянула, потом кинулась к Лоу и изо всех сил ударила его по щеке.

Схватившись обеими руками за лицо, губернатор с ужасом смотрел на разъяренную Марианну, которая была готова ударить его еще раз.

— Вы, значит, так теперь себя ведете? Наполеон понравился вам больше меня. Хорошо, — медленно тянул слова Лоу. — Часовые сказали мне, что при выезде из Лондона вам был передан какой-то предмет. Я имею право увидеть его.

— Нет!

— В таком случае я обыщу вас, заявил губернатор, делая шаг по направлению к молодой женщине.

— Вы не посмеете прикоснуться ко мне! — вскричала она, сверкая глазами.

— Вы прелестны, княгиня, и именно это и вызывает желание прикоснуться к вам. — Лоу не отступал.

Марианна метнулась к окну.

— Если вы тронете меня, я разобью стекло и перережу себе вены!

Лоу остановился.

— Нет, не здесь. Я вернусь с солдатами вечером, а в тюрьме у вас не будет возможности покончить с собой. Но вы все же прелестны, и я дам вам последний шанс. Помните: зажженная свеча на подоконнике, как только стемнеет.

Губернатор вышел. Немного подождав, Марианна выглянула во двор — солдат стоял у стены, лениво жуя травинку.

— Я должна бежать! — сказала Марианна.

Она знала, что ехать в порт она не может, — ее будут прежде всего искать там. Ни прятаться здесь, ни возвращаться в Лонгвуд она тоже не могла. Оставался Джемстаун.

Но выйти из дома и отправиться в Джемстаун — солдат немедленно доложит об этом Лоу, и все — тюрьма!

Стук в дверь вывел Марианну из оцепенелых размышлении. Она забилась в угол, решив, что будет сопротивляться солдатам из последних сил. Но в комнату вошел граф де Бальмен.

— Княгиня, я так давно не видел вас! Говорят, вы были у генерала Бонапарта?

— Да, я была у него, — ответила Марианна, указывая гостю на стул. — А как вы провели это время?

— Я мечтал о вас, — с пафосом произнес граф. — Я хотел возобновить наши прогулки и, собственно, за этим и приехал, но начался дождь. Вы позволите побыть у вас, пока он не кончится?

— Конечно, — согласилась Марианна. — А разве вы не в карете?

— Нет, я верхом. Я привязал коня во дворе. Там какой-то солдат, вы что, под стражей, княгиня?

— Нет, он хранит мой покой! — против воли улыбнулась Марианна.

Они беседовали ни о чем, а дождь между тем перешел в ливень, стемнело, и в голове у Марианны сложился план. Требовался определенный риск, чтобы его осуществить, но Марианна была готова ко всему.

Она еще раз выглянула во двор и сказала:

— А дождь все еще идет. Граф, я боюсь, вам придется провести у меня довольно много времени.

— Вечность, проведенная с вами, княгиня, покажется мне минутой! — ответил де Бальмен.

Конь графа был привязан к забору. Промокший солдат маялся в другой половине двора.

Молодая женщина подошла к шкафу и, воспользовавшись тем, что де Бальмен отвернулся, вынула оттуда легкую накидку.

— Вы побудете здесь, граф? — снова спросила она.

— С удовольствием. А что случилось? — Он заметил, что ее голос дрожит.

— Ничего. Спасибо вам! — Марианна обняла его.

Ее губы на мгновение прижались к губам де Бальмена, а дальше он увидел, как распахнулась дверь, и шум дождя ворвался в комнату. Потом застучали копыта, что-то крикнул солдат — и снова ливень застучал в стекло.

Граф Александр де Бальмен кончиком пальца прикоснулся к губам и произнес:

— Потрясающая женщина!

…Марианна летела сквозь дождь, почти не разбирая дороги. Больше всего ее заботило, не догадался ли солдат, что она сбежала. В темноте он вполне мог бы принять ее за де Бальмена.

