Джон Мэтью проснулся, ощущая Хекс рядом с собой и запаниковал.
«Сон… неужели ему это все это только снится?»
Джон медленно сел, и почувствовал, как ее рука соскальзывает по его груди к животу, и поймал ее прежде, чем она добралась до его бедер. Боже, то, что он сейчас так бережно держал, было теплым, весомым и…
— Джон? — сказала она в подушку.
Не раздумывая, он обнял ее, и погладил по коротким волосам и уже в следующее мгновение, казалось, она обратно провалилась в сон.
Быстрый взгляд на часы сказал ему, что было четыре часа дня. Они проспали несколько часов, и если урчание в его животе было ничем иным, как напоминанием о себе, то она, уж точно должно быть, проголодалась
Убедившись, что Хекс снова спит, Джон выскользнул из ее объятий, бесшумно обошел вокруг, и быстро написал ей записку перед тем, как надеть свои кожаные штаны и футболку.
С босыми ногами, он вышел в коридор. Кругом было тихо, потому что теперь здесь больше не проводилось никаких тренировок, что было чертовски жаль. Из спортзала должны были доноситься звуки спарринга, из классной комнаты — гул лекции, и хлопки закрываемых шкафчиков в душевых.
Вместо этого — тишина.
Но они с Хекс не были одни, как могло показаться на первый взгляд.
Добравшись до стеклянной двери кабинета, он замер, положив руку на ручку двери.
Toр спал за столом… точнее, на нем. Его голова покоилась на предплечье, плечи ссутулены.
Джон слишком привык к чувству гнева по отношению к парню, и было непривычным испытывать что-то другое. Вместо злости… сегодня он почувствовал обрушившуюся на него печаль.
Этим утром он проснулся с Хекс.
А Тору уже никогда не испытать подобного снова. Он никогда не перекатится на бок и не погладит волосы Велси. Он никогда не отправится на кухню, чтобы принести ей что-нибудь вкусное. Он никогда не обнимет ее и не поцелует.
И к тому же он потерял ребенка.
Джон открыл дверь, ожидая, что Брат подскочит, но Тор не сдвинулся с места. Мужчина был в отключке. Оно и понятно. Он был занят приведением себя в форму, едой и работой двадцать четыре часа семь дней в неделю, и усилие были на лицо. Его штаны больше не спадали с него, а футболки не висели на нем как на вешалке. Но оставалось ясно, что этот процесс давался для него огромным трудом.
«Где Лэсситер?» задался вопросом Джон, проходя мимо стола к стенному шкафу. Ангел, как правило, всегда ошивался поблизости Брата.
Войдя в скрытую дверь за полками, он прошел через туннель в дом. Идя по длинному коридору, где флуоресцентные лампы на потолке, простирающиеся высоко над его головой, создавали впечатление предопределенного пути — который в зависимости от того как шли твои дела — был довольно комфортным. Подойдя к устройству у лестницы, он произнес одними губами код для входа и поднялся на еще один уровень. Оказавшись в вестибюле, он услышал звук включенного телевизора, доносившейся из бильярдной и догадался, где пропадал ангел.
Никто больше в доме не стал бы смотреть Опру. Только если с дулом, приставленным к голове.
Кухня оказалась пустой; доджен, без сомнения, захватил немного еды в их комнаты до того, как они приступят к приготовлению Первой Трапезы и сбору семьи. Что было просто отлично. Джон абсолютно не нуждался в поддержке.
Шустро продвигаясь вперед, он прихватил корзину из кладовой и набил ее доверху. Бублики. Термос с кофе. Кувшин с апельсиновым соком. Нарезанные фрукты. Пирожное. Пирожное. Пирожное. Кружка. Кружка. Стакан.
Он собирал все самое калорийное и молился, чтобы ей нравилось сладкое.
На этой ноте, он сделал сэндвич с индейкой — на всякий случай.
И зачем-то изготовил еще с ветчиной и сыром.
Проходя через столовую, он направился обратно к двери под главной лестницей…
— Многовато еды для двоих, — прокомментировал Лэсситер в своей обычной нахальной манере.
Джон повернулся. Ангел стоял в дверном проеме бильярдной, привалившись к богато украшенной арке. Ноги и руки скрещены. Со своим поблескивающим золотым пирсингом, создающим впечатление, что на нем повсюду были ничего не упускающие глаза.
Лэсситер слегка улыбнулся.
— Итак, теперь ты видишь вещи с разных ракурсов.
Еще совсем недавно, буквально прошлой ночью, он послал бы его, но сейчас кивнул соглашаясь. Тем более, когда он подумал о трещинах в бетоне коридора — следами испытанной боли Тора.
— Это хорошо, — сказал Лэсситер, — и чертовски вовремя. О, и я не с ним в этот момент потому, что каждый нуждается в уединении. К тому же у меня было мое шоу с «О».
