Материнский инстинкт

Глава 1

"Ох, и холодина", — думала я, выходя самой последней из здания школы.

Сегодня я неприлично долго задержалась на работе, разбираясь в новых директивах, которыми перед самым окончанием первого полугодия решило «обрадовать» нас вышестоящее начальство. Плюс ко всему, особенно нерадивые ученики полным ходом сдавали «хвосты», стараясь изо всех сил блеснуть знанием географии и очень плохую оценку превратить хотя бы в удовлетворительную.

Работу свою я очень любила, хотя география был и не самым котируемым среди учеников предметом — время мечтателей и романтиков ушло, но посмотреть мир в его разнообразии хотели все, поэтому название столиц и расположение на карте стран, в которых детям хотелось побывать, разучивали старательно. К тому же я искренне к ним относилась, любила и по возможности была снисходительна. О чем можно было еще мечтать? Иногда, конечно, в особенно запущенных случаях «двойки» все-таки выставляла, хоть и жутко не любила до этого доводить, но что поделать, если некоторые даже Каир пытались найти на карте Австралии? Но пересдать давала возможность всем, хоть и жертвовала при этом своим личным временем.

Правда, к сожалению, дома меня давно уже никто не ждал — родители и старший брат погибли в автокатастрофе семь лет назад. Мне тогда только исполнилось восемнадцать, вся жизнь была впереди — она вырисовывалась перед моим мысленным взором в самых радужных красках, но трагедия, унесшая жизни моих близких, беспощадно разрушила все мои планы.

Жить мне тогда совсем не хотелось — зачем была мне эта жизнь, если я в один момент лишилась всяческой поддержки? Казалось, что вместе с ними в той машине погибла и я. Но время лечит любые раны, и вот спустя семь долгих, пустых лет я снова могу улыбаться, смеяться и дышать полной грудью. Меня спасли мои ученики, которые помогали мне чувствовать себя живой — за это я могла простить своей работе, иногда выматывающей до дрожи в коленях, абсолютно всё. Ведь только оказавшись в стенах школы, я могла жить. Или хотя бы не выть от тоски.

Возвращаясь тем холодным вечером, чтобы сократить путь я решила проскочить через железнодорожный переезд, хоть обычно старалась идти по более цивилизованным дорожкам. Было темно и слякотно — накануне несколько дней шел ливень, и земля стала похожей на глину. На носу были новогодние праздники, а погода была, словно ноябрь никак не хотел уходить на покой. Сырость пробиралась под одежду, пронимала до костей, а ледяной ветер буквально сбивал с ног. Старалась идти как можно быстрее, но шпильки вязли в грязи, и передвигаться с каждым шагом становилось все сложнее. Как не старалась сохранить равновесие, все-таки поскользнулась и, упав плашмя в лужу, вымазалась полностью. Попытавшись подняться, только еще больше испачкалась. Громко выругавшись (хорошо, что на улице я была совершенно одна — репутация учителя не давала мне права ругаться в голос), стала снова медленно подниматься, и через некоторое время мне это все-таки удалось. Кое-как отряхнувшись, я медленно пошла дальше. «Хоть бы никого из учеников или их родителей не встретить», — лихорадочно метались мысли в голове.

Пройдя несколько десятков метров, услышала, а точнее почувствовала, что на дороге я уже далеко не так одинока, как мне казалось ранее. Спинным мозгом ощутила, что это мужчина. Стало неловко за свой внешний вид, тем более что я не знала — видел ли мой нечаянный спутник столь позорное падение. От мысли, что он мог заметить мои кульбиты, становилось совсем неловко. Тут к неловкости добавилось новое чувство — скребущий, словно когтями, душу страх. Но стараясь двигаться быстрее, я только еще сильнее вязла в грязи.

Тем временем, чавкающие звуки шагов незнакомца за моей спиной приближались. В ночной тишине они были настолько отчетливо слышны, что казалось — еще секунда и дыхание преследователя, словно ветер, растреплет мои волосы.

Только я решилась остановиться и посмотреть, кто же там за мной так усиленно гонится, как ощутила весьма болезненный толчок в спину. Удержаться мне на ногах не удалось, и я, подавшись вперед, неловко взмахивая руками, снова упала в грязь и больно ударилась носом. От неожиданности я даже не смогла хоть как-то смягчить свое падение. Кровь хлынула из ушибленного (а может даже сломанного) носа потоком и, смешиваясь с грязью, попадала в рот. Я закричала не столько от боли и страха, сколько от возмущения. Меня ведь никто никогда в моей жизни не бил!

Мало того, что я упала и, по всей видимости, повредила каблук в любимых сапогах. Так еще какой-то недоумок сломал мне нос, а сейчас, не смотря на мой протест, тащил в отдаленные кусты.

Место страха заняла обида. Я проклинала себя за беспечность, с которой решилась на столь отчаянную авантюру — надо же было в такой непроглядной темноте пойти не по цивилизованному маршруту, которым пользуются все нормальные люди, а пойти через железнодорожный переезд, где даже с собаками редко кто гуляет. О чем я вообще думала? Как будто мне было к кому спешить домой — ни мужа, ни детей, только лишь абсолютно пустая трехкомнатная квартира, в которой я так и не нашла в себе силы после гибели близких хотя бы сменить обои. Я ведь образованная, умная, взрослая женщина двадцати пяти лет с кое-каким жизненным опытом, как я могла быть такой дурой?