Немного придя в себя, Марианна осмотрелась. Она благополучно миновала все посты и теперь находилась на дороге, ведущей в Джемстаун по горному склону.

В другой раз она обязательно бы задумалась, стоит ли гнать коня по размокшей дороге мимо обрывов и горных глубоких ущелий. Но сейчас она не раздумывая хлестнула коня, и он ринулся вперед.

Сердце Марианны то и дело замирало от страха — то оступался конь, то блеснувшая молния освещала жадную пасть ущелья, готового проглотить обессилевшую всадницу.

Наконец опасная дорога закончилась, и Марианна, промокшая насквозь, выехала на широкую тропинку, шедшую через поле. Вдалеке виднелись слабые огоньки — это были окна домов, расположенных на самой окраине Джемстауна.

Марианна порадовалась, что ехала именно этим путем, — в город вела и другая дорога, более удобная, и обитатели Плантейшн-хауса и прилегавших к нему мест обычно пользовались именно ей. А эту дорогу, пригодную для любителей острых ощущений, ей показал де Бальмен, хорошо изучивший все уголки Святой Елены.

Конь, увязая в грязи, двинулся вперед. Он шел очень медленно, и Марианна несколько раз ударила ладонью по крупу животного. Но конь пошел еще медленнее.

— Ну скорее же, скорее! — крикнула Марианна. — Жи…

Но договорить она не успела, ибо в эту минуту поняла, что лежит на земле и платье ее придавлено телом упавшей лошади. Ливень, утихший было, припустил с новой силой.

Марианна с трудом встала — она больно ушибла ногу при падении — и принялась тянуть коня за повод. Но животное не шевелилось.

Слезы потекли по щекам молодой женщины, смешиваясь со струями дождя. Совершенно одна, промокшая, на грязной дороге… До Джемстауна мили две, но к кому она пойдет?

Прихрамывая, Марианна пошла вперед Мокрое и грязное платье прилипало к телу и мешало идти. Она высоко подоткнула его и двинулась дальше, глядя в землю, чтобы не споткнуться о выбоины и чтобы не видеть, как далеки еще огни города.

Шум едущей кареты привлек Марианну. Она оглянулась и увидела, что экипаж совсем близко и ей придется перепрыгивать через канаву, чтобы не столкнуться с ним.

Но прыжок оказался неудачным. Марианна ступила на больную ногу, неловко рванулась вперед и, запутавшись в траве, упала в канаву с криком боли и ярости.

Хлопнула дверца кареты, и Марианна услышала мужской голос, показавшийся ей чем-то знакомым:

— Что с вами, сударыня? Вам плохо?

— Да, — ответила она, вытирая грязь с лица. — У меня очень болит нога. Не могли бы вы…

— Марианна! — изумленно произнес мужчина и откинул с головы темный капюшон.

Молодая женщина увидела бороду, вздернутый нос, большие серые лучистые глаза… Это был аббат Готье де Шазей.

— Бог мой, крестный! — выдохнула Марианна.

После всех перенесенных обид и страданий эта неожиданная встреча произвела на нее такое впечатление, что Марианна потеряла сознание.

Она очнулась и увидела, что лежит на мягкой постели, в окно светит солнце, а в глубине комнаты за маленьким столом сидит крестный и что-то пишет.

— Крестный… — сказала она.

— Ничего не говори, девочка, ты слишком утомлена, — заговорил Готье де Шазей. — Ты голодна?

Марианна кивнула.

— Сейчас тебе принесут куриный бульон.

— Крестный, — произнесла Марианна. — Принесите мне его сами — лучше будет, если меня никто здесь не увидит.

— Кроме меня, тебя видел только один человек — мой слуга, он же кучер. А он никому не скажет.

Через несколько минут Марианна наслаждалась крепким и горячим бульоном. Еда вернула ей силы, и Марианна, делая перерывы для того, чтобы передохнуть, смогла рассказать кардиналу о своих злоключениях. Он слушал ее молча, хотя в его серых глазах мелькала уйма вопросов.