Ангел повернулся, его бело-черные волосы покачнулись.
— И можешь заткнуться. Опра классная.
Джон покачал головой, обнаружив, что улыбается. Лэсситер может и был метросексуальной занозой в заднице, но он вернул Тора в Братство, а это чего-то да стоило.
Джон прошел по туннелю. Вышел обратно через стенной шкаф в кабинет, где по-прежнему спал Тор.
Когда Джон проходил мимо стола, Брат проснулся, содрогнувшись всем телом, его голова поднялась со стола. Половина его лица превратилась в месиво, как будто кто-то укладывал его в нокаут несколько раундов подряд и выглядел Брат дерьмово.
— Джон…, — хрипло сказал он. — Привет. Тебе что-то нужно?
Джон потянулся к корзине и достал из нее сэндвич с ветчиной и сыром. Положив его на стол, он подвинул его к мужчине.
Тор заморгал, словно никогда раньше не видел двух ломтиков ржаного хлеба с положенным между ними небольшим количеством мяса.
Джон кивнул вниз.
«Поешь», произнес он губами.
Тор протянул руку и взял сэндвич.
— Спасибо.
Джон кивнул, задержавшись кончиками пальцев на поверхности стола. Его прощание было кратким стуком костяшками пальцев по столешнице. Слишком многое нужно было сказать, но не было времени, ведь сильнее его обеспокоило то, что Хекс могла проснуться одна.
Когда он подошел к двери, Тор сказал:
— Я очень рад, что ты вернул ее. Я действительно чертовски рад.
Когда слова дошли до него, глаза Джона сосредоточились на трещинах в коридоре. Он осознал, что это мог быть и он. Если бы Роф и Братья вошли в дверь с плохими новостями о его женщине, несмотря на его добрый нрав, он отреагировал бы точно так же как Тор.
Разнес бы все к чертовой матери от пола до потолка. Сопровождая это громким ревом.
Джон оглянулся через плечо на бледное лицо мужчины, что был его спасителем, его наставником… самым близким отцом, которого он когда-либо знал. Тор набрал вес, но его лицо по-прежнему оставалось осунувшимся, и возможно, оно никогда уже не изменится, и не имеет значения, как много он ел.
Когда их взгляды встретились, у Джона появилось чувство, что они оба прошли через многое вместе, а не только каких-то несколько лет, что знали друг друга.
Джон поставил корзину у своих ног.
«Я собираюсь вывести Хекс на улицу сегодня ночью».
- Да?
«Я собираюсь показать ей, где вырос».
Тор тяжело сглотнул.
- Тебе понадобятся ключи от моего дома?
Джон отпрянул. Он просто хотел посвятить парня в то, что с ним происходит, своего рода сближающий акт, чтобы преодолеть все это дерьмо между ними.
«Я не собирался вести ее туда…»
— Своди. Для тебя будет полезно проведать дом. Доджен приходит туда раз в месяц, может, в два. — Тор переместился и выдвинул один из ящиков стола. Взяв брелок с ключами, он прочистил горло. — Держи.
Джон поймал ключи, сжав их в кулаке, пристыжено прижав к своей груди. В последнее время он только что и делал, как изливал все дерьмо на Тора, но даже сейчас, Брат взял себя в руки и предложил то, что должно было быть для него погибелью.
— Я рад, что вы с Хекс друг друга нашли. По правде говоря, это имеет колоссальный смысл.
Джон сунул ключи в карман, чтобы показать свободной рукой:
«Мы не вместе».
Улыбка, которая на краткое мгновение озарила лицо парня, казалась древней.
— Да, вы вместе. Вам двоим суждено быть вместе.
«Иисусе, — подумал Джон, — неужели его связующий аромат так очевиден». Тем не менее, не было причин, чтобы вникать во все эти «почему-нет», окружающие их двоих.
— Итак, ты собираешься к нашей даме? — Когда Джон кивнул, Тор нагнулся к полу и поднял здоровенную сумку. — Возьми это с собой. Это деньги с наркоты, конфискованные с того ранчо. Блэй принес их сюда. Думаю, они могут пригодиться.
Поднявшись на ноги, он положил добычу на стол, взял сэндвич, снял обертку и откусил.
— Идеальное соотношение майонеза, — пробубнил он. — Не слишком много. Не слишком мало. Спасибо.
Тор направился к стенному шкафу.
Джон тихо свистнул, и Брат остановился, не поворачиваясь.
— Все в порядке, Джон. Тебе не нужно ничего говорить. Просто будь осторожен там ночью, договорились?
На этом Тор вышел из кабинета, оставив Джона наедине с воспрянувшей добротой и достоинством, к которым, он мог только надеяться, когда-нибудь вернутся.
