Мерцающий пруд

XXIV

Уэйд, покачнувшись, поднялся и улыбнулся ей.

— Неужели ты снова поднялся на этот высокий холм из-за меня? — запротестовала Лора.

— Почему бы нет? Ты помогала здесь, а я пришел слишком поздно, чтобы быть хоть чем-то полезным. Самое меньшее, что я мог сделать, это вернуться, успокоив маму. Я подумал, что могу проводить тебя домой и отогнать лесных драконов.

Помня предательство своих губ в тот момент, когда Адам поцеловал ее, она внутренне сжалась. Она не могла принять заботу Уэйда так же мило, как она была проявлена. Если бы он знал, его бы здесь не было.

Но когда он торжественно предложил ей руку, как будто они собирались на воскресную прогулку, она взяла ее и спустилась вместе с ним по ступенькам. Она почувствовала слабость в коленях, и больше всего ей хотелось добраться до своей комнаты, броситься на кровать и забыться сном.

На пути домой Уэйд заговорил только один раз:

— Значит, Морган тоже мучается, — задумчиво произнес он. — Я не ожидал этого.

— Ты хочешь сказать, что она в чем-то винит себя за…

Он грустно кивнул, и Лора пожалела, что ей не хватает мужества и мудрости разубедить его. Она сомневалась, что Морган испытывает угрызения совести, хотя у нее и было какое-то помрачение ума из-за картины.

Остальную часть пути они прошли в молчании, и никакие лесные драконы им не встретились. Казалось, он понимал, как она устала, и хотя не мог знать о смешанных чувствах, обуревавших ее в тот день, он чувствовал, что ей необходимо побыть наедине с собой и не навязывал ей светского разговора.

Дома он оставил ее у лестницы и вернулся в гостиную к матери. Лора обнаружила на верхней площадке дожидавшегося ее Джемми.

— Я хотел пойти к Морган Ле Фей! — возбужденно сказал он. — Я хотел посмотреть пожар, но бабушка ни за что не отпускала меня. Она сказала, что я буду мешать. С Хэмлином все в порядке, Лори?

— Совершенно, Джемми, и тебе лучше не ходить туда сегодня. Все уже закончилось, и все очень устали и заняты. Ты можешь сходить туда завтра и посмотреть, что случилось.

Он наклонился и потянул носом воздух, пока она поднималась на последние ступеньки.

— Ты здорово пропахла дымом. Страшно было, Лори? Расскажи мне. Папа не пустил меня, когда пришел к бабушке. Она сказала, что это меня слишком перевозбудит. Но мне нравится возбуждение.

— Конечно, — сказала Лора, — всем мальчикам нравится, даже когда им это вредно. Но сейчас мне необходима теплая ванна, а потом я хочу полежать немного, Джемми. Я так устала, и у меня болит голова. Завтра я тебе все расскажу, обещаю.

Просьбы о сочувствии всегда доходили до него, и Джемми не стал дальше упрашивать. Лора разделась и вымылась с головы до ног. Потом до яркого блеска расчесала свои длинные волосы и сильно растерла голову полотенцем, стремясь избавиться от тошнотворного запаха дыма. Потом она закрыла ставни и легла, обессиленная.

Едва ли бывает в жизни момент приятнее, утомленно думала она, чем первое соприкосновение усталого тела с мягкостью постели, момент расслабления ума и тела, момент мгновенного засыпания.

Какое-то время в голове проносилась мешанина событий дня. Потом пришел глубокий сон и смыл бессмысленную череду. Она долго спала глубоким сном. Но когда сознание начало пробуждаться, она ощутила ход времени. Подняв отяжелевшие веки, она обнаружила, что в комнате темно и только слабый лунный свет серебрит щели ставен. Она проспала до ночи.

Лора поморгала, чтобы сбросить тяжесть с глаз, и постепенно они привыкли к мраку. В комнате что-то изменилось, что-то было не как обычно. Она повернулась на бок, чтобы получше рассмотреть что-то, темневшее недалеко от кровати. Скрипнуло кресло-качалка, и она окончательно проснулась. Кто-то был в кресле, ждал ее пробуждения.