Услышав последнюю часть истории Марианны, он помрачнел.

— Ты была у Наполеона?

— Да, — сказала Марианна.

Она потянулась было к цепочке на шее, чтобы показать крестному перстень, но жестокий блеск в его глазах остановил ее.

— Я была у него, — повторила она чуть настороженно.

— И как он выглядит? — поинтересовался де Шазей.

— Неважно, — ответила Марианна правду. — У него болит бок, и он беспокоится о том, что его могут отравить.

Больше она решила ничего не говорить крестному Тогда, в Москве, он был совершенно иным — тихим и просветленным, собиравшимся служить лишь Богу, и кто, как не он, просил Наполеона мирно править миром… А сейчас от его умиротворенности не осталось и следа — это был не посвятивший свою жизнь Богу старец. Это был глава ордена иезуитов.

Марианна решила не спрашивать крестного, что он делает на острове Святой Елены.

— Наполеон очень болен, и похоже, что дни его сочтены, — с болью сказала она. — Это так ужасно, когда последние месяцы жизни некогда великого монарха проходят в страхе перед убийством.

Крестный, немного помолчав, спросил:

— А какой страх гнал тебя ночью в Джемстаун — пешую и промокшую?

Марианна коротко рассказала о требованиях Гудсона Лоу и о грозившей ей тюрьме.

— Мне необходимо бежать отсюда, крестный, — сказала она в конце рассказа. — Вы всегда помогали мне, когда никто уже не мог ничего поделать.

— Тебе необходимо исчезнуть отсюда, и тебе не менее необходимо попасть в Африку, — произнес крестный. — Судьба хранит тебя, Марианна, — завтра утром с острова отплывает французский корабль. Он принадлежит Сенегальской французской компании. На нем ты и уплывешь, я знаю капитана.

— Судьба действительно хранит меня, — прошептала Марианна.

— «Раджа» уходит на рассвете, что весьма выгодно, — сказал кардинал. — Тебя никто не увидит, и капитан Гринье будет уверен, что все в порядке.

Марианна обреченно всплеснула руками:

— Нет, крестный. Меня увидят часовые на побережье. Губернатор наверняка уже разыскивает меня по всему острову. Может быть, уже сегодня сюда ворвутся солдаты. А до отхода «Раджи» еще почти два дня…

— Не беспокойся, — сказал крестный. — Тебя наверняка будут искать поблизости от твоего дома — вчера была ужасная погода, и никто не поверит, что такая хрупкая женщина, как ты, способна верхом преодолеть такой опасный путь. Сюда солдаты губернатора доберутся завтра, а может, и позже. Будем надеяться, что они тебя не найдут. Я не вызываю подозрений у местных жителей. А сейчас мне надо уйти. Постарайся уснуть.

Колено Марианны, натертое кардиналом какой-то остро пахнущей мазью, уже не болело, и она могла свободно передвигаться по комнате. Она решила подойти к окну, чтобы увидеть, что происходит на улице.

Рядом с домом двое верховых солдат разговаривали с толстой женщиной в коричневом платье, которая держала большую корзину с рыбой. Корзина мешала толстухе жестикулировать, и она то ставила ее на землю, то, убоявшись уличных воров, снова брала в руки. Из движений рук женщины Марианна не поняла ничего, зато жесты солдат и некоторые слова, доносившиеся с улицы, были предельно ясны: солдаты искали ее, Марианну. Крестный ошибся, и губернаторские ищейки добрались до Джемстауна гораздо раньше, чем он предполагал. Возможно, виной тому была оброненная Марианной по пути в город накидка или мертвая лошадь де Бальмена, но так или иначе, они были здесь и, судя по всему, заглядывали под каждый камень и обыскивали дома. Марианна услышала, как они постучали в дверь. Она постаралась неслышно задвинуть щеколду, и это ей удалось.