Когда дверца стенного шкафа закрылась, он подумал… что хотел быть как Тор.
Когда он вышел в коридор, его мозг то и дело возвращался к своего рода, улучшению мира. С тех пор, как он впервые встретил парня, чтобы это ни было — габариты Брата или ум, или то, как он относился к своей шеллан, или как он сражался, или даже глубокое звучание его голоса… Джон хотел быть как Тор.
И хорошо, что так было.
Это было… правильно.
Вернувшись в послеоперационную палату, он уж точно не с нетерпением ожидал сегодняшней ночной вылазке. В конце концов, прошлое, чаще всего, лучше оставлять в прошлом… особенно его прошлое, потому что оно омерзительным.
Но дело в том, что лучший шанс удержать Хекс подальше от Лэша — поступить именно таким образом. Ей потребуется еще ночь, может, две, прежде чем она полностью восстановит свои силы. И, по крайней мере, ей хотя бы раз нужно будет покормиться.
Таким образом, он будет знать, где она и удержит рядом с собой в течение всей ночи.
Не имело значение, во что верил Тор, Джон не обманывал себя. Рано или поздно, она уйдет, и он не сможет ее остановить.
***
На Другой Стороне Пэйн кругами расхаживала по святилищу, ее босые ноги щекотала весенняя зеленая трава, а ее нос наполнял аромат жимолости и гиацинта.
Она не спала и часу с тех пор, как мать пробудила ее, и хотя поначалу это казалось странным, но она все-таки перестала об этом думать. Просто так было.
Кроме того, ее тело достаточно отдохнуло, чтобы с лихвой хватило на всю оставшуюся жизнь.
Подойдя к храму Праймэйла, Пэйн не стала входить внутрь. То же самое произошло, когда она оказалась у входа во двор ее матери — было еще слишком рано для прибытия Рофа и ее спарринга с ним, который был единственной причиной, по которой она вообще входила в это место.
Однако, когда она подошла к изолированному храму, едва открыв дверь и войдя внутрь, как ее привлекло что-то, заставившее отпустить ручку и отступить.
Чаши с водой, издревле используемые Избранными, для созерцания и далее засвидетельствования событий, происходящих на Другой Стороне, стояли ровным рядом на многочисленных столах, свитки пергамента и перьевые ручки так же были выложены и готовы к использованию.
Она заметила вспышку света и направилась к ее источнику. В одной из кристальных чаш по воде расходились круги, словно ею только что пользовались.
Она огляделась вокруг.
— Эй?
Ответа не последовало, лишь тонкий лимонный аромат, свидетельствовавший, что Но'Уан недавно здесь прибиралась. Что на самом-то деле было пустой траты времени. Здесь не было пыли, грязи, никаких нечистот, но Но’Уан была частью великой традиции Избранных, которой сама не являлась.
Ничего не оставалось, как выполнять работу, не имеющую отношения к служению великой цели.
Когда Пэйн повернулась, чтобы уйти и прошла рядом со всеми свободными стульями, неудача ее матери ощущалась столь же остро, как и тишина вокруг.
Воистину, ей не нравилась эта женщина. Но не было печальней реальности, как не реализация твоих планов, не увенчавшихся успехом. Программа размножения была построена на отсеивании дефективных, для достижения более сильной расы, чтобы при встрече с врагом на поле боя — она побеждала. Чтобы созданные ею многочисленные дети служили ей любовью, повиновением и радостью.
И где сейчас находилась Дева-Летописеца? В одиночестве. Не почитаема. Нелюбима.
И будущее поколение, скорее всего, еще меньше будет следовать ее путем, учитывая манеру воспитания большинства родителей, в то время как они отклонились от традиций.
Покинув пустую комнату, Пэйн вышла во всеобъемлющий молочный свет и…
По зеркальному бассейну расхаживала пританцовывая как тюльпан на ветру светящаяся желтая фигура.
Пэйн зашагала к фигуре и подойдя ближе, решила, что Лейла, должно быть, сошла с ума.
Избранная, напевала бессловесную мелодию, совершая в так движения, без звучания струнных инструментов, ее волосы развивались вокруг, как флаг.
Это было впервые, когда женщина не убрала волосы в шиньон, который был в моде у всех Избранных — по крайней мере, как видела Пэйн.
— Сестра моя! — сказала Лейла, останавливаясь. — Прости меня.
Ее сияющая улыбка стала еще ярче ее желтого цвета одеяния, а исходивший от нее аромат был сильнее, чем когда-либо. Наполняющий воздух аромат корицы был столь же уверенным, как и ее прекрасный голос.
Пэйн пожала плечами.
— Здесь не за что извиняться. Воистину, твоя песня приятна слуху.
Руки Лейлы возобновили свое изящное движение.
