Витя Калачев просит его не беспокоить


— Витя, пожалуйста, помоги мне! — умоляла Золотова своего приятеля о неслыханной любезности. — Узнай для меня это! Я же спать не могу!

— Да никто твои фантазии проверять не станет! — отмахнулся Калачёв. — И потом, кто же тебе поверит, что струну свою ты нашла на месте преступления, а не в соседней помойке? Нет свидетелей, понятых, никого!

Они сидели в маленькой закусочной на площади перед Филармонией и угощались самыми вкусными в Гродине чебуреками. Витя любил чебуреки с кетчупом, а Вика — без ничего. Еще они взяли пива. Золотова с наслаждением отпивала по глотку из огромной литровой кружки, которую могла поднять со стола только двумя руками. Литр ей, конечно, не осилить, но меньше здесь не наливают. Так принято! Сегодня была суббота, день и ночь счастья. Вика планировала на вечер запастись еще баночкой «Балтики», чтобы вечер не показался будничным. Но, главное, она собиралась проработать всю ночь. А для этого надо было ещё потрясти Калачева.

Пойти поесть чебуреков Витя ещё согласился, но обсуждать предложенную Золотовой тему совершенно не желал. У него были свои причины встретиться с журналисткой, но совершенно противоположные.

— Ну, что ты прицепилась? — почти жалобно говорил он, — Я ничего не знаю об этих струнах и знать не хочу. Это такая мутота! У меня полно своих дел. А ты бы лучше пошла в суд, да посидела на разбирательствах. Там сейчас депутат судится, его обидел облизбирком. Такой материал забацать можно! Все журналисты так делают.

— Мне твои облизкомы на фиг не нужны, — ответила Вика. — я о другом больше волнуюсь: моя статья не помогла. Человек погиб! Я точно знаю, что девушка с гитарной струной совершила новое убийство. И еще я думаю, что есть шанс узнать, будут ли ещё убийства. Надо узнать хотя бы это! Хотя бы для себя! Ты понимаешь?

— Ну, ладно! Допустим, я соглашусь. — сказал Калачёв и отправил в рот последний кусок чебурека. — Как мы выясним исходя из твоих предпосылок, что убийства больше не будут происходить?

— А я тебе скажу! — Вика просто чесалась вся от нетерпения — так ей хотелось выложить свою теорию. — Надо узнать, какими струнами, по диаметру, девушка душила водителей! Если первое убийство совершено самой тонкой гитарной струной, а последнее — самой толстой или наоборот, а гитара у нее шестиструнная, то становится ясно, что больше убивать она не будет!

Вика победно посмотрела на Калачёва поверх пивной кружки. Тот усиленно жевал и медленно обдумывал ее сумбурные предположения. Наконец понял в чем, собственно, логика.

— Не будет убивать, если не перейдет на органные педали! Ими можно лупить по голове, — он попытался смазать торжество собеседницы.

— Очень смешно, — согласилась Вика, но ни на секунду не улыбнулась.

— Так я должен узнать про струны?

— Да.

— Стоп, а если гитара семиструнная?

— Я узнавала — это разные комплекты. Специалист разберет. Но если семиструнная, то ждите последнего трупа весной. Но, зная, что он точно будет, вы же сможете что-то сделать?

— А что ты сделаешь потом? — Калачёв не обратил внимания на ее последний вопрос.

— Напишу.

— О чем? — возмутился он. — Это же всё чистой воды фантазия! Как ты докажешь, что это была именно девушка, а не мужчина, не подросток? Свидетелей-то нет!

«Это у тебя нет свидетелей, — отвела взгляд Вика. — А все-таки ты не дурак. Придется выкручиваться!»

— Я только предполагаю, что убийца — девушка. Например, такая ситуация: ее однажды изнасиловали, она получила ужасную душевную травму и теперь мстит всем водителям. Девушка немного спятила, в жизни этого не видно, но в особые периоды — весной и осенью, в дождь — она выходит на дорогу с гитарной струной. И это будет не совсем статья... Это будет... рассказ. Я напишу рассказ и отправлю его в газетку, которая специализируется на криминальной тематике. Там публикуют и такие, творческие работы. Объявлен конкурс на лучшее произведение малой формы и я хочу поучаствовать. — разогнавшись, Вика заливала не запинаясь: — причем одно из условий — основа событий должна быть реальная. То есть, сам рассказ пусть будет вымыслом, но на базе реальных событий. Дело девушки с гитарной струной мне идеально подходит. Оно необычное, немного завораживает, можно многое выжать в художественном смысле! Так что, мой рассказ будет версией раскрытия загадочного дела. Я только стремлюсь сделать свою версию максимально правдоподобной. Помоги, а?

— А что победителю дадут?

«Попался!» — просияла Вика.

— Триста баксов, — брякнула она от радости.

— Нормально, — одобрил Калачев.

Вика заулыбалась, будто уже держала зелень в руках.

— Хорошо, — последовал долгожданный ответ. — Раз такое дело — помогу тебе. Узнаю прямо сегодня. Есть возможность.

