Мерцающий пруд

II

Пар от дыхания лошадей клубился в морозном воздухе и упряжь звенела, когда они нетерпеливо били копытами. Питер натянул поводья, и коляска повернула на звонкую, замерзшую дорогу. Лампы экипажей освещали темный причал, но Лора уже потеряла Лордов из виду.

Экипаж Тайлеров двигался параллельно длинной темной гряде холмов. Уэйд указал в сторону склона одного из них.

— Видишь три группы огней прямо над нами? Там Догвуд-Лейн сворачивает и делает петлю. Нижние огни справа — это наш дом, а дальше по холму — дом Лордов.

В окнах Лордов было много огней, и их приветливый свет казался Лоре теплым и ярким. В доме Тайлеров огней было меньше, и светили они холодно. Ну вот, опять воображение, — укорила она себя и обратила внимание на огни далеко на вершине холма.

— Я вижу, у вас есть и другие соседи. Кто живет в доме на вершине? — спросила она.

Пальцы Уэйда отпустили ее руку, и она почувствовала, что он отдалился от нее, когда он снова заговорил: Ченнинги. Мы не общаемся с ними.

Она не стала расспрашивать, не это было важно в данный момент. Ее интересовали не соседи, а женщина, которая ждала своего сына с новой женой.

За время болезни Уэйда Лора обменялась с миссис Тайлер несколькими письмами. Она написала ей сразу, как только нашла адрес среди его бумаг, и миссис Тайлер ответила, выслав деньги и умоляя не жалеть средств на лечение сына. Кроме Лоры, некому было заботиться о нем, потому что в Пайнвилле не было второго доктора, не было поблизости и госпиталя северян, куда его можно было бы перевезти, или военного лагеря, куда она могла бы обратиться. Она написала в его полк, но письмо задержалось в пути, и ответ пришел, когда помощь уже не была нужна.

Поверхностная рана на плече зажила быстро и чисто, но состояние ноги пугало ее. Она знала об ужасах ампутации, если начнется гангрена. Но каким-то чудесным образом нога поправлялась сама собой, хотя долго еще он не сможет ходить без помощи костыля или палки.

Письма миссис Тайлер были краткие и слегка повелительные, но Лора чувствовала ее беспокойство и в ответ писала подробно и тепло. Она узнала, что миссис Тайлер не может сама приехать к своему сыну, потому что прикована к креслу-каталке. Позднее, во время выздоровления Уэйда, Дора спросила его о болезни миссис Тайлер, и он кратко объяснил ей, что его мать несколько лет назад упала с лестницы. За долгие дни, что она боролась со смертью за своего пациента, к Лоре вернулась способность чувствовать боль, и вместе с ней пришли нежность и жалость к Уэйду. Она быстро установила, что девушка, которую он звал в лихорадочном бреду, была его женой и умерла год назад. Тот факт, что он тоже перенес горе утраты, сблизил их. Уэйд нуждался в ней, он тянулся к ней и был более жизнерадостен в ее присутствии, и это усилило ее нежность, хотя в то же время она внутренне съеживалась, когда чувствовала, к чему это может привести.

Она никогда не пыталась представить себе Уэйда на месте Мартина, однако он именно это проделывал с ней и своей памятью о Вирджинии. Казалось, он радовался, когда обнаруживал новое сходство между ее нежностью к нему и нежным образом Вирджинии. Лора некоторое время боролась против этого, настаивала на том, что она не Вирджиния, что она не похожа на Вирджинию и что в его стремлении создать это сходство в мыслях кроется опасность для него самого. Но когда он тянулся к ней в отчаянии, она не находила в себе сил укорять его.

Молчание в экипаже стало гнетущим, и она с усилием вернула себя к нуждам настоящего времени. Лошади шли шагом, поднимаясь вверх по крутой дороге на вершину холма.

Она снова положила руку на левую ладонь Уэйда под меховой накидкой. Прикоснувшись к его руке, она почувствовала сквозь тонкие перчатки выпуклый шрам в том месте, где что-то проткнуло кисть много лет назад.

— Ты, должно быть, с нетерпением ждешь встречи с Джемми, — сказала она. — Я тоже. Думаю, что он ждет у входной двери, чтобы увидеть тебя.

Он зашевелился, убирая руку из-под меха.

— Джемми не проявляет своих чувств внешне, Лора. Он странный ребенок, как я пытался объяснить тебе. Совсем не похож на свою мать. Может быть, он тебя разочарует.

— Нет, — твердо заявила она. — Я рассказывала тебе о маленьком братеце, который умер несколько лет спустя после смерти моей матери. Джемми займет его место. Кроме того, вспомни, что в течение нескольких последних лет я была школьной воспитательницей и люблю детей.

