Месть. Идеальный сценарий (СИ)

Глава 18

Сон, пришедший под утро, был коротким и поверхностным, как тонкая пленка льда на глубокой темной воде. Я проснулась не от звука будильника, а от оглушительной внутренней тишины. Пустота, вчера еще казавшаяся бездонной черной дырой, за ночь трансформировалась. Она не исчезла, но уплотнилась, обрела кристаллическую структуру, превратившись из парализующего вакуума в холодную, звенящую сталь. Это была сталь принятого решения.

Дмитрий был прав. Бегство, попытка забыться на райском острове — это был бы не конец войны, а лишь отложенное поражение. Это означало бы позволить им, даже сидя за решеткой, одержать окончательную моральную победу, доказать, что им удалось меня сломать, вырвать с корнем из той почвы, что питал меня мой отец. Единственный способ по-настоящему победить — это не разрушить их мир до основания, а восстановить свой собственный на его руинах. Стать сильнее, мудрее и безжалостнее, чем они когда-либо могли себе представить.

Первым делом я нашла в телефоне номер Анны Петровой. Мои пальцы больше не дрожали. Я набрала ее номер с той же решимостью, с какой подписывала многомиллионные контракты, работая под началом отца.

Она ответила после второго гудка, ее голос, как всегда, был безупречно ровным и лишенным эмоций, словно она говорила не с живым человеком, а с биржевым терминалом.

— Анна Владимировна, доброе утро. Это Кира Гордеева.

— Слушаю вас, Кира Игоревна, — в ее тоне не было ни удивления, ни любопытства.

— Я приняла решение. Я возвращаюсь в компанию. Сегодня. Мне необходимо ваше полное юридическое содействие для официального вступления в права оперативного управления в качестве основного акционера.

На том конце провода на несколько секунд повисла пауза. Это была не пауза удивления. Это была пауза профессионала, мгновенно оценивающего новую диспозицию и просчитывающего следующие ходы.

— Я вас поняла, — наконец произнесла она. — Решение верное, хотя и крайне рискованное. Совет директоров встретит вас в штыки. Они сделают все, чтобы заблокировать ваши инициативы и поставить во главе внешнего управляющего.

— Именно поэтому мне и нужна ваша помощь, — твердо ответила я. — Мне нужен юридический щит и меч. Я хочу быть готова к любому их выпаду.

— Документы будут готовы в течение двух часов, — сообщила Анна. — Мой помощник доставит вам полный пакет. В нем будет все необходимое: от официального уведомления для совета директоров до проектов приказов о начале тотального финансового аудита. Изучите их внимательно перед встречей. И, Кира Игоревна…

— Да?

— Удачи вам, — сказала она, и в ее стальном голосе я впервые уловила нотки человеческого тепла. — Она вам понадобится.

Дмитрий уже ждал меня на кухне. На столе стоял свежезаваренный кофе и скромный завтрак. Он ничего не спрашивал, но по его внимательному, изучающему взгляду я поняла, что он все видит. Он видел произошедшую во мне за ночь перемену. Видел, как на смену вчерашней растерянности и боли пришла холодная решимость.

— Я еду в офис, — сообщила я, наливая себе кофе.

— Я знаю, — спокойно ответил он. — Я поеду с тобой. Буду ждать в машине. На всякий случай.

— Это может быть опасно. В компании осталось много людей, лояльных Вячеславу.

— Именно поэтому я и поеду с тобой, — отрезал он тоном, не терпящим возражений.

Подготовка к этому «возвращению» напоминала сборы на войну. Речь шла не просто об одежде. Речь шла о броне, о визуальном коде, который должен был без слов донести до каждого сотрудника, от охранника в холле до члена совета директоров, что перед ними больше не заплаканная наследница, а новый, полноправный хозяин империи.