— Джемми? — тихо окликнула она. Фигура в кресле пошевелилась.

— Не Джемми, — отозвался Уэйд.

Он подошел к ее туалетному столику за свечой, она зажмурилась от яркого света. Когда она открыла глаза, Уэйд уже вернулся в свое кресло и тихонько покачивался.

Пламя свечи освещало только маленький круг у него за спиной, фигура оставалась в тени, выступая слабыми контурами, лица не было видно. Бессмысленное волнение прошло. Сейчас она была спокойна, и был мир.

«Он мой муж, — думала она. — Я не хочу сердиться на него или жалеть его, или обвинять. Я хочу только научиться любить его».

Эта мысль была настолько необычной, что изумила Лору. Странно, в ней не было измены старой любви. Девушка, которой она была в прошлом, всегда будет принадлежать Мартину. Но та девушка была коконом, из которого вырос кто-то новый, и это новое существо было одиноко и жаждало любви. Тем не менее, желание любви не было еще любовью, думала она печально, но оно увеличивало ее нежность к Уэйду.

— Почему ты остался у меня? Почему ждал моего пробуждения?

— Мне было одиноко, — просто ответил он. — Я хотел быть рядом с тобой.

Лору тронул ответ Уэйда. Ей хотелось подойти к нему легко и естественно, как положено жене к мужу: обнять его и прижаться к его губам в этой новой нежности. Но ее сдерживали робость и неуверенность. Ей нельзя поддаваться предательскому притворству, когда она так мало может честно отдать.

Она поднялась на локте.

— Который час?

— Около полуночи, — сказал он. — Лора…

В его голосе была теплота, нежность, почти любовь. Лора быстро увела разговор в сторону. Они оба не были готовы. Нежности недостаточно.

— Я голодна как волк, — сказала Лора. — Я только перекусила днем и не обедала. Как ты думаешь, мы можем совершить налет на кухню?

Он почти ощутимо ушел в себя, и то, что было в нем мгновение назад, исчезло. Но несмотря на это, он не сердился. Тон его был бодрым.

— Конечно, можем. Я тоже голоден. Сейчас я достану твой халат.

Он принес его из шкафа. Не старый, заношенный, а женственное одеяние бледно-голубого цвета, его подарок, открытый только через несколько дней после неудачного Рождества. Она скользнула в него и позволила ему принести ей и тапочки в тон халата, тоже его подарок.

— Вот! — сказал он. — Сейчас ты выглядишь легкомысленной, маленькой и беспомощной.

— И тебе хотелось бы, чтобы я была такой? — не могла удержаться от вызова Лора.

Он пошел к двери, держа в руке свечу. Желтое пламя тепло золотило его лицо, как будто серый холод в нем немного оттаял. Он с улыбкой покачал головой:

— Только если ты и есть легкомысленная и беспомощная. Я бы хотел узнать тебя такой, какая ты есть, Лора.

Она, не отвечая, вышла вслед за ним в коридор, и он освещал ей путь. В этой новой мягкости по отношению к ней была опасность. Внезапно почувствовав себя виноватой, она старалась превратить их полуночную трапезу в веселое приключение. Они закрыли дверь на кухню, заговорщически смеясь, чтобы не разбудить миссис Тайлер, и зажгли только свечи, чтобы кто-нибудь из слуг, увидев яркий свет, не пришел выяснять, что происходит.

В шкафчике со льдом был холодный цыпленок, оставшийся от обеда, и миска с картофельным салатом. Лора налила в стаканы густое молоко, привезенное утром в огромных бидонах. Она ела с аппетитом, в то время как Уэйд лишь немного попробовал того и другого, хотя раньше говорил, что проголодался.

— Тебе удалось успокоить Морган после того, как я ушел? — спросил он, когда их робкая попытка веселья иссякла.

— У нас не было хлопот, — ответила Лора. — Я стала вести себя как школьная воспитательница, и она сразу превратилась в плачущего ребенка и выполнила все, что я велела. Она заснула почти сразу.

— Ничего особенного она не сказала?

Лора подумала и решила быть откровенной. В этом доме было слишком много тайн и недомолвок.

