Глава 10

Ситуация стала критической. Воздух в нашей конспиративной квартире, и без того спертый и тяжелый, превратился в яд. Он был пропитан отчаянием Дмитрия, его глухим, молчаливым поражением, которое было страшнее любых криков и обвинений. Он больше не сидел за ноутбуком, пытаясь найти лазейки. Он просто сидел. Иногда часами смотрел в стену, иногда методично, до блеска, чистил свой пистолет, который лежал в сейфе — привычка из прошлой, силовой жизни, механическое действие, успокаивающее нервы. Он почти не ел, почти не спал. Он превратился в тень самого себя, в живое воплощение вины и бессилия.

А враги, почувствовав кровь, усилили давление. Капкан, в котором мы оказались, сжимался с каждым днем. Теперь их главным оружием был не мой позор. Их главным оружием была свобода Дмитрия.

Звонки от Юрия Семеновича стали почти ежедневными. Его тон изменился. Исчезла приторная сладость, уступив место холодной, триумфальной наглости.

— Кирочка, дорогая, ну что же ты так долго думаешь? — говорил он мне по «грязному» телефону, и я знала, что Дмитрий в соседней комнате слышит каждое слово. — Время уходит. У твоего друга-детектива дела совсем плохи. Очень плохи. Статья серьезная, доказательства «железные». Следователь настроен решительно. Боюсь, без помощи очень влиятельных людей ему не обойтись.

Он делал паузу, давая яду впитаться.

— Но ты же понимаешь, Кира, мир не без добрых людей. Вячеслав Андреевич, несмотря на твой ужасный поступок, все еще испытывает к тебе… теплые чувства. Он готов поговорить с кем надо. Один звонок — и обвинения против господина Волкова могут… испариться. Растаять, как дым. Всего один звонок. В обмен на одну твою подпись под бумагами. Подумай о нем, Кирочка. Ты же не хочешь, чтобы человек, который пытался тебе помочь, сел в тюрьму на долгие годы из-за тебя? Это будет исключительно на твоей совести.

Каждое его слово было как удар хлыстом. Они били по самому больному, по моему чувству вины, которое и без того разрослось до чудовищных размеров. Я была причиной его крушения. Моя война, моя месть разрушали его жизнь. Я смотрела на осунувшееся, серое лицо Дмитрия и понимала, что не могу этого допустить. Не могу позволить ему заплатить своей свободой за мою борьбу.

В отчаянии, когда кажется, что все ходы просчитаны и ведут к неминуемому поражению, рождаются самые безумные решения. Мой мозг, лихорадочно искавший выход, наткнулся на единственную оставшуюся на доске фигуру, которую еще можно было попытаться сдвинуть. Антон Зайцев. Актер. Пешка, с которой все началось. Он был их первородным грехом, их слабым звеном. Если я смогу заставить его говорить, если у меня будет его признание на диктофоне — у нас появится шанс. Шанс перевернуть игру.

Я должна была сама поговорить с ним. Убедить. Заплатить. Запугать. Все что угодно, лишь бы получить его голос, его слова, его правду.

Я знала, что Дмитрий будет категорически против. Это было безрассудно, опасно и абсолютно непрофессионально. Он бы никогда не позволил мне пойти на такой риск. Поэтому я решила действовать за его спиной. Это было еще одно предательство с моей стороны — предательство его доверия, его методов, но я оправдывала себя тем, что делаю это ради него. Ради его спасения.

Но как найти человека, который профессионально залег на дно? У меня не было ресурсов Дмитрия. Но у меня были деньги из отцовского сейфа и память. Память о разговорах отца, о тех временах, когда проблемы решались не только в судах. Я вспомнила одно имя, которое отец упоминал с брезгливым уважением. Некий «Петрович», человек со скользкой репутацией, бывший оперативник, ставший «решалой» — специалистом по деликатным поручениям, информатором, который мог достать что угодно и кого угодно за правильную цену. Отец как-то воспользовался его услугами для проверки одного нечистого на руку подрядчика и потом сказал мне: «Никогда не связывайся с такими людьми, Кира. Затягивает, как болото».

Теперь я сама была готова шагнуть в это болото.

Я нашла номер «Петровича» через старые отцовские записные книжки. Встречу он назначил в бильярдной на окраине города — прокуренном, полуподвальном помещении, где время, казалось, остановилось в девяностых. Он оказался полным, обрюзгшим мужчиной с бегающими глазками и влажной ладонью. Он знал, кто я. И он наслаждался моим унижением, моей нуждой в его грязных услугах.

— Гордеева-младшая, — протянул он, оценивающе оглядывая меня. — Слышал, у тебя проблемы. Большие проблемы.

— Мне нужно найти одного человека, — сказала я. — Актер, Антон Зайцев. Вот его фотография.

Он мельком взглянул на снимок, который я скачала из интернета.

— Зайцев… Слышал про такого. Парень сильно нашумел и исчез. Испугался. И правильно сделал. Информация по нему будет стоить дорого. Очень дорого.

Я молча достала из сумки толстый конверт с деньгами. Он пересчитал купюры, не скрывая жадной улыбки.

— Хорошая девочка. Понимающая, — он спрятал деньги во внутренний карман. — Дай мне сутки. Если он в этом городе, я его найду.

На следующий день он позвонил и назвал адрес. Дешевая гостиница «Восход» в Люберцах. И добавил с ухмылкой:

— Только будь осторожна, девочка. Парень напуган до смерти. И не просто так. Люди, с которыми ты связалась, шутить не любят. Совсем.

