Моя Супердевочка. Начало

Пролог

Я хочу смаковать тебя, пробовать на весь твой богатый вкусовой букет…

Перекатывать на языке, подобно многослойному леденцу...

зажимать между нёбом слегка онемевшими и чуть распухшими рецепторами...

высасывать приторные соки и осторожно касаться заострившихся смертельным лезвием граней.

И делать это очень долго. Очень и очень долго…

Так долго, пока не онемеет всё во рту и не сведёт челюсти от сладкого напряжения,

и пока ты полностью не растворишься у меня под кожей, в моей крови…

***

«Выиграть нельзя. Остаться при своих нельзя. Нельзя даже выйти из игры.»

Теорема Гинзберга

***

Она не верит, что всё это правда. Я, где-то на очень дальних затворках своего трезвого рассудка, тоже.

– Тебе не показалось, девочка. Я сказал именно то, что ты услышала. Раздевайся. И, желательно, без фокусов.

Если глупый мотылёк по собственной наивности и даже хотению залетел в паутину голодного паука, то о дальнейших последствиях он должен был догадываться заранее. А, зная, какой у моей наивной жертвы имелся весьма специфичный характер, сделать всё это она могла вполне намеренно.

– Вы… вы всегда такой прямолинейный? – Анна таращит свои изумлённые глазёнки, а меня её «детская» непосредственность с «неосведомлённостью» касательно моих личных заскоков веселит едва не до дикого желания расхохотаться в голос.

– А ты надеялась, что у меня есть время и желания на всю эту ванильно-букетную дребедень? Ты ведь вырядилась в это бл**ское платье, чтобы его потом снять передо мной? Или, прости, ты хотела, чтобы я его с тебя снял?

Остальное я не озвучиваю, хотя, наверное, стоило бы. По крайней мере, для того, чтобы потешить её женское самолюбие. Я ведь не на каждую первую встречную смотрю, как на потенциальный объект своих постельных пристрастий. Тем более, я даже при самом первом с ней знакомстве обратил на неё внимание отнюдь ни с конкретным прицелом на будущее – на наши так называемые гипотетические горизонтальные отношения. Где взять красивую куклу и добиться от той того, чего я хочу, – для меня это вообще не проблема. К тому же, как и ко всему прочему, Анна тоже была прекрасно об этом осведомлена.

– А… если я такого не хочу?

Как же она мило краснела и смущалась. Меня всегда забавляли правильные девочки, особенно, которые уже давно девочками не являлись и были в курсе того, чего хотят и ждут от них подобные мне мужчины.

Естественно, я скалюсь в ироничной усмешке и продолжаю наблюдать за всеми её беспомощными потугами, ничего не предпринимая со своей стороны. Я ведь знал, зачем она сюда пришла и на что рассчитывала. Ни она первая, ни уж, конечно, далеко не последняя. Возможно, данное понимание тоже точило её прагматичные извилины то ли ржавым, то ли, наоборот, остро заточенным осколком здравого восприятия всей ситуации в целом. И, вполне себе даже возможно, ей было от этого немного больно. Но, что поделать. Такова жизнь. Либо ты принимаешь её условия игры, либо с остальной менее удачливой биомассой прозябаешь на обочине, пока стараешься тормознуть хоть какую-то попутку из безумного потока бешено летящих в нужную тебе сторону машин.

– Ты действительно думаешь, что меня интересует, чего ты хочешь, а чего нет? – я сдержанно качнул головой, но со своего места так и не сдвинулся.

Как показывает практика и ответная реакция Анны, всё всегда заканчивается именно так, как хочу я. Правда, при разных обстоятельствах во время схожих встреч, у меня имелся в запасе свой исключительный сценарий касательно развития тех или иных событий. Но сегодня меня почему-то потянуло в роль пассивного наблюдателя. Или же я, в коей-то мере, проявил несвойственную мне осторожность. А может и того хуже, решил вдруг пожалеть залетевшего мне на ужин беспечного мотылька?

