Вечеринка была в самом разгаре, когда между пацанами, собравшимися на перекур в кухне разгорелся спор на интересную для всех тему:
— А я тебе говорю, что даст! — громко сказал Валера Сичкин.
Все повернули головы в его сторону.
— Кто даст? — спросил Генка Солохин, всегда думавший только об одном.
— Что даст? — одновременно с ним вступил в разговор Кича, отличавшийся способностью плохо въезжать в любую тему.
Остальные заржали, смехом выражая свою обычную реакцию на любой вопрос Кичи. Народ уже понял о чем речь и, как это у подростков водится, легко настроился на скабрезный тон.
— Ленка Осина даст! — с куражом в голосе пояснил Валера. Он давно успел вступить в лучшую стадию алкогольного опьянения, когда вся дурь прет с невообразимой силой наружу, а барьеры и рамки рушатся и растворяются прямо на глазах.
— Не, — усомнился Солохин, сидевший с Ленкой за одной партой и достаточно знавший хорошенькую смешливую девчонку. — Она не такая! Вот Вилкина бы дала!
— Не «бы», а дала... — проворчал смазливый Мишка Крикуненко, любимчик девчонок и вообще местный плейбой. — И, кстати, ничего особенного...
— Да ну! — восхищенно воскликнул Кича. Все снова заржали.
— Когда? — дурковато опешил Валерка.
— Пока ты базарил, блин, дала, — спокойно сообщил Мишка. Каждый из собравшихся на кухне в тайне обзавидовался Крикуненко. Надо же, баба дала, а ему еще и не нравится! Тут бы вообще когда-нибудь с невинностью распроститься, а у него «нравится — не нравится»!
Плейбой молодцевато стряхнул пепел с сигареты, прищурился как делал его отец, затянулся, испепелив бычок до фильтра, и выбросил маленькую звездочку в темноту за окном. Все молчали, ожидая продолжения его речи, но Мишка не был настроен болтать.
— Надо выпить, — сказал он и двинулся из кухни.
— Надо выпить! — попугаем подхватил Кича.
— Осина бы и ему не дала, — сказал Генка, когда Крикуненко и Кича покинули курительный зал. Таково было его искреннее мнение и сам он и в мыслях не держал приставать к соседке по парте. Позже Солохин и не вспомнил, что именно его реплика подтолкнула разговор к спору, а спор привел к несчастью в жизни Лены.
— Ему бы не дала, а мне даст! — заявил Валерка. — Я способ знаю.
— Какой? — из оставшихся на кухне самым любопытным оказался третий собеседник — Вовка Логвинов.
— А надо ей одно место погладить! — поделился Валерка. Генка и Вовка закатились от возбужденного смеха.
— Да уж, надо! — веселился Генка, — Но ты еще доберись до этого места!
— Научил! — резвился Вовка, — Может, еще научишь, что потом туда совать?
Валерка был крайне недоволен их издевательством над своими глубокими познаниями в области эротики:
— Идиоты! Я о другом месте говорю. Шею ей надо погладить, там есть точка, которая ее сразу на секс настроит.
— Где? — перестал смеяться Генка.
— Где эта точка? Где? — вылупил глаза Вовка.
Насладившись переменой настроения приятелей, Валерка недобро ухмыльнулся:
— А вот теперь я вам ни хрена не скажу!
Пацаны переглянулись и Логвинов насмешливо произнес:
— А ты нам на Ленке покажи!
— Да не даст она! — с досадой сказал Генка.
— А на спор! — Валерка вытянул руку.
— Ой, ну, спорю! — ударил по его ладони Генка. Он был уверен в своей правоте.
А за столом царило веселье. Вопила музыка, уже подпившие подростки жевали, говорили тосты, подражая виденному с детства за столами их родителей, рассказывали похабные анекдоты. Кое-кто из девчонок уже танцевал во всю. Все были одноклассниками, почти все из благополучных семей. Почти все между собой друзья.
Валерка, Вовка и Генка невольно следили глазами за Осиной. И каждая пара глаз выражала свои собственные, отличные от чужих, мысли. Генка размышлял, не предупредить ли соседку по парте о том, что она стала предметом спора? Но как он скажет нормальной девчонке, что речь вообще шла в таком ключе: «даст — не даст»? Ленка сразу обидится, нагрубит или, там, заплачет... Черт их разберет, этих баб! Потом она разболтает своим подружкам и вся школа узнает, что Генка выдал пацанов. Да его потом достанут! Он как опущенный будет! Нет, не скажу ей. Пусть сама выкручивается.