— Сегодня прекрасный день, не так ли?
— Воистину. — Ни с того ни с сего, у Пэйн проскочил страх. — Твое настроение значительно улучшилось.
— Это так, это так. — Избранная сделала пируэт, создавая своей ножкой некое подобие милой арки в воздухе. — Воистину, прекрасный день.
— Чем он тебя так порадовал? — Хотя Пэйн и так уже знала ответ. В конце концов, изменения в настроении редко были спонтанными — в большинстве случаев всегда был какой-то повод.
Лейла замедлила свой танец, руки и волосы опустились, перейдя в состояние покоя. Когда ее изящные пальцы поднялись ко рту, она, казалось, не могла подобрать слов.
«Она оказала полноценную услугу, — подумала Пэйн. — Больше ее опыт в эросе не был только теоретическим».
— Я… — На щеках Лейлы проступил яркий румянец.
— Можешь ничего не говорить, просто знай, что я счастлива за тебя, — пробормотала Пэйн, и это было в значительной степени правдой. Но какая-то часть ее испытывала неудовлетворенное любопытство.
Неужели остались только она и Но'Уан, кого не использовали?
«Наверное, так и есть».
— Он поцеловал меня, — сказала Лейла, глядя в сторону зеркального бассейна. — Он… прижал свой рот к моему.
С присущей ей грацией, Избранная села на мраморный выступ и провела рукой по спокойной воде. Спустя мгновение к ней присоединилась Пэйн, потому что иногда было лучше ощущать что-нибудь, да что угодно. Даже если это была боль.
— Ты получила от этого удовольствие, не так ли?
Лейла посмотрела на свое отражение, ее светлые волосы, струящиеся по плечам, кончиками касались зеркальной глади бассейна.
— Он был… огнем внутри меня. Большое, горящее пламя… поглощающее меня.
— Итак, ты больше не девственница.
— Он остановился после поцелуя. Сказал, что хочет, чтобы я была уверенна. — Чувственная улыбка, коснувшаяся лица женщины, была ярким отголоском страсти. — Я была уверенна, как и сейчас. Так же как и он. Воистину, его тело воина было готово для меня. Жаждало меня. Быть желанной таким образом, стало наивысшим даром. Я думала… завершение моего образования это как раз то, что я искала, но сейчас я понимаю, что меня ожидает намного большее на Другой Стороне.
— С ним? — пробормотала Пэйн. — Или при выполнении твоих обязанностей?
Лейла нахмурилась.
Пэйн кивнула.
— Я говорю, что с ним это будет чем-то большим, чем к чему ты стремилась.
Последовала долгая пауза.
— Такая страсть, как между нами, указывает на определенную судьбу, ты об этом?
— На это счет ничего не могу сказать. — Опыт Пэйн с судьбой привел ее к одному яркому, кровавому моменту действия… окончившийся долгосрочным бездействием. Ни один из этих моментов не подходил для комментирования той страсти, о которой ведала Лейла.
Или наслаждения.
— Ты осуждаешь меня? — спросила Лейла.
Пэйн подняла глаза на Избранную и подумала о той пустой комнате созерцания со всеми пустующими стульями и холодными и покинутыми чашами, не согретыми опытными руками. Теперешняя радость Лейлы, связанная с событиями, происходящими за пределами жизни Избранных, казалось, вела к еще одному неизбежному побегу. Что было бы не плохо.
Она протянула руку и коснулась плеча женщины.
— Нисколько. Воистину, я рада за тебя.
Застенчивая радость Лейлы преобразила ее из красивой к захватывающей дух женщины.
— Я так рада разделить это с тобой. Я так переполнена радостью, и нет никого… совсем… с кем можно было бы поговорить по душам.
— Ты всегда можешь поговорить со мной. — В конце концов, Лейла никогда не судила ее саму или ее мужские замашки, и Пэйн была очень близка к тому, чтобы оказать женщине такой же душевный прием. — Ты собираешься скоро туда возвратиться?
Лейла кивнула.
— Он сказал, что я могу возвратиться к нему в его… Как же он там сказал? Следующей ночью. Так я и поступлю.
— Что ж, держи меня в курсе. Воистину… мне будет интересно послышать о том, как ты живешь.
— Благодарю тебе, сестра. — Лейла накрыла руку Пэйн, и в глазах Избранной заблестели слезы. — Я была так долго не востребована, а сейчас это… это то, чего я так ждала. Я чувствую себя… живой.
— Молодец, сестра моя. Это… очень хорошо.
С заключительной подбадривающей улыбкой, Пэйн поднялась на ноги, отпустив женщину. Вернувшись в личные покой, Пэйн обнаружила, что потирает центр груди от образовавшейся в ней боли.
Роф не мог оказаться здесь так быстро, как ей было сейчас необходимо.