Маруся и близнецы

28

Макар, не глядя, провел по экрану телефона пальцем, и музыка смолкла.

В тишине, которую нарушал только стук дождя по крыше, особенно хорошо слышный здесь, в мансарде, в темноте, которую разгоняли только две свечи на подоконнике, в свете которых белая кожа Маруси манила близнецов, как фонарь ночных мотыльков, они завороженно любовались ею.

Нереальным видением, ожившей фантазии, которая вдруг явилась им во плоти.

Будто сбывшееся желание, воплощенный сон.

Та, о которой они мечтали.

Прямо сейчас.

Никита сполз с кровати на пол и сел рядом с братом, глядя на нее снизу вверх таким же восторженным и жадным взглядом, как у Макара.

Маруся сделала шаг внутрь и дверь захлопнулась за ней.

Она вздрогнула и оглянулась.

Этого мгновения хватило им двоим, чтобы переместиться еще на пару шагов ближе.

Двигаясь неслышно, словно тени, они оказались у ее ног.

Она обернулась к ним, ждущим, жаждущим, раздевающим ее взглядами — и шагнула вперед, отдавая себя в их власть.

Две пары рук скользнули под шелк платья, обняли лодыжки, сжали бедра, пробрались выше.

Две пары глаз, горящих восторгом, словно к ним сошла богиня, оглядели ее предвкушающе и жадно.

Двое широкоплечих и загорелых парней с выгоревшими челками встали на коленях перед ней.

Одинаковых.

Настолько одинаковых, что от волнения у Маруси кружится голова и она перестает различать, где кто.

Только видит, как один из них приподнимается и трется щекой о ее бедро, обхватывая ее руками.

А другой — встает на одно колено, подцепляет невесомый подол платья и задирает его, обнажая ее ногу до самой кружевной резинки чулка.

Частое дыхание, стук дождя, шум ветра.

Никакой другого музыкального сопровождения им не нужно.

Маруся кладет руки обоим на макушки, зарываясь пальцами в волосы, и они ластятся к ней, подставляясь под тонкие пальцы.

Один берет край ее подола в зубы и поднимается с колен, выпрямляясь и задирая его высоко-высоко.

Другой встает следом, нащупывает пальцами застежку сзади на шее, под волосами.

Это платье снимается очень просто — достаточно расстегнуть молнию и потянуть вниз ткань.

Но они не дают платью просто упасть с ее тела.

Их руки сминают легкий шелк, они прослеживают скольжение ткани вниз, вниз, вниз, в четыре руки повторяя его путь от шеи до груди, по животу, чуть задерживаются на бедрах и наконец оно падает на пол, где близнецы помогают Марусе переступить через него, сделать еще шаг в середину их пиратского логова.

В центр их мира.

Один из братьев вжимается в ее тело, зажав между ног ее бедро и зарывается лицом в светлые пушистые волосы.

Другой обходит сзади, отводит локоны в сторону и касается губами ямочки на затылке.

— Ночью… — шепчет он ей на ухо, и его голос сливается с шелестом дождя

— За городом… — хрипотца в голосе второго словно царапает ее изнутри.

— Без света…

— И соседей…

— Ничего… — он легко сжимает зубами кожу у нее на загривке, и Маруся крупно вздрагивает, покрываясь мурашками.

— Не считается… — другой гладит ее ладонью, и ладонь не может отличить где шелк, а где ее кожа.

Она просто вся гладкая, перетекающая, на вкус как летняя ночь, пахнущая дождем и свежестью.

— Что было в деревне — остается в деревне, — говорит первый, откидывая ее голову назад, себе на плечо и касаясь губами губ.

Его дыхание пахнет вином и карамелью — так Маруся узнает, что это Макар.

Никита отстраняет его и сам накрывает ее губы своими, добавляя ноту свежей мяты.

Сначала он пробует ее лишь слегка, будто надкусывая пухлые розовые губы. Но коснувшись их раз, другой — на третий присасывается к ним, врываясь языком между зубов, и пьет ее дыхание, захлебываясь, жадно и нетерпеливо.

Макар опускается на одно колено, подцепляет пальцами резинку чулка и скатывает его по ноге, следуя за ним по всей длине поцелуями сначала вниз, а потом вверх.

Поднимаясь, он плечом отталкивает брата и обнимает лицо Маруси ладонями, тоже впиваясь в ее рот жадно и горячо.

Они зажимают ее с двух сторон, нетерпеливо отталкивая друг друга.

Их руки соревнуются за место на ее тонкой талии — и хватает не всем.

Их ширинки, распираемые звенящими от наполненности кровью членами трутся о ее бедра.

Она накрывает их ладонями, сложенными лодочкой, словно ловит экзотических птиц, нажимает на упругую твердость под жесткой джинсовой тканью. Дрожащими пальцами пытается расстегнуть тугие пуговицы, но не справляется — и близнецы на мгновение прерывают ласки, чтобы помочь ей.

Железные молнии разъезжаются под напором изнутри, выпуская два крепких абсолютно одинаковых члена, и Маруся одновременно сжимает их руками.

Синхронный тройной выдох и одинаковая дрожь, охватывающая всех троих, толкает их друг к другу.

Она чувствует биение пульса в горячих упругих стволах, проводит сомкнутыми пальцами вверх-вниз. Мальчики льнут к ней, дышат чаще — с губ Никиты срывается низкий стон, а Макар прикрывает глаза.

Она смотрит на этих пиратов, хулиганов, братцев-идиотов, которыми теперь может управлять так просто — легким движением руки. Опускает глаза, глядя на темные, налитые кровью головки, зажатые у нее в кулаке и непроизвольно облизывает губы.

От этого братья дергаются, словно их бьет током. Они отступают, чтобы быстро стащить с себя шорты и футболки, оставшись перед ней обнаженными. Маруся тянется, чтобы снова обнять пальцами их члены, но они ловят ее руки и тянут к себе, опускаясь на пол.

Кроватей в мансарде две — с двух сторон под скатами крыши, узкие морские койки, разделенные несколькими метрами пространства. Ни на одну они не поместятся все втроем.

Зато на полу лежит медвежья шкура, на которой они любили играть еще в детстве. С кроватей можно стащить одеяла и подушки, кинуть их туда же — и уложить свою богиню на тысячи перин, достойных ее.

Они любуются разметавшимися светлыми локонами, припухшими губами, тонкой, словно фарфоровой фигуркой — в белом кружевном белье и одном чулке.

Стук дождя отсчитывает последние мгновения перед тем, как они набросятся на нее.