— Зачем? — шептал Никита, покрывая ее ступни нежными поцелуями и обхватывая губами маленькие нежные пальчики ног. — Зачем тебе к ним? Неужели с нами не лучше?
— Не бросай нас… — Макар молчал всю ночь, хотя брат его переходил от грязных словечек к нежностям и обратно. Но рассвет сломал и его. — Пожалуйста.
Он с закрытыми глазами принимал от нее ласку тонких пальцев и, если бы кто-нибудь присмотрелся к запрокинутому лицу, мог бы заметить блестевшие под веками слезы.
— Ну ребят… — Маруся, охрипшая от криков и стонов, откашлялась и попыталась сделать так, чтобы ее голос не дрожал. — Мы же взрослые люди. Мы же не можем всю жизнь жить здесь втроем и круглые сутки трахаться.
— Почему? — поднял глаза Никита. В голосе его было упрямство, хорошо знакомое его матери.
Ослиная упертость в полную глупость, с которой его невозможно сдвинуть.
— Хотя бы потому, что вы хотите стать пиратскими капитанами, — тихо засмеялась Маруся. — А значит — вам нужно море и корабль. Вообще-то даже два корабля.
— Два? — нахмурился Никита.
— Вам никогда не приходило в голову, что на корабле, даже пиратском, не может быть двух капитанов? Вам в любом случае придется расстаться. А я между вами не разорвусь. Даже если…
Она не договорила, а Никита с Макаром не услышали повисшего в воздухе окончания фразы. Они, кажется, действительно впервые задумались о том, что их детская мечта, переложенная на взрослый язык, предполагает не только образование государственного образца, но и — расставание. Оборванную связь близнецов.
Они мрачно смотрели друг на друга, не понимая, почему умудрились упустить из виду такую очевидную вещь.
— Мы ведь не можем жить втроем… — задумчиво и грустно сказала Маруся, отвечая уже на собственные мысли. — Не в реальной жизни.
— Почему? — так же упрямо, как брат, спросил Макар, подбираясь к ней ближе, обнимая и утыкаясь в шею, где пахло сонной Марусей и настоящим домом.
— Потому что никто не живет с сводными братьями-близнецами, как с мужьями. Так нельзя.
— Можно! — упрямо возразил Никита, набычившись.
— Я нормальная женщина, я однажды захочу замуж и детей. Как вы себе это представляете? С кем я в загс пойду? От кого рожу ребенка? Кого буду называть его отцом? Как представлю вас соседям, воспитателям, подругам?
— Так и представишь — вот мои два мужа, — кивнул Никита.
— А что такого? — фыркнул Макар, вообразив эту картину. — Пусть завидуют!
— Вы с ума сошли? — Маруся отстранилась, глядя попеременно им в глаза. — Нет. Все между нами кончится тут. Когда вернутся родители.
— Родители…
— Ага. Родители, — кивнула она. — Которые не очень-то обрадуются нашим… развлечениям.
— Ничего! — решил Макар. — Родители переживут. Когда наша драгоценная матушка путалась с твоим отцом, она нас не спрашивала. Вот и мы не спросим. Мы совершеннолетние, имеем право на все, что угодно.
— Балбесы вы совершеннолетние… — грустно вздохнула Маруся, всеми своими четырьмя годами разницы осознавая ту реальность, которую близнецы пока отказывались принимать. — Папа вас придушит. А потом утопит в колодце.
— Не утопит! — Макар подскочил, чтобы распахнуть окно, в которое лилось розовое рассветное солнце и проветрить мансарду, насквозь пропахшую сексом. — Он нам разрешил.
— Что разрешил?!
— Тебя, — кивнул Никита. — Ну то есть, не буквально тебя, но…
— Ну-ка, ну-ка… — Маруся куснула Никиту за бицепс, который он не успел напрячь и наконец-то ей удалось вонзить зубки во вкусную живую плоть. — Рассказывайте! Что я там не знаю?
— Помнишь, когда нас поймали за то, что мы подглядывали? Твой отец провел воспитательную беседу, — вздохнул Макар.
— И что сказал?
— Что если мы будем вести себя как сексуально-озабоченные бабуины, нам никогда не будут светить такие девушки, как ты! — почему-то с очень довольным видом сообщил Никита.
— А вы ему признались, что вам нужны такие девушки, как я?! — ахнула она.
— Да чо там признаваться… — Макар задумчиво уставился в небо.
Его ладонь скользила по гладкому бедру Маруси благоговейно и нежно.
— То есть, папа узнал о ваших пубертатных фантазиях раньше меня?
— Типа того.
Никита кувырнулся, сгребая ее в объятия и укладывая к себе на плечо. Сплел ее ноги со своими и Макару осталось только пристроиться сзади, зарывшись в пушистое облако светлых волос.
— И каким образом из этого следует, что он вам разрешил быть со мной?
— Герман сказал, что в тот день, когда увидит с кем-нибудь из нас такую девушку, как ты, он поймет, что мы выросли достойными мужчинами, которым можно доверять, — важно процитировал Макар слова отчима.
— Ха! — Никита ущипнул Марусю за сосок. — Оказалось, что такие девушки, как ты, очень даже любят сексуально озабоченных бабуинов!
Она открыла рот, чтобы возразить, и Никита тут же захватил его в плен, по очереди прикусив сладкие губы. Но Маруся все равно не смогла придумать, что ответить, так что и не жалко, что он так и не дал ей ничего сказать следующий час… и еще час. И еще.
Они так и уснули втроем, не закончив важный разговор.
Проснувшись, вновь тискались, завтракали, загорали и купались.
Любили друг друга, готовили обеды, засыпали.
Путешествовали на велосипедах к дальнему лесу.
Катались на лодке по реке от островка до островка.
Съездили как-то на утреннюю рыбалку, и Маруся поймала крупного окуня, которого братья ей торжественно приготовили на обед.
Однажды выбрались в заброшенный дом на краю деревни, в котором, по слухам, водились привидения. Как выяснилось, скрипучие трухлявые бревна не хранили никаких секретов. В солнечном свете, лившемся из пролома в крыше танцевали пылинки и почему-то пахло свежеиспеченным хлебом, словно запах хранился тут долгие годы специально для того, чтобы этот день стал еще уютнее.
Потом залезли на кряжистую сливу, что пряталась в дальнем уголке сада и там ели самые вкусные сливы, что они пробовали за всю свою жизнь.
Тяжелый разговор и неизбежное расставание все равно висели над ними Дамокловым мечом. Но если смотреть на ослепительное солнце и щуриться сквозь упавшие на лицо волосы, то можно было этот меч случайно не заметить.