— Пошли, никого нет дома! — раздался грубый голос. — Здесь, говорят, живет хилый старикашка!

— Вечером навестим его еще разок, — сказал второй голос. — В тихом омуте, знаешь ли, черти водятся. Зайдем специально попозже, чтобы застать его врасплох.

Солдаты принялись стучать в дверь соседнего дома, а Марианна отерла со лба холодный пот. Чудодейственная мазь крестного совсем излечила ее, и она могла выходить хоть сейчас, если бы не боялась, что жители Джемстауна узнают ее. Но с наступлением темноты она должна будет покинуть дом крестного — ищейки не остановятся перед тем, чтобы обыскать комнату.

Если капитан Гринье согласится, чтобы она взошла на борт корабля за день до его отправления, будет хорошо. Но этот ее поступок может вызвать у него подозрения, она попадет в такое же положение наполовину пленницы, в котором была на «Элоизе».

На «Элоизе»?! Ах, если бы ей удалось попасть на борт «Элоизы» и укрыться в трюме на эту ночь! К тому же предоставляется шанс помочь Крэгу О’Флаерти.

— Марианна, с тобой все в порядке? — спросил де Шазей, вернувшись. — Я ошибся, считая Лоу нерасторопным и недалеким, — его солдаты рыщут по городу.

— Они уже стучались в дверь! — сообщила Марианна. — И собирались вернуться, как только стемнеет, чтобы застать вас врасплох. Мне надо уходить, тем более что колено у меня совершенно не болит.

Она рассказала крестному о своем желании проникнуть на «Элоизу», и они решили, что Марианна наденет светлый плащ, потому что вечером на остров ляжет туман, — после дождливого дня всегда так бывает.

«Мне помогает сама природа», — думала Марианна, неслышно скользя по причалу. Светлый плащ и белая шапочка, скрывавшая темные волосы Марианны, надежно прятали ее от чьих-либо глаз. У тумана был только один недостаток — Марианна с трудом различала названия кораблей и очень боялась перепутать «Элоизу» с другим судном.

Крестный обещал поговорить с капитаном Гринье и был уверен, что тот согласится принять на борт его племянницу. Так что дело было за Марианной — ей предстояло провести ночь на «Элоизе» незамеченной и после благополучно добраться до «Раджи».

Готье де Шазей, отлучавшийся за этот вечер еще раз, чтобы купить Марианне дорожную одежду, принес радостную весть: солдаты нашли женщину, похожую на Марианну, но из-за тумана не решились ехать по горной дороге, а более спокойный путь размыло дождем. Так что женщину повезут в Планштейн-хаус назавтра днем, и у Марианны есть время действовать.

Наконец блеснуло название: «Элоиза». Обрадованная Марианна легко взбежала по трапу и осторожно, боясь поскользнуться и привлечь чье-то внимание, пошла по влажной от тумана палубе.

Она очень опасалась вахтенного матроса, который, заметив ее, наверняка поднял бы шум. Но вахтенный не попался ей навстречу, и Марианна без помех спустилась в трюм. Точнее, не спустилась, а притаилась на лестнице, ожидая услышать голоса Хью и Брайана и лихорадочно придумывая, что она им скажет.

Однако ее встретила гробовая тишина. Марианна осторожно заглянула через перила — ни Хью, ни Брайана не было на своих обычных местах. В трюм можно было свободно пройти, что и не преминула сделать Марианна, ежеминутно оглядываясь. В ее чемоданчике лежал острый и довольно тяжелый кусок железа, который она собиралась передать Крэгу, чтобы он попробовал открыть замок своей клетки. Ничего более удобного ей достать не удалось.

Марианна вошла в трюм и едва не лишилась чувств от царившего там тяжелого запаха. Пройдя к клеткам, она поняла причину этого запаха — клетки были неубраны, солома гнила, и некоторые из пленников лежали совершенно неподвижно. Присмотревшись внимательнее, Марианна догадалась, что они мертвы.