Уэйд ничего не сказал. Он откинулся на сиденье, и она поняла, что он устал до изнеможения. Ужасно долгая поездка на тряском поезде с бесконечными остановками была изматывающей. Она должна Сейчас помолчать, Дать ему собраться с силами перед предстоящей встречей.

Она считала, что неправильно было не сообщать его матери об их женитьбе вплоть до самого отъезда. У Аманды Тайлер не было времени ответить. Но так хотел Уэйд. Прошлую ночь и сегодняшний день они провели в гостинице св. Николая в Нью-Йорке, и Уэйд послал на остров распоряжение, чтобы Питер встречал сегодня последний паром. Но он плохо чувствовал себя в гостинице, и задуманный отдых ему не помог.

Она вздохнула, и от ее дыхания воздух в экипаже затуманился. Как странно ехать в качестве новобрачной в дом мужа в такой безрадостной атмосфере! Все ее планы с Мартином были полны смеха, шуток и радости. Он вырос в доме по соседству, она знала его всю жизнь, он дергал ее за косички, когда она была маленькой девочкой, целовал под веткой омелы на Рождество несколько лет спустя. Каким далеким это казалось теперь, в ее двадцать два года! Мартин был еще мальчиком, когда ушел сражаться за дело Северного Союза, и с ним ушла ее юность. Она уже чувствовала себя старше, чем когда-либо был Мартин, и, возможно, он не узнал бы ее сейчас. Она чувствовала себя даже взрослее Уэйда, который был старше ее на семь лет.

Лошади поворачивали, и колеса экипажа застучали по подъездной дорожке, Уэйд вздрогнул и очнулся от неловкой Дремоты. Мгновение спустя они остановились перед ступенями парадного крыльца, и Питер спрыгнул с козел, чтобы открыть дверцу экипажа. Лора быстро вышла и, пока Питер помогал выйти Уэйду, стояла, глядя на высокий, хмурый дом. В коридоре мерцал свет свечи, одна лампа горела в окне наверху, и это было все. Огней в гостиной не было. Она решила, что хмурый вид дому придают крутые свесы крыши и узкие окна. Улыбчивый вид дому придает щедрая широта.

Когда она стала подниматься по ступенькам вместе с Уэйдом, дверь открылась, и в проеме появилась маленькая женщина в черном платье, белом переднике и чепце. Это Элли, жена Питера, догадалась Лора: они оба давно состояли на службе в доме миссис Тайлер.

Улыбка Элли, обращенная к Уэйду, была исполнена любви. Подобно мужу, она удостоила свою новую хозяйку лишь мимолетного взгляда, как будто не осмеливалась на проявление интереса, пока не получит на то позволения высшей инстанции.

— Ваша матушка ждет вас, мистер Уэйд. Лучше, если вы зайдете к ней прежде, чем подниметесь наверх. Хотя ваша комната сверкает и совершенно готова к вашему приезду. Она метнула взгляд в сторону Лоры и добавила: — И ваша тоже, миссис Тайлер.

Лора поблагодарила ее и вошла в слабо освещенный холл. Холл был узкий, с темными закрытыми дверями по обеим сторонам, и уходил в глубь дома. С одной стороны поднималась крутая, такая же узкая лестница с темно-красной дорожкой, бежавшей на второй этаж.

Так как холл был слишком узок, Чтобы двое могли пройти по нему бок о бок, когда один из них продвигался на костыле, Лора отступила и пропустила вперед Уэйда. Ей вдруг не захотелось встречаться с женщиной, которая ждала их в дальней гостиной. Взгляд Лоры устремился на лестничную площадку и перила наверху, где она ожидала увидеть блестящие глаза восьмилетнего мальчика. Но верхний холл стоял темный, и маленького мальчика, поджидающего отца, не было.

Промозглый холод неотапливаемого коридора пробрал Лору до самых костей, чего не удалось сделать уличному морозу, и у нее зуб на зуб не попадал, пока она шла вслед за Уэйдом. Элли прошмыгнула вперед, открыла дверь и, присев в реверансе, объявила об их прибытии женщине, которая сидела в комнате.

— Входите, входите же и закрывайте дверь! — скомандовал твердый голос, в звучности которого не было и намека на старческое дрожание.

Элли нервно подтолкнула Лору и быстро закрыла за собой дверь, оставив вошедших в комнате. Лора ощутила волну жара и аромат каких-то трав, свет от камина играл на потолке, на круглом столике орехового дерева сияла лампа. Потом Уэйд встал рядом со стулом матери, и Лора в первый раз увидела ее.