— Она проговорилась, что ты ей все еще нужен и она будет биться за тебя с кем угодно.

Уэйд бросил салфетку на стол.

— Почему ей всегда хочется именно того, в чем ей отказывают? Даже в детстве ей всегда требовалось как раз то, что получить не удавалось. В ее чувстве ко мне нет любви, нет даже симпатии. На самом деле она меня презирала. И мне она сильно не нравится.

Лора съела последний кусочек мяса с куриной ножки и вытерла пальцы.

— Раз мы искренни друг с другом сегодня, позволь мне спросить тебя кое о чем?

— Я знаю, — сказал он грустно. — Ты думаешь о том случае в лесу, когда Джемми увидел нас. Ты хочешь знать, почему?

Она кивнула:

— Это — единственное, что никак не подходит к моим представлениям о тебе. Ты бы никогда не отвернулся от Вирджинии.

Он сделал быстрое, отчаянное движение.

— Нет, — сказал он. — И все же…

«И все же» — подумала Лора, вспоминая Адама.

— Я попробую рассказать тебе, что случилось, — сказал он с неожиданной решительностью. — Ты знаешь, что было время, когда я мог бы жениться на Морган?

— Знаю. И твоя мать рассказала мне о том дне, когда Морган замахнулась на нее раскаленными щипцами для завивки.

Он болезненно поморщился.

— В ней столько всего — в Морган. Все, что угодно, возможно. Так же, как и с моей матерью возможно все, что угодно. Даже сейчас я не знаю правду наверняка. Но Морган подошла ко мне в тот день в лесу со спокойным и ласковым видом, какой она иногда принимала в детстве и который всегда вызывал во мне отклик. Она ничего не добивалась, ничего не просила, только чтобы я выслушал ее. Потом она рассказала мне, что не набрасывалась на маму в тот день. Мама пришла выругать ее и угрожала, но хотя Морган злилась, она уверяла, что не сделала ничего, только слушала.

— Откуда же ожог на руке твоей матери?

— Она сказала, что продолжала завивать волосы и взяла раскаленные щипцы, когда мама внезапно бросилась к ней и схватилась за них голой рукой. Потом мама закричала о помощи, и когда я пришел, она обвинила Морган. И в доказательство у нее была обожженная рука.

— Но если то, что говорит Морган, правда, почему она не оправдалась раньше?

Уэйд устало покачал головой.

— Она знала, что никто ей не поверит. Мама обвиняла

ее, а у Морган была репутация необузданной и непредсказуемой. Я помню, какой странно тихой и гордой была тогда Морган, никак не защищалась, а только обвиняла меня глазами. Но я не понял.

— Она могла солгать, — возразила Лора.

— У нее был очень искренний вид. Она говорила тихо и просто. Мне показалось, что она говорит правду, и что моя мать сыграла над нами злую шутку. Закончив рассказ, она плакала, и все мои старые чувства к ней как будто вернулись, и я прижал ее к себе и поцеловал. — Он замолчал, и Лора сочувственно коснулась его руки. — Но потом Морган, конечно, стала прежней и пыталась использовать этот момент, чтобы восстановить свою власть надо мной. После смерти Вирджинии. Тогда я мог чувствовать к ней только отвращение. К тому времени я знал, что Вирджиния, вполне возможно, умерла из-за того, что я те несколько мгновений держал Морган в объятиях. Я сказал Морган, что не хочу ее больше знать. Лора, ты ведь знаешь, что я искренне любил Вирджинию?

Лора кивнула. Она действительно знала.

— Но твоя мать? Если это правда, то, значит, она сама сделала ту ужасную вещь, в которой обвинила Морган.

— Она полагала, что спасает меня от большого несчастья. Возможно, так и есть. Но после этого я понял, что должен бежать от нее. Эта необходимость бежать была причиной ухода в армию. В те месяцы я сто раз обещал себе, что если мне суждено вернуться, я вернусь хозяином самого себя, своей души.

— Сейчас ты совершенно самостоятельный, независимый человек, — тихо сказала Лора.

