Материнский инстинкт

Глава 16

Возвращаясь с вокзала, зашла в магазин и купила газету, сама даже не зная зачем. Но дома, сидя на балконе, просматривая объявления, наткнулась на одно весьма интересное: «Потомственная гадалка Серафима снимет сглаз, порчу, венец безбрачия. Приворот, присушка. Все виды услуг. Гарантия 100%». Ничего особенного на первый взгляд не было в этом объявлении – таких сотня в любом издании, но отчего-то именно этот текст заинтересовал. В душе зажглась искорка надежды, что есть в мире человек, который знает способ, как помочь и решить все мои проблемы разом. Я никогда не прибегала к услугам гадалок, целительниц и прочих мастеров оккультных наук, но в последнее время, когда жизнь полностью вышла из-под контроля, можно было и этот способ попробовать. Во всяком случае, я ничем не рисковала — да и что было у меня, чем можно было рискнуть? Лихорадочно, как будто от этого действительно зависела моя жизнь, набрала указанный в объявлении номер и совершенно неожиданно даже для самой себя уже через несколько часов стояла возле ворот, ведущих в дом Серафимы.

Огромный особняк в хорошем районе, высокий забор, домофон, цепные псы. По всему было видно, что у гадалки дела идут великолепно. Предварительно по телефону она согласилась со мной встретиться, назвав довольно внушительную сумму, за которую обещала избавить от всех проблем в кратчайшие сроки. Серафима убедила, что еще ни разу не ошибалась, за что ее очень ценят клиенты. На этот раз я решила поверить. Я дошла в своем отчаянии до такой степени, что согласна была поверить кому угодно.

А может просто хотелось верить в чудо? Всегда же хочется, чтобы кто-то другой взвалил на себя ответственность за твою жизнь. Это же так удобно – переложить все на другого. Тогда, если что-то пойдет не так, всегда можно ткнуть в кого-то пальцем и визгливо закричать: «Это ты! Ты во всем виноват! Если бы не ты, то я...» И так во всем и всегда.

Нажала на звонок, и прошло не больше минуты, как по ту сторону кованых ворот послышался голос:

— Вы Ирина?

Голос без всяких сомнений принадлежал мужчине — молодому или старому понять невозможно, но голос приятный. Я немного расслабилась, но все равно не могла избавиться от ощущения, что что-то я явно делаю не так. Захотелось плюнуть на все и бежать, бежать галопом прочь от этого места, не оглядываясь. Но я подавила в себе трусливый порыв и, прочистив горло, ответила:

— Да. Мне Серафима назначила на четыре. Вы меня впустите?

— Конечно! Сейчас открою, только подождите немного, пока я собак привяжу, чтобы они вас не покусали, — мне показалось, что мужчина за забором улыбался, разговаривая со мной. Голос его был теплым, обволакивающим. Женщины, услышав такой тембр, бросают все и идут за обладателем баритона хоть на край света.

— Хорошо, — только и смогла ответить, скорее для себя, чем для моего собеседника, потому что он явно был занят привязыванием и усмирением собак. Судя по лаю собачьей своры, что я слышала, только подойдя к воротам, грабить этот дом и врагу страшно советовать.

Мне не терпелось поскорее попасть внутрь — на улице с самого утра шел ливень, и зонт уже ни от чего не спасал. Я полностью промокла, и легкое очень свободное платье облепило тело, словно латексный костюм. Мне было мокро, душно, меня тошнило, и кружилась голова. От волнения или от токсикоза понять не могла, но плохо было однозначно. Да и волнение о том, что в таком наряде любой мог увидеть мой утянутый до невозможности живот, не давало покоя. Пока мой невидимый собеседник уговаривал собак, лязгающих цепями, войти в вольер и сидеть тихо, я изо всех сил зажмурилась и попыталась успокоиться. Через несколько минут мне это все-таки кое-как, но удалось.

Заскрипели петли забора, давно требующие смазки, и передо мной предстал высокий брюнет с хитрой, обезоруживающей улыбкой и наглым взглядом. Он оценивающе, совершенно ничего не стесняясь, медленно осмотрел меня с головы до ног и хмыкнул. Что он хотел этим выразить, понять было сложно, но когда он смотрел на меня, чувствовала тепло, льющееся по венам, достигающее сердца, расслабляющее. Я тряхнула головой — если уж этот парень умеет выписывать такие ментальные узоры, то, что ждать от хозяйки дома?