Но Крэг О’Флаерти был жив. Он сидел в углу своей клетки, рядом с охапкой гниющей соломы, и мерно раскачивался из стороны в сторону.

— Крэг! — тихо позвала Марианна, еле сдерживаясь, чтобы не зажать нос.

— А, это вы, — безразлично произнес О’Флаерти. — Что нового?

Марианна была поражена.

— Крэг, я пришла освободить вас! — Она протягивала ему свой нехитрый инструмент, но он не реагировал.

— Спасибо вам, только что толку? У меня все равно нет сил, чтобы сломать замок.

— Тогда я сломаю его сама! — яростно вскрикнула Марианна и что есть силы ударила куском железа по проржавевшему замку. Он заскрипел, но не поддался.

— Я освобожу вас! — и замок заскрипел сильнее.

Тусклые глаза Крэга немного оживились. Он подполз ближе и протянул руку за инструментом Марианны.

— Дайте, вы не сумеете. А я, боюсь, не смогу. Я давно не ел.

— Почему?

Крэг рассказал ей, что за все это время их кормили всего один раз, потому что матросы от тоски занялись уничтожением запасов рома. Ослабшие пленники не выдерживали голода, жажды и отравленного смрадными испарениями воздуха.

— Это самая страшная казнь, которую можно было придумать, — сказал Крэг, борясь с замком. — Простите, если я обидел вас, Марианна, я просто не поверил в вашу реальность, здесь у многих начинаются галлюцинации.

— Сэр Джемс выздоравливает, и скоро он вернется на «Элоизу», — сказала Марианна. — А мы с вами поплывем на другом корабле. В Африку.

— В Африку так в Африку, — легко согласился О’Флаерти. — Мне все равно, куда плыть. Только вряд ли я дойду до другого корабля, Марианна. Может быть, не стоит ломать замок? Если они обнаружат это, они убьют меня.

— Я помогу вам дойти! — пылко пообещала Марианна. — Но остальных мы освободить не сможем.

Крэг промолчал.

— Тот корабль отплывает в Африку на рассвете, — сказала Марианна. — Я надеюсь, вы сможете справиться с замком до утра.

— Самым сложным для меня будет преодолеть лестницу, ведущую на палубу, и трап, — сказал Крэг. — Остальное не так уж и важно.

— Послушайте! — спохватилась Марианна. — Ведь мне надо будет представить вас капитану как своего друга! А ваша одежда…

Лохмотья О’Флаерти никак не могли походить на одежду, и о том, чтобы он попал на «Раджу» в таком виде, не могло быть и речи.

— Вот что, Крэг, — произнесла она, — ломайте замок, а я попытаюсь подняться наверх и добыть вам какую-нибудь одежду.

— Будьте осторожны, Марианна, — напутствовал ее Крэг, вновь принимаясь за замок.

Марианна сначала поднялась на палубу, чтобы вдохнуть свежего воздуха после затхлости трюма. Уже светало, и сквозь туман она смогла разглядеть корабль, который стоял рядом с «Элоизой». На его палубе кипело оживление — матросы перетаскивали тюки, доносились приказы офицеров. На борту корабля красовалась золотая надпись «Раджа».

— Боже мой! — вырвалось у Марианны. — Надо торопиться!

Несколько кают не было закрыто — видимо, матросы, обрадованные отсутствием офицеров, совершенно не следили за порядком на корабле. Молодая женщина вбежала в первую попавшуюся каюту. Видимо, это была каюта одного из офицеров — в шкафу висела запасная форма. Схватив ее, Марианна кинулась в трюм и, уже не заботясь о тишине, закричала:

— Крэг! Что с замком?

— Я доконал его! — радостно ответил О’Флаерти, пытаясь подняться навстречу Марианне.

Это удалось ему плохо, и молодой женщине пришлось помогать ему и переодеться, несмотря на обоюдное смущение, и выбраться из клетки.

