Месть. Идеальный сценарий (СИ)

Глава 7

Дни превратились в тягучую, вязкую паутину ожидания. Они налипали друг на друга, образуя бесформенную, серую массу времени, лишенную событий, эмоций и смысла. Я стала призраком в собственной квартире, бесплотной тенью, скользящей по комнатам, которые когда-то были наполнены смехом, планами и жизнью. Теперь они были наполнены лишь гулкой, звенящей тишиной и запахом пыли. Моя изоляция была абсолютной, почти герметичной. Затворничество, изначально бывшее тактическим ходом, превратилось в мою реальность, в кокон, который я сама же вокруг себя и соткала.

Я неукоснительно следовала инструкциям Волкова, разыгрывая перед Юрием Семеновичем спектакль полного морального истощения. Эта роль, как ни странно, давалась мне все легче. Мне почти не приходилось притворяться. Парализующая апатия, которая накатывала волнами, была абсолютно реальной. Усталость, въевшаяся в каждую клетку, была моим подлинным состоянием. Единственное, что было ложью — это причина. Они думали, что я сломлена горем и позором. Но на самом деле меня сжигала изнутри холодная, концентрированная ярость, которая требовала колоссального количества энергии для своего сдерживания.

Каждый звонок Юрия Семеновича становился отдельным актом в этом театре абсурда. Я специально держала свой «грязный» телефон рядом, на кухонном столе, и каждый раз, когда раздавалась трель рингтона, мое сердце сжималось от омерзения. Я давала ему прозвонить несколько раз, чтобы создать впечатление, что у меня нет сил даже подойти к аппарату.

— Да… — отвечала я, предварительно сделав несколько прерывистых вдохов, чтобы голос звучал слабо и надломленно.

— Кирочка, дорогая моя, как ты себя чувствуешь? — его голос, жирный от фальшивого участия, сочился из динамика, как патока. — Я так за тебя волнуюсь. Слава тоже места себе не находит, переживает.

«Переживает, как бы я не сорвалась с крючка», — мысленно парировала я, а вслух лепетала:

— Мне очень плохо, Юрий Семенович… Я почти не сплю… Панические атаки… Я просто не могу заставить себя думать о… об этих бумагах. Мне кажется, я сойду с ума.

— Ну что ты, девочка моя, не говори так, — ворковал он. — Мы все понимаем. Никто на тебя не давит. Но ты же знаешь, жизнь не стоит на месте. Бизнес требует решений. Партнеры ждут…

Каждый такой разговор был пыткой. Я слушала его лицемерные увещевания, его покровительственный тон, и во мне все кипело. Мне хотелось кричать в трубку, кто он такой, хотелось выплеснуть ему в лицо всю правду о его «порядочном» клиенте Вячеславе, о его «заботливой» сообщнице Элеоноре. Но я молчала, играя свою роль. Я выигрывала для нас драгоценные часы, которые Дмитрий использовал для того, чтобы копать.

Его звонки, раздававшиеся на «чистом» телефоне раз в день, были для меня глотком свежего воздуха, единственной связью с реальностью, где еще существовала надежда. Его спокойный, уверенный голос действовал как бальзам на истерзанные нервы.

Дмитрий, окрыленный первыми быстрыми успехами — найденным актером и следами денежных переводов, — пытался копать глубже. Он был похож на геолога, наткнувшегося на богатую золотую жилу. Первые находки были многообещающими, но очень скоро он наткнулся на глухую, невидимую стену из твердой породы.

— Они работают на опережение, — сообщил он во время одного из наших коротких созвонов. Его голос, обычно неизменно спокойный, звучал непривычно озабоченно. — Я пытался поднять финансовую документацию по последним крупным сделкам Славы, но все серверы оказались идеально зачищены. Все архивы по последним трем месяцам стерты. Официальная версия — технический сбой. Но мы оба понимаем, что это не так.

Он сделал паузу, давая мне переварить информацию.

— Более того. Двое ключевых сотрудников финансового отдела, которые не могли не знать о его махинациях, внезапно уволились по собственному желанию. Один вчера улетел в Германию, якобы на срочное лечение. Вторая — на Бали, в долгосрочный отпуск по медитации. Концы в воду. Кто-то очень профессионально заметает следы, Кира. И этот кто-то действует быстро и эффективно.