— Входите, красавица, — он немного подвинулся, давая возможность пройти во двор. — Мама готова к приему.

— Значит, у Серафимы такой взрослый сын? А по телефону голос мне показался очень молодым, — поинтересовалась, протискиваясь мимо парня. Он вроде как подвинулся, но все равно слишком малое пространство разделяло нас и жар, исходящий от его тела, просто обжигал. У меня еще больше закружилась голова, непонятное ощущение зародилось внутри, но я никак не могла понять, что это за чувство?

— Тут нет ничего удивительного на самом деле, — парень возился с многочисленными замками на воротах и совсем на меня не смотрел. Пользуясь его занятостью, постаралась как можно дальше отойти, чтобы вырваться из-под его власти. Не знаю, специально он это делал или все выходило само собой, но мне не понравились мои ощущения. — Мама очень рано меня родила — в пятнадцать, а так как мне всего двадцать три, то можете сделать вывод, что наша Серафима еще имеет право обладать молодым голосом по телефону. Ну и не только по телефону.

Парень, разделавшись, наконец, с замками, посмотрел на меня и засмеялся. Потом медленно пошел вперед, указывая правильную дорогу. В таком огромном дворе без провожатого легко можно заблудиться.

Мне ничего не оставалось делать, как разглядывать спину своего попутчика. Нет, он определенно красавец - высокий рост, стать, широкие плечи и вьющиеся, черные, словно ночь волосы. Плюс отменный вкус в выборе одежды и какая-то загадочная внутренняя сила, которая, казалось, заполоняла все вокруг. Я никогда не встречала такой магнетической личности — девушки, наверное, разрывают его одежду на сувениры. Страшно представить, что с ним станет дальше. Вернее, что станет с теми девушками, что будут попадаться на его пути.

Словно прочитав мои мысли, он резко обернулся и с какой-то простодушной улыбкой сказал:

— Да, тут вы правы: отбоя от девушек у меня и вправду нет. Только я по природе однолюб. Так уж получилось. Кстати, не хотите стать моей суженной?

Мне стало не по себе оттого, что он так просто понял, о чем я думала.

— Откуда вы узнали, что творится у меня в голове?

— Ну, вы же не к шарлатанам пришли. Меня матушка кое-чему обучила, — сказал парень и подмигнул. Было в нем что-то порочное, темное, дьявольское. От таких мужчин лучше держаться подальше, как бы тело не реагировало на их присутствие.

Я почувствовала, как краска заливает лицо, спускаясь все ниже. Казалось, что все тело мое полыхает огнем смущения. Стало безумно жарко и я бы не удивилась, если от мокрой одежды начал валить пар. Чертовщина какая-то. 4

Тем временем мы подошли к высокой резной двери, ведущей в дом. Парень нажал какую-то кнопку, и через секунду дверь распахнулась, впуская нас внутрь. Большие, просторные комнаты, стены которых были сплошь увешаны портретами незнакомых людей. Все картины, написанные в едином стиле, показывали миру людей, очень друг на друга похожих. Родственники, что ли?

— Это мой отец пишет, — снова прочитав мои мысли, сказал парень. — И заметьте — это еще не все представители нашего семейства. Большая часть отцовских работ пылится в его мастерской, а тут висят, так сказать, лучшие экземпляры.

Снова этот глубокий, хрипловатый смех, от которого судорогой сводило икры на ногах.

— Перестаньте так делать! — чуть не взвизгнула, отойдя от собеседника на несколько шагов. — Я не за этим сюда пришла.

— Хорошо, хорошо, — улыбнулся одним уголком рта парень, — не буду. Но попробовать стоило — вы очень красивая.

И больше не сказав ни слова, повел меня вдоль длинного коридора. Здесь, в самом его конце, рядом с лестницей обнаружилась простая белая дверь.

— Это матушкин приемный покой, — хмыкнул парень. Странное дело, я больше не чувствовала ни жара, ни тепла, как будто он нажал на рычаг и выключил свой животный магнетизм. Мачо на самоуправлении — интересный экземпляр. — Стучитесь и вам откроют. А я пойду. У меня еще целая куча дел. Приятно было познакомиться, Ирина, — парень поднес мою руку к губам и еле ощутимо прикоснулся. Поцелуй был невесомый, чуть ощутимый, но очень приятный. Словно я была самой хрупкой вещью на свете, к которой страшно прикоснуться. — Рад буду снова вас тут видеть.

Мне стало жалко всех девушек из его окружения — даже я практически поддалась его чарам. А ведь ему только двадцать три!