Аманда Тайлер носила пышную черную юбку без кринолина; черный цвет оживлялся только круглым кружевным воротником и брошью-камеей. Она держалась прямо в своем кресле, и чувствовалось, что у нее сильный, тренированный позвоночник, хотя поврежденное бедро и подвело ее. Волосы у нее были все еще темные, седина тронула лишь виски, хотя ей было уже далеко за шестьдесят, а глаза отличались замечательной яркой голубизной. На ее лице не было никаких следов былой красоты, но сила воли читалась ясно. Это была женщина, привыкшая все делать по-своему, державшаяся своих собственных твердых убеждений.

Она подняла навстречу сыну руки, и когда Уэйд галантно склонился их поцеловать, Лора заметила сверкание драгоценных камней на фоне белизны кожи. Это были красивые, ухоженные руки, выдававшие возраст сеткой синих вен, но тем не менее заботливо содержащиеся в порядке и обнаруживающие некоторое тщеславие со стороны их обладательницы, Лора сняла свои заштопанные перчатки, но сейчас она бы предпочла, чтобы они скрыли ее огрубелые

Уэйд повернулся, чтобы представить ее, и она вышла вперед в круг света, встретилась с острыми голубыми глазами и взяла протянутую ей руку. Рука была холодная и сухая, как пергамент, казалось, ее можно скомкать, если покрепче сжать, но сила тонких пальцев поразила ее.

— Моя жена Лора, — произнес Уэйд, и она почувствовала, что в нем шевельнулось какое-то беспокойство.

Старая леди выпустила ее руку с таким видом, будто прикосновение не доставило ей удовольствия, но взгляд ее не дрогнул.

— Я хочу все о вас знать, Лора, — бесцеремонно сказала миссис Тайлер. — Но это подождет. Я вижу, что мой сын утомлен. Поэтому сейчас я просто поблагодарю вас за заботу о нем. Хотя я сомневаюсь, что вы поступили мудро, пытаясь сделать это в одиночку.

— Больше никого не было, мама, — мягко сказал Уэйд. — В течение некоторого времени мы были окружены конфедератами. Если бы не Лора, меня, возможно, вообще не было бы в живых.

— В таком случае, я действительно благодарна, — отвечала миссис Тайлер, но глаза ее остались холодными. Она как бы подразумевала, что совсем не обязательно из благодарности жениться на сиделке.

Однако Уэйд, казалось, отбросил первоначальную неловкость по поводу этой встречи с матерью. Розоватые отсветы огня смягчили его бледность. Светлые блики играли на его густых темных волосах, которые закрывали воротник, как было сейчас модно. Его несколько аскетическую привлекательность не портила худоба, и в глазах Лоры он сейчас был похож на портрет знаменитого английского поэта, который она однажды видела.

— Хорошо быть дома, мама, — сказал Уэйд и коснулся ее рукой, свободной от костыля.

О его сыне не было произнесено ни слова, и Лора не могла удержаться.

— Мне не терпится познакомиться с Джемми, — сказала она. — Он уже лег спать?

Миссис Тайлер бросила на нее взгляд, не поощрявший дружеского интереса.

— Да, действительно. Хотя сегодня пятница, и в школе есть занятия, ему пришлось остаться дома. Он весь день отказывался есть, и за обедом я настояла, чтобы он съел все до кусочка. Я не потерплю всяких глупостей. Но его после этого стошнило, такой позор! В моей семье никогда не было слабых желудков, — это, должно быть, наследственность по линии твоего отца, Уэйд. Во всяком случае, сейчас он должен спать, и я предлагаю вам не тревожить его.

Она протянула руку к маленькому колокольчику на столе, и сапфир на пальце вспыхнул голубым огнем. Серебристо-чистый звон колокольчика висел в воздухе секунды две, прежде чем замереть. Тут же появилась Элли, впустив холодный порыв воздуха из коридора. Старая женщина кивнула ей.

— Пожалуйста, покажи миссис Тайлер ее комнату. Ты, конечно, займешь свою прежнюю комнату, Уэйд. И хотя вы дали нам не много времени, Элли говорит, что она сделала все, что в ее силах, чтобы приготовить для Лоры дальнюю комнату для гостей. Желаю доброй ночи, Лора. Уэйд, может быть, ты задержишься на минуту?

— Конечно, мама, — сказал Уэйд и улыбнулся Лоре, стоявшей в неловкой растерянности, не зная, чего от нее ждут.