Уэйд подошел к кухонной двери и распахнул ее; она поднялась и встала рядом с ним. Луна бледно светила сквозь тонкую вуаль облаков, была мягкая апрельская ночь, чуть отдававшая морской прохладой. Он взял ее за руку и потянул в нежную ночную мглу.

— Весна! — прошептал он. — Почти слышно, как все растет, готовясь удивить нас утром.

— Ты тоже это чувствуешь? — спросила Лора, тронутая и удивленная. Она даже представить себе не могла, что его мысли примут такое направление. Как мало она знала его!

Он глубоко вздохнул.

— Это вызывает у меня чувство, которое я испытывал маленьким мальчиком. Как будто меня ждет что-то загадочное. Я помню место в старом доме Хьюмов, где весеннее солнце нагревало обрушенную стену. Иногда я уходил туда один, сидел и чувствовал себя частью этого роста. Частью всего живого.

Она мимолетно прикоснулась щекой к его плечу, потому что слов не было. Она могла любить того маленького мальчика, каким он был когда-то, так же, как она могла любить Джемми. Он легко провел по ее щеке пальцами и почувствовал прохладу ее кожи.

— Ты замерзла. Хватит этих лунных мечтаний на заднем дворе. Марш в постель. Элли никогда не переживет, если увидит нас здесь.

Они рассмеялись и быстро вернулись в дом, чтобы все убрать и скрыть следы ночного пиршества. Когда завтра Элли обнаружит пропажу цыпленка, она может думать, что хочет, они, во всяком случае, не оставят улик.

Они вместе поднялись наверх. Их высокие в свете свечи тени маршировали рядом с ними. Он проводил ее до двери, и ее дыхание на миг участилось с биением сердца, но он вежливо пожелал ей спокойной ночи, как если бы был каким-нибудь кавалером, привезшим ее домой с бала, и ушел в свою комнату и в свою постель.

Когда она задула свечу и снова легла, непрошенное воспоминание всплыло в голове. Воспоминание о требовательных губах Адама — нежеланных, но не спрашивающих разрешения, не боящихся ее отказа.

Запах воска от задутой свечи наполнял комнату. Она не хотела думать об Адаме, но мысль о нем была здесь, настойчивая и отчетливая, как ощущение его губ. И у нее не было воли прогнать эту мысль. Что произошло бы, если бы Уэйд взял ее так — не нежно прося ее согласия, а требуя как права? Она не знала. Не могла сказать.

На следующей неделе на острове расцвел май. Крокусы уже отошли, а головки одуванчиков начинали седеть. Цветущие кизиловые деревья одели переулок белым волшебством, и тонкий аромат яблоневого цвета вплетался в густой морской запах гавани, плывший над островом.

Но сейчас нарастание ожидания, энергии, подобно соку, бегущему по зеленым стеблям, сменилось некоторой томной негой, что тоже было частью весны. Для Джемми это означало прием серного цвета и двойных доз патоки, чего он терпеть не мог и считал, что не нуждается в них. Для Уэйда это означало беспокойство, гнавшее его в поездки по острову — но были ли они в интересах Круга, Лора не знала. Иногда он подолгу сидел за письменным столом в библиотеке, но пытался ли он снова писать, он не говорил. И стол всегда был тщательно заперт, когда он уходил из комнаты. Момент взаимной симпатии в ночь после пожара у Морган больше не повторялся.

Сегодня было так тепло, что мама Тайлер попросила вывезти ее в сад. Питер сделал небольшой деревянный пандус, приставил его к задней веранде и скатил ее кресло. В саду зеленые побеги уже пронзали землю, и Лора находила какое-то удовлетворение и выход для своей энергии, работая с Амброзом, когда он приходил ухаживать за садом, или одна, когда он не мог прийти. Конюшня Морган строилась заново, и Амброз часто бывал занят.

Миссис Тайлер сидела в тени цветущей яблони, ее руки ничем не были заняты и лежали на коленях, а глаза следили за Лорой, которая, стоя на коленях, в перчатках и с садовой лопаткой в руках, выкапывала из пробивающейся травы вездесущие одуванчики.