После его ухода, я осталась совсем одна перед закрытой дверью, за которой, верила, решится моя судьба. Не в силах больше ждать, глубоко вздохнув, робко постучала.

— Входите, Ирина!

Я вошла и увидела небольшую комнату со светлыми стенами. Из мебели имелся только стол, два стула, на одном из которых и восседала хозяйка. Был здесь и небольшой, очень уютный диван, на котором, наверное, так приятно отдыхать после трудового дня. Меня поразило полное отсутствие икон, черных свечей, благовоний и прочих атрибутов, наполняющих, обычно, кабинеты специалистов подобного профиля. Впрочем, никаких портретов тут также не наблюдалось.

— Никогда не разделяла увлечения мужа писать всех подряд, а потом завешивать этими портретами все стены в доме. Я только тут и могу расслабиться, хотя он уже двадцать лет пытается что-то мне тут повесить. Но я пока упорно сопротивляюсь. Вот когда перестану людей принимать, тогда, может, и уступлю.

Серафима сидела за столом, сложив руки на коленях. Она была совершенно не похожа на гадалку: действительно молодая, модно одетая, с улыбчивым лицом и необычайно умными глазами. Я сразу поняла, кому обязан своей красотой ее сын.

— Да, сын у меня настоящий красавец, но только никак не может определиться с выбором невесты. Я еще, когда беременная ходила, зареклась заглядывать в будущее своих детей и пытаться влиять на какие-то события. Конечно, мне трудно держать свое обещание, но пока что изо всех сил креплюсь, хоть мне порой ой как тяжело бывает.

Глядя в большие, темные глаза Серафимы мне отчаянно захотелось ей довериться.

— Понимаете...

— Все я понимаю. Что тут может быть непонятного? - Она указала тонким пальцем на мой живот. — Хоть и пытаешься скрыть его от посторонних глаз, и никто ни о чем не догадывается, но мне-то много рассказывать не нужно.

— Что мне делать? — хотелось плакать, но я пока что держалась, храня слезы для более подходящего момента.

— Не нужно плакать! Сейчас разложим карты, и тогда будем думать.

— Давайте. Я все, что угодно для вас сделаю. Только помогите мне.

— Не разбрасывайся обещаниями, которые выполнить не сможешь. Не кипятись и не мешай мне работать, — резко оборвала меня гадалка и взглядом пригласила присесть на второй свободный стул.

Она достала из кармана потертую колоду карт, заставила меня сдвинуть несколько и принялась раскладывать. В воздухе повисла оглушающая тишина, которая, казалась, могла задавить своей тяжестью. Серафима долго смотрела на свой расклад и хмурилась. Потом посмотрела на меня как-то странно, вздохнула, прежде чем заговорить. От ее взгляда мурашки пробежали по коже, я сглотнула ком, подступивший к горлу, и приготовилась слушать.

— Тебе двадцать пять. Родителей давно похоронила, а подруги разъехались по разным городам. Одна недавно приезжала. Та, которая бездетная и очень от этого переживает. Знаю я, от чего они без ребеночка мучаются. Дело в том, что на свадьбе одна завистница облила их с головы до ног какой-то жидкостью отравленной, у бабки заказанной. Поэтому они и не могут никого родить, хотя анализы хорошие. Правильно говорю?

— Правильно, — чуть слышно ответила я.

У меня буквально мурашки по коже начали бегать. О том, что Димкина бывшая облила их с Ольгой какой-то вонючей ерундой знали очень немногие люди — до того скромная у них была свадьба. С каждой секундой я доверяла Серафиме все больше и больше.

— Только ты постарайся с ней дружбу оборвать — она несет в себе дух разрушения. Бедой может кончиться.

Вот тут мне захотелось засмеяться — Ольга? Разрушение? Ересь какая-то. Но говорить вслух не стала — Серафима, смотрю, не брезгует в головах копаться, даже сынка научила, вот пусть сама и догадывается, что я думаю о ней.

— Что вы еще там видите, а?

— Много чего вижу. Например, что недавно в твоей жизни появились трое мужчин.

— Трое?

— Именно! — усмехнулась гадалка. — Первый — светловолосый такой. Ты его любишь очень, и он без тебя жить не может. Вы, словно нитка с иголкой повязаны между собой. Куда иголочка - туда и ниточка. Но смотри, если упустишь его, то больше не будет тебе с мужиками счастья. Хоть к гадалке ходи, хоть на кладбище — только он и есть твоя судьба, и терять его ты никак не можешь. Поэтому будь с ним поласковее, с замужеством не тяни, а то упустишь. Потом только и останется искать иголку в стоге сена, только как ее найти-то?

