Моя Супердевочка. Начало

Глава сорок вторая

Я поспешно вышел из машины, когда Серая Шапочка наконец-то соизволила зайти в стеклянные двери музея и временно скрыться с поля моего зрения. Хотя саму телефонную связь я не прерывал.

Я бы мог, конечно, заранее спрятаться в самом здании центра и дождаться появления Анны уже там, но тогда бы не словил той остроты ощущений, которыми меня сейчас шторило, пока я изображал из себя Джеймса Бонда на неправительственном задании. И, нет, я не занимаюсь подобными вылазками днями напролёт. Если бы мне действительно хотелось установить за кем-нибудь суточную слежку, я бы воспользовался для этого услугами настоящих профессионалов.

Правда, и в этом случае сложно не признаться в том факте, что в моей голове за последнюю неделю подобные идеи возникали отнюдь не вскользь и не без какой-либо видимой причины. Я и в самом деле начинал об этом задумываться очень даже серьёзно и не потому, что испытывал одержимую тягу к данному виду недешёвых «развлечений». Подобная идея уже возникала у меня несколько лет назад и имела для этого куда более существенные основания. Но тогда я ею не воспользовался, поскольку проблема разрешилась и без моего непосредственного вмешательства.

И, если уж быть откровенным до конца. Установить слежку я хотел как раз за собой. И, да, это совершенно другая история, так что нет никакого смысла обострять на ней своё внимание и мешать с нынешней действительностью.

Сейчас меня волновали совершенно иные цели. Копаться в прошлом или позволять тому влезать в настоящее – это самое последнее, что я мог сделать вообще, ещё и по собственному на то желанию. Я давным-давно от него открестился в свойственной Владу Марешу форме. И такие, как я, не живут прошлым. Их волнует только то, что происходит здесь и сейчас, в эту самую минуту. В том числе те чувства, и те хотелки, которые находятся у них в приоритете именно на данный момент.

– Охранный пост уже прошла? – к тому же, мне было на ком сейчас сосредотачивать всё своё внимание. Что я в принципе теперь и делал.

«Да, иду в гардеробную. К слову, людей здесь сегодня очень мало.» – настроение Серой Шапочки, что не могло не радовать, заметно изменилось, как только она очутилась в просторном фойе ультрасовременного здания.

– Рабочий день, и не все сейчас готовы тратить свободное время на походы по музеям, даже со столь редкими выставками картин от голландских мастеров.

«Никогда бы не подумала, что ты можешь увлекаться классическим видом искусства. Ещё и столь редким для наших дней!» – восхищения в приглушённом голосе Анны я не расслышал, но это не значило, что она не скрывала его намеренно. Увы, но показывать свои истинные чувства она могла лишь тогда, когда натурально стонала подо мной или бурно кончала на моих глазах и на моём члене. Как только наши интимные сношения достигали своей финальной черты, она тут же принимала стойку королевской кобры и начинала грозно на меня шипеть, время от времени плюясь ядом в мои очарованные её завораживающим преображением глаза.

– И кто тебе мешает узнать меня хотя бы с этой стороны? Видимо, я должен раскрывать их перед тобой по личной инициативе? – к входным дверям в культурный центр я дошёл куда быстрее Серой Шапочки, но, на всякий случай не стал спешить и заходить внутрь. Нужно было ещё проверить местонахождение своей любимой добычи.

«Я думала, данная сторона отношений тебя совершенно не волнует. Точнее даже, наоборот, ты её избегаешь всеми известными тебе способами.»

– Ты не поверишь, но есть вещи, коих я совершенно не стесняюсь. И их куда больше, чем ты можешь себе вообразить. Только не думаю, что тебе хватит сил и терпения выдержать хотя бы десятую их часть. Так что не будем пока обострять на них наше драгоценное внимание и лучше вернёмся к главной теме сегодняшнего дня. Ты же понимаешь, что я с тебя всё равно не слезу, пока не добьюсь своего.

«А я, в свою очередь, не представляю, как ты этого добьёшься. Не всё может идти только по твоему плану, Мареш. Чаще всего всё происходит как раз не по плану! Поскольку предусмотреть всё невозможно! В принципе!»

– Но только не в нашем случае. Ты уже вышла из гардеробной.

«Да! Иду в восточное крыло. И, если буду с тобой теперь говорить, то только шёпотом.»

