«Так жить нельзя!»

— Значит, так, Виктория! — Елена Павловна в последний раз полюбовалась результатами своей работы и сняла марлевую маску. Вика увидела ее усталое лицо немолодой, одинокой и пессимистичной женщины, которой бы только поспать, но надо работать, надо нянчить внуков, надо заботится о старом вздорном отце. — Ты зубы береги! Хватит с лестницы падать. Это не дело: три штифта и два светокомпозита. Ты ведь не занимаешься кик-боксингом?

Вика счастливо и разморенно улыбнулась. Она давно знала о себе, что страдает, вернее, наслаждается редкой формой душевной патологии: обожание стоматологического кресла и полное кайфование от манипуляций в своем рту. Ой, а что бы сказал Фрейд? Может, это сексуальное извращение? Нет, тогда уж, такая форма любви, потому что удовольствие Золотова испытывала только в кабинете Елены Павловны. В других зубоврачебных кабинетах Вика, как это и положено, только ойкала, айкала и ерзала на месте, чувствуя как стекает по ложбинке вдоль позвоночника отвратительный ручей трусливого пота.

— Елена Павловна, сколько я вам должна? — промурлыкала она, поднимаясь из кресла.

Овчаренко продолжала сидеть на своем месте, блокируя Вике возможность выйти. Она разглядывала желтый синяк на скуле пациентки и ждала ответа на свой вопрос. Вика остановилась перед ней. Кажется, пройти мимо врача и удрать от вопроса не получится.

— Нет, кик-боксингом не занимаюсь, — сказала она небрежно. — Я спортом не занимаюсь уже три года.

— Тогда откуда у тебя такие повреждения?

— Я же говорила... — беспомощно сказала Вика.

— Я слышала. — Елена Павловна, наконец, встала со своего места. — Только не надо думать, что я дурочка. Это надо прекратить. Почему ты не уйдешь от него?

Вика поняла, что релаксации пришел капут и надо возвращаться в свой мир.

— Я пыталась, — выдавила она из себя. — Он нашел меня и стало еще хуже.

— Но так жить нельзя! — воскликнула Овчаренко. Она уже сняла белый халат и осталась в красивом сером платье из тонкого шерстяного трикотажа. Золотова поняла, что как и каждый стоматолог, Елена Павловна верит в боль во имя здоровья. Сама Вика верила только в боль ради боли.

— Елена Павловна, — она достала кошелек. — Я уже не думаю об этом. Вообще. Ни сейчас, ни завтра. Мне некуда идти, у меня никого нет. Кому я нужна?

— Самой себе, прежде всего. — резко ответила стоматолог и добавила, увидев кошелек в руках Вики: — С тебя сто рублей.

— Спасибо вам, до свидания!

— До скорой встречи, — многозначительно произнесла доктор.

Золотова дошла до остановки, выглянула на проезжую часть, по которой двигались только горящие парами фары. Ситуация с транспортом оставалась туманной. Вика прошла вглубь остановки, где почти никого не было, и зарыдала. Елена Павловна была подругой ее матери. Зная ее с самого своего детства, Вика невольно воспринимала точку зрения стоматолога так, будто это было мнение ее матери. Если бы мама была жива, такого бы не случилось! Мама знала ответы даже на вопросы из контрольной по неорганической химии, так что она бы точно меня спасла. Вику душили рыдания, ее плечи, укутанные теплым свитером и зимней курткой, дрожали, черная тушь текла по щекам.

«Ничего! — ответила она на вопрос, который никто не задал, — ровным счетом ничего. Просто скоро проблемные дни. У женщин ведь нет других поводов порыдать, кроме как перед проблемными днями!»

Дома ее ожидала стадия, следовавшая за «Белыми розами». Она имела рабочее название «Плато неверного равновесия». Выражалась в преувеличенно полноценных семейных отношениях. Раньше Вика радовалась этой стадии, как отдыху, но сейчас, на сто первом круге Ада ненавидела ее так же, как и все остальные.



Загрузка...