Глава 35

«Неискушенная, до жути нежная и наивная, Еся, конечно же, пока не готова к встрече с Шакиром, и с каждым днем ее воспитания времени все меньше, а я привязываюсь к ней. И мне не нравится, что она раскачивает меня все сильнее.

Моя рабыня заставляет меня вспоминать и чувствовать. Боль, горе и даже радость. Это Еся делает. Это все она».

Я плохо помню дорогу назад. Самолет, пересадки, Кэрол все время рядом. Кажется, даже Настя быстрее отошла, чем я. Я же чувствую себя мертвой. У меня болит все тело, хотя Арман меня пальцем не тронул. Я морально истощена, вымотана, и я все время плачу. По нему.

— Тише, тише, все хорошо.

— Мы должны были вернуться. Мы бы успели. А теперь его нет. НЕТ!

Я все время прокручиваю в голове наш последний разговор. Арман был напряжен, но я не видела в нем страха. Он знал, он прекрасно знал, что не сможет вернуться назад.

Зачем, Арман, ну зачем ты так поступил со мной? С нами? Я этого не понимаю. И я ненавижу того Данте за то, что он разрушил наше такое еще хрупкое равновесие. Ведь я уже не хотела уезжать после того дня вместе. Я хотела дать нам шанс, а как оказалось, нам даже этого не дали.

Арман не хотел меня похищать, это сделал Данте. Более того, этот ненормальный успел еще одну девушку похитить и вышколить ее. Так, собственно, чем же он отличается от того Шакира? Он поступает точно так же, и я что-то не верю в его праведную месть.

Вот кто истинный Монстр — это Данте. Данте похитил невинную, Данте не дал Арману никакую свободу, а держал его как раба. Он сам не заслуживает жизни.

— Поешь, девочка, не надо так убиваться.

Кэрол. Помню, как первые дни она кормила меня из ложки. Я была в больнице, иногда мелькала Настя, но после она обняла меня и ушла. От Кэрол я узнала, что Настю вернули родителям, она вернулась к семье.

Моей же семьи не было, у меня вообще ничего не было, кроме Армана, и я не могла принять то, что его нет, я просто не верила в это.

Я помню его улыбку и слова: «С тобой все будет хорошо, малыш». Даже тогда Арман думал обо мне, успокаивал меня. Он не должен был приезжать за мной, зная, что не вернется.

— Есть хотя бы тело? Я хочу похоронить. Верни мне его, Кэрол. Прошу, верни.

— Не плачь. Тело вывезти оттуда нереально, да и после такого взрыва… Еся, Арман бы не хотел, чтобы ты плакала, он никогда не выносил твоих слез, ты же знаешь это. Эй, ты жива, ты в безопасности. Арман хотел именно этого.

— А я хочу его! Пожалуйста, верните Армана.

— Еся, у тебя остались воспоминания о нем. Храни их. И вот. Арман просил тебе отдать, но, если не надо, выкинь. И еще письмо. Он по пути написал.

— Он знал, что не вернется, Кэрол?

— Да, знал.

Кэрол протянула мне письмо и два обручальных кольца. Это наши обручальные, я взяла их, надела свое, а кольцо Армана повесила на шею.

Когда Кэрол выходит, я вскрываю этот конверт и сразу узнаю почерк Армана. Это он писал:

«Еся, я не обладаю достаточным словарным запасом, чтобы выразить то, что у меня внутри. Там боль, девочка моя, там все соткано из нее. Я все еще не знаю множества красивых слов, которые ты пишешь в своих книжках, но я постараюсь хотя бы попытаться пояснить.

Я знаю, что погибну в Халифате. Я знал это уже давно и потому не боюсь такого исхода. Я должен был умереть еще тогда, когда был подростком, и то, что этого не случилось, заслуга Данте, ну и, наверное, чуть-чуть моих стараний сверху.

Я должен Данте свою жизнь, эти десять лет свободы или все того же рабства — я должен их отработать. Такова моя цена, по-другому бы я все равно не выжил.