Эта новость легла на душу холодным камнем. Я сидела на полу в своей пустой гостиной, смотрела на чехлы, покрывающие мебель, как саваны, и чувствовала, как по спине пробегает неприятный холодок. Мы имели дело не просто с жадным мужем и его коварной любовницей. За ними стояла сила, о масштабах которой мы могли только догадываться. Сила, способная зачищать сервера, отправлять людей за границу и обрывать все нити, ведущие к правде.

Изоляция начала давить на меня с новой силой. Четыре стены моей квартиры превращались в стены камеры. Я чувствовала себя бесполезной, пешкой, которую убрали с доски и велели ждать, пока сильные игроки сделают свои ходы. Это чувство пассивности было невыносимым. Мне нужно было действие. Мне нужно было что-то сделать самой. Что-то, что могло бы принести пользу, дать новую зацепку.

И я вспомнила. Сейф. Личный сейф отца в его загородном доме.

— Мне нужно на день съездить в загородный дом, — сказала я Дмитрию через пару дней, когда чувство клаустрофобии стало почти невыносимым. Моя изоляция в квартире начинала сводить меня с ума. — Там, в кабинете отца, остался его личный сейф. Я не помню, что в нем, но вдруг там есть что-то важное. Какие-то документы, о которых никто не знал.

Я говорила это, но в глубине души понимала, что это лишь половина правды. Главной причиной было мое отчаянное желание вырваться из этой клетки. Сделать хоть что-то.

— К тому же, — добавила я, используя более рациональный аргумент, — мое постоянное затворничество может вызвать подозрения. Они могут подумать, что я что-то замышляю. Поездка в дом, где я выросла, будет выглядеть как естественный поступок женщины, ищущей утешения в воспоминаниях. Это вписывается в мою роль.

Дмитрий долго молчал на том конце провода. Я почти физически ощущала, как он взвешивает все «за» и «против», как его аналитический ум просчитывает риски. Молчание затягивалось, и я уже была готова услышать категорическое «нет».

— Хорошо, — неохотно согласился он наконец. — Это рискованно, чертовски рискованно. Но твоя логика верна. Нужно создавать видимость нормальной жизни, чтобы усыпить их бдительность. Но при нескольких жестких условиях.

— Я согласна на все, — не раздумывая, выпалила я.

— Во-первых, я лично проверю твою машину от и до. Каждый винтик, каждый провод. Во-вторых, поедешь строго днем, по самому оживленному шоссе. Никаких проселочных дорог. В-третьих, я буду следовать за тобой на расстоянии. Постоянно. Никаких отклонений от маршрута и никаких остановок. Ты меня поняла?

— Да, — твердо ответила я, чувствуя прилив адреналина. Наконец-то. Действие.

Вечером того же дня он приехал, чтобы осмотреть мою машину. Я наблюдала за ним из окна. Он не просто бросил беглый взгляд. Это была работа профессионала. Он принес с собой целый набор инструментов и специальное зеркало на длинной ручке. Он методично проверил ходовую часть, заглянул под капот, просветил фонариком тормозные диски, проверил давление в шинах. Его движения были точными, выверенными, как у хирурга перед операцией.

— Все чисто, — сказал он, позвонив мне после осмотра. — Никаких «жучков», никаких видимых повреждений. Либо они не додумались до этого, либо работают гораздо тоньше. Будь предельно осторожна.

Мы договорились, что я поеду на следующий день. Утром я проснулась с незнакомым чувством — смесью страха и возбуждения. Я тщательно оделась, выбрав неприметные джинсы и темный свитер. Когда я села за руль своего автомобиля, мое сердце екнуло. Эта машина была последним осязаемым осколком моей прежней жизни. Запах дорогой кожи в салоне, привычное расположение кнопок на панели, мягкое урчание мощного двигателя. На несколько секунд я снова почувствовала себя той самой Кирой — хозяйкой своей жизни, уверенной и безмятежной.

Но стоило мне выехать на скоростное шоссе, как иллюзия развеялась, и реальность нанесла свой удар. Сначала все шло идеально. Я ехала в среднем ряду, строго соблюдая скоростной режим. В зеркале заднего вида я периодически видела неприметный седан Дмитрия, который держался в паре сотен метров позади. Его присутствие успокаивало. Солнце светило ярко, дорога была почти свободной. Я даже начала думать, что мои страхи были преувеличены.