Я готовилась к этой поездке, как к боевой операции. Надела самую неприметную одежду, какая у меня была — черную толстовку с капюшоном, потертые джинсы, старые кроссовки. Убрала волосы в тугой хвост, смыла остатки макияжа. Я смотрела на себя в зеркало и не узнавала. Исчезла Кира Гордеева, хозяйка бизнес-империи. Осталась только безымянная тень, готовая на все.

Я дождалась, пока Дмитрий уйдет на очередной допрос, и вызвала такси. Поездка в Люберцы была как путешествие в другой мир. Блеск и роскошь центра Москвы сменились унылыми панельными многоэтажками, разбитыми дорогами и серыми, безрадостными промзонами. Такси высадило меня у обшарпанного трехэтажного здания с гордой, но облупившейся вывеской «ГОСТИНИЦА ВОСХОД». Одна из букв не горела, и над входом зловеще мерцало «ГОСТИ ЦА».

Воздух здесь был другим. Он пах безнадежностью. В холле стоял тяжелый запах перегара, хлорки и старой, мокрой ткани. За стойкой сидела уставшая женщина с мертвыми глазами, которая даже не подняла головы, когда я вошла. Я прошла по тусклому коридору, покрытому затертым линолеумом. Лампочки под потолком горели вполнакала, отбрасывая на стены дрожащие, уродливые тени. Я нашла его номер. 307.

Подойдя к двери, я на секунду замерла. Сердце колотилось где-то в горле. Руки стали ледяными. Я сделала глубокий вдох, пытаясь унять дрожь, и постучала.

За дверью было тихо. Я постучала снова, настойчивее. Послышалось шарканье, потом щелчок замка. Дверь приоткрылась на несколько сантиметров. В щели показалось заспанное, опухшее лицо. Зайцев. Он был еще хуже, чем я могла себе представить. Недельная щетина, красные, воспаленные глаза, нездоровая желтизна кожи.

Он смотрел на меня несколько секунд пустым, неузнающим взглядом. А потом его зрачки расширились от ужаса. Он узнал. И в этом узнавании была вся палитра животного страха. Он попытался захлопнуть дверь, но я была готова к этому. Я резко просунула ногу в проем, не давая ему закрыться.

— Нам нужно поговорить, — твердо сказала я, проталкиваясь внутрь.

— Убирайтесь! — прохрипел он, отступая вглубь комнаты. — Я ничего не знаю! Я вас не видел! Пожалуйста, уходите!

Комната была под стать коридору. Продавленная кровать с грязным бельем, стол, заставленный пустыми бутылками и остатками еды. В воздухе висел удушливый смрад.

— Я заплачу вам, — сказала я, игнорируя его мольбы. Я достала из рюкзака второй конверт с деньгами. Последнее, что у меня было. Я демонстративно положила его на стол. — Вдвое больше, чем они. Втрое. Просто расскажите все на диктофон.

Я незаметно включила маленький диктофон в кармане толстовки.

— Я гарантирую вам защиту. Мы сможем уехать из страны. Я куплю вам билет куда угодно. Новый паспорт, новая жизнь.

Он посмотрел на деньги, потом на меня. И в его глазах, полных страха, промелькнуло что-то еще. Какая-то отчаянная, горькая жалость. Жалость ко мне.

— Вы… вы ничего не понимаете… — зашептал он, озираясь на дверь, словно ждал, что она сейчас слетит с петель. — Вы думаете, это деньги решают? Эти деньги… это просто бумажки! Они вас не спасут. И меня тоже.

Он подошел ко мне вплотную, его трясло.

— Вы думаете, это ваш муж такой страшный? — его шепот был едва слышен. — Слава — он просто марионетка, жадный дурак. За ним стоят… звери. Вы слышите? Не люди. Звери. Они не в суде разбираются. Они в лесу закапывают. У них везде свои глаза, свои уши. Они найдут нас на другом конце света, в любой дыре!

Он схватил меня за плечи.

— Они уже знают, что ваш детектив копает. Думаете, его проблемы с законом — это случайность? Это они ему «привет» передали! Предупреждение! А следующий «привет» будет последним! И для него, и для меня, и для вас!

Его лицо было в нескольких сантиметрах от моего. Я видела в его глазах отражение своего собственного ужаса.

— Убирайтесь! — он почти плакал. — Умоляю вас, уходите, пока они не узнали, что вы здесь! Бегите! Бегите из города, из страны! Спасайте свою жизнь!

Он с силой, которой я от него не ожидала, вытолкнул меня в коридор и захлопнул дверь. Я услышала, как с той стороны один за другим поворачиваются замки, как двигается тяжелая задвижка. Он забаррикадировался в своей норе, в своем маленьком, вонючем аду.

Я осталась стоять в тусклом, грязном коридоре. Диктофон в кармане был бесполезен. Деньги на столе были бесполезны. Мой отчаянный план провалился.

Но я не просто не получила доказательств. Я получила нечто гораздо худшее. Я получила подтверждение. Подтверждение того, что я имею дело не с мошенниками, а с безжалостными убийцами. С системой, у которой длинные руки и нет никаких моральных ограничений.

Я медленно побрела по коридору к выходу. Ноги были ватными. Мир сузился до одной мысли: Дмитрий в опасности. В смертельной опасности. И я сама только что, возможно, подписала ему смертный приговор, приведя за собой «хвост».

Выйдя на улицу, я вдохнула холодный, сырой воздух. Он не принес облегчения. Я посмотрела на серые, унылые здания вокруг. И почувствовала это с оглушительной ясностью. Я была абсолютно одна. Одна против стаи волков, и у меня не было ничего, кроме голых рук.

Загрузка...