– Вы со всеми девушками так обращаетесь? – но она, видимо, и вправду на что-то надеется. Застрявший в её сознании болезненный осколок шокирующей действительности напоминает о себе каждую грёбаную секунду. Вот только она продолжает ему сопротивляться с завидным упрямством, неизвестно на что надеясь. На то, что я окажусь не тем монстром, о выходках которого ей успели прожужжать все уши наши совместные знакомые и коллеги по работе? Что на деле я не такая уж и конченная сволочь. Разве столь приятная внешне картинка может оказаться наполненной изнутри полностью прогнившими отходами человеческой жизнедеятельности?

Анна дышит уже чаще и глубже, как после долгой пробежки по пересечённой местности. Смотрит на меня во все свои невинные серо-зелёные глазёнки, словно ждёт того момента, когда я объявлю ей о том, что просто решил её слегка развести, а у меня на всё это… Чёрт. У меня начинает вставать.

Ведь мне действительно нравится эта игра. Нравится, как она сопротивляется тому, что узнала, и как пыталась отыскать во мне хоть что-то от человека сочувствующего и не лишённого элементарных зачатков эмпатии. Как надеялась и ждала чудодейственного превращения монстра в прекрасного принца. Хотя этот прекрасный прЫнц за последние десять минут успел поиметь её в своём воображении как минимум в дюжине излюбленных для него поз.

– С большинством девушек я обращаюсь куда хуже. И я не меняюсь, от слова, совсем при смене локаций и связанных с ними событий. Мы же с тобой столько раз до этого общались. Ты знала, к кому идёшь, и что тебя могло здесь ожидать.

Впервые я почему-то не сдерживаюсь и схожу с места. Будто что-то меня на это подтолкнуло и, скорее, изнутри. Невидимый «подземный» толчок, за которым обязательно последует смертельный оползень и неминуемый Армагеддон. Я ведь уже чувствовал его симптомы буквально с первым появлением на пороге моей холостяцкой квартирки моей очередной глупой жертвы. То, как он впрыснул в мою кровь первые дозы своего ядрёного яда, который теперь разносился по всему моему телу с каждым ударом сердца, отравляя на своём пути всё и вся. Как пропитывал моё чёрное ненасытное нутро сладким токсином упоительного предвкушения. Как пробуждал того самого монстра, в существование которого Анна до сих пор не желала верить.

Неспешный шаг вперёд, почти ленивый, как и вся моя поза (удавы тоже не спешат, когда приближаются к своей добыче). Потом ещё один и ещё. Руки в карманах домашних брюк. Светло-серая сорочка расстегнута почти наполовину от шеи. Ну, да, я же ни в какие рестораны или оперы сегодня не собирался. Чего не скажешь о примчавшемся на мой манящий огонёк почти с другого конца города глупом мотыльке. Анна, в отличие от меня, явно рассчитывала на нечто большее.

Взятое на прокат тёмно-красное плате от Валентино, обтягивало её аппетитную фигурку второй кожей, ещё и с завораживающей чешуей в виде вышивки из рубиновых страз и стекляруса. Новые лакированные лабутены на высоченной шпильке и тончайший покров из телесного капрона визуально стройнили её и без того точёные ножки. Распущенная по плечам и спине шикарная грива тёмно-русых волос, которую мне уже не терпелось намотать далеко не только на свой кулак…

Честно признаюсь, когда она вся такая едва ли похожая на себя привычную вошла в мою квартиру, я даже было не сразу поверил, что это действительно она. Хотя весь этот традиционный маскарад с «боевой» раскраской лица я всегда воспринимал со свойственным мне скепсисом и даже неким отторжением. Но сегодня, надо отдать должное, я готов был ей простить даже это. Тем более, я уже успел найти в своём бурном воображении будущее применение всем её шмоткам.

– Я думала, вы пригласили меня на свидание.

Ей всё ещё не верится, да и дыхание никак не выровняется. А я продолжаю наслаждаться её панической реакцией, которая оседает на моих порах и тактильных рецепторах наркотической пылью от недавнего ядерного взрыва.

Да, моя сладкая. Произошло то, что только что тут произошло. Твой мир окончательно разнесло в клочья, расщепив на мельчайшие атомы или миллиарды триллионов пазлов, которые ты едва ли теперь сумеешь заново собрать в когда-то привычную для тебя картину. Конец света – это не просто Армагеддон. Это конец того комфортного мира, который уже никогда не будет для тебя прежним.