— Что ты за это хочешь? — сейчас у Вики можно было бы выпросить Тадж-Махал, но Витя не стал этого делать. Его круглое румяное лицо стало вдруг очень серьезным. Он еще раз вытер губы салфеткой и серьезно ответил:

— Пожалуйста, не проси меня больше помогать тебе! — Вика немного вздрогнула и потянулась к пивной кружке, чтобы скрыть смущение. Калачев объяснил: — Я не хотел тебе говорить, просто это мои проблемы, но после того как вышла та, первая, статья о водителях, меня выставили из пресс-службы. Ты совершенно не виновата, потому что я на свой страх и риск обратился к тебе. Думал, что важнее спасти жизнь следующего водителя... Но ведь у нас субординация и нельзя без приказа. Это правильно, наша структура — серьезная сила, ею надо кому-то одному управлять, а то будет полный абзац. А я просто глупость сделал... Мне и звания следующего не дали. Вот так.

— А дело роженицы? — спросила Золотова.

— Нет, там все в порядке, — успокоил ее Виктор. — Тогда я уже был в убойном отделе, но меня попросили найти хорошего журналиста для описания этого дела. Все были немного потрясены, сочли, что надо припугнуть и других таких мамаш. Только с водителями плохо получилось.

— Прости, — подавленно прошептала Вика. — Я больше не побеспокою тебя. Не надо, чтобы были неприятности. Тогда и про струну не надо узнавать...

Калачёв улыбнулся:

— Последнее я сделаю. Мне не трудно будет, есть такие резервы, но больше не надо, ладно? И если тебе информация понадобится, то звони новому пресс-секретарю. Там сейчас хорошая девушка сидит. Она тебе все расскажет, что нужно и что можно... — он снова улыбнулся, но на этот раз виновато. — Прости... Я и сам виноват!

Золотова всегда болезненно относилась к чужим проблемам, особенно если была как-то причастна к их возникновению поэтому домой она вернулась с неприятным чувством вины. Вот как получилось! Та статья никому не помогла, а самому Вите даже навредила.

Войдя в тесную, знакомо пахнущую, прихожую, Вика поставила пакет с банкой пива и продуктами на пол. Она медленно, устало вылезла из куртки, неловко сковырнула с ног грязные ботинки и, подхватив пакеты, поволоклась на кухню. Завтра придётся весь день жарить, парить и варить. Еда в доме должна быть в изобилии, свежая и горячая.

Пакет выпустил из себя огромную кипу непокорных свертков. Каждый норовил с ветерком съехать с общей кучи и хлопнуться об пол. Вика запрыгала вокруг стола, борясь с этой тенденцией, но была наголову разбита, потому что противника поддерживала сила земного притяжения, а Вику — никто. От обиды за отсутствие у себя тылов пусть самой скромной прочности, Вика села на пол и заплакала. Пакеты весло попрыгали со стола, но самые сознательные, все же остались. Спасибо и на этом.

А как она надеялась на сегодняшний вечер! Как ждала его всю неделю! Как была благодарна своей единственной союзнице — рыбалке. Иногда Вике казалось, что если бы не эти перерывы, эти свободные один — два вечера в неделю, она бы уже умерла. И если бы не работа. Вспомнив о работе, о гитарных струнах и Вите Калачёве, Золотова заплакала еще горше. Иногда ее прорывало вот так, при малейшем поводе. Раньше она не позволяла себе распускаться — сказывалась спортивная школа, где учили всегда подниматься после падения и пытаться преодолеть себя снова и снова. А в последнее время слишком устала играть пьесу «Спокойствие и выдержка» перед одним зрителем во всем зале. Тем более, что этот зритель — она сама и есть!

Просижу тут весь вечер, буду сидеть и плакать, и плакать, и плакать...

Потом, не поднимаясь с пола, потянулась за банкой пива, нащупала ее на столе, открыла и попыталась отхлебнуть. В рот попала одна пена. Нужен был стакан и эта простая потребность вывела Вику из слезливой апатии, заставив подняться с пола. Она неловко повернулась, вставая на ноги, и поясницу пронзила боль. После выкидыша все время болела спина. Лечиться не хотелось. Какой смысл? Детей уже не родить, а в ее собственной жизни одной болью больше, одной меньше — без разницы!

Постепенно все стало приходить в норму: нашелся стакан, несколько глотков пива освежили горло после соленых слез, пакеты перестали кочевряжиться и послушно улеглись на полках в холодильнике. Вспомнились слова Вити о том, что статья о водителях была его собственной инициативой. Ладно, не так уж Вика и виновата! Золотова приготовила себе поесть, включила телевизор, пощелкала пультом, решила принять душ. В ванной, спустив джинсы на пол, завозилась с замком на серебряной цепочке и тут услышала телефонный звонок. Выскочила из ванной, путаясь в штанах, отчего ее походка напоминала передвижение каторжника в кандалах.

— Да! — Вика схватила трубку. Там что-то запиликало и когда связь установилась, Витя Калачев сказал:

— Узнал я все, как и обещал. Записывай!



Загрузка...