– Путеводную карту по галерее взяла? А то ещё заблудишься и не туда свернёшь. Говорить, кстати, уже не обязательно. Достаточно слушать только меня и делать только то, что я говорю. Может лишь изредка отвечая «да» или «нет».

Я наконец-то вошёл в музей и окинул внимательным всеподмечающим взглядом огромное фойе первого этажа. Просторный светлый зал со входами и выходами в смежные измерения ничуть не изменился за последние пятнадцать лет всего своего существования. Охристо-бежевые стены, высоченные «своды» и с массивные квадратные колонны, облицованы по самый потолок бликующими плитами из натурального глянцевого мрамора. Такой же скупой минимализм встречал всяк входящего сюда отполированным до блеска тёмным полом, больше напоминающим плиточное покрытие огромного монументального склепа или мавзолея.

Достаточно современно и даже в чём-то стильно, но не более. Смотреть почти не на что, если не считать гигантского мозаичного «панно» под потолком на стене, противоположной от входа в здание, в центре которого исправно тикали не менее огромные часы (судя по всему, тоже являвшиеся частью всей это наляпистой композиции). И то без вспомогательных ста грамм чистого виски едва ли разберёшь истинный смысл задумки его авторов. А лучше уж тогда и целой бутылки.

«А если я хочу посмотреть здесь все картины?»

– Да бога ради.

Мне тоже пришлось приглушить голос и со снисходительной иронией выдержать пристальный взгляд ближайшего охранника. Тот, в свою очередь, в этот самый момент красноречиво посмотрел на мои наушники с микрофоном, а потом молча указал на одну из табличек, которые появились здесь где-то от силы с полгода назад. Именно на данной табличке тёмно-синим по белому от каждого посетителя музея требовали предоставление зелёной карты не ниже среднего уровня с обязательным наличием медицинской повязки на лице.

– Но не раньше того времени, как ты выполнишь моё задание и по горячим впечатлениям не отчитаешься передо мной.

«Надеюсь, оно не затянется до глубокой ночи?»

– Всё зависит только от тебя. Сама же до этого говорила о том, что ни один тщательно разработанный план никогда не срабатывает строго по заложенным в него пунктам.

«Ты когда-нибудь будешь относиться ко мне серьёзно, Мареш? Я тебе не девочка на побегушках!»

– Ты больше, чем просто девочка на побегушках. И тебе ли этого не знать?

На последней фразе я невольно снизил голос до громкого, почти страстного шёпота. Правда, к этому времени я уже миновал местный КПП с его утомлённым от нудного простаивания охранником, так что мог теперь позволить себе некоторые вольности при дальнейшем разговоре с Серой Шапочкой.

«Чтоб тебя…»

– Тише, Энни. Не заводись. Когда встретимся, тогда и будешь на меня кидаться и с воплями, и кулаками. А здесь, как-никак, публичное место. Люди смотрят и всё такое…

«Как же я тебя ненавижу!»

А вот это утверждение ещё под очень большим вопросом. Но заострять на нём внимание я тоже пока не собирался. Сейчас меня интересовали совершенно иные вещи с возможностями. Сейчас мне хотелось добраться до тех эмоций Анны Блэр, которые она не собиралась мне демонстрировать при иных обстоятельствах и ситуациях. А я очень, весьма нешуточно сильно жаждал их пощупать и попробовать на вкус. Ведь заниматься сексом можно и не физически, если кто не знал…

– С этим мы ещё обязательно разберёмся, но не здесь и не сейчас. Ты уже дошла до той части выставки, где находятся работы Вермеера?

Анна ответила не сразу, видимо, обидевшись на меня в этот момент не на шутку. Я же к этому времени успел сдать своё полупальто в гардеробной и вернуться снова в центральное фойе. А уже оттуда и всё в том же ускоренном темпе, двинуться в сторону высоких дверей одной из многочисленных галерей музея.

– Небо, Небо, я Земля! Как слышишь меня? Приём.

«Хватит паясничать, Мареш!»

– А ты отвечай, когда я задаю вполне конкретный вопрос. Я тоже умею показывать зубки, Энн. И тоже могу обижаться. И сейчас ты находишься в публичном месте, где я ничего не смогу с тобой сделать, как бы сильно этого не хотел. Зато ты можешь пережить одно из сильнейших эстетических удовольствий, рассматривая в режиме реального времени и места признанные шедевры мировой живописи.