Миссис Тайлер отпустила ее кивком головы, и Лора, быстро пожелав доброй ночи Уэйду, вышла в плохо освещенный коридор. Элли несла в руке свечу, поднимаясь по узкой лестнице в верхний холл.

— Ваша комната в конце коридора налево, — объяснила Элли. — Комната мистера Уэйда на противоположной стороне холла в передней части дома. А следующая передняя комната принадлежала мисс Вирджинии. Комната Джемми прямо напротив вашей, в конце коридора. — Она махнула свечой в сторону темного дерева закрытой двери.

— Как Джемми себя чувствует? — прошептала Лора. Элли покачала головой:

— У него весь вечер рвота. Я думаю, он делает это нарочно. Как у милого ангела, каким была его дорогая мать, мог появиться такой неуравновешенный сын, я никак не… — Она не договорила, так как в темном проеме двери возник свет лампы, осветивший стоявшую там маленькую фигуру.

На Джемми Тайлере была длинная фланелевая ночная рубашка, закрывавшая колени. Он стоял голыми ногами на холодном полу. Темная копна волос, падавшая на лоб, была такая же, как у его отца, но на этом сходство заканчивалось. В нем не было отцовской привлекательности, хотя глаза светились напряженной притягательной синевой.

— Добрый вечер, Джемми, — спокойно сказала Лора, не делая никакого движения ему навстречу.

Джемми не стал беспокоиться о приличиях.

— Я знаю, кто вы, — прямо заявил он. — Но вы не моя мать, и я не собираюсь делать то, что говорит бабушка.

Лора улыбнулась ему.

— А что, бабушка говорит, ты должен делать? Ответной улыбки не было.

— Она говорит, что я должен называть вас мамой. Я не буду. Никто меня не заставит.

— Конечно, нет, — сказала Лора. — Глупо было бы называть меня мамой, когда я не мама. Так же глупо, как если бы я стала называть тебя сыном.

Джемми моргнул поразительно длинными ресницами и слегка вздрогнул от холода.

— Боже мой! — воскликнула Лора. — Здесь холодно. Лучше прыгай назад в постель и подожди, пока папа зайдет получше укутать тебя. Я думаю, он сейчас поднимется.

В глазах Джемми появилась мудрость не восьмилетнего ребенка.

— Папа не любит меня. И я не люблю его.

Он повернулся и ушел в свою комнату, но прежде чем он успел закрыть дверь, Лора быстро вошла за ним.

— Все маленькие мальчики иногда говорят такое. Но это не очень разумно. Прыгай в постель, на этот раз я подоткну одеяло.

— Я не хочу, чтобы меня укутывали, — произнес Джемми и забрался под затканное звездами одеяло на узкой кровати.

— Что ж, тебе решать, — сказала Лора. — Лампу погасить или оставить гореть?

— Элли сказала оставить ее включенной, пока меня тошнит.

Пальцы Лоры коснулись круглой ручки, чтобы убавить огонь.

— Но тошнота уже прошла, правда?

Он натянул одеяло до подбородка и торжественно обдумал это.

— Забавно, но, кажется, прошла. — Конечно, прошла.

Свет под ее пальцами уменьшился и совсем погас, и только ждущая свеча Элли в коридоре бросала тени в маленькую комнату. — Тебя тошнило только потому, что я должна была приехать. Тебя волновало, какая я. А теперь тебя это не беспокоит, и ты сразу заснешь.

— Откуда вы знаете? — с вызовом спросил мальчик из темноты.

— Мой отец был доктором, — сказала она ему. — Он многое мне рассказывал о людях, которые болеют. Спокойной ночи, Джемми.

Он не ответил, и она направилась к двери. Но прежде чем она успела закрыть ее, его голос снова остановил ее.

— Как мне вас называть? — спросил он.

Она помедлила, пытаясь найти ответ, который бы его удовлетворил, но ничего удачного в голову не приходило.

— Мне надо об этом подумать, — проговорила она — Поговорим об этом завтра, ладно?

— Завтра, — повторил он, и она тихо закрыла дверь. По крайней мере она дала ему пищу для размышлений… Элли удивленно потрясла головой:

— Я думала, у вас с ним будет больше хлопот. Он настоящий неслух.

— Я люблю неслухов, — ответила Лора и прошла в свою комнату.

— Питер сказал, чтобы я затопила у вас камин, — ворчливо сказала Элли. — Ванная рядом. Вам еще что-нибудь нужно?

— Ничего, спасибо, — ответила Лора, и Элли ушла.

Ванная! Она слышала о домах, где целые комнаты отведены для купания, но ни разу не была в таких. Дома для этих целей ей всегда служила оловянная ванна на кухне.