Я выбрала темно-синий брючный костюм, строгий, почти мужского кроя, именно такие любил мой отец. Под него ослепительно-белую шелковую блузку с глухим воротом. Волосы я туго стянула в низкий, гладкий пучок на затылке. Ни одного лишнего локона, ни одной фривольной детали. Макияж был минимальным, почти незаметным, лишь подчеркивающим бледность кожи и темные круги под глазами, которые я не стала скрывать. Они были частью моего нового образа — шрамами, полученными в битве. Я смотрела на свое отражение в зеркале и видела незнакомую женщину. Женщину с глазами, в которых застыл лед.

Поездка в «Москва-Сити» прошла в полном молчании. Дмитрий вел машину, сосредоточенно глядя на дорогу. Я смотрела на мелькающие за окном небоскребы из стекла и бетона, на этот холодный, бездушный мир, который снова должен был стать моим полем битвы.

Когда мы подъехали к главному входу, он ненадолго заглушил мотор.

— Если что-то пойдет не так. Если почувствуешь малейшую угрозу — не физическую, любую. Звони не раздумывая. Я войду через три минуты. С поддержкой.

— Ничего не случится, — уверенно сказала я. — Сегодня будет просто разговор. Жесткий, но всего лишь разговор.

— Разговоры иногда бывают опаснее пуль, — серьезно ответил он.

Я вышла из машины, сделала глубокий вдох, шагнула под стеклянный козырек и вошла в гулкий мраморный холл.

Эффект был мгновенным. Все разговоры стихли. Десятки глаз: охранников, клерков, курьеров, посетителей разом обратились ко мне. Я чувствовала их взгляды на себе, как физическое прикосновение. В них было все: шок, любопытство, злорадство, жалость и плохо скрываемый страх.

Я шла через огромный холл к лифтам, и люди молча расступались передо мной, как воды Красного моря перед Моисеем. Я не ускоряла шаг, не опускала глаз. Я смотрела прямо перед собой, и стук моих каблуков по полированному мрамору был единственным звуком в наступившей тишине.

Лифт бесшумно вознес меня на двадцать пятый этаж. Здесь, в царстве топ-менеджмента, тишина была еще более плотной и враждебной. Секретарша Вячеслава, молодая хищная блондинка, увидев меня, вскочила со своего места, ее лицо вытянулось от изумления.

— Кира Игоревна? Что вы здесь?..

— Созовите экстренное совещание совета директоров, — приказала я холодным, не терпящим возражений тоном. — Через пятнадцать минут. В главном конференц-зале. Присутствие всех обязательно.

Она открыла рот, чтобы что-то возразить, но, встретившись со мной взглядом, осеклась и молча кивнула, опустившись в кресло и вцепившись в телефонную трубку.

Я не пошла в кабинет отца, который ранее занимал Вячеслав. Я направилась прямо в конференц-зал, огромное помещение с овальным столом на тридцать персон и панорамным окном во всю стену. Это было сердце компании, ее мозг, ее главный командный пункт. Именно отсюда мой отец управлял своей империей. Именно здесь они вынесли мне приговор. И именно здесь я собиралась объявить им войну.

Члены совета директоров собирались медленно, поодиночке. Я видела по их лицам, как они обмениваются недоуменными сообщениями в мессенджерах, пытаясь понять, что происходит. Все они были людьми Вячеслава. Старые, влиятельные мужчины в дорогих костюмах, привыкшие к власти и полному контролю над ситуацией. Они смотрели на меня с плохо скрываемым пренебрежением, как на досадное недоразумение, нарушившее их привычный распорядок.

Я молча ждала, стоя у окна и глядя на раскинувшийся внизу город. Я дала им собраться, почувствовать себя хозяевами положения.

Когда последний из них вошел в зал, я медленно повернулась.

— Добрый день, господа, — произнесла я, и мой голос в наступившей тишине прозвучал оглушительно громко. — Благодарю, что смогли так оперативно собраться.

— Кира Игоревна, — взял слово самый старший из них, Семен Маркович Вайнштейн, правая рука Вячеслава, седовласый патриарх с хищными глазами. — Мы, безусловно, сочувствуем вашему горю. Но что означает эта внезапная встреча? Компания сейчас находится в кризисе, и мы как раз работаем над планом по его преодолению.