«И слушая всё это время твой раздражающий голос в своей голове?»

– Обещаю. Очень скоро я сменю его раздражающую тебя тональность на возбуждающую… Ой, прости, на умиротворяющую. Так ты дошла до Вермеера или как?

Скорость собственного шага я резко сбавил, когда и сам дошёл до нужного поворота. При этом не забывая прощупывать взглядом окружающую меня локацию, в поисках преследуемого много объекта, с которым я мог столкнуться как случайно, так и не случайно. Но не столкнулся, даже когда уже прошёл приличное расстояние по одной из длинных галерей восточного крыла с матовыми бледно-молочными стенам и установленными по всему периметру помещения чуть ли не под каждой картиной сигнализационной системой и датчиками движения. И это не считая видеокамер под потолками и натянутых в некоторых местах в качестве ограждения золотых канатов.

«Да! И очень странно, что тут вообще никого нет. Хотя у него шикарные бытовые композиции.»

– Ты знакома с его творчеством, а может даже и с автобиографией?

Пройдя через глубокую арку в следующее помещение параллельной галереи, я наконец-то остановился, так сказать, на самом углу очередного поворота и через пару секунд определил расположение Серой Шапочки где-то в двенадцати ярдах от своего стратегического места слежки. Пока этого было вполне достаточно, чтобы и дальше продолжать прятаться с переменным успехом, не попадаясь какое-то время на её глаза. К тому же в самой галерее находилось предостаточно центральных колонн и стеновых блоков, за которыми тоже можно было спрятаться, если понадобится сократить расстояние до самого важного здесь объекта. Главное, не отвлекать её лишними звуками, до поры до времени, хотя наушники должны были их заглушать хоть на какой-то процент.

«Скорее, поверхностно и не так глубоко, как хотелось бы. Я хоть и являюсь представительницей поколения Зед, но это не значит, что я совсем уж оторвана от жизни и ничего, кроме Инстаграмма с Фейсбуком, больше не знаю… Так чего же ты хотел, что бы я тут сделала?»

– Хочу, чтобы ты подошла к портрету «Девушки с жемчужной серёжкой». Он, как и другие картины, висит в гордом одиночестве и находится под весьма серьёзной системой охраны.

«Да, вижу.»

– Сейчас как раз самое удачное освещение. Приблизься к оградительным столбикам почти впритык и остановись аккурат напротив холста. Чтобы вы смотрели друг на друга практически в упор.

«Надеюсь, ты не попытаешься меня загипнотизировать какой-нибудь голосовой командой, чтобы вынудить его потом украсть.»

– Гипнотизировать сегодня тебя буду не я, Энн, но, обещаю, тебе в любом случае понравится. Главное не отвлекаться и не сводить глаз с портрета. Тем более что я тоже не стану тебя отвлекать. В этом таинстве должны участвовать только двоё. Ты и портрет.

«Я тебе сегодня уже говорила, что ты псих, Влад?..»

Я снова не смог сдержать самодовольной ухмылки, в который уже раз подмечая, как мой член реагирует на её голос, звучащий в моей голове и называющий меня по имени. Словно обдаёт своим сладким дыханием пульсирующую головку прямо там в моих штанах, подразнивая и её, и меня столь незатейливым, но весьма откровенным способом.

Только за то, что она говорила «Влад» следом за «психом», я мог простить ей куда более оскорбительные эпитеты в свой адрес.

– Ты уже подошла к картине? Заняла нужную позицию? – её последний вопрос я всё же решил проигнорировать. К тому же на очередную словесную стычку не хотелось тратить ни времени, ни сил.

Анна должна была настроиться сейчас совершенно на иную волну и забыть о надуманной ко мне неприязни хотя бы на ближайшие полчаса.

«Да! Стою прямо напротив портрета. Что дальше?»

Я тоже видел со своего места, как она подошла к той части стены галереи, где освещение в основном исходило от специальных осветительных приборов, направленных прямо на картины под определённым углом. Это если не считать ближайшей под высоким потолком окна «форточки». Ведь как раз данный естественный источник света как нельзя удачно и эффектно лился и на сам портрет, и на стоящую перед портретом Анну. Эдаким приглушённым или, даже скорее, туманным лучом тусклого прожектора, намеренно кем-то нацеленным в нужное ему место. Чего не скажешь про стены с прочим воздушным пространством помещения, которые, наоборот, находились в лёгких сумерках размытых теней.