На палубе ирландец на мгновение пошатнулся и крепко ухватился за снасти, чтобы не упасть.

— Я опьянел от свежего воздуха, — объяснил он Марианне. — Это будет почище любого виски и рома!

Крэг изрядно отощал, сидя в клетке, и офицерская форма висела на нем. И вообще, выглядел он далеко не самым лучшим образом.

Когда они поднялись на борт «Раджи», все с удивлением оглядели странную пару — элегантную молодую женщину с синими кругами под глазами и изможденного морского офицера с длинной рыжей бородой.

— Мне нужно видеть капитана Гринье, — заявила Марианна.

К ним подошел брюнет с изящными усиками и несколько надменным выражением лица.

— Счастлив видеть вас, мадам, на борту «Раджи», — склонился он перед Марианной. — Могу ли я узнать, чем я обязан столь счастливому событию?

Марианна на мгновение замешкалась, но потом решила назвать свое подлинное имя — крестный говорил, что он знаком с Гринье, а значит, нет смысла ничего скрывать.

— Я — княгиня Сант-Анна, — произнесла она, гордо подняв голову. — Это мой друг Крэг О’Флаерти.

— Очень приятно, — еще раз поклонился капитан.

Марианна твердо посмотрела в насмешливые черные глаза Гринье и отчетливо произнесла:

— О нас вам говорил Готье де Шазей.

Выражение лица капитана мгновенно изменилось, вместо насмешки появилось уважение и даже легкий страх.

— Да, он говорил мне о своей племяннице, хотя о друге и не предупреждал.

— Обстоятельства изменились, — поспешно сказала Марианна.

— Я понимаю. Извините меня, но я не подозревал, что племянница… м-м… Готье де Шазея может быть такой ослепительной красавицей. Я принял вас за…

Марианна, обрадованная тем, что ей удалось смутить капитана, закончила фразу:

— Вы посчитали меня подругой кого-то из ваших офицеров, прикинувшейся княгиней?

Гринье кивнул.

— Я прощаю вас, — улыбнулась молодая женщина. — Но нельзя ли поскорее проводить моего друга в каюту? Он неважно себя чувствует.

О’Флаерти был препровожден к чистому белью и мягкой постели, которой он не видел уже очень давно, а Марианна осталась на палубе.

Радость и тоска переполняли ее сердце, когда «Раджа» отошел от берега, и мрачный берег острова Святой Елены начал пропадать из глаз.

Марианна представляла себе, как обрадуется крестный, — он обязательно получит известие от верного человека, что корабль ушел в море с Марианной на борту; как изумится сэр Джемс Кинг, обнаружив отсутствие самого важного пленника, как он рассердится и окончательно перестанет вспоминать о том, что давно-давно играл с маленькой Марианной в Селтон-Холле; как обозлится губернатор и как бедному де Бальмену придется хлопотать, чтобы снова влюбить в себя хрупкую Сюзанну.

И еще один человек не останется равнодушным, узнав об отъезде Марианны. Неизвестно, огорчится он или обрадуется, ясно одно — они не увидятся больше никогда в этой жизни.

И Марианна нежно прикоснулась к цепочке, на которой висел изумрудный перстень Наполеона.

— С вами все хорошо, княгиня? — Черные глаза Гринье смотрели на Марианну с восхищением.

— Да, месье Гринье, — с улыбкой ответила она. — Я очень рада, что мы покинули этот печальный остров. Вот там мне было плохо, а сейчас я чувствую себя просто изумительно.

— Я всегда к вашим услугам. Приходиться племянницей Готье де Шазею и обладать при этом такой редкой красотой — подобное сочетание встречается не так уж и часто, — сказал Гринье.

Марианна отблагодарила капитана за комплимент улыбкой и вновь повернула голову в сторону Святой Елены, но острова уже не было видно.

Впереди ее ждала Африка, новые приключения и новые опасности, о которых она еще не ведала.

«Раджа» уходил в открытое море.