Материнский инстинкт

Глава 24

Мы снова сидели на кухне, и пили вино, как будто можно отмотать время назад и расставить все по местам. Чувствовала, как сильно отдалились мы за последнее время друг от друга - некогда два самых близких человека не знали, что сказать, как выразить то, что накопилось за последние месяцы. Всегда понимающие друг друга без слов мы не могли найти точек соприкосновения. Все-таки как легко потерять то, что было так естественно и привычно на протяжении долгих лет. А, может быть, мы просто привыкли дружить, считать себя подругами, а на самом деле между нами давно все закончено? Кто знает? Выпито уже слишком много и хмель постепенно пробирается в наш мозг, плавя мысли и обнажая чувства. Ольга смотрела в одну точку и стряхивала пепел на юбку, но она не замечает этого, а у меня нет ни желания, ни сил ей об этом сообщать, какая разница, что будет с ее юбкой? Я хотела закрыть глаза, а открыв, не увидеть ее рядом, не помнить ее дикого взгляда и криков. Я хотела все забыть, хотела, чтобы между нами было все, как прежде, но разве это возможно? Я виновата перед ней, солгала, не рассказала вовремя, не поделилась, но сначала не знала как, а потом просто не хотела. Мне жарко и я снова сорвалась - курю в открытую форточку, стоя на подоконнике. Меня качает из стороны в сторону, и я крепко ухватилась за оконную раму - меньше всего на свете мне хотелось вылететь из окна.

- А помнишь, как мы ездили в клуб? Ты никогда не любила садиться в попутные машины, постоянно вызывала такси. Осторожная ты, Ирка, была. Некоторые особенно лихие подруги не понимали тебя - они хотели приключений, драйва, экстрима, но с тобой такой номер не прокатывал.

- Я все помню.

- Это точно. Память у тебя хорошая.

Ольга снова замолчала. Я не хотела знать, о чем она думает, о чем вспоминает - слишком многое было у нас за плечами.

- Я тебе завидую, ты знаешь? - сказала она хриплым голосом, будто сдерживала рвущиеся на свободу рыдания.

- Сейчас, или всегда завидовала? - спросила, не поворачивая головы. Мне не нужно на нее смотреть, чтобы знать, какое у нее в этот момент выражение лица. Я слишком хорошо знала ее, мы слишком хорошо знали друг друга.

- Кто его знает, всегда я тебе завидовала или только начала, - вздохнула. - Потому что перед моей завистью в данный момент меркнет все на свете. Не понимаю, почему все самое лучшее достается именно тебе.

Ее слова, жестокие по своей сути, больно ранят. Мое сердце трещит по швам, из него, словно из лопнувшего шарика, со свистом вылетает все мое прошлое, вся моя любовь к этой избалованной девушке.

- И что это интересно знать мне такое самое лучшее досталось, чего у тебя нет? - вскрикнула, слезая с подоконника, при этом больно ударившись коленом об батарею. - Смерть родителей, работа в обычной средней школе, безденежье, одиночество, извечная тоска? Это мне досталось? Это то самое лучшее, чего тебе в твоей отожратой и беззаботной жизни не хватало, да? Забирай! Что молчишь? Этого ты хотела, этого тебе для счастья не хватало?

Я кричала, не в силах остановиться, потому что не могла поверить, что она всегда мне завидовала. Чему завидовать? Не понимала и отказывалась в это верить. Не хотела понимать, что столько лет доверяла такому человеку.

Вино расслабило меня, придало уверенности и сейчас я могу сказать то, о чем ни при каких условиях говорить не хотела. Чудом сдержала рвущуюся на свободу правду - ей все еще незачем знать, каким образом на самом деле в моей жизни появился Саша.

- Ладно, не кипятись, - лениво махнула рукой подруга и закрыла глаза. - Не обращай внимания, я пьяная и сболтнула лишнего. Я ничего такого в виду не имела, прости.

- Ты из-за Саши так переживаешь? - спросила, немного успокоившись и закуривая очередную сигарету.

- Саша? Кто это? - непонимающе уставилась на меня подруга. Наверное, действительно слишком пьяна, чтобы адекватно реагировать и хоть что-то понимать.

- Это наш сын. Из-за него ты так расстроилась? Потому что ничего не сказала тебе? Прости меня за это, я виновата. Но я никак не ожидала от тебя такой реакции, понимаешь? Ты испугала меня, черт возьми!

- Сын. - Ольга снова замолчала, уставившись в одну точку.