Девочка моя, ты когда-то спросила меня, много ли было у меня женщин. Я ответил «да», и это была правда, но любимая у меня только одна. Это ты, Еся. Всегда.

Моя осенняя девочка, моя любимая, моя жена. Мой слабый, но самый красивый цветок, Еся, я выбрал тебя из шестнадцати тысяч других претенденток.

Я сломал тебе жизнь, психику, память, здоровье. Я знаю. Ты сломала мне мозг и сердце. Кажется, мы квиты.

До встречи с тобой я даже не понимал, что все еще являюсь рабом. До тебя я бы не обрел свободу. Я верил Данте, потому что, кроме него, мне никто и никогда не помогал. Я не знаю, как тебе это объяснить, чтобы ты поняла это.

У вас наверняка есть религия, вы во что-то верите, так вот Данте был моей религией, моим богом, и я верил ему. Искренне, он был тем, кто меня спас из ада, я чувствовал себя ему должным, хотя, думаю, Кэрол тебе тоже много рассказывала про долги, и по большему счету мы их сами себе придумываем.

Извини, кстати, за психолога, это я к тебе ее подослал. Я видел, что тебе было сложно. Я хотел как лучше. Кэрол и правда первоклассный специалист, она держала язык за зубами, и, кроме твоего общего состояния, я не знал, о чем вы говорите, так что за это можешь не переживать. Все твои секреты остались с тобой.

Я не помню себя до десяти лет, а после меня похитили и увезли в Халифат. Я был рабом, Еся, и я никому такого не пожелаю.

Я видел детские смерти, принуждение, издевательства, пытки и насилие. Я видел то, от чего мои глаза истекали кровью, и нередко в юности был точно такой же жертвой. Мне просто повезло родиться парнем — это меня во многом спасало, и я врагу не пожелаю того, какая судьба ждала девочек-рабынь, какую судьбу я тебе готовил поначалу.

Знаешь, я выбрал тебя не потому, что ты подошла по параметрам, я немного лукавлю. Лукавить — это новое слово, оно все же мне подходит. Я выбрал тебя потому, что ты мне понравилась. Не из желания сделать тебе больно, нет, просто впервые в жизни меня кто-то по-настоящему заинтересовал, и это была ты, малыш.

Меня называли диким волчонком, и, наверное, еще тогда я должен был умереть, но судьба распорядилась иначе, хотя, по правде, я в нее не верю.

Я сам сделал все для того, чтобы выжить. Какими путями, тебе лучше не знать. Это было грязно и мерзко, больно и отвратительно для меня. Я чувствовал себя племенным быком, красивой марионеткой для доставления удовольствия. Возможно, потому я до сих пор не люблю смотреть на себя в зеркало. Я вижу там Монстра.

Моя внешность сломала мне жизнь и в то же время спасала меня, и это не я такой самовлюбленный, нет. Просто этого было много, и это было против моей воли. Вот и все. Не знаю, возможно, это звучит слишком запутанно, но и сам не понимаю, как это пояснить.

Меня продавали, Еся. Я часто выступал в роли хозяина для богатых женщин — клиенток, которые представляли себя моими рабынями, только разница была в том, что я был господином понарошку и спустя час становился все таким же рабом. Как и ты была, моя девочка, только жестче.

Возможно, поэтому я до сих пор не люблю чужих прикосновений. Мне больно от этого. И физически, и морально, но знаешь, твои прикосновения мне нравились. Потому что это никогда не было насильно, с тобой я себя не ломал. Я тебя ломал, к сожалению.

Я рассказываю тебе это не для того, чтобы ты меня пожалела, я просто хочу, чтобы ты меня поняла, хотя, кажется, меня никто уже в этой жизни понять не сможет, но это все неважно. Это мое прошлое, оно очень некрасивое, и знать тебе все не обязательно.

Маленькая моя, ты сделала меня живым и целостным, ты сделала меня свободным, так что спасибо тебе за это.