Ребекка, вернувшаяся к Морган несколько дней назад, чувствовала себя неуверенно и боязливо. И теперь, когда Лора видела превращение Морган из предположительно уравновешенной женщины в истеричного ребенка, она понимала тревогу Ребекки. Лора видела девушку накануне, и та сказала ей в своей обычной туманной манере, что все у нее прекрасно. Даже теперь она не полностью доверяла Лоре. Как обстояли дела с мужчиной, с которым она встречалась, и насколько важен он был для Ребекки, Лоре не дано было знать. Джон Амброз сказал ей, что Морган ничего не знала об этом деле и что лучше ей некоторое время оставаться в неведении. Но если Ребекка захочет украдкой ходить в гости на Маккион-Стрит, ее положение в доме Морган будет не слишком безопасным.

Лора воткнула лопатку в мягкую землю и подкопала упрямое растение, а мысли ее вернулись ближе к домашним проблемам. Сегодня утром перед уходом в школу Джемми посмотрел на нее с упреком.

— Мне не получить свою собаку назад, да, Лори? Папа не хочет, чтобы Хэм вернулся домой. Я знаю.

Она не могла ему пообещать снова. До сих пор Уэйд сопротивлялся каждой ее попытке вернуться к этому предмету. Сам он не возражал против возвращения пса домой, но все вопросы с его матерью должна была взять на себя Лора. Правильно ли она поступала, не прибегая к такому легкому выходу из положения ради Джемми? Начинало казаться, что Уэйд сам, по своей воле никогда не сделает этого шага. Он хотел только, чтобы его оставили в покое. Когда противоположные стороны начинали оказывать на него давление, его единственным инстинктивным желанием было бегство, а не прямое выяснение дела с той или другой стороной.

— У тебя такой вид, как будто ты разговариваешь сама с собой, — сказала вдруг мама Тайлер, — ты хмуришься и сжимаешь губы!

Лора энергично вытянула упорный одуванчик и села на траву, отложив лопатку и сдергивая перчатки.

— Я не осознавала, что выдаю себя. Но вы правы, я как раз спорила с Уэйдом. О собаке Джемми.

— Этот вопрос уже давно решен, — отрезала мама Тайлер.

— Извините, — спокойно возразила Лора, — но это не так. Я сказала Джемми тогда, что добьюсь для него возвращения собаки. И Уэйд разрешил мне сделать это, если я улажу все дело сама. — Она с вызовом посмотрела на старую леди. — Он имеет в виду, что я должна взять на себя всю вину и ответственность, когда с вами случится приступ или вы опять сляжете.

Женщина в коляске удивленно воззрилась на нее:

— Что ты имеешь в виду? Как ты смеешь намекать, что…

— Пожалуйста, — попросила Лора, отводя взгляд, — сегодня слишком прекрасный день, чтобы гневаться. В некоторых отношениях вы очень честная женщина, и я восхищаюсь вами. Но тут вы не честны, даже наедине с собой.

Старая леди уже знала, что гневом и яростью она с Лорой ничего не добьется. Она нехотя даже начала уважать молодую женщину, потому что Лора оказалась противником, достойным ее. Запугать всех остальных было слишком легко и иногда даже несколько скучно.

— Очень хорошо, — язвительно произнесла миссис Тайлер, — поскольку я не в состоянии избежать твоих поучений, можешь дать мне ценный совет.

Лора, подтянув колени к подбородку, покачивалась взад вперед, сидя на траве.

— В общем-то, я хочу серьезно поговорить не о вас, а об Уэйде. Как вы думаете, мы можем откровенно поговорить о нем?

— Дискуссия не будет для меня познавательной, так как ты его знаешь без году неделю, а я — всю жизнь.

— Я все думаю, знаете ли вы его на самом деле, — мягко произнесла Лора.

— Знаю ли его? Я знаю каждую его мысль и жест. Я знаю его неуравновешенность, своенравие, его нежелание принимать советы, которые помогли бы сделать из него человека.

— Человека по какому образцу?

— Его деда, конечно. С самого начала я пыталась спасти его от пути его отца, старалась постоянно держать перед ним идеал, которым был Джейсон Каулз. Но ребенком он выворачивался у меня прямо из рук. А когда мне удавалось добиться от него послушания, он оказывался таким жалким неудачником, что у меня просто опускались руки.