Вовку одолевало любопытство. Ленка для него ничем от других девчонок в классе не отличалась. А вот посмотреть, где у девчонок то место на шее, погладив которое можно завалить любую, хотелось. Поэтому Вовка легко согласился на предложение Валерки о взаимовыгодном сотрудничестве: Вовка подпаивает Ленку, Валерка позволяет Вовке посмотреть на сцену соблазнения.
Сам Валерка испытывал противоречивые чувства. С одной стороны, Ленка Осина давно ему нравилась. Если бы не это, ее имя и не всплыло бы в разговоре на кухне. Но Ленка была для Валерки недоступна. То есть, просто подойти к ней и пригласить ее потанцевать он бы не решился. Ленка была дочкой профессора математики, а Валерка — сыном спившейся рыночной торговки. Про папу Валера и вовсе ничего не знал. Лена читала книги и у нее дома был компьютер, а этим летом папа возил Лену и ее маму отдыхать на какие-то острова, название которых Валерка и запомнить не смог. У Валерки дома были только ободранные обои и маленький братишка, больной раком. Чтобы не думать о младшем сыне, мама посылала старшего в гастроном за «Портвейном», а потом спала спокойно.
Словом, о чем Валерке говорить с Леной? Они, что называется, из разных миров! Это злило парня. Еще хоть бы Ленка была страшилкой, или задавакой, или сплетницей, или тупой, или ябедничала бы учителям на других! Но нет, ненавидеть ее было абсолютно не за что! Любовь и злость в маленьком сердце Валерки перемешались и породили в неразвитом мозгу туманную идею о мести. Так что для него спор на кухне был только поводом унизить, растоптать и причинить боль персонально Лене Осиной. За то, что она есть на белом свете.
Часа через полтора народ допился до бутылочки. Визг стоял невозможный! Покрасневшая Ленка Осина покачиваясь встала из-за стола. Она и сама чувствовала, что перепила. Дойдя до прихожей, решила, что сейчас зайдет в ванную, выпьет воды и пойдет домой. Она вошла в ванную, попыталась закрыться на замочек, но палец сорвался с пимпочки и она сломала ноготь. Спьяну Ленка и не поняла что случилось. Присела на край ванны, открыла холодную воду. Опустила под струю руки, набрала пригоршню воды, наклонилась над раковиной и плеснула водой в разгоряченное лицо. Снова набрала воды в сложенные горстью ладони и стала жадно пить. Когда подняла голову, увидела в зеркале над раковиной отражение напряженного лица Валеры Сичкина. Он протянул руку и погладил основание ее мокрой шеи. Лена оттолкнула его пальцы.
Разгулявшаяся молодежь криков из ванной не слышала. Тем более, что Вовка так надавил Ленке на шею, что она и вздохнуть могла с трудом. В какой-то момент девчонка стала терять сознание, а потом ее вырвало. Когда все кончилось, а это не продлилось больше десяти минут, пацаны вымыли руки от блевотины и вышли из ванной. Оба почти протрезвели и прятали друг от друга проснувшийся страх.
— Скажем, что она сама хотела! — попытался приободрить себя Валерка. Ему было тошно, он душил в себе жалость к распластанному на кафеле телу в разорванной одежде.
— Ага, — согласился Вовка, испытывая только омерзение.
Впрочем, со временем, поняв, что наказания за выходку не последует, приятели стали потихоньку смелеть. Первому о случившемся они рассказали Генке. Изнасилование в этом рассказе превратилось в похабный анекдот про то, что все бабы одинаковые и секретное место на шее есть и поглаживание действует. Отсутствие Лены в школе объяснялось стыдом за ее собственное развратное поведение. Подтверждение своей версии Валерка и Вовка находили и в том, что Осина никому не призналась в случившемся. Дескать, она так же боится наказания, как и мальчишки!
На самом деле Лена все рассказала маме. Та долго баюкала дочь на коленях и плакала. Потом сказала, что нельзя, чтобы еще кто-то знал и из этой школы надо уходить. Папе мама ничего не сказала, но стала безбожно баловать Ленку, стремясь разжечь хоть малую искру интереса к жизни в ее блестящих от слез глазах.
Тем временем, Валерка ходил по школе гоголем. С каждым днем его репутация секс-гиганта крепла. Тому способствовали откровения Вовы Логвинова, который обладал немалой фантазией и врать не стеснялся. Он и для себя старался, ведь отблеск славы Валерки падал и на его невзрачную фигуру.