Она была рада закрыть дверь и остаться наедине со своими мыслями. Как странно, что муж и жена имеют раздельные комнаты; очевидно, в этом доме так принято. Однако она не почувствовала обиды, а наоборот, слабое чувство облегчения. Она не могла отрицать, что ей хотелось иметь свое убежище, куда она могла прийти и думать о своем, не боясь, что кто-нибудь увидит это.

Она встала на овальный коврик перед камином и наклонилась над огнем, чтобы согреть холодные пальцы. Потом, отвернувшись от огня, оглядела маленькую комнату. Обои были в веселеньких желтых цветочках, и желтый абажур фарфоровой лампы был тоже расписан цветами. Окно, выходившее на задний двор, обрамляли белые шторы с оборками. В боковой стене были стеклянные двери, на ночь закрытые наружными ставнями. Потертого чемодана, который она привезла с собой, нигде не было видно, хотя она поискала его даже под высокой кроватью. У одной стены стоял огромный платяной шкаф из красного дерева и, открыв его скрипучие дверцы, она обнаружила свои поношенные платья, затерявшиеся в его глубинах. В ящиках комода из красного дерева лежали остальные ее скудные пожитки.

Ее пронзило чувства смятения. Ей ненавистна была мысль о том, что чужие люди трогали ее немногочисленные вещи. Их изношенность должна была остаться ее собственным секретом, надо было самой разобрать их. Несомненно, чемодан Лоры распаковали по приказу миссис Тайлер.

Под чьими-то ногами заскрипели ступеньки, и Лора ждала, прислушиваясь. Уэйд предпочитал сам справляться с подъемом по лестнице, он начал довольно хорошо управляться с костылем. И все же продвижение было болезненно медленным, пока он на негнущейся ноге поднимал себя со ступеньки на ступеньку. Затем наступила долгая тишина, пока он отдыхал на площадке. Потом она услышала, как открылась дверь в его комнату. Дом снова затих.

Она подумала о том, не следует ли ей пойти к нему. Но если бы он хотел видеть ее, он сам пришел бы к ней. Его мать создала между ними отчуждение — Лора почувствовала это еще внизу. И кто знает, что произошло между Уэйдом и миссис Тайлер после того, как ее довольно-таки резко выставили.

На нее навалилась усталость, она вернулась к камину и стала раздеваться. В виде исключения она заплела свои длинные волосы в косу, не расчесав их предварительно, и, совершенно обессиленная, забралась под одеяло. Пышная пуховая постель обняла ее тело, убаюкивая. Но она не переставала напряженно думать.

Ясно было, что миссис Тайлер заранее невзлюбила ее. Уэйд был еще слаб, и некрасиво было бы втягивать его в какую-либо войну между ними. Она должна приложить все усилия, чтобы умилостивить эту старую леди с красивыми руками и сильной волей и избавить Уэйда от трений между матерью и женой.

Огонь в камине затухал, угли потрескивали и бормотали про себя, рассыпались в пепел, в остальном и дом и весь холм казались неподвижными. Только отдаленные незнакомые звуки гавани долетали до нее через открытое окно. То и дело раздавались гудки каких-то кораблей или звон склянок — звуки, которых она до этого момента не замечала, а теперь они внезапно заполнили ночь треском.

Она закрыла глаза и подумала о странном мальчике в соседней комнате, и горло ее перехватило от жалости. Какая ужасная вещь для ребенка — сказать, что отец не любит ею и что он не любит отца! Должно быть, Джемми очень сильно любил мать и страшно тоскует по ней. Лоре надо как-то попытаться немного заполнить это одиночество, помочь ему в этом мире, который, должно быть, кажется ему враждебным.

Ей вдруг захотелось узнать, как умерла Вирджиния. Об этом Уэйд никогда не говорил, не хотел рассказывать. Может быть, болезнь его жены была внезапной и мучительной и оставила такой глубокий и болезненный след, что он не в силах был выразить это словами. Она должна думать об этих двоих, мальчике и мужчине, и забыть себя. Так же, Как ее отец после смерти своей жены нашел удовлетворение в служении другим.

Но Мартин не стал бы спать в той комнате напротив, через холл. И сейчас она больше не чувствовала себя умудренной, а наоборот, очень юной и растерянной. Лора прижалась щекой к подушке, мокрой от слез. Слезы — признак слабости, она нетерпеливо смахнула их. Доктор всегда говорил, что человек может сделать то, что должен, если у него хватит духу попытаться. И вот чего-чего, а духу у Нее хватало. Об этом ее отец позаботился.

Только бы утихла тупая боль одиночества.