Я не стала нарушать молчания и снова подошла к окну, на этот раз открыв его полностью - было душно и больно дышать. В один момент поняла, что нам больше не о чем разговаривать. Какая-то стена за доли секунды стала между нами. И что самое ужасное - я не хотела разрушать эту стену. Как будто не было стольких лет дружбы и самых теплых отношений. Как будто мы познакомились только что и не можем придумать ни единой темы для разговора. И молчание становится в тягость. Что-то оборвалось внутри нас, между нами, внутри наших отношений. Нет уже той ниточки, что связывала столько лет. Осознание мощной волной, бурной рекой обрушилось на меня, и я заплакала.

- Откуда у тебя этот ребёнок? - услышала взволнованный голос. И если до этого я еще думала признаться, хотела сказать правду, то сейчас смысла в этом не было.

- Я нашла его на улице.

- И он уже твой? Он же маленький совсем, почему так быстро получилось?

- Да, мой. Наш. Рома подготовил все документы и через своих знакомых в органах опеки и в суде нам все сделали в считанные дни. Поэтому да, Саша - официально наш сын, поэтому нам и пришлось в срочном порядке расписываться.

- Хорошо иметь везде знакомых, да? - услышала в голосе злость.

- Как будто у вас с Димой нет связей. Если бы захотели, давно бы уже ребенка усыновили.

- Ты права, полно знакомых. Но только ребенка подходящего нет, - ответила она со вздохом. - Дима хочет, чтобы полностью здоровый был и без дурной наследственности, а такого ребенка найти нелегко. Даже с нашими связями.

- А я, видишь, и не искала ничего, а нашла. Иногда нужно отпустить ситуацию, и она сама собой разрешиться, - я не лукавила. В последнее время все больше убеждалась, что нужно ко многому относиться гораздо легче и не рефлексировать попусту. 1

- Предлагаешь перестать искать? Я же не остановлюсь, ты меня не первый день знаешь. Все равно добьюсь своего, чего бы мне это не стоило. И стану матерью.

- Я ничего не могу предлагать. Все мои предложения ты отвергла. Поэтому разбирайся сама.

Снова тягостное молчание.

- Ладно, Ир. Я пойду. Устала что-то, сил нет. - Ольга и правда выглядела очень уставшей. Бледное лицо, синяки под глазами - я не узнавала ее. Проблемы подкосили ее, сделали слабее, но глаза горели решимостью. Она не собиралась сдаваться.

- Как скажешь, - ответила и, покачиваясь, пошла открывать дверь. Ольга молчала, пока я возилась с замками. Когда дверь открыта, и можно уходить, она спросила:

- А когда ты с ребенком гуляешь?

- Ну, не всегда я гуляю. Бывает и Рома, но вообще-то около пяти вечера.

- Ладно.

- Пока, дорогая. Заходи, если что - всегда рада! – сказала, и самой стало противно от того, как лживо это прозвучало, но Ольга настолько пьяна, что, наверное, не почувствовала фальшь. Или мне так только хотелось думать?

- Ага, заскочу как-нибудь. Не скучай!

Дверь закрылась и стена, вдруг разделившая нас, стала осязаемой.

- Ну что? - Рома осторожно выглянул из спальни.

- Ушла.

- Хорошо. Неприятная особа...

- Ты знаешь, впервые после ее ухода испытываю радость. Похоже, отдружились, - почувствовала, как горячие слезы обожгли веки. Мне больно и грустно, я никогда не думала, что нашей дружбе наступит конец.

Рома молча подошел и обнял.

- Заяц, пошли пить кофе. Тебе нужно взбодриться, а то еле на ногах стоишь, - ласковый голос, словно дуновение летнего бриза, вселяет надежду. Он рядом, он не уйдет, мы вместе, а больше мне ничего и не нужно.

- Ну и накурили! - Рома поморщился. Я замечаю, что кухня, словно после пожара - сизый дым кругом.

- Как Саша? - спросила со вздохом, присаживаясь за стол.

- Саша утомился и спит.

- Если я усну, ты его покормишь?

Рома засмеялся:

- Его не покорми, так он половину дома разворотит.

- Это точно, - ответила и зевнула.

- Засыпаешь уже?

- Да. Пошли. Уложишь меня спать, будто я тоже маленький ребенок, - улыбнулась. - Я так устала.

- Что-то вас много на меня одного, - засмеялся.

Рома взял меня на руки и отнес на кровать. Но я не помнила, как уснула. Единственное, что запомнила - высокая кирпичная стена, увитая плющом, через которую не в силах была перебраться, что мерещилась мне во сне вплоть до самого рассвета.