– Мы же столько с тобой об этом говорили. Из наших бесед можно уже целые тома издавать в качестве назидательных наставлений будущим поколениям. С чего ты решила, что я какой-то другой? Я говорил тебе об этом раньше, повторюсь и теперь. Либо беги, либо готовься к худшему. Потому что я тебя проглочу, как тот удав, целиком – живую, в сознании, может быть слегка парализованную. И такую же буду переваривать – медленно, неспешно, делясь своим кислородом и кровью, чтобы ты, не дай бог, преждевременно не загнулась. Я предупреждал тебя об этом не раз, и это были отнюдь не страшилки из книжек для школьников средних классов, моя милая. Я был с тобой предельно честен. И у тебя было предостаточно до этого времени, чтобы проверить, насколько правдивы гуляющие обо мне слухи. И ты здесь только потому, что они оказались чистейшей правдой. Я прав или я прав?

Похоже, я так увлёкся гипнотизированием собственной жертвы, что не заметил, как приблизился к ней в самый притык. И Анна, к слову, тоже. Поняла она это уже после того, как я над ней навис, сумев в коем-то веке часто заморгать и впустить в свою голову очередную (надеюсь) рассудительную мысль. Точнее, дать тому самому внутреннему осколку уколоть себя побольнее.

– Я… я думала…

Я снова осклабился, но в этот раз более жёстко и цинично. Потому что её запах… мать его!.. Её запах добавил своих опиумных паров в мою кровь, выстрелив по мозгам разъедающей кислотой чистейшего безумия. Как я ещё удержался от соблазна и не схватил её за горло… Буквально!

– Нет, моя девочка. Ты не думала. Ты допускала подобную мысль и, возможно даже, надеялась. Но главная правда такова. Ты пришла отчасти из праздного любопытства, как та всем посмертно известная кошка, и отчасти увидеть меня без масок и фиговых листочков, которыми мне приходится прикрываться в привычном для тебя мире на глазах у слишком сердобольных зрителей. Но здесь уже совершенно другое измерение, милая. Внешние правила здесь не работают. Ты прыгнула в эту кроличью нору сама. Добровольно. Вопрос в другом, успеешь ли ты за что-нибудь зацепиться или будешь падать до тех пор, пока не осознаешь, что это не сон. И далеко не сказочный полёт…

Да, моё наивное счастье. Я большой, чёрный и до усрачки страшный паук, который затянул в свои сети очередного глупого мотылька. Но, так уж и быть. Я позволю тебе чуть больше, чем другим. Я позволю тебе выжить. Потому что мне тоже стало немного интересно в коем-то веке. Я решил расширить правила своей игры и посмотреть, что будет с тобой, когда меня возненавидев всеми фибрами души и желая мне лютой смерти, ты всё равно не сможешь от меня уйти по собственной воле. Выдержишь ли ты всё это, мой беспечный мотылёк? Хватит ли у тебя силёнок противостоять такому суперзлодею и антагонисту вселенского масштаба, как я, моя не в меру отважная супердевочка?

Надеюсь, ты хорошо для этого подготовилась? Как там выражался Алан Уотс* об эффекте DMT**? «Заряжаем вселенную в пушку. Целимся в мозг. Огонь!» Что ж. Я его немного перефразирую.

Заряжаем рай и ад (любовь и боль) в пушку. Целимся в мозг. Огонь!

*Алан Уилсон Уотс (англ. Alan Watts, 6 января 1915 – 16 ноября 1973) – британский философ, писатель и лектор, известен как переводчик и популяризатор восточной философии для западной аудитории.

Написал более 25 книг и множество статей, затрагивающих темы самоидентификации, истинной природы реальности, высшего осознания, смысла жизни, концепций и изображений Бога и нематериального стремления к счастью. В своих книгах он соотносит свой опыт с научными знаниями и с западными и восточными религиями, эзотерикой и философией.

**Диметилтриптамин (DMT) или N,N-диметилтриптамин – эндогенный психоделик, вызывающий изменённое состояние сознания с переживанием, схожими с религиозно-мистическим опытом, с интенсивными визуальными и слуховыми галлюцинациями, изменением восприятия времени и реальности.