Прошло недели три, а может и целый месяц. Где-то в марте, туманным промозглым вечером приятели расслаблено топали с футбольной тренировки. Разговор шел ни о чем, планов на вечер не было. Они свернули с тротуара на дорожку, протоптанную поперек газона и углубились в маленькую лесополосу, отделяющую два двора друг от друга. Навстречу им по узкой ленте асфальта шел высокий человек. Шагов за десять стало видно — на нем милицейская форма. Валерка лениво скользнул глазами по прохожему и отвернулся. Вовка же, как раз, вспомнил анекдот про мента.
«Сейчас, он пройдет и я расскажу!» — решил Логвинов. Но мент неожиданно резко затормозил прямо перед подростками.
— Валерий Сичкин и Владимир Логвинов? — спросил он низким, каким-то тяжелым, голосом.
Валерка остолбенел. Он вдруг испугался до потери всякого разума! Просто исчезла способность соображать. Вовка, видимо, тоже разучился думать, но вместо столбняка на него напало дикое желание исчезнуть поскорее отсюда. Он рванулся прочь, нарвался на что-то очень твердое и повис на железной руке милиционера. В желудке разлилась боль.
— Молодые люди, — услышал он над ухом тот же тяжелый голос. — Вы должны пройти со мной!
Валерка предпринял слабую попытку открутиться и был так же неизбежно пойман, как и Вовка. Мент провел их к крайней пятиэтажке и завел в подъезд. Только тут Вовка опомнился:
— Куда это вы нас ведете? Почему не в отделение?
— Потому что посидите у меня дома до приезда машины. Вас не в отделение повезут а в тюрьму сразу. Там до суда посидите, а после по этапу отправитесь!
Парни стихли и переглянулись. Представитель закона провел их в комнату и усадил за разложенный посередине стол-тумбу напротив друг друга. Мальчишки с удивлением разглядывали шикарную обстановку помещения: стильные диваны, шикарные занавеси, блестящий паркет, всякие необыкновенные вазы в темных полированных стеллажах. Живут же люди!
— Будете пока признания писать! — перед пацанами легло по листу белой бумаги.
— Мы ничего не сделали! — попытался выкрутиться Вовка.
Мент стал в торец стола, ласково улыбнулся и сказал:
— Вот и пишите, как вы ничего не делали. Все равно вам уже деваться некуда! Вам обоим не на что надеяться, кроме снисхождения суда. Твоя мама, Валера, и не заметит, что ты в тюрьме сидишь. А твои родители, Владимир, хорошего адвоката все равно не потянут! Да и не поможет тут никакой адвокат.
Он еще раз просиял улыбкой и вышел. Вернувшись через пятнадцать минут взял исписанные листки и бегло просмотрел их.
— Ну вот, так я и знал! Ага... Да... Правильно пишете, хоть и безграмотно. Да и стиль дурной. Читать больше надо в вашем возрасте! Хотя, зачем я это вам говорю? В мои планы не входит выпускать вас отсюда живыми.
У Валерки отвисла челюсть. Он с трудом примирился с мыслью об изменении всего своего будущего, но с тем, что будущее отменяется вообще свыкнуться было невозможно. Вовка тоже ничего не понял.
— Это... Вы же милиционер... — сказал он невнятно.
— Нет, — покачал головой хозяин квартиры. — Форма мне нужна была чтобы вас сюда заманить. В эту квартиру. Она особенная — абсолютно звуконепроницаема! Так что, кричи — не кричи, все равно.
— Вы нас убьете? — почти шепотом спросил Валера.
— Во всяком случае — планирую, — сообщил я им самым небрежным тоном, на который был способен. Если честно, труднее всего было не убить их прямо сейчас. — Значит так, мое окончательное решение вы узнаете рано или поздно, а пока — давайте поиграем в школу. Я буду учителем, а вы — учениками. Тема нашего сегодняшнего урока «Насилие». Кстати, как вам понравились ваши практические занятия по этой теме?
— Отпустите нас, пожалуйста! — у Вовки дрожал голос, а в глазах стояли слезы.
— Да? А Лена просила вас отпустить ее?
— Просила... — прошептал Валера.
— И что вы ей ответили? — я знал, что: — «Заткнись, сука!»? Прекрасно! Так вот, заткнитесь, ублюдки! Вот вам пример простейшего вербального насилия! Дальше. Перейдем к разделу «Физическое насилие». Не путайте с сексуальным. Это у вас впереди.
Парни совсем скисли и сжались на своих местах. Я продолжил лекцию:
— Здесь тоже лучше начать с практикума. Смотрите, — я указал на выход из комнаты, — дверь открыта. У вас есть шанс вырваться отсюда. Только надо одолеть меня. Итак, вы будете использовать ваш шанс?