Ты скажешь, я сломленный приспособленец — похоже, это так, и я презираю себя за это.

Ты всегда считала меня Монстром, так вот твой Монстр именно такой — черный внутри, и там нет ничего хорошего. Я и правда Монстр, я это знаю.

Ты скажешь, что я потерянный, и это тоже будет правда. Как бы страшно это ни было осознавать, но эти десять лет свободы я только и делал, что отдавал долги Данте, а не жил.

Мне стыдно признаться, но я не знал, что значит слово «мечтать». Я впервые услышал это от тебя, понял значение.

Я не знаю, как мне пояснить то, что я делал с тобой. Никак. Мне нет оправдания, и я его не ищу, потому что знаю, что не заслуживаю прощения. Я был точно таким же, как и мои рабовладельцы. Я так долго бежал от этого, но в итоге стал таким же, какими были они по отношению к тебе, и я ненавижу себя за это.

Все, что я могу сказать в свое оправдание: ты была моей мечтой. Моей единственной настоящей мечтой и целью в жизни.

Я не знаю, в какой момент что-то надломилось, моя маленькая упрямая лисичка, — ты это делала со мной постоянно. Я не хотел тебя отдавать уже тогда, когда ты кричала о ненависти ко мне, еще перед приходом Данте.

Я не хотел тебя отдавать, когда брал тебя при нем, а ты плакала, когда после умоляла меня не делать этого, а я все равно поставил тебе тот чертов укол.

Еся, я знаю, что ты меня все еще ненавидишь, и у тебя есть на это полное право. Все, что я хочу, — чтобы ты постаралась жить дальше и забыла меня как страшный сон.

Я люблю тебя. Знала бы ты, как сильно я тебя люблю. Ты мое сердце, Еся. Наконец-то я понял, что я жив, я это почувствовал с тобой впервые за долгие годы.

Еся, твой Монстр очень сожалеет. Я не твой хозяин. Прошу, не зови меня так, это разрывает мне сердце.

Мне больно, Еся. Даже сейчас. Порой мне кажется, что я и есть боль. Такая жуткая и страшная кровоточащая рана, и только ты меня спасла.

Я всегда был Монстром для тебя, а ты всегда была моей идеальной осенней девочкой. Знай, что я тоже тебя люблю. Я всегда любил тебя, маленькая. Даже когда ты ненавидела меня.

Я не знаю, получишь ли ты это письмо, но я сделаю так, что его приход к тебе будет значить, что меня больше нет. Нет Шакира, нет Данте, который уже давно сошел с ума и перепутал добро со злом, нет больше боли и страхов — и это тоже моя цена, которую я плачу.

Все, чего я хочу, — чтобы ты не плакала, радовалась жизни. Возможно, ты скоро встретишь хорошего мужчину, заведешь семью и детей (надеюсь, я уже давно буду в аду, чтобы не видеть, как тебя целует дугой), а может, ты выберешь путь карьеры и продолжишь быть писателем, как ты всегда этого хотела.

Если ты держишь это письмо в руках, значит, меня нет. А если меня нет, девочка, Монстра тоже нет.

Не бойся ничего, живи спокойно, с тобой все будет хорошо.

На этот раз абсолютно точно.

Твой неласковый Монстр».

Мои слезы капают на это письмо, пропитывая бумагу. Его красивый размашистый почерк расплывается перед глазами. Арман написал это письмо от руки, и он знал. Конечно, он знал, что ему осталось недолго.

И я знала. Я это чувствовала, боже, ну почему… почему именно сейчас, когда я не успела ему ничего сказать, признаться, просто произнести это вслух?

— Арман, ты не Монстр и мне все равно, какой ты! Ты хороший для меня! Я тоже… тоже очень люблю тебя.

Я обхватываю голову руками и плачу. Одна в палате. И я больше не боюсь темноты, я люблю ее. Я люблю Армана, каким бы он ни был.

Загрузка...