Момент, когда все изменилось, наступил внезапно и буднично. Поток машин впереди начал замедляться. Я инстинктивно перенесла ногу на педаль тормоза и слегка нажала, чтобы сбросить скорость перед перестроением.

И ничего не произошло.

Педаль ушла в пол, став мягкой и податливой, как кусок ваты. Машина не отреагировала. Вообще. Она продолжала нестись вперед на скорости сто двадцать километров в час.

Первой реакцией было недоумение. Мозг отказывался принимать происходящее. Может, я промахнулась? Я с силой вдавила педаль в пол еще раз. И снова. Тот же пугающий, безвольный провал. Эффекта не было.

Холодный пот мгновенно прошиб меня. Я вцепилась в руль побелевшими пальцами. Паника ледяными тисками сжала горло. Сердце заколотилось с бешеной скоростью, отдаваясь гулким стуком в ушах. Я посмотрела на спидометр. Стрелка замерла на отметке 120. Она не двигалась.

Впереди, метрах в трехстах, начинался плотный затор. Лес красных стоп-сигналов, которые приближались с ужасающей скоростью. Я умру. Прямо здесь, сейчас, в этой груде железа, которая еще минуту назад казалась мне символом безопасности. Мозг лихорадочно искал выход. Аварийка? Сигнал? Но что это даст? Никто не сможет остановить несущийся на них многотонный снаряд.

В зеркале заднего вида я увидела, что машина Дмитрия резко ускорилась и поравнялась со мной в соседнем ряду. Его лицо было искажено криком, который я не слышала за стеклом и ревом мотора. Он отчаянно жестикулировал, показывая мне на правую, аварийную полосу. Она была свободна. Это был шанс.

Собрав всю волю в кулак, я резко вывернула руль. Машину занесло, заднюю часть повело в сторону, но я, вцепившись в руль до боли в костяшках, чудом выровняла ее. Мы вылетели на аварийную полосу. Скорость начала медленно падать за счет трения, но этого было катастрофически недостаточно. Впереди, как пасть гигантского зверя, виднелся крутой съезд с эстакады с бетонным отбойником. У меня оставались секунды.

Тогда я сделала то, что видела в фильмах и всегда считала эффектным, но нереальным трюком. Мой разум отключился, уступив место чистому инстинкту выживания. Правая рука сама нашла рычаг ручного тормоза. Я с силой дернула его на себя.

Раздался оглушительный, раздирающий уши скрежет. Звук рвущегося металла и горящей резины. Машину развернуло почти на девяносто градусов. Мир за окном превратился в смазанное, мелькающее пятно. Затем последовал страшный удар. Боковой, глухой, сотрясающий все тело. Меня швырнуло на дверь, ремень безопасности впился в грудь, лишая воздуха. Перед глазами на мгновение потемнело. А потом наступила оглушительная тишина.

Машина замерла, уткнувшись боком в серое бетонное заграждение. Из-под капота валил густой, едкий дым.

Все произошло за считанные секунды, которые растянулись в моем сознании в вечность. Я сидела, не двигаясь, глядя прямо перед собой. Мир потерял звуки и краски. В ушах стоял только тонкий, высокий звон.

Дверь со стороны водителя рывком открылась. Дмитрий. Его лицо было белым как полотно, в глазах плескался ужас.

— Ты жива⁈ Кира!

Он расстегнул мой ремень безопасности, его руки дрожали. Я хотела что-то ответить, но не могла. Слова застряли в горле. Я сидела, вцепившись в руль, и смотрела на свои руки, на приборную панель, на треснувшее, пошедшее паутиной боковое стекло. Меня била крупная, неудержимая дрожь, сотрясая все тело.

Он осторожно вытащил меня из разбитой машины. Ноги не держали, и я бы упала, если бы он не подхватил меня. Он усадил меня прямо на асфальт, прислонив к холодному бетону отбойника.

Я смотрела на искореженный кусок металла, который еще недавно был моим автомобилем, и одна-единственная мысль, ясная и острая, как лезвие бритвы, пронзила мой затуманенный от шока мозг.

Они не просто зачищали архивы. Они не просто запугивали свидетелей.

Они пытались меня убить.