— Неужели вы действительно считаете, что любого человека можно переделать по своему желанию? — спросила Лора. — Я не верю, что Уэйд мог бы стать таким, как Джейсон Каулз, даже если бы прожил сто лет.

— И вот он стал бесхарактерным, каким мы его знаем! — сказала миссис Тайлер, и в голосе ее слышалось презрение.

— Я совершенно не считаю его бесхарактерным. Он пытается идти своим путем. Ему были очень нужны ваши любовь и восхищение, когда он был мальчиком. Почему вы никогда не искали в нем того, за что его можно было любить и чем можно было восхищаться?

— Как эта дура Вирджиния? Нет, спасибо. Я вижу его насквозь. А теперь я задам тебе вопрос: что ты видишь в нем такого, за что любить и чем восхищаться?

Лора снова закрыла глаза. Сейчас она не могла быть совершенно правдивой. Мама Тайлер давно разобралась в обстоятельствах. В ее словах сквозило желание уязвить.

Лора тщательно выбирала слова.

— Я вижу, кем он мог бы стать. Я вижу в нем черты, из которых это может развиться.

— Вздор! Я сама пыталась разглядеть те самые черты. Но он не хотел расти или, вернее, не мог. Он мой сын, и я люблю его, моя прекрасная леди, несмотря на твои обвинения.

— Сомневаюсь, что любовь без уважения может принести счастье кому-либо. Я бы не хотела такого для себя. Конечно, он сопротивлялся такой любви.

— Ты, кажется, ходишь по кругу, — сказала старая леди. — Ты обвиняешь меня в попытках изменить его, говоришь, что это невозможно, после этого заявляешь, что он может стать другим. Мне не за что уважать его, но ты говоришь о том, что любовь без уважения ничего не стоит. Ладно, хватит этой бессмыслицы. Приходи, поговорим через двадцать лет, когда твоя голова будет не так пуста. Лора выпрямилась и посмотрела на нее:

— Вам известно, что Уэйд знает правду о том дне, когда вы схватились за раскаленные щипцы Морган?

Старая женщина мастерски владела своими эмоциями. Она моргнула и начала было говорить, но Лора ее перебила:

— На этот раз Уэйд верит Морган. Так что в уважении, которое он может испытывать к вам, возможно, чего-то недостает.

Мама Тайлер впервые не нашлась, что сказать. Она откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. В безжалостном свете каждая морщинка на ее лице казалась глубокой трещиной.

Лора встала, отряхнула с платья землю и траву. Потом подошла и встала рядом с креслом старой леди.

— Все это давно прошло и должно быть забыто. Важно настоящее. Я хочу помочь Уэйду. И хочу помочь вам и Джемми. Сейчас — вам. Давайте — возьмите меня за руки и пройдите несколько шагов. Два, три шага, шесть — не больше. Вы каждый день встаете на ноги, когда пересаживаетесь в это кресло. Вы можете научиться ходить самостоятельно, если постараетесь.

Она протянула ей руки, а старая женщина пристально с негодованием смотрела на нее.

— Ты думаешь, я притворяюсь? Бог решил наказать меня этим недугом, и я только подчиняюсь Его воле.

— Я не верю этому, — сказала Лора. — Но я действительно верю, что Он поможет вам, если вы попытаетесь помочь самой себе. Вы позволили вашим мышцам ослабеть, так что они не могут держать вас, но еще не все потеряно: если мы начнем тренироваться каждый день, мышцы окрепнут. Давайте же — я не дам вам упасть.

Мама Тайлер оттолкнула ее руки и надулась, как ребенок.

— Я ничего подобного не сделаю. Иди, принеси мне стакан воды, пожалуйста.

— Вы уходите от разговора, — возразила Лора. — Я сейчас принесу вам воду. Но скажите, если вы знаете Уэйда так хорошо, чего он хочет от жизни больше всего?

— Чтобы его любили таким, какой он есть, конечно. Так, как его любила слепо преданная ему Вирджиния.

Лора кивнула.