Вот на эту композицию я готов был смотреть, действительно, целую вечность.

– А теперь закрой глаза. – я невольно понизил голос едва не до утробного, будто собирался заняться с Серой Шапочкой как минимум затяжным сексом по телефону.

«Ты это серьёзно?» – она порывисто выдохнула из себя напряжённым смешком, явно не поверив услышанному.

– А что в этом может быть несерьёзного? Просто закрываешь ненадолго глаза и очищаешь свою голову от всего того негатива, что ты так старательно копила в себе, пока сюда шла. Заметь, ты сама себя накручивала, находясь при этом в публичном месте среди предметов изобразительного искусства. Тебя сейчас окружают мировые шедевры, созданные за несколько сот лет до твоего появления на свет. Человека, который писал данный портер уже давным-давно нет, как и изображённой на этом холсте девушки. Их больше нет, а картина есть. И ты спрашиваешь, серьёзен ли я сейчас? Ты стоишь в эти мгновения на границе двух миров и имеешь возможность видеть то, чего они уже никогда не увидят с той стороны. Ведь эта девушка смотрит вовсе не на тебя. Она смотрит на того, кто пытается запечатлеть её образ на небольшом отрезке холста. Кто создаёт это воистину удивительное чудо лишь движением собственных рук и с помощью нужных красок и пигментов. Неужели, понимая всё это, тебе так сложно закрыть глаза всего на несколько секунд?

«Хорошо! Я поняла! Можешь дальше не продолжать…» – голос Анны всё же предательски дрогнул и явственно сменил прежнюю тональность на чуть сдавленную.

– Так ты закрыла глаза?

«Да! – и почти шёпотом – Закрыла.»

– Тогда самое время забыть обо мне и о внешнем мире, думая только о картине, которая ещё тлеет размытым пятном на сетчатке твоих глаз…

Я замолчал. И даже ненадолго перестал дышать. Смотрел на стоявшую в противоположной части галереи Анну Блэр и тоже старался ни о чём не думать.

Три секунды. Пять. Десять…

– Теперь открывай…

***

Мне очень многое хотелось тебе сказать. Объяснить. Рассказать. Поделиться собственными тайнами на этот счёт. Но я прекрасно знаю, что это было бы просто лишним. Ты должна увидеть и пережить эти исключительные моменты сама, без чьей-либо подсказки. Сейчас это всецело твоё личное пространство и твой мирок, в который ты позволила себе впустить частичку из чужого мира. Частичку чужого взгляда, чужих чувств и чужого восприятия. Эта та невидимая замыленному глазу грань, которую можно перешагнуть/пропустить через себя только на ментальном уровне. Увидеть то, что не способен увидеть никто. Это можешь увидеть ты и только ты. Увидеть, прочувствовать, прикоснуться… пережить.

Никто за тебя это не сделает и, уж тем более, не объяснит, как такое возможно сделать в принципе. Всё равно, что соприкоснуться с чем-то ирреальным, познать то, чего вроде как нет и не существует. Прочесть в прописанных бездушной кистью глазах бездонный мир чужой души, заглянуть в их прозрачный, как стекло, омут, окунуться с головой в скрываемый там водоворот бурных страстей и тайных желаний…

Ты смотришь в эти глаза и понимаешь, что они действительно живые. Они чувствуют. По-настоящему! Без фальши и кокетливой наигранности.

Они смотрят на мужчину, который не воспринимается этим взглядом, ни как за постороннего, чужого или опасного. Такое естественное и откровенное доверие, которое хочется пить жадными глотками и пьянеть от его единственной в своём роде наркотической составляющей. Доверие, которое не купишь ни за какие богатства мира, как и нескрываемые в этих глазах чувства.