Вова робко кивнул, а Валера даже не поднял головы. Слишком вялая реакция. Мне надо было спровоцировать их нападение. Только не надо думать, что я хотел честного поединка или еще какой-нибудь справедливой галиматьи! Ничего подобного! На самом деле, дверь в коридор была открыта, но входная металлическая — плотно заперта. Кроме того, во избежание всяких детских выходок, я имел при себе мой бывалый перочинный нож. Приятная мелочь.
— Так что? Вас двое, а я один! — подначивал я пацанов, — Реальный шанс, глупо упускать! Кстати, я не вооружен, а вот если вы не будете сопротивляться — начну вас убивать по одному. С кого начать?
Тут не выдержали нервы Валеры:
— Скотина! — заорал он, вскакивая и бросаясь ко мне. — Ах ты гадина! Убить меня хочешь!
Вовка, прикинувший, что математически рассуждая один плюс один равно двум, а двое больше одного, бросился на помощь приятелю. В это время я встретил Валерку оплеухой. Парень отлетел на пару шагов и грохнулся на пол. Подоспевшего на помощь Вовку угостил коротким и точным ударом в нос. Надо отметить, что этот Вовка был приземистым и кряжистым маленьким мужичком. Такие зачастую таят в себе недюжинную силу. Сейчас он ошалел от боли и некоторое время мешать мне не будет.
Валерка матерился в углу, держась за затылок. Я подошел к нему поближе и, взяв за грудки, поднял его на ноги.
— Стой, а то бить лежачего мне совесть не позволяет!
Следующий удар я нанес в солнечное сплетение. Он охнул и осел. Краем глаза я заметил метнувшуюся в сторону двери тень. Спокойно пошел следом за удиравшим Вовкой. Ублюдок уже добрался до входной двери и дергал замки.
— И чаю не попьешь? — спросил я, настигая его за этим бесполезным занятием.
— Так не честно! — возопил он, почувствовав мои пальцы у себя на плече. — Дверь закрыта!
— А честно было девочку насиловать? — вот же чудо! Парень почему-то считал, что с ним должны поступать по каким-то там джентльменским правилам! — Так она сама хотела? А ты хочешь?
Развернув его лицом к себе, я снова ударил его в нос. От боли у парня на глазах выступили слезы. Размазав с кулака о его рубашку кровь и сопли, потоком льющиеся из разбитого дважды носа, я потащил Вовку в комнату. Его приятель еще лежал скорчившись. Неужели так больно? Мне показалось это немного странным. Тем не менее, я попался, подойдя к пострадавшему и наклонившись над ним. Хитрец пружиной развернулся из позы зародыша и стукнул меня в челюсть. От неожиданности я потерял равновесие, а Валерка двинул ногой по моему бедру. Я грохнулся на пол и оба щенка набросились сверху.
— Бей его по голове! — командовал Валерка, лупя меня в ребра. — Бей суку! Он нас хотел убить!
— Ты получишь сейчас, скотина! Больно тебе? — бесился Вовка, — больно? Вот тебе за мой нос!
Удары сыпались со всех сторон, причем я правильно рассчитал, что Вовка будет бить больнее. Я сгруппировался, под градом тумаков вывернулся на спину, чтобы дать простор своим нижним конечностям и, прицелившись, двинул ботинком в торс склонившегося надо мной Вовки. В этот момент и сам получил приличный удар в голову. После такого можно было бы и потерять сознание, но для меня такой исход был невозможен. Когда Валерка попытался снова ударить я сосредоточился и схватил его обеими руками за щиколотку. И как только он с грохотом приземлился на копчик, вскочил на ноги, а потом хорошенько заехал ему между ног. На этот раз, Валерка действительно пострадал!
Повернувшись к Вовке, который уже поднимался на ноги, повторил прицельный удар. Теперь оба были хороши. Я ощупал нывший свой череп. Порезвился на старости лет, ничего не скажешь!
Спустя пять минут мои друзья были связаны и сидели сладкой парочкой у стенки. Пришлось оставить их на некоторое время одних: надо было раскалить клеймо.
Первым получил памятный знак Валерка. Я почти придушил его, чтобы он не дергался и я не попал ему раскаленным металлом в глаз. Запахло жареным мясом и только теперь я почувствовал адреналин в крови. Клейменный буквой «Н», что подразумевало «насильник», Валерка истерично визжал. Его дружок смотрел на меня огромными от ужаса зрачками. Я еще разок прогулялся на кухню, а вернувшись, чуть не споткнулся о Вовку, отползшего в коридор. Железо впилось в его толстую рожу с ужасным шипящим звуком. Он заметался, задергался, запищал. Переправив второго приятеля в компанию к первому, я занялся подготовкой шприцов.