Я уже понимала, чем это приключение для меня закончится. Скорее всего, он, в лучшем случае, изнасилует меня, а в худшем — задушит моими же колготками. И, видит Бог, я не понимала, какой исход будет более предпочтительным. В памяти, в тот момент, пока этот ущербный тащил меня за ноги к зарослям какого-то облезлого кустарника, всплывали страшные в своей жестокости картины изнасилованных, изувеченных девушек и женщин разных возрастов, которых работники нашей доблестной милиции периодически находили в совершенно неожиданных местах. Одну даже нашли в дымоходе заброшенного дачного домика, пустующего в зимнее время. Как она там оказалась, никто даже не выяснял. Наверное, следователи решили, что она — отважный трубочист, потому что, если мне не изменяет память, убийцу так никто и не нашел. И, что, скорее всего, даже и не искал.

Орать я не прекратила, надеясь тем самым привлечь хоть чье-то внимание к своей персоне. Мне так отчаянно хотелось, чтобы какой-то случайный путник, будто в голливудском фильме, набрел на нас в ночи и ударом мощного кулака сбил моего мучителя с намеченной цели. Да, ладно, я согласна была на любого, даже не очень героического спасителя. Пусть это будет смертельно пьяный бомж, главное спугнуть этого недочеловека, не дать ему совершить со мной то, что он себе запланировал.

Мысли в голове носились с бешеной скоростью, мозг работал лихорадочно, я потеряла счет времени, старалась отключить чувства, чтобы ничего не чувствовать.

Что мне сделать? Попытаться его напугать? Так сообщениями о том, что у меня СПИД, сифилис и прочие страшно заразные заболевания, включая лихорадку Эбола, я его вряд ли напугаю. Сказать, что беременная? Так для порядочного маньяка поглумиться над беременной женщиной — особый шик. Я пыталась брыкаться, визжала, плевалась, кусалась, но маньяк лишь отвратительно смеялся, называя меня «своей милой, маленькой девочкой» и дышал в лицо луковым перегаром.

То, что он меня в любом случае изнасилует, а возможно даже и покалечит, для меня стало очевидным. Но я еще надеялась остаться в живых. Не знаю, зачем мне была нужна такая жизнь, но выжить хотелось отчаянно.

Все тело болело немилосердно — он меня сначала тащил метров двести на животе, а потом бил и издевался. Я перестала сопротивляться, потому что четко осознала, что с таким озлобленным, озверевшим персонажем сама, без посторонней помощи никогда не справлюсь.

Зажав рот рукой, чтобы истерические рыдание не нарушали тишину, я закрыла глаза.

Кровь из носа текла, не переставая, и с каждой минутой мне становилось все хуже и хуже — голова кружилась, и в ней не осталось ни одной мало-мальски связной мысли. Плакать я тем временем перестала. Ощутила, как это животное расстегивает на мне пальто, отрывая в истерической спешке пуговицы. Я постаралась сфокусировать взгляд на своем мучителе, но вокруг было слишком темно и глаза не сразу привыкли. Мне правда особенно не хотелось его лицезреть, но я заметила, каким похотливым огнем горели его глаза, как кривился в плотоядной усмешке рот маньяка, в котором виднелся неплотный ряд кривых зубов. И еще это зловонное дыхание, словно это не человек, а бешеный пес. Ну, классика какая-то. Подробнее я рассматривать не стала — в милицию все равно идти не следовало — забросают вопросами, станут гадко ухмыляться, начнут таскать на «место преступления», но так все равно никого не найдут. Еще и меня виноватой сделают — нечего, мол, в короткой юбке шастать. И будешь им с пеной у рта доказывать, что учителя с работы в принципе в коротких юбках не возвращаются — для кого это будет аргументом?

Тем временем насильник уже полностью расстегнул на мне верхнюю одежду и стал лихорадочно рвать блузку и юбку. Вскоре доступ к телу был свободен, и он с яростью принялся бить меня каким-то прутом или хлыстом, как будто я сбесившаяся лошадь, а он опытный жокей. Было невыносимо больно, и в скором времени я ощутила, как тело покрывается мелкими саднящими ранами, из которых тонкими струйками начала течь кровь. Моих сил хватило только на то, чтобы закрыть лицо руками, а все остальные части тела отдать этому уроду на растерзание. Другого выхода в тот момент все равно не было. 7

Прошло совсем немного времени и, к своему счастью, то ли от потери крови, то ли от болевого шока я отключилась. Когда сознание ко мне вернулось, я лежала совершенно голая на сырой земле. Боли я не чувствовала, зато меня знобило, словно в лихорадке. Никого рядом не было, и сколько я лежала без сознания сказать трудно — рядом валялись изодранные вещи, однако пальто было относительно целым (хоть на этом ему спасибо — не пришлось голой домой идти) и сапоги, как ни странно, неплохо сохранились — в них даже можно было ходить. На правом, правда, была небольшая проблема с каблуком, но это почти не имело значения.

Между ног саднило. Я не знаю, сколько времени он со мной совокуплялся (часы разбились при падении), но ощущения были не самые приятные. Я совсем потеряла ощущение реальности, перестала чувствовать свое тело, но одно я знала точно: нужно скорее идти домой — в этом месте мне не хотелось провести ни одной лишней минуты. «Хватит, срезала путь — больше ноги моей здесь не будет!» — думала я, еле волоча ноги и утирая кровь из разбитого носа. Слезы текли из глаз, не переставая, как будто где-то в моей душе прорвало кран. Всю дорогу я плакала и не могла успокоиться. Да и не хотела — мне казалось, что слезы помогут вымыть из сознания воспоминания об этой страшной ночи. Во всяком случае, мне очень хотелось в это верить.