А эта едва читаемая на приоткрытых губах улыбка. Выцветшая бледность нежнейшей кожи лица. Чистота и невинность, которую так и не сумел передать ни один иконописец ни в одном из своих эпических полотен на библейскую тему. Зато здесь…

Здесь только он и она. Вдвоём. В тёмной комнате. Наедине друг с другом… Наедине со своими тайнами, о которых никто и никогда уже не узнает и едва ли сумеет прочесть в её глазах. Только прикоснуться к ним поверхностно и вскользь. Но и этого хватит с лихвой, чтобы пережить запредельную глубину нереальных для обычных смертных эмоций. При этом ни о чём не думая, не включая воображения, а просто пропуская эту совершенную красоту через свои глаза и собственную грешную сущность…

***

Я не помню, когда именно сошёл с места. Я перестал следить за временем практически сразу же, как замолчал и, как мне тогда казалось, проник ментально в голову Серой Шапочки. Взглянул её глазами на портрет и нырнул… В её душу, в её бушующий шторм сопротивляющихся друг другу в неравной схватке эмоций. В её лёгкую нервную дрожь и неровное дыхание. В гулкий, слегка учащённый пульс и даже в кровь… Туда, куда ещё никто до меня не нырял и едва ли теперь когда-нибудь нырнёт.

Конечно, я всё это себе навоображал. Но насколько для меня оно было настоящим и реальным. Живым. Бегущим бешеным током по моим жилам, атакующим немощную душу смертоносными ударами на поражение и только на поражение. Пусть и придуманным мною в доступных моим фантазиям пределах.

Даже, если я не увижу того, что так безумно хотел увидеть, когда достигну поставленной цели – плевать! Не велика потеря. Она всё равно уже моя и поймёт это уже окончательно буквально через несколько мгновений.

Ты готова?.. Готова по-настоящему в это нырнуть? Вместе со мной?..

Я остановился за её спиной и будто во сне поднял руку, чтобы скользнуть пальцами под длинные пряди карамельно-русого шёлка и обхватить под самой кромкой серого берета ласковым захватом горячую шею. И, само собой, она тут же вздрогнула, но не обернулась. Сделала этого только тогда, когда я несильно надавил на несколько чувствительных точек рядом с шейными позвонками, послав через них не озвученную вслух команду.

Заметно пошатнулась, когда попыталась двинуть ногой в чёрном полуботинке, но удержала равновесие благодаря моей руке и после этого уже повернулась ко мне лицом. Безошибочно и сразу уставившись в мои глаза своими. Широко распахнутыми, охренительно чистыми и ясными, притопленными пущенной прямо из души прозрачной, как брильянт, «кровью».

Она действительно плакала, но едва ли это осознавала. Так бывает. Редко, но бывает. Когда заглядываешь или ныряешь во что-то тайное, запретное и сокровенное, скрытое ото всех и не предназначенное ни для кого постороннего…

Сказал ли я что-то ей в этот момент, когда кончиками пальцами другой руки снимал с нижней части её лица тряпичную «маску», заметно потемневшую в тех местах, куда стекали слёзы? Честно говоря, не помню, да и наплевать. Мне с лихвой хватало и того, что я видел, и чем меня в эти секунды крыло. Хватало её глаз, в которых теперь читалось куда больше, чем когда-то было можно в них прочесть. И от этого рвало крышу просто на раз. До полной контузии, слепоты и глухоты. До несдержанного желания застонать то ли от боли, то ли от неописуемого блаженства – или от всего сразу…

Может я и застонал, но не сразу. Поскольку дыхание в то мгновение перехватило у меня неслабо, как и долбануло в голову и в пах убойным залпом навылет. Или вскипело под кожей и в мозгах смертельной дозой чистейшей дури, разогнав по венам и артериям высоковольтным током первородного греха.

Застонал прямо в её губы, которые накрыл с ненасытной жаждой, с ревностным порывом непомерно жадного собственника и единоличника, готового перегрызть глотку любому, кто посмеет хотя бы просто посмотреть в сторону его заклеймённой собственности.

Вот теперь всё, моя девочка… Моя не в меру храбрая Супердевочка! Теперь спасительного выхода для тебя нет и не предвидится. Я только что лишил тебя последней лазейки с иллюзорной возможностью убежать.

Лишил тебя и… себя…

Ловушка захлопнулась. Мотылёк окончательно запутался в паутине страшного и до одержимости голодного Паука. Спасения больше нет. Конец первого акта. Не самого для тебя страшного, но и не сулящего ничего хорошего в ближайшем будущем.

Конец первой книги