Мой неласковый Муж

Глава 20

«Замолкаю. Ничего, кроме арабской пустыни, мне на ум не

приходит. Но это же так далеко. Монстр явно не из моей страны, он даже ест не так, как я привыкла.

Как он попал сюда, неужели я не первая его рабыня? Сколько жертв у него было до меня, сколько душ он уже загубил?

— У вас акцент. Из какой вы страны? Откуда вы родом?

— Я не знаю.

— Все знают.

— А я нет».

Рабыня на час — это была моя фишка в Халифате. Именно за этим обычно приходили мои клиентки, которые хотели острых ощущений. Закрытая комната, веревка и мы вдвоем.

Я мог делать с ней все что угодно, кроме тупого избиения до синяков. Любые приемы — от удушения до изнасилования — понарошку. Ключевое тут понарошку. Я не мог причинять клиенткам физический вред (это было строго запрещено), но морально — сколько угодно.

Более того, они сами хотели этого, нежный секс в браке очень быстро им надоедал, и тогда они приходили ко мне за новыми ощущениями.

Мне до сих пор тошно осознавать, что я был нечто вроде секс-аттракциона. Молодого жеребца, который удовлетворял самок. Или такая работа секс-раба, или смерть. Я хотел жить тогда и сейчас хочу тоже. В моем случае это был выбор без выбора. Да, можете считать меня слабым мальчишкой. Мне все равно.

Я старался выжить. В какой-то момент сидеть все время на цепи мне просто надоело, и тогда я стал отдавать предпочтение теплым комнатам и мягкой постели.

Самки всегда хотели эмоций, иногда боли, много оргазмов, и я давал им это сполна.

Правда была в том, что это всегда была постанова. Игра «рабыня на час» давала борделю, в котором я работал, деньги, клиентки получали удовольствие, а я просто работал. Никаких настоящих чувств или хоть какого-то личного удовлетворения при этом я не испытывал.

Когда я научился хорошо трахаться и долго не кончать, то сравнивал этот процесс со станком. Чистая механика, боже, меня все еще тошнит от этих воспоминаний, я все еще с трудом перевариваю, когда кто-то прикасается ко мне без разрешения. И только когда это делает Еся, меня не воротит.

У меня было много самок, и секс с ними я уже воспринимал как тренажер. Я мог думать о чем угодно, когда трахал их, когда наказывал, меня это не вставляло. Я был рабом, и права на отказ у меня просто не было.

Я был молод и хорош собой — мне все это говорили, вот только в пару мне ставили разных самок, и иногда я блевал после таких сессий. Я чувствовал себя дерьмом, меня воротило от их липких тел, чужих запахов, прикосновений.

Это все было насильно для меня, и я не мог вырваться из того ада. Я до сих пор вздрагиваю ночами и проверяю запястья на предмет кандалов. Однажды Еся даже увидела это. Арман прокололся впервые.

Я отшутился, но мне было не смешно. Это всегда со мной, бывшим рабом быть невозможно, и я благодарен кому-то там выше за то, что моя девочка не помнит. Блоки все еще работают, Еся так наивна и чиста. Она верит всему, что бы я ей ни нарассказывал.

Я ненавидел свою рабскую работу, меня эксплуатировали, и это не прошло бесследно. Долгое время после у меня вообще не было никакого секса, и меня от одного лишь воспоминания об этом просто тошнило.

Мое представление о любви и близости было настолько изуродовано, что мне потребовались годы. Годы, чтобы начать воспринимать это снова нормально и захотеть просто потому, что эта девушка мне понравилась.

Нежная, чуткая, такая хорошая, Еся прекрасная жена, и я благодарен за эти дни с ней, потому что я еще никогда в жизни не был настолько счастлив.

Ее просьба о наказании. Это было бы проще простого, большинство женщин мечтают хотя бы раз это испытать, вот только мне было адски сложно переступить через себя и сделать с Есей это снова.

Это было рискованно, потому что она бы могла что-то вспомнить, поэтому я сдерживался, как только мог, и обходился с ней помягче. Все же я Марат, ее муж, и он с ней играет.

Никакой боли и жести по-настоящему, Еся, конечно, к этому не готова. Она хочет ласки и пикантности, но не более того.