— Хорошо, — я кивнула.

— Второй мужчина, которого ты презираешь. Ты считаешь его виновным во всех твоих теперешних бедах. Это тот, который тебя изнасиловал. Он снится тебе постоянно в нехороших снах, и ты никак не можешь избавиться от этого наважденья. Правильно?

— Да, — ответила, чувствуя как липкий холодок ползёт по моей спине.

— Мой тебе совет — просто отпусти его. Раз и навсегда реши для себя, что это просто наваждение. И все пройдет со временем. Не переживай так сильно.

— Хорошо. А третий?

— О, третий. Самое интересное сейчас будет. Третьего мужчину в своей жизни ты как раз ненавидишь лютой ненавистью, хотя он меньше всего это заслуживает. Этот третий — твой сын, который сейчас живет внутри тебя. Я вижу, что ты от него хотела избавиться. Правильно?

— Да, но доктор сказал, что мне нельзя делать аборт.

— Нужно было делать аборт, потому что обманул тебя доктор. Или просто ошибся — с каждым бывает. Во всяком случае, карты говорят, что аборт прошел бы успешно. Но не будем об этом — прошлого не воротишь и не изменишь.

Меня словно окатили из ведра ледяной водой.

— И что же теперь? — я чувствовала, как слезы, горячие и обжигающие, кислотные готовы вырваться наружу, угрожая затопить все кругом. Обида на доктора, на судьбу захлестнула с головой.

— Теперь срок очень большой. Придется рожать.

— А дальше?

— Что дальше? — Серафима отложила в сторону карты и вопросительно на меня посмотрела.

— Он ведь умрет?

— Все рано или поздно умирают.

— Но он же умрет раньше?

— Ничего подобного. Он будет долго жить.

Мне стало вдруг очень душно.

— Но как же так? — я хваталась за остатки придуманного мной мира, как за спасательную соломинку. Я верила, что от такой ненависти, наплевательского отношения ребенок не сможет выжить.

— А вот так.

— И Вы ничем мне не поможете?

— Я гадалка, а не бабка-повитуха! — сурово сказала Серафима.

— Но вы же обещали решить все мои проблемы!

— Да, я могу решить любую проблему. Вопрос только в том, чего ты именно хочешь? — Я была уверена, что она надо мной издевается.

— А то вы не поняли, какая проблема и чего я хочу!

— Ох, деточка! У тебя столько этих самых проблем, что не знаешь, за что хвататься.

Ну и противная же баба, честное слово.

— Я хочу только одного - избавиться от этого ребенка раз и навсегда.

— За месяц до родов?

— Мне наплевать! Мне нужно, чтобы он родился мертвым!

Серафима долго смотрела на меня, как будто что-то высчитывала в уме. Потом вздохнула и сказала:

— Вот поэтому у моих детей и нет счастья.

Встала, вышла из комнаты и через минуту вернулась с какой-то бутылкой, в которой плескалась мутная жидкость.

— Держи. Как только почувствуешь, что начинаешь рожать, выпей это до последней капли, а бутылку выкинь в окно. Ребенок родится без проблем и мертвый. Послед не выбрасывай вместе с ребенком, а обязательно скорми его бродячим псам через сутки после родов. Все поняла?

— Да, только одного понять не могу — когда мне на самом деле рожать? — спросила, пряча странную бутылку в сумку.

— Я же сказала, что через месяц ровно! — Серафима нервничала и, по всей видимости, очень спешила от меня избавиться.

— Как через месяц? Мне же пятнадцатого сентября рожать, а сейчас только пятнадцатое июля. Рановато.

— Я ничего не знаю, кроме того, что уже сказала. Единственное, что могу добавить: с таким твоим отношением к ребенку удивительно, что он еще раньше не вывалился. А теперь извини — заплати и можешь идти. У меня еще три клиента сегодня, а время уже вечернее. Поэтому не будем друг друга задерживать.

Я поняла, что если не уйду сейчас сама, то через секунду меня выбросят в окно. Я заплатила и поспешно ретировалась.

Оказавшись на улице, смотрела на вечернее летнее небо и облегченно улыбалась, сжимая в руках сумку, в которой лежала заветная бутылочка — ключ от всех моих проблем.