Маруся закрыла ладонями лицо, перевернулась на живот и зарылась в груду подушек, оставляя, впрочем, аппетитную попу у всех на виду. Макар не преминул этим воспользоваться и с энтузиазмом вонзил в нее крепкие зубы.
— Ай! — сказала Маруся, но из норки в подушках не вылезла.
— Кстати, я тоже жрать хочу, — сказал Никита, выбираясь из гнезда одеял. — Вы будете?
— Да-да-да! — усиленно закивал Макар, а Маруся даже высунула нос, что тоже можно было счесть за согласие.
Пока Никита ходил на кухню, где в ускоренном темпе сооружал бутерброды из холодного мяса с помидорами, Макар тихонько поглаживал Марусю по спине, чуть-чуть щекоча под коленками и время от времени целуя в плечо.
— Тебе понравилось? — наконец шепнул он куда-то в ворох подушек и светлых кудряшек.
— Мммм… — донеслось оттуда, но узкая спинка с выступающими позвонками томно изогнулась, намекая, что — вполне.
Макар засмеялся и провел кончиками пальцев по этим позвонкам.
Из-под подушек донеслось мурчание, но сама кошечка так и не выглянула.
Впрочем, ему хватало и видимой части сводной сестрицы. Позвонков, узкой талии, аппетитных бедер, изящных лодыжек.
А если развернуть ее еще чуть-чуть, то можно пристроиться сзади и еще разок…
Он еле успел подобрать слюни и перевернуться на живот, скрывая стояк, когда Никита бегом поднялся в мансарду с горой сэндвичей на подносе и бутылкой запотевшей колы подмышкой.
— Вылазь! — хлопнул он Марусю по заднице. — Жратва пришла!
— Свет не дали еще? — спросил его Макар, дотягиваясь до бутылки. В горле страшно пересохло, даже есть хотелось не так сильно.
— Неа, — ответил ему брат, глядя честными глазами.
Вот только кола была ледяная…
Впрочем, он сам действовал бы так же.
Не выпускать же добычу из загребущих лап?
Растрепанная и раскрасневшаяся Маруся вылезла на свет божий, но тут же завернулась в одно из одеял, пряча грудь. Парни же остались голыми. В конце концов, так удобнее уляпываться майонезом и кетчупом и проливать на себя колу.
Помылся — и молодец. Лучше, чем стирать одеяла.
— Ну так что, Марусь… — сожрав два сэндвича, Никита наконец смог вернуться к беседе. — Что там с твоей невинностью? Кому она досталась?
Маруся, вгрызавшаяся пока только в первый бутерброд, перестала жевать и замерла.
— Не знаю… — проговорила она наконец. — Все сложно.
— Ну ты даешь! Что тут сложного? Кто пленочку порвал — тот и счастливчик!
— Никто не рвал, — она вздохнула и отложила бутерброд, зато вцепилась в бутылку колы двумя руками, прячась за ней. — У меня ее не было никогда. Даже врач подтвердил.
— Ничоси! — Макар подполз поближе. — И твой Андрюша поверил? Тогда почему…
— Не поверил, — вздохнула Маруся. — Сказал, что я врача подкупила. Но что он все равно меня любит. Просто у нас не получалось никак.
— Пидор какой! — бросил Никита, сжав свой сэндвич так, что кетчуп таки капнул ему на живот. Размазывая ладонью красное пятно, он добавил: — Зря он не приехал сюда все-таки…
— То есть, у вас с ним так ничего и не было? —уточнил Макар, заметив то, что не заметил в своем гневе брат.
— Ну он пару раз попробовал, но это было очень больно, — Маруся не поднимала глаз. — Он злился, у него пропадала эрекция, говорил, что я просто притворяюсь, чтобы убедить его, что у меня никого не было.
— Импотент! — снова припечатал Никита. — У меня три дня на тебя стояло, если я кусочек жопы мельком видел, а у него, видите ли, падает…
— Серьезно? — Маруся вскинула на него глаза, но наткнулась взглядом на эрегированный член и покраснела.
— Я на тебя дрочил с тринадцати лет, — хмыкнул Макар.
— А я когда первую свою трахал, тебя представлял, — поддакнул Никита.
— Ты чего? — обалдело посмотрел на него Макар. — С Ленкой? Реально?
— А что? Ты нет?
— Нет…
— Ха!
Никита откинулся на подушки, не забыв между делом потискать левую грудь Маруси, с которой сполз край одеяла.
— Ладно, не в этом дело. Так мы выходит… — до него начало доходить, и он вновь приподнялся на локтях, неверяще глядя на нее.
— Мы у тебя первые? — прямо спросил Макар, до которого дошло быстрее.
— Технически… — замялась Маруся. — Если смотреть формально… То…
— Охуеть! — выдохнул Никита, опрокидывая ее на спину и впиваясь в губы триумфальным жестким поцелуем. — Сколько ты с ним встречалась?
— Два года, — пискнула Маруся, придавленная его телом.
— Два года этот поц не мог взломать нашу девочку, а мы за два дня справились! — расхохотался он, сдергивая с нее одеяло и принимаясь радостно тискать грудь. — Такая взрослая, такая невинная — и вся наша!
— Уже не невинная, — заметил Макар.
— К утру будет совсем развращенная, — согласился с ним брат. — Да, Марусь?
— Ну хватит… — простонала та, вновь закрывая ладонями лицо.
Рассказывать про их отношения с Андрюшей оказалось намного более стыдно, чем кричать и выгибаться, наполненной обоими близнецами сразу.
Может быть, потому, что с ним она каждый раз чувствовала себя неправильной, негодной, какой-то грязной, хотя не сделала вроде бы ничего плохого.
А с ними…
Они смотрели на нее с таким восхищением и вожделением, что для стыда просто не оставалось места.
Их так радовали прикосновения к ней, они с таким удовольствием ласкали ее, целовали и любовались на ее тело, что никак не получалось почувствовать, что это что-то плохое и неправильное.
По крайней мере, сейчас — в темной мансарде, спрятанной от всего мира завесой дождя.
Никита ловко, одним движением перевернулся на спину, не размыкая объятий, и она оказалась верхом на нем. Он закинул руки за голову и, глядя на Марусю из-под ресниц своими льдисто-голубыми глазами, скомандовал:
— Теперь давай сама. Садись на меня.
Маруся оглянулась на Макара в поисках поддержки, и тот ободряюще кивнул и обнял ее сзади, положив ладони на маленькую грудь.
Губами прижался к шее и шепнул:
— Давай, не бойся, я тебе помогу.
До рассвета оставалось еще много-много часов…