Блядь, она заводилась от одних моих шлепков, прогибала спину, Еся все же идеальная рабыня, и я тогда не прогадал.

Я выбрал лучшую, вот только теперь я скорее шкуру с себя сдеру, чем признаюсь ей во всей правде. Пусть и дальше думает, что я Марат, так проще ей, так проще и мне тоже.

Нелюбовь — я точно это испытывала. И еще боль, много боли, окутанной страхом. Я помню, как жжет плечо, как Он стоит сзади и накачивает меня ядом. И яд этот убьет меня, когда я сбегу, я это точно знаю.

Моей неласковый Монстр, он пришел за мной, чтобы забрать во тьму.

«— Что вам от меня надо?

— Ты товар, и я буду тебя учить.

— Чему учить? Чему?!

— Как быть рабыней. Я тебя вышколю или…

— Или что?

— Или сломаю».

— Не отдавай меня, мне больно! Не делай, пожалуйста, не надо!

— Никки, это всего лишь сон.

Я вскакиваю посреди ночи. Вся в слезах. Горячая, но мне так холодно, как и там было. В подвале.

— Он здесь, я знаю, он пришел за мной! Защити меня от него, спаси….

Утыкаюсь в грудь мужа, обхватываю Марата руками.

— Здесь никого нет, только мы с тобой.

— Нет, есть! Он всегда приходит за мной. Марат. У меня капсула с ядом на плече. Сними это, убери, убери это с меня!

Хватаюсь за плечо, раздираю кожу, царапаю шрам, пока Марат не обхватывает мои обе руки своими.

— Прекрати! Еся, там ничего нет, слышишь, прекрати!

Но я уже почти задыхаюсь. Мне мало воздуха, и еще я чувствую, что мой муж чужой. Я не знаю как, я даже объяснить это не могу.

В голове какой-то туман. Почему он назвал меня этим именем? Я не понимаю, что происходит, словно трещит по швам стена, ее достаточно слегка толкнуть, и тогда она упадет, все развалится.

— Я не Еся! Я Никки, не трогай меня, ты чужой, пусти!

Забиваюсь к стене, обхватив колени руками. Раскачиваюсь, пытаясь успокоиться, и еще я не знаю, кто такая Еся. Почему муж назвал меня так?

Марат поднимается и уходит, с грохотом хлопает дверь, а я снова проваливаюсь в дремоту, не понимая уже, что со мной не так.

Она плачет во сне. Каждую ночь, а еще зовет меня по имени. Арман, но чаще «Монстр». Сегодня Еся так громко кричала это слово, и я сорвался. Схватил ее и начал трясти, чтобы проснулась, и стало только хуже. Еся распахнула глаза и расплакалась, она снова начала раздирать свою спину до крови.

Она и сейчас плачет, тихо зовет Монстра. Еще глубокая ночь, и я знаю, что Еся не спит, она может так плакать до самого утра.

Арман внутри бьется о металлические прутья клетки. Я впервые назвал ее настоящим именем, но уверен, Еся забудет это утром.

Ее память соткана из кривых лоскутов, и пока у меня отлично получается ей врать, она верит. Но наблюдать за тем, как моя девочка страдает, мне уже невыносимо, и Марат никак не может помочь, его доброта уже не спасает.

Прошел час, Еся затихла, успокоилась, уснула. Я отворяю дверь, тихо вхожу и сажусь на кровать. Беру ее на руки, прижимаю к себе, целую в висок.

Маленькая, хрупкая, нежная. Моя осенняя девочка вымоталась от слез.

Укачиваю ее, хотя бы минуту, но я хочу побыть с Есей как Арман. Без масок, пока она спит, Еся все равно этого не запомнит.

— Это ты, Арман? — шепчет тихо, утыкаясь мне в грудь. Голос хриплый, как много она плакала сегодня, как громко звала меня.

— Да, это я. Спи, все хорошо, зайчонок.

Внутри что-то давит, но я не могу признаться. Я просто не могу.

— Не оставляй меня. Я умираю без тебя… Ты меня все еще убиваешь, Арман. Почему ты меня отдал. За что… — она шептала мне это, пока не уснула, а я проклинал себя за то, что так сильно поломал эту девочку.

Я уже сам запутался и не понимал, кого на самом деле любит моя жена.

Днем она любит Марата, а ночами зовет Монстра. Всегда.