— Я тоже так думала. Я полагаю, этого каждый из нас хочет. Морган, и Адам Хьюм, и я. И вы тоже. Это было бы так легко, так приятно. Нам никогда не пришлось бы смотреть в лицо своим недостаткам или как-то бороться с ними. Но мой отец никогда не считал, что это хорошо для кого-либо.

Мама Тайлер впервые слушала.

— Продолжай, — с сарказмом сказала она. — Настоящее откровение.

Ветерок порхнул над садом, и Лора, протянув руку, поймала яблоневые лепестки, а потом сдула их с ладони.

— Я не могу продолжать, — ответила она. — Я полагаю, что не сама придумываю эти мысли. Я вспоминаю отца и то, что он говорил мне. Но я не могу вспомнить все. Я думаю, что вы все еще ведете битву, которая закончилась в прошлом. Но вы так и не узнали, что война давно закончилась и вы можете сложить оружие. Вокруг вас только друзья.

— Что ты несешь?

— Вы, может быть, даже здесь, в своем собственном доме, можете найти то, за что вы сражаетесь все эти годы.

— Дашь ты мне, наконец, воды, или я должна звать Элли? Никогда никто не выносит мой колокольчик, когда я во дворе.

— Я принесу вам воды, — ответила Лора и быстро ушла.

Она вернулась со стаканом прохладной колодезной воды, чистой, сверкавшей на майском солнце, и подала его старой леди, которая с жадностью приникла к нему. Она выглядела такой усталой и старой в этом безжалостном свете, все морщинки на ее лице казались особенно глубокими. Лора почувствовала уколы совести. Возможно, она была не совсем справедлива и добра.

Миссис Тайлер вернула ей стакан.

— Где эта собака? — раздраженно спросила она.

— Ну… — Лора заколебалась, смущенная неожиданностью вопроса. — Пес у Джона Амброза. Он там с тех пор, как Уэйд приказал убрать его.

— Значит, так выполняются его приказы? Впрочем неважно. Верни его. Пусть он будет у мальчика. Мне уже хватило этих укоризненных страдальческих взглядов.

Какое-то время Лора только удивленно смотрела на нее. Потом она ласково коснулась плеча миссис Тайлер.

— Спасибо, мама. Но мы не можем сделать это таким путем. Еще нет.

— Почему нет? Что ты хочешь этим сказать?

— Я… я не знаю, как объяснить это. Просто мне кажется, что Уэйд должен это сделать сам. Он сам изгнал щенка, сдавшись вам. Теперь он должен сам захотеть взять на себя заботу по его возвращению — и независимо от того, что он думает по поводу ваших возможных действий. Это должно быть трудным для него решением — иначе это не будет иметь никакого значения.

— Ты меня совсем запутала. Я думала, что ты хочешь видеть Джемми счастливым. И я знаю, как он трепетно относится к этой собаке. Я уже сама решила что-то предпринять. Уж и не помню, из-за чего я тогда рассердилась. Потому что ты перечила мне, я думаю. А теперь именно ты не хочешь сделать это для ребенка.

— Джемми нуждается в любви, а не в баловстве, — сказала Лора. — На самом деле у него очень сильный характер. Мне кажется, он похож на своего прадедушку Джейсона. На вас.

Старая леди моргнула, и губы ее изогнулись в давно не появлявшейся улыбке.

— Какая шутка надо мной — если это окажется правдой. Я всегда считала его упрямым ребенком, чью волю необходимо сломить.

— Я не думаю, что ее можно сломить, — сказала Лора. —

Так же, как никто не мог сломить вашу. Но Уэйд — другой. И не такой, как его отец, судя по тому, что я слышала. Он похож сам на себя. Но он привязал себя к креслу на колесах в определенном смысле так же, как вы, и кто знает, удастся ли нам заставить вас обоих увидеть, что вы можете ходить!

— Я не хочу ходить! — сказала старая леди. — Перестань же болтать и возвращайся к своим одуванчикам.

Лора рассмеялась и вернулась к работе. Позади нее мама Тайлер закрыла глаза и, казалось, заснула. Но один раз она открыла глаза и резко обратилась к Лоре:

— Думаешь, ты очень умная, да? — сказала она.