— Я знаю, — холодно ответила я. — Я читала протокол вашего последнего заседания. Вы собираетесь ходатайствовать перед судом о назначении внешнего кризис-менеджера. Я права?

Он слегка смешался от моей осведомленности.

— Это стандартная процедура в подобных форс-мажорных обстоятельствах, — пробормотал он. — Учитывая… ваше эмоциональное состояние… и отсутствие у вас необходимого опыта…

— Мое эмоциональное состояние, Семен Маркович, вас волновать не должно, — отрезала я. — А что касается моего опыта, то я выросла в этой компании. И в отличие от некоторых присутствующих, я никогда не воровала у собственного отца.

По залу пронесся возмущенный гул.

— Это наглая клевета! — вскочил со своего места Вайнштейн.

— Это не клевета. Это факт, который в скором времени будет доказан результатами полного и независимого финансового аудита, который я инициирую с сегодняшнего дня, — я сделала шаг к столу и положила на его полированную поверхность папку с документами, которые мне привез помощник Анны.

— Согласно уставу компании и завещанию моего отца, Игоря Павловича Гордеева, после ареста моего мужа, Вячеслава Гордеева, права на оперативное управление полностью переходят ко мне как к основному акционеру, владеющему контрольным пакетом. Я обвела их тяжелым взглядом. — Поэтому никаких внешних управляющих не будет. С этого момента компанией руковожу я.

Это было как бросить гранату в террариум. Они взорвались. Кричали о рейдерском захвате, об уставе, о моей некомпетентности. Вайнштейн угрожал судом, пытался давить своим авторитетом. Я молча слушала, давая им выпустить пар. Я знала, что они сильны, пока они едины. Моей задачей было найти трещину в их монолите.

И в самый разгар этой перепалки произошло то, на что я втайне надеялась.

— А я считаю, что Кира Игоревна права, — раздался спокойный, веский голос. Все разом замолчали и обернулись.

Говорил Андрей Николаевич Петровский самый пожилой член совета, работавший с моим отцом еще с момента основания компании. Вячеслав давно отодвинул его от реальных дел, считая «старой гвардией», но оставил в совете из уважения к его прошлому авторитету.

— По уставу она действительно имеет полное право взять управление на себя, — продолжил Петровский, глядя прямо на Вайнштейна. — И ее требование об аудите абсолютно законно и, я бы даже сказал, давно назрело. Компания — это наследие Игоря. И его дочь имеет первоочередное право бороться за это наследие. Я ее в этом полностью поддерживаю.

Слова Петровского, человека с безупречной репутацией, стали тем камнем, который вызвал лавину. Монолит их единства треснул. Еще один директор, потом еще один, начали осторожно кивать, соглашаясь. Они поняли, что ветер переменился. Вайнштейн и его ближайшие соратники остались в меньшинстве. Битва была выиграна.

Когда совещание закончилось и униженные заговорщики покинули зал, Петровский подошел ко мне.

— Я знал вашего отца тридцать лет, Кира, — сказал он, глядя на меня теплыми, отеческими глазами. — Он был бы горд вами сегодня. Если вам понадобится моя помощь или совет в этом… улье… знайте, моя дверь всегда для вас открыта.

— Спасибо, Андрей Николаевич, — искренне поблагодарила я. — Мне очень понадобится ваша помощь.

Я осталась в огромном пустом зале одна. Подошла к панорамному окну и посмотрела на город. Он больше не казался враждебным. Он был моим. Моим по праву рождения, по праву крови, по праву боли. Пустота внутри начала медленно заполняться. Но не радостью, а тяжелым, свинцовым чувством ответственности. Я вернулась. И это было только начало. Начало долгой и безжалостной чистки. Я пришла в этот улей не для того, чтобы собирать мед. Я пришла, чтобы сжечь всех трутней, которые годами пожирали дело жизни моего отца.