— Что это? — спросил Валерка хрипловато. Ожог уже пылал на его лице. Ничего, сейчас хорошая косметическая хирургия!
— Это особенное лекарство. — сообщил я, не отвлекаясь от своего интересного занятия. — Специально для вас.
— Кто вы? — задал он следующий вопрос. — Вы Ленкин папа?
— Папа? — переспросил я, немного удивившись. — Нет, насколько мне известно. Просто навожу порядок. Нельзя же на спор изнасиловать девушку, свою одноклассницу и потом спать спокойно! А вы, — я повернулся к ребяткам, держа вертикально полный шприц с внушительной иглой, — вы спали спокойно. Ну, ничего, больше не будете!
Парни с ужасом смотрели на маньяка. Им уже казалось, что он трех метров роста, его взгляд безумен, а изо рта торчат клыки. Вкус крови во рту, только что испытанная боль, обещание смерти, страх и тоска смешались в каждом из них, сконцентрировались и выплеснулись паникой.
— Мама! — заорал Валерка. Он вспомнил мать, которая и вправду не поможет, вспомнил кричащего от боли братика, подумал, что теперь он знает, почему тот кричит не переставая и закричал сам.
Вовка, обладавший более крепкой психикой, продержался немного дольше, но отчаянный вопль приятеля показался ему настолько страшным и безысходным, что он тоже открыл рот и заорал.
Я усмехнулся и принялся за сидевшего слева Вовку. Бросил его одной рукой на пол, прижал коленом горло и прямо через рубашку всадил шприц в верхнюю часть плеча. Тот замолчал раньше, чем опустошился шприц.
— Вот так, — прокомментировал я удовлетворенно. Валерка захлебнулся воплем. От того, что Вовка кулем валялся рядом, он испытал еще больший ужас. Теперь он точно знал, что умрет. Почти покорно парень позволил мне сделать себе инъекцию и тоже уснул.
Назавтра их обнаружат прямо за домами в лесополосе. С неделю они ничего не будут помнить кроме яркого ощущения пережитого ужаса. После память начнет выбрасывать из своих мутных глубин неясные воспоминания, но я уже исчезну. Не будет человека лет пятидесяти, седого, полноватого и злобного. Будет моложавый военный, ожидающий приезда своей семьи издалека — далека.
Вытаскивая по очереди пацанов из квартиры, я все думал, почему, собственно, не убил их? Ведь мне не слабо! Может, и впрямь, старею? А, может, их неподдельный ужас убедил меня в том, что больше такого они не повторят? Все-таки девушка осталась жива... Хоть это и не аргумент, конечно.
...А ведь я ничего бы и не узнал об этом деле, если бы не прислушался однажды к болтовне стайки подростков под своим окном. Местечко было тихое, с одной стороны глухая стена станкостроительного завода, с другой — окна пятиэтажного дома, жильцам которого наплевать на сходки подростков. Они частенько собирались здесь покурить после невообразимо трудного учебного дня. До моего окна долетали их преувеличено брутальные голоса. Обычно я мальчишечью болтовню не слушал — у меня и своих мыслей всегда предостаточно, но в тот день и сам курил беспрерывно, обмозговывая кое-какие газетные материалы, поэтому топтался у форточки дольше обычного.
Фраза «Она сама хотела!» и особый, глумливый, тон разговора не могли не привлечь мое внимание. Потом я узнал несколько интерпретаций одной истории изнасилования, а сравнив детали различных версий, витающих в болтовне юнцов, смог соорудить схематичную реконструкцию реальных событий. Ненавижу изнасилования по личным мотивам. Мужчине никогда не прочувствовать всей глубины унижения, испытываемого жертвой. Поэтому я ненавижу изнасилование не душой, а разумом. Это именно то самое преступление, которое никогда нельзя оставлять безнаказанным.
Дядька моего возраста вряд ли привлек внимание шестнадцатилетних мальчишек. Взрослые им удивительно неинтересны! Для выяснения обстоятельств злодеяния и выявления личностей преступников мне понадобилась всего неделя. Я даже узнал кто жертва и ухитрился поболтать с ее самой близкой подружкой. Девушка рассказала мне, что Лена Осина тяжело заболела, а потом перешла в другую школу. Еще она упомянула о слухах, бродящих по школе. Вроде бы Ленка перешла в другую школу потому что здесь узнали, будто бы она занимается проституцией. Подруга Осиной просто кипела вся от возмущения, стремясь доказать порядочность Лены. Мне стало ясно — Осиной повезло, что никто не узнал правду.
И еще: она не сама захотела!